Жертва обстоятельств

Степенный инспектор О’Брайан никогда бы даже не подумал о том, чтобы обвинить человека, обладающего благородным происхождением в каком бы то ни было преступлении, пусть бы даже и все улики указывали на него неопровержимо. Для инспектора О’Брайана, как и для многих, благородное присхождение априори означало и благородство души. Кармел, признаться, тоже обладал некоторыми сословными предрассудками в то время как его начальник, казалось, был напрочь их лишен. Алан Тейлор смел утверждать, что лорд Эшер точно такой же человек, как и все остальные значит ему, как и его жене, не чуждо ничего человеческое. И если в это утверждение Кармел ещё мог кое-как поверить, то допрос Джералда Дэниэла Феверела, который собирался учинить инспектор Тейлор, казался ему затей почти святотатсвенной. Особенно, если учесть то, какие обвинения он собирался выдвигать. За подобные вещи, констебль Ричардс был в этом уверен, лорд Эшер имел полное право выставить их из своего дома не отвечая ни на один вопрос и написать на жалобу начальнику Йоркширской полиции, а то и вовсе в префектуру. Но отступать было некуда: инспектор Тейлор и констебль Ричардс стояли в обшитом тёмными деревянными панелями кабинете лорда Эшера и смотрели на сидящего за широким столом владельца Грей-Касл-Холла. Кармел почти неосознанно отметил, что сейчас его начальник держится куда менее уверенно, чем во время допроса Ралфа Ливингстона. Лорд Эшер старался держаться со всем присущим ему достоинством, но левый уголок его губ предательски подрагивал, выдавая его беспокойство. — Может быть, хотите выпить? — внезапно спросил он, словно желая оттянуть момент неприятного для него разговора. — Благодарю, сэр, — покачал головой инспектор Тейлор. Кармел счел нужным промолчать, так как предложение лорда Эшера в большей степени относилось к его начальнику. — Тогда, с вашего позволения, выпью я. Ничье позволение, тем более инспектора Тейлора или его помощника, Джералду Дэниэлу Феверелу конечно же не требовалось. Лорд Эшер подошёл к небольшому столику, на котором в окружении нескольких стаканов стоял граненый графин с виски и наполнил один почти до половины. На просвет напиток казался жидким янтарем, но Джералда это мало интересовало, хоть он и смотрел сквозь тонкое стекло на свечи. — Когда я просил Ралфа вызвать полицию, — наконец произнес он, делая небольшой глоток, — я даже представить не мог, какие тайны вы вытащите на свет, расследуя смерть садовника. Пусть лучшего, но все же, одного из многих. Если бы я знал, то безусловно объявил бы все это несчастным случаем. Но просить вас прекратить расследование теперь уже невозможно. — Вы можете рассчитывать на наше молчание, если будете откровенны, — почтительно произнес инспектор Тейлор, склоняя голову, и Кармел поспешно кивнул, подтверждая его слова, хотя сомневался, что от него здесь зависело хоть что-то. — Молчание? — переспросил Джералд, печально улыбаясь. — Каждое моё слово будет запротоколировано и в последствии использовано вами для доказательства чьей-нибудь вины. — Уверяю вас, сэр, ничего компрометирующего вас в наших протоколах не будет, если, конечно, вы не виновны, — все тем же почтительным тоном продолжил инспектор Тейлор.