Первый контакт. Принцесса для дракона.

Следующий день для пленника был не лучше предыдущих. Военный медицинский госпиталь никогда не был приятным местом. А когда ты привязан и не знаешь, чем себя занять, время тянется нестерпимо долго. За весь день к нему в палату несколько раз приходила медсестра и один раз заглянул профессор. Люди, чьи лица ему хотелось видеть меньше всех. Пленнику уже стало казаться, что вчерашняя девушка ему приснилась, если бы не ее звонкий голос, выделяющийся на фоне низких мужских баритонов, доносящихся из соседней палаты с новыми ранеными. Ближе к вечеру, тихо ступая, она все-таки явилась к нему в комнату. Под мышкой девушка держала пару папок с бумагами и планшет. — Уфф, — выдохнула она устало, пристраивая свою ношу на столе в углу. — Наконец стабилизировали обоих. Как и прогнозировалось, один из турианских пациентов скончался, не приходя в сознание. Этот случай произвел на Талину сильное впечатление и больно ударил по ее самооценке. Впервые она теряет пациента. Как назло, во время тщетных реанимационных усилий очнулся второй пациент и, зацепив когтем халат пробегающего мимо врача, сипло прошептал: — Мне очень больно, помогите… Талина бросила быстрый взгляд на узника, совсем еще молодого турианца с гладкими лицевыми пластинами и с ужасом в расширенных глазах. Скромного словарного запаса турианских слов, выученных в плену, ей хватило, чтобы понять, о чем тот ее просит. Анестезиолог отмахнулся, и ей самой пришлось вводить турианцу обезболивающий наркотик. Получасовой марафон реанимационных действий внезапно закончился тихой фразой Корникова, констатировавшего время смерти пациента. В накатившей тишине повисло уныние и досада. Мельхер сердито сжимал и разжимал кулаки, а Талина едва сдерживалась, чтобы не расплакаться. Она повернулась к уже уснувшему молодому турианцу, накачанному обезболивающими, чтобы сделать вид, что проверяет его состояние, но с целью, чтобы никто не видел ее покрасневших, наполненных слезами глаз. Отличница курса, мечтавшая спасти всех на свете от болезней и смерти, Талина незаметно смахивала слезинки, уставившись невидящим взглядом на все еще живого пациента, сородичи которого, вероятнее всего, прямо сейчас убивают мужчин и женщин ее вида. Их следовало ненавидеть и желать смерти, а не оплакивать. Но девушка не могла допустить подобной мысли. Слишком сильно она ценила жизнь. И слишком сильно сомневалась в своих способностях убить кого-то, даже ради спасения собственной. И как она успела убедиться, захватчики, несмотря на внешность, не слишком сильно отличались от людей. Мужчины и женщины, осторожные и дисциплинированные, проявляющие агрессию только в крайнем случае и просто выполняющие приказы. — Осмотр следовало провести еще утром, — попеняла сама себе врач, проникаясь чувством вины к больному, которого она должна курировать. Но, в виду недостатка квалифицированного персонала, его пришлось бросить на медсестру и возиться с тяжелоранеными. Повезло, что в это время у него не начались осложнения. Потерю еще одного пациента она бы себе не простила. — Карточка не заполнена, нет толковых записей о повреждениях. С бумажками никто не любит возиться, но надо же хоть знать, от чего лечить. Придется начинать всё сначала. Черт возьми, как мне собирать анамнез*? Жестами на пальцах? Так он вдобавок связан, — бормотала она себе под нос, пролистывая карточку назначений, в которой, на счастье, оказалось хоть несколько записей о введённых препаратах и реакции организма на них. Девушка отложила бумаги, намереваясь начать обследование. Она подошла к турианцу, натягивая на руки стерильные перчатки, и на пару секунд замерла. Процедура была более чем привычная, но осматривать ей приходилось только людей. По прилету, перед операцией, она проводила лишь беглый осмотр, уделяя внимание ранам, а в плену турианцы были не до такой степени любезны, чтобы позволять щупать себя, а тем более раздевать. Потому это был ее первый и довольно тщательный осмотр пациента другой расы, о физиологии которой она знала только по словам профессора. Мельхер в этом вопросе кивал в сторону известного выражения: «Ткни его ножом, и у него тоже потечет кровь». И добавлял, что внутри сходства с людьми у них гораздо больше, чем снаружи. К несчастью, собраться на консилиум, чтобы поделиться знаниями, времени пока не было. Придется