***
Пинками и матюками сержант загнал на борт обнаруженных у входа лодырей-курильщиков. Они ворчали, рассаживаясь по местам вперемешку с остальными гражданскими. — Все здесь? — обвёл вглядом тесное помещение сержант, отсчитывая по головам военные кепки. Число гражданских его не интересовало. Не маленькие, сами разберутся. — Все, сэр, — отозвался Корников, свято уверенный в том, что погрузился весь персонал. Он самолично пристёгивал Талину к креслу, остальные были на виду. На данный момент всё его внимание привлекал стонущий солдат, явно переусердствующий в своём спектакле. Обезболивающее уже должно было подействовать, а дозы, введённой тому внутримышечно, хватило бы на небольшого бычка. — Командир, давай быстрее. Рядового надо срочно в госпиталь. — А то мне тут охота с вами болтаться, — отмахнулся сержант и вернулся ко входу в грот. Стальные ангарные створки с шорохом в механизме привода поползли по рейкам, закрывая единственный вход внутрь. Ворота с легким гулом сомкнулись, отрезав путь наружу всем, кто остался внутри. Дождавшись смены голографии на замке с зелёного на красный, сержант сплюнул под ноги и вернулся в транспортник. Шикнула гидравлика поршней, и шлюз шаттла закрылся. Двигатели захлебнулись от нагрузки, поочерёдно чихнули и взвыли на высокой ноте. Перегруженная машина неторопливо набирала высоту, с грацией упитанного бегемота разворачиваясь в сторону пункта назначения.***
По гроту прокатился лёгкий гул, через пару секунд сменившийся на яростный рёв. От этого звука Талину бросило в жар, хотя было довольно свежо. Подобно снежной лавине, на неё накатила тоска, ужас и бессилие. Не узнать звуки стартующего шаттла было просто невозможно. Она была уверена, что о ней не забудут, и потому никого не предупредила о своей отлучке. Грохот двигателей сотрясал свод пещеры, вытряхивая из стен груду камней и тучу мелкой пыли. Девушка за десять секунд преодолела путь к выходу и растерянно застыла у ангарных ворот, до этого времени служивших надёжной защитой от внезапного нападения и по сути замуровавших её внутри пещеры. Её голос утонул в затухающем шуме отлетающего транспортника. Талиной овладело отчаяние, вырывая из груди крики ужаса и боли. — Я здесь! Откройте! — кричала она в исступлении, отбивая ладони об равнодушный металл ворот. Эхо услужливо разносило вопль по всем закоулкам пещеры, без надежды, что её кто-нибудь услышит. Девушка обессилено сползла на пол и упёрлась лбом в стену. Пару минут ей понадобилось, чтобы унять разошедшуюся тошноту и головокружение. Перевернувшись, она уселась прямо на землю, вытянула ноги и опёрлась спиной о прохладный металл. — Дура, идиотка, тупица! Чем только думала? Теперь ты здесь подохнешь! — всхлипнула она и спрятала лицо в ладонях. Казалось, в это мгновение мир остановился. Сузился до состояния точки. Всё стало неважным. Ни долгие упорные годы учёбы, ни планы на будущее, ни вся её никчёмная жизнь. Сколько себя помнила, она старалась всем угодить. Родителям, сокурсникам, бабушке. Лучше учиться, лучше работать, помогать, не лениться, читать только полезную литературу, во всём соглашаться, быть послушной и покладистой. И… только для того, чтобы закончить свои дни под землёй на далёкой планете, практически захваченной чужеродной расой. Девушка сорвалась в безутешных рыданиях, размазывая катящиеся по лицу слёзы. Родители так гордились ею, когда она взяла в руки этот проклятый диплом, для получения которого ей пришлось потратить половину своей сознательной жизни. Кроме неё только её верная школьная подруга знала, чего ей этого стоило. Сколько выслушала упрёков, скандалов и угроз. Сколько времени потратила на зубрёжку и репетиторов. Только Дана знала, сколько упаковок с антидепрессантами она выпила, чтобы залечить последствия стресса и постоянного страха