— Если в ваших словах будет что-то, что бросит тень на вашу репутацию, мы постараемся избежать огласки. Разумеется, исключительно из уважения к вам и вашему отцу, который немало сил и средств, как и вы, вложил в местное население. — Лучшим вложением моего отца был один фермерский сын, которому он дал образование, — вздохнул лорд Эшер и, подняв голову, внезапно спросил: — Вы не знали Чарльза лично? Поразительной душевной чистоты и силы человек. Даже не верится, что подобные ему могут существовать в наш век. — Не имел чести, — покачал головой Алан Тейлор, внимательно глядя на Джералда. Лорд Эшер кивнул и уголок его губ снова нервно дрогнул: этот разговор доставлял ему невероятное неудобство, но было видно, что он намерен довести его до конца. — Знал ли я, что Эрнестина особенно расположена к садовнику, который ухаживает за её розами? — лорд Эшер сделал ещё один небольшой глоток. — Да, знал. И, честно сказать, ненавидел эти розы и несколько раз обещал себе сжечь их все. Но, к несчастью, эти цветы приносили радость не только Эрнестине. — И вы убили Джона Уилсона приревновав к нему жену? — уточнил Кармел. Лорд Эшер печально улыбнулся. — Я не мог убить мистера Уилсона из ревности, потому что я никогда не любил Эрнестину и никогда не буду любить. Более того, я был осведомлен об их связи и одобрял её, если можно так выразится. — Вот как, — задумчиво протянул инспектор Тейлор и Кармелу показалось, что он догадывается о чем сейчас подумал его начальник. Сплетни высшего лондонского света редко долетали до далекого от столицы Скарборо, но все же некоторые из них иногда просачивались и в здешние гостиные. И некоторые из них утверждали, что пристрастия Джералда Дэниэла Феверела были необычны и в любви в том числе. Лорд Эшер снова печально улыбнулся и уголок его губ слегка дернулся. — Я знаю, о чем вы подумали, инспектор, — произнес он, глядя прямо в глаза Алану. — Вряд ли я сейчас могу позволить себе излишнюю откровенность, так как откровенность вообще не может быть излишней. Да, я ревновал. Но ревновал не свою жену, а её любовника. — Подождите, вы хотите сказать, что вы… — растерянно начал Кармел, но тут же осекся, видя, что лорд Эшер перевёл чистый и спокойный взгляд на него. Обвинять в убийстве, да и в принципе осуждать за что-либо, человека, который смотрел подобным взглядом было невозможно. Алан Тейлор сохранял бесстрастное спокойствие, словно ничто из услышенного не было для него удивительным. Сейчас он являл собой воплощение Фемиды, равнодушной и беспощадной. — В таком нелегко признаваться, мистер Ричардс, особенно если учесть, что я могу поплатиться за свои взгляды свободой, — со вздохом ответил Джералд и, залпом осушив стакан, отставил его в сторону. — Я надеюсь, что вы проявите хотя бы немного понимания, несмотря на то, что большинство людей нашего времени разделяют пуританские настроения, царящие ныне в обществе. Лишнее доказательство того, что трудно создать великую империю, не загоняя в самый дальний угол человеческую природу. Но вернёмся к Джону Уилсону. Да, он был мне интересен и я… испытывал к нему определенные чувства, но у меня и в мыслях не было рассчитывать на какую бы то ни было взаимность. Поэтому когда Эрнестина, которой я не могу уделять внимание, как мужчина, объявила, что желает иметь любовника и видит в этой роли Джона, я не стал препятствовать им. Эрнестина полагала, что Джон восхищается ею так же, как восхищались прочие её поклонники, и я надеюсь, что это действительно было так. — Почему же леди Эшер не избрала себе в любовники кого-то из этих своих поклонников? — спокойно, как бы между прочим, поинтересовался Алан Тейлор. Лорд Эшер печально усмехнулся. — Вы осознаете всю опасность подобной связи? Тщеславие мужчин высшего света делает их языки длиннее. Любой, кто испытывал к мне неприязнь из-за моей деятельности в парламенте или же по каким-то своим причинам, мог бы воспользоваться этим знанием. А мужчины моего круга, скучающие без дела в далеких графствах, вроде нашего Северного Йоркшира, и