все узнавать самой опытным путем. Талина вздохнула и принялась за работу. Она обнажила грудь пациента и сняла бандаж. Шоколадного цвета воротник пестрел серебристыми жилками металла. К талии пластины торса заметно светлели, резко оттеняя песочного цвета кожу. Но на любование времени не было. Надо было проверить хотя бы состояние ран. — Повреждение экзоскелета левой грудной части без проникновения в грудную полость. Трещины на киле отсутствуют. Дефицит костной ткани нескольких пластин. Три очага воспаления. Исследую гнойный экссудат, — диктовала она в микрофон компьютера отчет о своих действиях согласно привычному плану. Врач на секунду отошла и вернулась с пробирками для анализатора. Специальной палочкой взяла мазки и поместила их в аппарат у стены. Затем снова вернулась к турианцу. Действовала Талина методично и уверенно, стараясь не обращать внимание на злобный взгляд своего подопытного и не дергаться от испуга всякий раз в ответ на любое его движение. Лаврус внимательно наблюдал за ее действиями. Голос его нового врача не вызывал раздражения. Скорее, наоборот. Но самое главное, она старалась не причинять боли своими манипуляциями. Тонкие пальчики аккуратно, почти невесомо, заскользили по пластинам, проверяя их целостность. Турианец вздохнул и прикрыл глаза. Ощущения были очень приятные. Девушка приняла решение больше не надевать на пациента бандаж, а ограничиться лишь клейкими повязками на местах нагноения. После обработки ран груди она переключилась на ногу. — Правая нога в ужасном состоянии, — покачала Талина головой, скашивая глаза на стопу непривычной формы. Длинные подвижные пальцы были вооружены массивными тупыми когтями и приходили в движение всякий раз, едва она прикасалась к конечности в любой ее части. Темные, почти черные роговые пластинки образовывали на коже ни на что не похожий рисунок от голени до колена. Часть из них была повреждена, а несколько отсутствовало вовсе. — Попадание вторичной инфекции в операционную рану. Расхождение двух швов. Обнажилась пластина, фиксирующая отломок в проксимальном отделе малоберцовой кости, — продолжила девушка диктовку, борясь с искушением как следует изучить нижнюю турианскую конечность. Шутка ли, на такую небольшую опорную площадь приходится половина веса его тела. — Проверим микрофлору. Образцы с ноги отправились в анализатор вслед за первыми. Талина попыталась согнуть ногу Лавруса в колене, проверяя ее на подвижность в суставе. Пациент приподнял голову, с интересом наблюдая за ее действиями, но категорически не желая помогать. Оставив безуспешные попытки справиться с непослушной конечностью, она все-таки решилась провести рукой по отростку, вызвав у турианца приступ щекотки. — Отросток пяточной кости не поврежден. Интересно, зачем природа создала их настолько длинными? — задумалась она, не заметив, как в палату зашёл Корников. Молодой человек остановился возле девушки и уставился на ногу пленника. — Надо чистить, — деловито сообщил он Талине в общем-то и так понятные ей сведения, — инфекция… Мед станция выдает множество маркеров воспаления… — улыбнулся он, явно переусердствуя в своем стремлении казаться приветливым и одновременно всезнающим. Та продолжала делать вид, что изучает состояние раны, не обращая должного внимания на придурковатый вид Корникова. — Эээ… Ммм… Как бы не было заражения… — продолжил Раст в надежде завязать с ней разговор. Что было невероятно трудной задачей, когда к тебе пренебрежительно повернулись спиной и, кажется, не слышат вовсе. Врач устало потерла виски, уткнувшись невидящим взглядом в карту назначений. Неуклюжие знаки внимания анестезиолога в эти сумасшедшие дни были крайне неуместны. Его друг, Баранов, был менее настырным, обладал тонким чувством юмора, но при этом нравился ей не больше, чем Корников. Медицинский коллектив подземного госпиталя не мог похвастаться женскими кадрами. Кроме Марты в столовой работала еще одна женщина — пожилая немка, добрая, отзывчивая леди, владеющая искусством готовить кулинарные шедевры из заведомо несъедобных продуктов и собиравшая в свой адрес все комплименты до прибытия молодого врача. Естественно, с появлением Талины взгляды молодых людей переключились на новенькую, доводя ту до исступления своим настойчивым вниманием. — Надо оперировать, ты прав, — кивнула врач, стараясь унять накопившуюся