перед плохими оценками и неудачами в учёбе. Как долго уговаривала участвовать в программе колонизации Шаньси, чтобы наконец вырваться из удушающих объятий семьи, указывающей, что ей делать, естественно, под предлогом благих намерений. Хотя… — девушка в который раз смахнула слёзы с лица грязным рукавом. — Лучше умереть здесь, чем вернуться под крыло любящих родителей. Ещё не всё потеряно, — пробормотала она и поднялась, успокаиваясь. — Отсюда должен быть ещё какой-то выход. Талина только сейчас припомнила рассказ Виктора, проводящего экскурсию по обустроенным помещениям, что этим гротом подземный лабиринт не оканчивается. К нему прилегает обширная сеть ходов. Её даже не успели до конца исследовать. Нужно было вернуться, набрать припасов, взять верёвку и фонарь и уже тогда выдвигаться на поиски выхода. Медицинское отделение встретило её мёртвой тишиной. Было невероятно трудно осознавать, что она осталась одна и на сотни километров ни единой живой души. В груди снова сдавило от отчаяния, через пару секунд сменившееся ужасом, от которого зашевелились волосы. За перегородкой заскрипела койка, и кто-то шумно вздохнул. Она совершенно позабыла про пленников, один из которых был на свободе по причине её мягкосердечности. Она рывком распахнула двери палаты и уставилась на очнувшегося турианца, боровшегося с пряжкой фиксационного пояса непослушными пальцами. И, судя по его злобному прищуру, чувствовал он себя не очень и к дружеской беседе явно не был расположен.***
Лаврус проснулся с ощущением, будто он бодался сначала с пьяным кроганом, а потом пытался на всём ходу грудью остановить гравипоезд. В черепе разлился жидкий огонь, сухость во рту присушила язык к гортани, горло першило, заставляя срываться в болезненном кашле. Неприятное онемение в конечностях беспокоило его меньше, чем мышечная боль в груди и животе. Лаврус осмотрел помещение. С прошлого раза всё разительно поменялось. Палату будто обнесли мародёры. Исчезли приборы и часть мебели, шкафы стыдливо прикрывали стеклянными дверцами пустые полки. Вокруг стояла звонкая тишина, лишь изредка нарушаемая какой-то вознёй за стенкой. На секунду ему показалось, что он остался один-одинёшенек, забытый и брошенный. Он силился понять, что случилось во время его сна? Если эту базу накрыли турианцы и перебили персонал, то его как минимум уже бы вывезли к своим. Может, люди решили перебазироваться? Но тогда пленников забрали бы с собой или прикончили, чтобы не возиться. Или же, — всё внутри него похолодело, — их просто бросили? Он сдержанно выругался и только в этот момент понял, что его руки свободны. Наручники болтались рядом, варварским образом раскуроченные валявшимся тут же инструментом. Как же было приятно снова свободно двигаться. Свести руки вместе, переплести в замок пальцы, размять шею и порядком отлёжанную задницу. Осталось только освободиться от фиксационного пояса. Когда он практически справился с пряжкой, дверь в палату открылась и на пороге появилась… Талина. Чумазая, всклокоченная и с ужасом в раскосых глазах. Она застыла, заметив его настороженный взгляд. Ситуация, развернувшаяся перед глазами бывшего пленника, начала принимать оттенок хоррора. На ум сразу пришли несколько фильмов ужасов, сюжет которых начинался подобным образом. Будто следуя сценарию, девушка исчезла, оставив в душе налёт недосказанности. Присев на койке, ему пришлось пару минут бороться с завертевшейся планетой и разгонять чёрных мушек перед глазами, а когда он всё-таки спустил ноги на землю, то неловко навернулся с кровати, забыв про рану в голени. Одеть было нечего, пришлось перевязать бёдра простынёй и идти на разведку. Закалённое тренировками тело разгоняло кровь и разминало мышцы. Понадобилось около десяти минут, чтобы восстановить ловкость и подвижность. Как бы ни