Секрет успеха

РОV Женя

      Новый день для меня начался со стука в межкомнатную дверь. Еле открыв глаза, я приподнимаюсь на локтях и даже слова сказать не успеваю, как в дверном проеме рисуется Эд. Брат, странно улыбаясь, говорит, что через пару часов в нашей квартире появится человек, с которым он бы очень хотел меня познакомить. Цокнув, что дела не такие уж и важные, я падаю на подушку и тру глаза, а после, слегка отодвигаю штору, чтобы впустить солнечный свет. Я тянусь к телефону, лежащему у кровати: только девять утра, а на экране высветилось аж четыре пропущенных от Крида.       После примирения с Егором я чувствую себя заметно лучше и, по крайней мере, перестала грузиться по поводу своего «отъезда». Мы практически не расстаемся уже две недели, по несколько часов в день проводя вместе: то зависаем на лейбле, то ходим по магазинам, то просто пропадаем, что до нас не дозвониться. Но мне, кажется, этого и не хватало, чтобы перестать доставать брата вечерними депрессиями и занимать себя вязанием или чтением сопливых книжек, лишь бы не взяться за бонг.       Чтобы всё-таки подняться с кровати и привести себя в порядок, я откидываю одеяло, вздрогнув от прохлады, шедшей из открытого на ночь окна. На соседней подушке лежит шарф, довязанный ночью и как-никогда пригодившийся бы в такую снежную погоду, какая накрыла Москву на днях. Я пишу сообщение Булаткину о «заявлении» Эда, беру из шкафа чистую одежду и иду в душ, чтобы по-быстрому привести себя в порядок.       Расслабившись под горячей водой, я подсушиваю волосы полотенцем и, завернувшись в него, выхожу из ванной. Босыми ногами шлепаю по полу, заворачиваю на кухню и, не заметив нового человека в комнате, выуживаю из холодильника пачку молока и пью его, придерживая полотенце другой рукой. И лишь услышав недовольный возглас, я нахожу «лишнего», а точнее, лишнюю.       — Кто это, Эдик? — показавшийся мне противным голос звучит за спиной, отчего я оборачиваюсь. — И почему она в одном полотенце, а? — а тон напоминает треки Кристины Си.       Брат смеется и представляет нас друг другу: Варя оценивающе пробегается по мне взглядом с ног до головы, а я лишь поднимаю бровь, «мило» улыбнувшись новой знакомой. Варя сидит рядом с братом и вертит в руках свой смартфон, «одетый» в розовый пушистый чехол. Её рыжие волосы, чересчур рыжие, еле достают до плеч и идеально гладкие, а глаза жирно обведены чёрной подводкой. Отмечаю про себя, что видела такое в последний раз только во времена неформалов, когда те ходили такие же размалеванные. Рука пассии Эда завернута в целлофан: мне даже стало интересно, что за рисунок набит у рыжей на плече.       — Пойду оденусь, — поймав на себе взгляд брата, произношу я и быстро убегаю в свою комнату.       Первым делом берусь за свой телефон и набираю другу сообщение о том, что было на кухне, а после достаю из шкафа красные шорты от Black Star и футболку из мерча Крида. Я Это пиздец. Как Эд нашел такую…?       Пока одеваюсь и привожу волосы в порядок, недовольно фыркнув, что их цвет потускнел и стал выглядеть совсем безжизненно, приходит ответ от друга. Рухнув на кровать, читаю сообщение и дуюсь, потому что Егор сегодня улетает выступать. Кридовский Прости, училка, не смогу разделить с тобой твоего недовольства. Улетаю в Питер через пару часов. Как вернусь, отзвонюсь.       Шумно выдохнув и мысленно настроив себя только на хорошее, я всё-таки возвращаюсь к брату и его пассии. Эд в это время разливает по кружкам кипяток, а Варвара стоит у плиты. Запах в воздухе витает приятный, и у меня урчит в животе, но только на столе оказывается сковорода с «завтраком» — чем-то, отдаленно напоминающим омлет — кидаю в тостер пару кусочков ржаного хлеба и достаю вчерашнюю куриную отбивную и салат. Когда сажусь за стол, чай уже достаточно остыл, но большая часть сковороды еще остается заполненной.       «Интересно, Эд уже говорил своей наглядной, что готовит она по-божески?» — мысленно произношу я. Варя всё время ластится к Выграновскому, то гладит по щеке, то целует, отчего я спешу доесть свой завтрак и ретироваться, чтобы не наблюдать эту тошнотворную картину.       Но только собираюсь это сделать, брат останавливает меня и просит пообщаться с Варей, ведь мы совсем не познакомились, а сам принимается мыть посуду.       — Ты где-то учишься? — безразлично кидаю я и, решив, что раз уж придется сделать это, чищу себе мандарин.       — Я работаю. На учёбу не хватает времени, — подозрительно робко отвечает рыжая, ведь мне она показалась не такой застенчивой. — Но я всегда мечтала быть дизайнером, поэтому решила сразу окунуться в это.       Хмыкнув, пытаюсь понять, почему на Варе растянутая футболка и странные штаны, если та дизайнер.       Через полчаса этот предатель уезжает в офис, по звонку своего менеджера, и мы остаемся вдвоем. Говорить ни о чем с девушкой не хочется, ровным счётом, как и видеть её, но Эд буквально приказал развлечь его подружку.       Вечер приближается так медленно, но вскоре пробки после рабочего дня рассасываются, а по «Первому» начинается вечерний выпуск новостей. Не в силах больше терпеть компанию подружки Эда, я решаю не мыть посуду и просто ставлю её в мойку, пока рыжеволосая доедает последний кусок пиццы и, не затыкаясь, сплошным потоком слов рассказывает про свои чувства к Скруджи. Кажется, идея выпить, пока парень на работе, обернулась против меня.       Эд задерживается в офисе, а идеи, как отвлечь от себя Варю и наконец-таки остаться одной, закончились. Атмосфера между нами совсем не дружелюбная, а мне этого и не надо, ведь мне сразу не понравилась эта разукрашенная фанатка, которая течёт больше по образу Скруджи, нежели по самому парню.       Вылив остатки вина себе в бокал, чего хватило только наполовину, закидываю в рот дольку мандарина и запиваю её игристым. Я думала, что алкоголь принесет расслабление, но действие получилось противоположное. Я: — Если твоя мадам скажет хоть ещё одно слово про твои татуировки или глаза, я её придушу. Эд, где тебя носит?       Варвара клюет носом, но стойко держится и наблюдает за моими действиями. Мне даже кажется, что та смотрела в мой телефон, когда печаталось сообщение. Эд: — Уже еду, малая. Она очень любит говорить про одежду.       Приходится завести бессмысленный разговор о цветах и принтах этой зимы, и, пока рыжеволосая что-то рассказывает, я, не думая ни о чем, смотрю в окно.       Примерно через полчаса возвращается брат. Пока тот переодевается, я разогреваю мясо по-французски, по даже через десять минут эти двое не появляются на кухне. По пути в свою комнату мне кажется, что из комнаты брата доносятся стоны, и, обрадовавшись, спешу достать траву, чтобы наконец расслабиться. Всё, что так давило на меня на протяжении дня, окончательно выбило из сил.       Удобно разместившись на подоконнике, я раскуриваю бонг, выбросив пустой пакетик из-под «перечной мяты» в окно. Холодный воздух вызывает толпы мурашек на теле. Прижимаюсь губами к стеклу и медленно втягиваю в себя горький дым, прижавшись спиной к стене и прикрыв глаза. Ещё пара затяжек, и я начинаю ловить кайф, а мысли о раздражающей Варваре медленно уходят на второй план. Если бы не раскуренная двойная доза, думаю про себя, расслабиться удалось бы не так скоро.       Выпуская сизый дым в открытое окно и глотая морозный воздух, мысленно возвращаюсь на год назад, когда мне даже в голову не пришло бы попробовать траву. Всё это кажется таким далеким, будто было в другой жизни.       Совсем расслабившись и обмякнув, я затягиваюсь все чаще, пока дым в бонге не теряет плотность. Но, только я подношу зажигалку, дверь в комнату открывается и ударяется о стену, а холодный воздух быстрым потоком ударяется о расслабленное тело. Закашлявшись, перевожу взгляд на стоящую в дверном проеме Варю и подношу палец к губам, чтобы та молчала. Однако рыжая, будто специально, зовет Эда, а тот в ту же секунду оказывается за её спиной.       