раздражительность. — Запланируй на завтра на утро. Сегодня сделаю еще пару проб на аллергическую реакцию. Профессор дал задание проверить переносимость нового антисептика. Лаврус никогда не задавался целью изучать психологию даже собственного народа, но прямо сейчас он бы не отказался понять, что, собственно, происходит? Тем более, что заняться больше было нечем. Поведение Корникова здорово озадачивало турианца. Обычно деловитый и сдержанный анестезиолог был резок в движениях и будто растерян. Он с трудом подбирал слова и заикался. Пленник стал подозревать, что дело было в новом враче. Скромных знаний о расе людей для него было достаточно, чтобы понять, что девушка была гораздо моложе Марты и явно привлекательнее, чем его мучительница. Мандибулы турианца дернулись в нервном смешке от возникшей догадки: неужели ему довелось стать свидетелем человеческих любовных игр? В самый разгар военных действий! Но не только это для него было самым шокирующим открытием за сегодняшний вечер. Корникову стоило приложить немало усилий и изворотливости, чтобы все-таки найти тот вопрос, на который Талина не стала отвечать односложно. — Ты из нас больше всех общалась с турианцами. Какие они? Едят ли себе подобных или только врагов? Какой у них уклад? Живут ли они стаями или создают семьи?.. — На Земле я получила диплом педиатра, Раст, — перебила девушка анестезиолога и небрежным жестом стряхнула с плеча его руку. — Ксенобиологию нам не преподавали. Можешь даже не спрашивать меня об этом. Но могу сказать, что людей они точно не едят. Не едят они даже человеческую еду. У них другой тип метаболизма. — Но ты же пробыла в турианском плену почти две недели, неужели так и не узнала ничего полезного? — Вот именно, я была в плену, а не на обзорной экскурсии, — раздраженно бросила она в ответ на совершенно нетактичное замечание Корникова. — Все, что могло быть полезного, я уже сообщила. Послушай, — девушка резко обернулась в его сторону с целью прекратить допрос. — Это не то, что хочется вспоминать прямо сейчас. У меня куча дел. — Тебя пытали, били, допрашивали? — с нотами участия осведомился молодой человек, искренне сочувствуя девушке.  — Нет, — вздохнула она, — меня эта участь избежала. — Девушка на пару секунд прикрыла глаза, припоминая подробности пленения. Крики и вопли раненных и насмерть перепуганных людей разносились над поселком. Горело несколько зданий, в воздухе стоял терпкий запах гари и горючего. Захватчики собирали население и поджигали дома, чтобы у них не было желания вернуться. Талина долго ни с кем не могла поделиться всем тем ужасом, что пережила. Участливое лицо Корникова очень располагало к беседе, но момент был не самый лучший. К тому же она давно заметила, что пациент внимательно слушает их разговор. — Турианцы держали меня вместе с детьми, потому как за ними нужен был уход. Что делали с остальными… — добавила она глухим голосом, полным печали, — не могу гарантировать, что остальным колонистам повезло так же, как мне. Думаю, многих постигла участь подобная той, чем мы сейчас здесь занимаемся с их пленными. Наверняка, их тоже исследовали, пытали… — Мы не пытаем пленных, — оскорбился анестезиолог. — Военные пытают. Мы только режем их и вскрываем в надежде понять, как они устроены… — Но ты же понимаешь, что идет война! Гибнут люди! Противника надо знать как внутри, так и снаружи. — И для этого мы кромсаем их на ремни, применяем непроверенные препараты, — в темных глазах девушки зажегся лихорадочный блеск. — А что будет дальше? Начнем проводить опыты? Испытывать оружие? Промывать мозги? — Ну как ты не понимаешь? Они — наши враги, захватчики, убийцы. Стая голодных хищников, готовых рвать любого на клочки… — все сильнее распалялся анестезиолог. Тактичная и скромная девушка, зараженная яростью коллеги, налилась пунцом и фыркнула. Ее бабушка, властная и авторитетная женщина, посвящала много времени, воспитывая во внучке традиционную покорность и скромность, присущую китайцам. Но в некоторых моментах в Талине просыпался горячий отцовский характер, заставлявший ее кипеть от волны возмущения и эмоций и отстаивать свое мнение, напрочь позабыв все наставления прародительницы. Врач сунула анестезиологу в руки пачку бумаг и, прищурившись, помахала указательным пальцем у него перед носом. — Ты не знаешь, о чем говоришь. Они не животные. Турианцы