мучали его человеческие врачи, но наперекор всем их стараниям его организм залечился и восстановился практически до первоначальной физической формы. Прихрамывая, Лаврус стал тщательно осматривать одно за другим полупустые помещения. Ему улыбнулась удача, и он обнаружил кладовку, где хранилась какая-то химия, инструменты для уборки помещений и шкафы с униформой. Сначала он хотел примерить что-нибудь из человеческой одежды — всё же лучше, чем голышом. Но в самом низу в мешке он наткнулся на комбинезоны турианского покроя. Естественно, не стиранные, в пятнах крови и зияющие прорехами. Он выбрал самый приличный, без крупных дырок. Размер был подходящим. Лаврус оделся, застегнулся, поправил воротник и размял шею. Теперь пришло время узнать, что здесь всё-таки происходит. Непривычная тишина действовала на нервы. Но он был точно уверен в том, что девушка ему не приснилась. Он потянул носом воздух и фыркнул от отвращения. Человеческий дух насквозь пропитал окружающее пространство. Перемешанный с запахом дезинфектантов и курева, он превращался в зловонный коктейль, от которого хотелось чихать и плеваться. Но среди всей какофонии запахов он смог выделить цветочные нотки, исходившие исключительно от девушки. Он заметил это ещё с тех пор, когда она приближалась к нему во время процедур. Запах был свежий, подогретый её разгорячённой кожей и насыщенный гормонами страха. Он вёл его, как ниточка, вглубь необжитых пещер, лишённых искусственного освещения. Моховые кочки на стенах и потолке, излучающие слабую флуоресценцию, давали достаточно света, чтобы не воткнуться головой в скалу или не провалиться в расщелину. Казалось, что девушка металась от стены к стене, выискивая едва ли не на ощупь ответвления и практически не разбирая дороги. Нагнал он её через сотню метров. Пещера сужалась и оканчивалась тупиком. Девушка стояла, прислонившись спиной к стене, пытаясь вжаться в неё и казаться незаметной. Лаврус неторопливо приближался к ней, гипнотизируя взглядом и стараясь не делать резких движений. Даже при таком скудном освещении было хорошо заметно, что выглядит девушка неважно и чем-то досмерти напугана. А стоило ему приблизиться ещё на пару метров, как она без промедления выставила руку, нацелив ему в лицо какой-то прибор. На пистолет это мало походило. Два острых шипа на его конце делали его схожим с парализатором или шокером. Он подрагивал в руке и мог выстрелить в любой момент. Пробовать на своей шкуре действие прибора не хотелось. Лаврус замер всего лишь на секунду, проверяя на устойчивость больную ногу. Обманный маневр вправо-влево всем туловищем на полусогнутых и уход в кувырок. Рука выстреливает как пружина, выбивая оружие и обездвиживая на долгое время руку противницы. Рыкнув ей в лицо, он прижимает её к стене и начинает ощупывать в поисках других сюрпризов. Закатив глаза, девушка валится ему в руки безжизненной куклой. Поначалу ему кажется, что она умерла. Её дыхание и сердцебиение уверили его в том, что девушка жива, но без сознания. Турианец недоуменно осматривается по сторонам: и что теперь с ней делать? Ситуация выходила на удивление дурацкая. Он довёл до обморока единственного свидетеля и даже не представлял, как теперь привести её в чувства. Если в ближайшее время она не придёт в себя, придётся тащить её обратно на собственных плечах. Чего в данной ситуации хотелось избежать. Не теряя зря времени, он пристроил голову девушки у себя на коленях и продолжил обыск. Все извлечённые из карманов предметы он откидывал подальше в угол. Найденный скальпель заставил его немного насторожиться. Несмотря на свою беззащитную внешность, Талина перед лицом опасности всё же могла защититься и держала при себе инструменты, способные нанести серьёзные раны. Следовало быть с ней осторожным. Обыском он раздразнил