вовсе превращаются в сплетниц. Причина, по которой моя жена решилась на адюльтер мгновенно стала бы всем известна. Чтобы тогда стало со всем этим? Мне не жаль моих экспериментов, не жаль Грей-Касл-Холла и даже не жаль себя, но… Лорд Эшер внезапно осекся и, облизав пересохшие губы, уже тише продолжил: — Мне жаль тех сил и времени, которые Ралф вложил в Грей-Касл-Холл, в мои бесполезные эксперименты, и в меня лично. Для меня открыт весь мир, но у Ралфа нет иного мира, кроме Грей-Касл-Холла. — Мистера Ливингстона вы тоже любите? — все так же спокойно продолжал допрос Алан и, не дожидаясь ответа, продолжил: — И именно поэтому, а вовсе не потому, что мистер Ливингстон не потакал её самолюбию, леди Эшер ненавидит его. — Это совершенно другое, — скривился лорд Эшер. — То, что сделал Ралф неоценимо. Он сделал Грей-Касл-Холл таким, каким вы видите его теперь. В том, что удался мой эксперимент нет моей заслуги — это исключительно заслуга Ралфа. — Вы все ещё не ответили на мой вопрос, сэр. Лорд Эшер сухо рассмеялся, как-то по-театральному запрокинув голову: привычка, тоже приобретения во то время, когда он был членом парламента. Мгновенно прятаться за ширму любого, пусть даже не подходящего ситуации, чувства. — Что ж, если вам угодно. Да, я многие годы любил Ралфа. Да, мы были близки и близки до сих пор, но уже скорее в силу привычки и памяти о том, что когда-то нами двигали более глубокие и возвышенные чувства. Женившись на Эрнестине только лишь ради того, чтобы опровергнуть слухи, ходившие обо мне, я загнал себя в угол. Я должен поддерживать репутацию пусть и эксцентричного, но заботливого супруга и поэтому позволить себе иную связь я не могу. Поэтому Ралф был, есть и будет единственным, кого я могу доверить себя и свою репутацию. Он не раз доказал, что умеет и способен молчать. Я сомневаюсь, что кто-либо из вас способен понять меня так, как нужно, но я буду откровенен до конца, если это необходимо для того, чтобы вы перестали подозревать в убийстве Джона меня и близких мне людей. Надеюсь, вы используете это знание не для того, чтобы отправить меня в тюрьму, потому что Эрнестина не заслуживает этого. Инспектор Тейлор пристально глядел в почти спокойное лицо лорда Эшера, пытаясь понять, знает ли тот о том, что Ралф Ливингстон, возможно, уже довольно долго проводит время в обществе Джейн Уотсон. Из всего следовал вывод, что о похождениях своего дворецкого лорд не знал и даже не догадывался. К собственному счастью или же на собственную беду. Констебль Ричардс хранил задумчивое молчание. Для того, чтобы осознать то, что говорил им лорд Эшер, ему необходимо было призвать на помощь всю силу своего воображения и всю гибкость своего мышления. И если в то, что Джералд Дэниэл Феверел предпочитал мужчин он ещё мог поверить, в силу известной репутации лорда Эшера, то верить что, что Ралф Ливингстон разделяет взгляды своего хозяина, он отказывался. Слишком уж не походил дворецкий Грей-Касл-Холла на мужчин подобного рода, по крайней на тот образ, который был сформирован в голове Кармела. — Если вас интересует моё алиби, — продолжил лорд Эшер, — то могу сказать вам, что большую часть ночи я провел за бумагами в своей спальне. Это могут подтвердить несколько человек. В том числе и Ралф. Он заходил ко мне около первого часа пополуночи. — Вот так вот просто? — не удержался инспектор Тейлор. Лорд Эшер досадливо поморщился. — Ралф имеет право заходить ко мне в любое время. И отнюдь не потому, что он мой дворецкий и управляющий. По лицу Алана Тейлора нельзя было однозначно сказать, что он думает обо всем этом, но Кармел был уверен, что его начальник