разумны! Они во многом превосходят нас в науке и технике. Им не чуждо понимание и сочувствие. У них высокоразвитое общество и высокая нравственность… — Которая не запрещает им нас убивать. — В бою… — И пытать… — Они всегда готовы обменяться пленными… — Потому что знают, что турианцы, пойманные людьми, если не умирают от ран, так обрекаются на голодную смерть в застенках вражеского лагеря, — не унимался Раст. — Мне жаль, что никто, кроме меня, не задумался о мирном решении конфликта. Они считают нас дикарями, едва покинувшими пределы домашней системы. Мы их — бездушными убийцами с единственной целью — поработить людей и захватить наши территории. Вместо слов за нас говорит оружие. Вес аргументов измеряется в тротиловом эквиваленте. И если никто не пойдет на уступки — эта война ничем хорошим не кончится. Если вообще это когда-нибудь случится. А теперь сделай хорошее дело, перестань болтать и отнеси бумаги Мельхеру. Молодой человек слегка опешил от такого взрыва эмоций со стороны застенчивой девушки. Это навело его на неутешительную мысль. А что если Талина после пленения так и не оправилась, загнав внутрь себя весь тот ужас, что она повидала за этот месяц военных действий? Неужели у нее начали проявляться первые признаки невроза или посттравматического стресса**? Не нужно быть психологом, чтобы не заподозрить в ее поведении и словах все признаки Стокгольмского синдрома***. — Хорошо, отнесу, — ответил Корников, мрачно ощупывая взглядом сутулую фигуру молодой девушки. Он пообещал себе, что поможет ей выкарабкаться из этого состояния. Задействует связи профессора или потребует помощи квалифицированного психиатра у военных. — Но мне все ещё кажется, что нам есть что обсудить. Так что буду рад, если заглянешь ко мне поболтать. — И не надейся, — тихо сказала девушка вслед удаляющемуся молодому человеку и, взглянув на турианца, сказала: — Продолжим. Для завтрашней операции я сделаю несколько проб на аллергическую реакцию. Это совсем не больно. Лаврус, слышавший весь разговор от начала и до конца, опешил нисколько не меньше Корникова. Откровения врача заставили его пересмотреть свое отношение к людям в целом и конкретной девушке в частности. Он не разбирался в неврозах и не знал о психических синдромах даже у собственного народа. Но ее слова не совпадали с тем психологическим портретом, который составило его руководство о человечестве, как о новом, потенциально опасном враге, угрожавшем миру во всей галактике. Никак не вязалась эта хрупкая девушка с образом безжалостного захватчика. Едва ли она вообще умела держать пистолет. Талина успокоилась и сосредоточилась. О ее недавнем разговоре свидетельствовали только горящие щеки и немного резкие движения кистей. Она освободила руку Лавруса из-под покрывала и обработала внутреннюю часть сгиба локтя дезинфектантом — область кожи, где планировала провести пробу. Тугие шнуры мышц перекатывались под кожей, приводя в движения ряд острых на вид шипов на турианском предплечье. Силы в этой руке хватило бы без особого труда свернуть ей шею. Глухо звякнул наручник на короткой цепочке. Девушка бросила взгляд на лицо пленника. Он все так же настороженно следил за всеми ее действиями. Талину ознакомили с техникой безопасности. Она знала, на что способны турианцы. Холодок пробежал между лопатками под тонким халатом. В плену к ней относились нейтрально, без излишней враждебности. Но этот турианец был ранен, пленён и многое перенес. У него были свои причины желать ей смерти и воспользоваться любым случаем для побега. Запустив в карман руку, девушка нащупала гладкую ручку станнера. Удобная и очень мощная штучка, выдающая заряд больше десяти тысяч вольт, но при условии, что она успеет им воспользоваться, прежде чем окажется на полу без сознания или вовсе с пробитым черепом. Её взгляд метнулся к препаратам, совсем недавно доставленных из военной химической лаборатории по заказу профессора. Припоминая номенклатуру полученных лекарств, Талина отметила препарат, который смог бы значительно облегчить ей работу и обеспечить безопасность, если пленник окажется против опытов над собой. Взвесив все риски и исключив отказ почек и печени от высокой медикаментозной нагрузки, она приняла решение обездвижить пациента****. Доза миорелаксанта справилась со своей задачей за несколько минут. Турианец стал вяло реагировать