собственное любопытство. Сквозь ткань комбинезона было легко прощупать выпирающие кости, рёбра и ключицы на теле Талины. Ему не раз говорили, что человеческие женщины очень похожи на азари, но эта девушка была слишком худой по сравнению с пышнотелыми синекожими девами. Он провёл рукой по её волосам и захватил прядь между пальцев. Странное эволюционное решение, — ответил бы он, если бы его спросили. — Их шерсть растёт в определённых местах, и люди строением тела всё же больше напоминают плешивых батарианцев. Занятый осмотром, он не сразу заметил, что девушка стала приходить в себя. Она открыла глаза и несколько раз моргнула, привыкая к скудному освещению и пытаясь рассмотреть склонившегося над ней турианца. Резко вскрикнув, она отстраняется от него, перебирая ногам и руками, пока не упирается спиной в стену. Заслоняет лицо руками, будто в ожидании удара. Лаврус медленно приподнимается и демонстрирует ей пустые ладони, давая понять, что не собирается причинять вреда. Медленно отстраняется на шаг. — Не бойся. Я тебя не обижу. — Он старается говорить спокойно и на сколько возможно мягко. Будто с напуганным зверьком. Вырванная из человеческого общества девушка казалась уязвимой и растерянной. Ненависть к людям, когда-то питаемая болью, уже не была настолько острой. Лаврус никогда не был злобным и до недавнего времени вообще жил мирной гражданской жизнью, если бы не семейная трагедия и тоска, снова погнавшая его на службу. Смерть жены несколько лет назад оставила чёрную дыру в душе. Двое взрослых детей не могли заполнить сосущую пустоту в ней. У них своё будущее и семьи. И в возрасте едва за сорок он снова остался один. Внезапно вспыхнувший конфликт у ретранслятора 314 заставил активизировать все ресурсы в данном регионе и привлечь специалистов, вроде него. Так он попал в самую гущу событий, а потом и в плен. А прямо сейчас судьба сделала очередной кульбит и снова проверяет его способности. Правда, оставив ему гораздо большую свободу действий. И он ещё не раз поблагодарит духов за то, что из всех врачей осталась именно эта девушка. Талина была единственным человеком, чьё лицо казалось ему симпатичным и не вызывало отвращение. И чтобы завоевать её расположение, придётся действовать аккуратно и в тоже время осторожно. Атмосфера страха и недоверия повисла невидимой, но ощутимой дымкой. Будет непросто наладить диалог. — Чёрт, совсем забыл. Ты меня понимаешь? Девушка всё также молчит. Он делает неутешительный вывод, что для установления контакта придётся приложить немало усилий. При условии, что она ещё захочет с ним беседовать. К несчастью, общение будет довольно однобоким, если он не придумает какую-нибудь альтернативу переводчика. Они какое-то время изучают друг-друга, насколько позволяет освещение. Через пару минут Лаврус делает ещё одну попытку наладить контакт. Он снова демонстрирует ей пустые ладони и указывает в сторону, откуда они пришли, в надежде, что она поймёт его жест. Тёмная пещера не располагает к доверительной беседе. Талина ещё какое-то время колеблется, но, приняв решение, осторожно приподнимается и кивает. Лаврус расценивает её движение как согласие следовать за ним. Всю дорогу обратно он пытается придумать систему общения. И почему он всю жизнь изучал единоборства, а не, скажем, риторику? Сюда сейчас бы лингвиста и психолога и желательно из расы азари. Эти потомственные дипломатки разболтают кого угодно. Но таких в ближайшее время не предвиделось, потому возникшую проблему придётся решать самому. По инициативе турианца они разместились в комнате, служившей рабочим кабинетом. Как два противника, заняли места по разные стороны стола. Девушка заметно осмелела и успокоилась, больше походя на себя прежнюю. — Что же такого придумать, чтобы ты меня понимала? — вслух задумался турианец. — Как