Растерявшись, не успеваю ничего сделать: бонг так и остается в моих руках, как и зажигалка. Брат хмурится, но, ничего не сказав, уводит Варю в коридор. Там он просит её уйти и даже не реагирует на попытки надавить на жалость, а, когда девушка всё-таки покидает квартиру, возвращается ко мне.       Потупив взгляд, смотрю перед собой: бонг уже стоит на полу, а дым выветрился. Я даже не подозреваю, чего не хочется больше всего: выслушивать нравоучения Эда или самой оправдываться. Но не успеваю я и рта открыть, как Выграновский громко хлопает дверью и прижимается к ней спиной. Он просит меня закрыть окно и сесть на кровать, но выполняю это лишь тогда, когда Эд рявкает.       — Какого хуя, Жень? — рычит брат, ударив кулаком по деревянной двери и играя желваками. — Объясни мне, откуда у тебя это, — он говорит это медленно, выделяя каждое слово, будто выжигая их у меня в голове. — Ка-ко-го хуя?       — Это было в последний раз, — хриплым от долгого молчания голосом отвечаю я и прочищаю горло.       — Мне наплевать, в последний или нет, — перебивает он меня, когда я открываю рот. — Просто не могу понять, чем ты думаешь, — бросает Эд и молчит невыносимо долго, что очень сильно действует на нервы.       Сминаю в кулак плед, которым накрыта кровать. Мне стыдно за себя — я прекрасно понимаю брата, но поступок его ведьмы не отпущу просто так.       Примерно представляю, что сейчас чувствует младший, потому что сама с ума сходила, когда тот попадал и терялся в плохих компаниях.       — Вот что, — наконец произносит Эд, хрипло и грубо, отчего кровь отливает от моего лица. — Пока я не придумаю, что с тобой делать, ты сидишь дома. Хватит глупостей. И не рыпайся, не маленькая уже, чтобы я за тобой следил.       — В том-то и дело, что ты выставляешь меня малявкой! — кричу вслед, когда брат скрывается за дверью, но тут же из-за неё выглядывает, прожигая меня взглядом. — Отчитываешь, будто за съеденную без разрешения конфету!       — Действительно, взрослые — не такие ебанутые! — отвечает Выграновской, сжав край двери и хмурясь.       — Хорошо, хорошо, — моментально меняю тон и хватаю рюкзак, запихиваю в него только самое необходимое. — Уйду из дома, как безмозглый подросток!       Попытка пробиться сквозь брата заканчивается ударом в челюсть и парой царапин на щеке, пока тот держит меня, сцепив под грудью руки в замок. Кричу и пинаюсь, потому что ярость во мне кипит и льётся через края, а Эд даже не думает ослабить хватку. Бьюсь до последнего, как рыба, выброшенная на сушу, барахтаюсь, на что брат только шипит от боли и еле успевает уворачиваться.       Вскоре Выграновский не выдерживает и буквально пихает меня к двери, наверное, ожидая, что я передумаю и смягчусь, в замешательстве. Запихиваю ноги в ботинки, хватаю куртку, надевая её уже в подъезде.       Эмоции переполняют меня и встали барьером для здравого мышления, и я, подхваченная этой волной, озлобленная вылетаю из дома.       По пути в метро, закинув рюкзак за обе лямки, я покупаю билеты на самолёт до Питера, чтобы в кратчайшие сроки добраться до Булаткина, о чём он, собственно, ещё не в курсе. До ближайшего рейса остается два с половиной часа: как раз хватит, чтобы доехать до вокзала, а оттуда на аэроэкспрессе до аэропорта. Денег у меня на это хватит, но после придется снова найти подработку или, по-хорошему, постоянное место работы. Мою последнюю заявку тоже отклонили, и желание меняться вот-вот упадет до нижней отметки в шкале.       Я все ещё не избавилась от пирсинга в носу и «лишних» украшений в ушах. Одежду, которая мне нравится, надеваю при любом удобном случае: это не столь важно, по сравнению с привычками, из-за которых я сейчас наблюдаю красивые зимние пейзажи из окна вагона.       