на действия врача, рассеяно наблюдая за ее перемещениями из-под полуприкрытых век. На его тело будто навалилась невидимая тяжесть весом пару тонн, сознание утратило ясность. В голове крутилась пара невнятных мыслей, больше схожих с полудохлой рыбой в мутном пруду. Лаврус едва осознавал, к чему его готовят. Талина уже без опасений смогла приступить к запланированной работе. Она собрала инструменты для проб на аллергическую реакцию и уже готова была провести процедуру, когда краем глаза отметила странную полосу под металлом наручников. Обозвав себя растяпой, врач более тщательно осмотрела кисти пленника. Лаврус не понял, что насторожило девушку и заставило отложить инструмент. Она взяла его руку в свою и подняла браслет выше. От металла на коже запястья возникла большая ссадина, образовав местами нагнаивающуюся рану. Не менее страшные раны образовались на поверхности ладоней. Будучи под влиянием болевого шока, турианец не заметил, как разорвал кожу на ладонях собственными когтями. Девушка действовала осторожно и аккуратно, даже несмотря на принятые меры безопасности. Ее собственные руки заметно дрожали. Мощные саблевидные когти пленника вызывали уважение. Такие же повреждения оказались на второй руке. В отличие от Марты, Талина до обработки воспользовалась замораживающим гелем. Лаврус почти не чувствовал боли от ее манипуляций. Закончив с кистями, врач потратила дополнительное время, чтобы обследовать турианца полностью, от гребня до кончиков когтей на ногах. На коже живота под плотным материалом фиксационного пояса обнаружились потертости. Грубая ткань и металлическая бляха врезались в самую нежную часть турианских покровов. Повреждения были незначительные, и оказалось достаточно только обработать эти места ранозаживляющим препаратом. Прохладные пальчики в перчатке, обильно смазанные линиментом, заскользили по чувствительной коже живота. Эти движения у парализованного Лавруса стали вызывать беспокойство, но совсем другого плана. Он прикрыл глаза и попытался думать о чем-нибудь другом, чтобы отвлечь свой организм, предательским образом реагирующий на прикосновения врача. Дальнейшие манипуляции турианец не помнил. От легких прикосновений к его коже и спокойного монотонного голоса он уснул. Пробы на реакцию Талина провела уже на спящем пленнике. Девушка закончила работу глубокой ночью. Она набросала заметки, не в состоянии составить полный отчет. Утром ее ждала операция, и надо было выспаться. Но, прежде чем выйти из палаты, она обернулась на шумный вздох пациента. Его мощная грудь равномерно вздымалась, приподнимая простынь. Совсем как мирно спящий дракон под пологом снежного покрывала, — мелькнула странная мысль в ее голове. — Но, стоит разбудить и снять оковы, он никого не пожалеет. Как же, наверно, повезло той принцессе из сказки. Ей было наплевать на человеческие предрассудки. Потому она смогла увидеть в грозном ящере мудрого собеседника и верного друга. К несчастью, в реальности драконы оказались совершенно иными. *** Результат утренней операции был одобрен профессором. Лаврус довольно быстро отошел от наркоза. У него было странное чувство. Он не только не чувствовал боли, но и ногу почти до бедра. Турианец переживал, что врач ампутировала ему конечность. Он пошевелил пальцами оперированной ноги, с облегчением отметив их движение под покрывалом. Это была единственная хорошая новость в этот день. Ближе к обеду прибыла еще одна делегация. Профессор рвал и метал, негодуя о прибытии незапланированных посетителей. Напряжение в госпитале нарастало с эффектом лавины. Медики с каменными лицами сновали туда-сюда. Палату Лавруса к чему-то готовили. Санитар принес и подключил блок голографического проектора к медстанции пленника. В конце концов тесное помещение заполонили незнакомые люди. Турианец дернулся с неприятным подозрением. Посетители обступили его кушетку. Мрачный профессор включил голографию. Над пленником повисла полупрозрачная копия его внутреннего мира: органы, нервная и кровеносная система. Его грудь обнажили. Между посетителями прошли шепотки удивления. К Мельхеру подскочила Талина и со злостью в голосе стала шептаться с ним: — Профессор, он полчаса назад отошел от наркоза. — Я не виноват, — почему-то начал оправдываться ученый, стирая с лысины капли пота. — Меня тоже не предупредили. Это все полковник. Он мне