будто с глухой разговариваю. Лаврус устало вздохнул. Он был заметно измотан. Организм категорически протестовал против усиленной нагрузки и непредвиденной пробежки по пещерам. Кружилась голова, ныла повреждённая нога и хотелось пить. Как некстати вылезли мысли о еде. Вернее, об её отсутствии. Без продуктов ему не выжить. Голодовка для турианцев даже хуже холода. Запас питательных веществ в их организме крайне невелик. Добраться до своих не хватит точно. А ещё здесь оставалось двое соплеменников. Будет верхом безответственности бросить их здесь умирать. — Он перевёл взгляд на девушку. — Хорошо, что здесь остался хоть один врач. Ещё предстоит выяснить, по какой причине. И зачем она его освободила, если потом убежала, заметив, что очнулся? Она ведь не самоубийца? — В эпоху высоких технологий без компьютера можно сдохнуть. — Лаврус помассировал ладонями виски, предчувствуя ближайшее появление головной боли. Механизмы и приборы здесь были исключительно человеческого производства и для него совершенно незнакомыми. Можно было даже не пытаться взламывать их без помощи ВИ. За размышлениями он не заметил, как девушка осматривает помещение, будто ищет чего-то. Она поднялась и, поглядывая на турианца, отошла к шкафу с глухими дверцами. Раскрыв скрипучие створки, она полминуты рылась там и усиленно шелестела бумажками. Он наблюдал за её действиями, гадая, что она затеяла и куда можно спрятаться, если она ищет оружие и найдёт его? Но вместо пистолета она извлекла всего лишь пачку бумаги и ручку. Вывалив свою ношу на стол, она пытливо уставилась на него. Она предлагает ему порисовать? Серьёзно? — Лаврус скептически осмотрел предложенную канцелярию, даже не предполагая, что она от него хочет. Девушка кашлянула, вспомнив, что турианец её понимает, и вслух добавила: — Можно изобразить то, что ты хочешь мне сказать. Смена её настроения его откровенно порадовала. Но дальнейшее общение вынуло из него все силы. Это походило на странную игру в угадайку. Было как-то глупо тыкать когтем в криво нарисованный шаттл и пытаться сформулировать простую фразу из понятных девушке слов. Пришлось запастись спокойствием, припомнить уроки рисования, составить примитивный словарь, и лишь тогда дело сдвинулось с мёртвой точки. — Они улетели и ты осталась одна, — наконец выяснил он судьбу девушки путём картиночно-жестовых приемов. — Тебя забыли? Как вещь? Она неуверенно кивнула в ответ. Лаврус дёрнул мандибулами в недоумении. Что за странные порядки? Как можно забыть члена своей группы? — Нас предполагали оставить здесь? Убить? — задал он следующий вопрос, выразительно чиркнув себя по горлу. Девушка нахмурилась и снова кивнула. — Забирали только самое необходимое, — сказала она, стараясь не смотреть ему в глаза. — Что-то с топливом. Ближайшие дни они не вернутся. Даже за мной. Талина замолчала, уставившись на заполонившие стол листки. Поворошила пальцем исписанные страницы. Турианец дал ей пару минут, чтобы она снова обратила на него внимание, а затем спросил: — Это ты меня освободила? Почему? Тебе приказали? — Чтобы она поняла вопрос, было достаточно указать на свои поджившие запястья. Она надолго задумалась, прикусив губу и снова уставившись в стол. Наконец вздохнула и ответила: — Я должна была это сделать. Мы, врачи, давали клятву спасать жизни любыми средствами. А убивать собственных пациентов — верх цинизма. Это бесчеловечно! Так нельзя! Война и отчаяние превращают людей в животных. Извращают сущности, оставляют лишь инстинкты. Мы забываем о сострадании и милосердии и готовы убивать, лишь бы выжить. Даже своих… Из её рассказа Лаврус понял, что отпустить его было её личной инициативой, вопреки приказам командования. Был бы на её месте турианец, его бы объявили предателем и по закону военного времени могли казнить. Но