испытывает примерно ту же гамму чувств, что и он сам. — И мистер Ливингстон подтвердит все ваши слова? — все так же спокойно спросил инспектор Тейлор, и Кармелу показалось, что он надеялся на отрицательный ответ. Лорд Эшер снова досадливо поморщился. — Если вам это угодно. Инспектор Тейлор хотел было сказать, что это совершенно не обязательно и он готов поверить в слова лорда Эшера без всякого их подтверждения, но Джералд уже дернул за шнурок колокольчика, с помощью которого обыкновенно вызывали прислугу. Дверь открылась почти сразу же и совершенно бесшумно. На пороге, опершись плечом на косяк, стоял Ралф Ливингстон. То, что он появился столь скоро говорило только о том, что все это время он находился у дверей кабинета лорда Эшера и слышал каждое сказанное слово. У Кармела уже одно его появление отбило всякое желание продолжать допрос, так как по сути подтверждало все, что сказал лорд Эшер, но инспектору Тейлору, видимо, было неведомо чувство неловкости. — Итак, — совершенно спокойно произнес он, переводя взгляд на Ралфа, — согласны ли вы подтвердить слова лорда Эшера? Мистер Ливингстон равнодушно пожал плечами. — Лишь те, которые касаются меня и моих с ним взаимоотношений. За чувства и мысли Джералда я не могу отвечать. Кармела невольно передернуло от того, с какой подчеркнутой небрежностью Ралф назвал лорда Эшера по имени, совершенно ясно и недвусмысленно обозначая степень их близости. Инспектор Тейлор лишь кивнул, никак не выражая своего отношения к происходящему. — Если ваша жажда правды на сегодня удовлетворена, инспектор, — лорд Эшер подвинул к себе толстую пачку писем, — я предпочёл бы закончить этот разговор, потому как у меня нет ни сил, ни желания продолжать его. Ралф вас проводит. — Благодарю за то, что уделили нам время, сэр, — поспешно произнес инспектор Тейлор, поднимаясь с места и кланяясь. — Не смеем более вас задерживать. Кармел, пробормотав невнятные слова прощания, поспешил последовать примеру своего начальника. Ралф Ливингстон, не говоря ни слова, посторонился, пропуская посетителей, и бросил долгий, ничего не выражаются взгляд на лорда Эшера, который ответил ему таким же долгим, но несколько извиняющимся. — Не много ли вы взяли на себя, мистер Ливингстон? — поинтересовался инспектор Тейлор, когда дворецкий Грей-Касл-Холла подавал ему пальто с таким видом, словно столь компрометирующие подробности жизни были сообщены не о нем, а неком другом Ралфе Ливингстоне, к которому он не имеет ни малейшего отношения. Ливингстон поднял глаза, глядя на Алана Тейлора из-под бровей, и Кармел подумал о том, что сейчас, возможно, холодное спокойствие и самообладание дворецкого дадут первую, но очень глубокую, трещину. — Вас не должно это волновать, — с плохо скрываемым раздражением проговорил Ралф. — Лорд Эшер ведь не знает про вас и Джейн Уотсон? — Нет, — качнул головой мистер Ливингстон, беря себя в руки и возвращаясь к обычному своему равнодушно-спокойному образу. — И предвосхищая ваш вопрос: нет, я не питаю никаких чувств к Джералду, так же как и он ко мне, но обстоятельства таковы, что нам обоим невозможно существовать без этих отношений. И нет, я не жду, что хотя бы один из вас поймёт меня. И просить вас об этом я тоже не собираюсь. Ваше дело — раскрыть обстоятельства смерти Джона Уилсона. Наши души вас не касаются. — Не думаю, что лорд Эшер будет доволен вашим поведением, — позволил себе вмешаться в разговор Кармел. Мистер Ливингстон усмехнулся. — И что же случится? Я понимаю, вы полагаете, что от этого не иначе как рухнет мир, но нет, господин констебль. Мир останется в порядке, а я даже не получу расчет.