ставит условия, которые я не могу не выполнить. Не потащу же я их всех в реанимацию. — А в палату к злющему турианцу, значит, можно? К нему нельзя приближаться, он может покалечить кого-нибудь, если дотянется. Лаврус едва сдерживался. Все внутри него клокотало. Враги его использовали как научное пособие. Это был очень чувствительный удар по самолюбию гордого бойца Иерархии. Он едва вытерпел получасовую лекцию, не давая возможности даже прикоснуться к себе. Тема лекции была все та же: внутренние различия между турианцами и людьми и слабые места. Люди удалились, но Лавруса оставили в покое ненадолго. Четко припечатывая шаг, в палату вошел знакомый полковник. Пленник уже ненавидел его всем сердцем, понимая, что он здесь только по его приказу. — Что скажешь, турианец? — человек использовал переводчик, вставив себе в ухо наушник. Лаврус промолчал. — Как тебе условия содержания? Почти курорт, не правда ли? Пленник оскалился и едва ли впервые за все пребывание в госпитале заговорил: — Ты мерзкий трус. Стоит мне только освободиться, и я собственноручно выпущу тебе кишки, — прохрипел он неверным голосом. — Трясусь от страха, — бросил полковник презрительно и скривил губы в подобии усмешки. — Я таких, как ты, целыми пачками к духам отправлял. Ваши тоже ломаются, не выдерживая пыток. Ты нисколько не лучше их. — Расстегни наручники и дерись со мной в честном бою. Или тебе не знакомо понятие чести? — Оставь это слабакам, мразь. Победителей не судят. Даже если они использовали незаконные методы. В палату влетела Талина. Она заметила полковника и слегка оторопела, но, справившись с собой, девушка накинулась на военного. — Полковник, при всем уважении, это госпиталь, а не балаган. Собрать в кучу то, что ваши люди планомерно превращали в фарш, было крайне сложно. А если тут будут постоянно шататься посторонние и рассеивать микрофлору, грош цена всем исследованиям. Пленник удивленно перевел взгляд на своего лечащего врача. Турианца поразил тот факт, что девушка бесстрашно выступила против человека своей расы, к тому же военного. — Это уже неважно, — холодно отозвался полковник. В палату вошел еще один человек в военной форме. Он принес с собой какой-то кейс. Положив его на стол, мужчина щелкнул замками и поднял крышку. На мягкой подложке лежал инъектор и около десятка ампул с жидкостью соломенного цвета, собранных в особом держателе. — Вы будете его пытать? — ужаснулась Талина, предвидев причину прилета военного. — Пытать? Турианца? Нет. Эти костерожие ублюдки упираются до последнего. С них можно ободрать все до единой пластины, но развязать язык никому так и не удалось. Но благодаря профессору, у меня уже есть очень эффективное средство. Слышала что-нибудь о сыворотке правды? — Вы не можете так поступить, — закричала девушка. — Этот препарат не проверен. Он может выжечь ему мозг! Военный схватил врача за руку и, глядя ей в глаза, процедил: — Мне плевать на это. Генерал Уильямс принял решение сдать гарнизон турианцам. Через несколько дней он попытается пробиться к Земле, бросив колонию на произвол судьбы. У населения остается единственная надежда на ополчение. И я сделаю все, что в моих силах, чтобы добыть для этих людей побольше козырей. — Слова полковника били похлеще пощечин. — Ты вообще-то должна этому способствовать. С отлетом генерала больше некому будет спонсировать проект. Эти пленники живы, исключительно пока полезны, — он грубо толкнул девушку в сторону дверей и кивнул своему человеку. — Выведи ее отсюда и можешь начинать. Помощник полковника вытолкал упиравшуюся девушку из палаты и закрыл дверь. Лаврус рвал наручники, пытаясь всеми силами вырваться. Но оковы крепко держали его. Он дернулся от боли в шее, куда человек ввел сыворотку правды. Огонь потек по нервам и ворвался в мозг. Турианец выгнулся от нестерпимой боли и сцепил зубы, чтобы не закричать. По телу прошлась судорога, сжав холодной рукой сердце, конечности онемели и перестали слушаться. Мышцы грудной клетки сдавили ребра, не давая возможности сделать вздох. Пленник пытался какое-то время бороться с собственным телом за глоток воздуха, пока сознание не стало медленно погружаться в темноту. Лаврус уже не видел, как над его телом склонился в недоумении полковник, проверяя признаки жизни. Как чуть позже суетились медики, оперативно разворачивая аппаратуру для реанимации.