благодаря ей он оказался на свободе и имеет неплохие шансы вернуться. Тогда как её ждет незавидная участь. Талина скуксилась, обхватив себя за плечи. На её лицо легла маска безысходности. Она тоже это понимала. — Ты можешь открыть проход? Здесь есть другой выход? — изобразил он схематически ангарные ворота и как мог объяснил свой вопрос. — Нет, — ответила она. — Помещение законсервировано. У меня нет кодов доступа и инструментов. Дверь я не смогу открыть. Другой проход? Можно исследовать сеть пещер. Но это не точно. Я хотела чуть позже сама идти искать. Хотелось бы отсюда выбраться. Турианец задумался. Она явно не горела желанием оставаться здесь. Так же, как и он. Невероятно, но их стремления совпадают. Потому, даже не смотря на предвзятое отношение к людям — на данный момент можно заключить с ней сделку. Ему нужны её навыки врача для ухода за больными, а он найдет способ выбраться отсюда. Или связаться со своими. Сложнее всего было объяснить ей на пальцах это самое слово: — Договор? — всё-таки догадалась Талина, интуитивно выловив среди усиленной жестикуляции понятную серию жестов. — А впрочем, что мне терять? Верно? Нам придётся жить на одной территории. Может, не одну неделю. Лаврус кивнул. Он жестом указал ей следовать за собой. Шагнув в палату с ранеными турианцами, он указал на койки с солдатами, а потом на неё. Затем ткнул пальцем себе в грудь, в её сторону и указал наверх. — Ты предлагаешь мне ухаживать за ними, а за это… освободишь меня? Он не стал уточнять, что вряд ли она будет вольна идти, куда захочет, но отсюда он её достанет наверняка. Получив кивок, Талина задумалась, но не больше, чем на минуту. — Я согласна, если ты дашь обещание, что я смогу свободно перемещаться, заниматься своими делами, а ты не будешь распускать когти. Лаврус и не собирался делать ничего подобного. Рушить с таким трудом налаженное общение? Ему самому было выгодно соблюдать этот хрупкий мир. Девушка протянула руку в его сторону и застыла в ожидании, а потом, опомнившись, сказала: — Надо пожать руку в ответ. Это жест о заключении договора. Лаврус неторопливо обхватил её ладонь своими пальцами и чувствительно сжал, отметив про себя, что это, вероятно, самый первый договор между турианцами и людьми. Талина поморщилась и выдернула кисть из медвежьей хватки. Встряхнув ею пару раз, она недовольно нахмурилась. Ей ненавязчиво напомнили, на чьей стороне сила. — Для пациентов мне понадобятся лекарства. Кое-что осталось на складе. Надо поискать аптечки, там есть перевязочный материал, — с пол-оборота включилась в работу девушка, склонившись над столом и исписывая бумагу мелким почерком. — Скоро обход. Тому, что с ушибом головного мозга, померить внутричерепное давление я не смогу. К несчастью, неизвестно даже, когда он выйдет из комы. Второму не окончен курс антибиотиков, но рана на ампутированной ноге выглядит хорошо, и при регулярных перевязках и соблюдении асептики он может поправиться своими силами. Твои повреждения уже не опасны, важно не занести инфекцию в почти зажившую рану. Лаврус внимательно слушал её, запоминая на всякий случай диагнозы и с каждой фразой проникался к ней уважением. У неё были странные мысли и принципы. Даже по отношению к турианцам. Ему же всё ещё приходилось одёргивать себя и напоминать, что они временно не враждуют. Им ещё пару дней придётся быть бок о бок. К тому же она вспомнила про его раны, а он про то, что она за ним ухаживала — уже забыл. — …и ещё, — задумалась девушка хлопая себя по карманам. — Верни все те вещи, что ты забрал. Они мне нужны. Турианец кивнул и повернулся к выходу, осознав уже за дверью, что его только что отправили как мальчика-посыльного. Но уже было поздно гордо фыркать и отпираться в ответ. Это выглядело бы очень глупо. Скрипнув зубами, он подчинился.