Аэроэкспресс довольно быстро оказывается на конечной станции, и я на пути к стойке регистрации забиваю себе место через сайт компании, чтобы сидеть у окна и не дай бог — у турбины. Протягиваю девушке за стойкой документы, она выдает мне билет, и я бегу через зал ожидания на посадку, потому что до её завершения осталось всего ничего. Как только оказываюсь в самолёте, надеваю наушники и прошу меня не беспокоить до конца полёта.       Уже в Санкт-Петербурге меня будит стюардесса. Только сейчас включаю телефон, чтобы позвонить Егору, но он не отвечает. Ругнувшись про себя, вспоминаю название клуба, в котором он должен выступить. Но не сразу до меня доходит, что концерт, скорее всего, закончился, ведь уже давно за полночь.       Сев в аэроэкспресс, покупаю кофе. От безысходности, после трёх звонков Булаткину, листаю галерею и вдруг натыкаюсь на фото, которое он мне прислал из отеля, и на халате замечаю рисунок с надписью «Азимут». С вокзала вызываю такси прямо туда.       Город на Неве давно погружен в крепкий сон, а метель разгоняет гуляк по домам, морозя щёки и носы. Грея горячим дыханием озябшие пальцы, я захожу в отель и сразу направляюсь на ресепшен, где меня встречает довольно милый молодой человек. Параллельно снова набираю артиста.       — Здравствуйте, — как можно вежливее обращаюсь к нему я и улыбаюсь, — мой друг, Егор Булаткин, остановился в вашем отеле. Он сказал, что вернется после одиннадцать вечера. Но я забыла, в каком он номере, а трубку не берёт, — тараторю я, чтобы не так было заметно вранье, но портье только вежливо улыбается.       — Извините, но этот гость не предупреждал, что к нему кто-то придёт, — парень опускает глаза в монитор компьютера, что-то ища. — Нет, не предупреждал.       — Но я только прилетела и уже успела замерзнуть, — пытаясь сохранить спокойный тон, говорю я, а про себя матерюсь на Булаткина: либо он так крепко спит, либо тусит, что скорее всего. Снова звоню другу. — Можете хотя бы назвать номер, чтобы я знала, где ждать?       — В двести втором номере остановился Егор Булаткин. К сожалению, вам придется подождать его здесь, пока… — было начинает портье, но вдруг весь отель погружается во тьму.       Погодные условия сыграли мне на руку, и я, ещё входя запомнив расположение лестницы, на всех ногах бегу к ней. Парень с ресепшена зовёт охрану, но я успеваю подняться на второй этаж до того, пока включается аварийное освещение. Номер «двести два» оказывается справа, в двух шагах. Мне ничего не остается, как стучать кулаками в дверь, прижимая телефон плечом к уху. И это оказывается действеннее звонков.       — Какого хрена? — слышу прежде, чем Егор видит меня и удивленно вскидывает брови. — Выграновская?       За моей спиной появляется охранник и запыхавшийся портье. Они начинают объяснять ситуацию блэкстаровцу, но тот пропускает меня в номер, а сам выходит, чтобы обсудить сложившуюся ситуацию с работниками отеля.       Раздеваюсь и первым делом прохожу в ванную, чтобы умыться и согреть руки под тёплой водой. Через пару минут возвращается блондин: идёт следом за мной и останавливается в дверном проеме, сложив руки на груди.       — Ну и как это понимать? — его раздраженный взгляд напоминает мне об инциденте с братом, но Булаткин всегда рад видеть меня, даже если я появляюсь вот так странно. — Посреди ночи устроила черти-что, взбудоражила охрану. А если бы они поймали тебя до того, как я открыл дверь?       — А ты почему не отвечал на мои звонки? — задаю ответный вопрос, вытирая руки полотенцем. Блондин морщится, мол, не переводи тему. — Эд привел свою девушку, а она мне не понравилась, — серьезно отвечаю я, будто объявляю приговор в зале суда, а Егор начинает громко смеяться и цокает.       — Ты больная, Выграновская, — будто выносит мне вердикт друг и шевелит мои волосы, а после к себе притягивает за наспех обвязанный вокруг шеи шарф.       Пока Егор будет кухню, заказывая в номер поздний ужин, я греюсь в горячем душе. Артист дает мне свой халат, только он оказывается вдвое больше меня и спадает с одного плеча, но у меня нет другой одежды, чтобы отказываться. Когда я выхожу из ванной, поднос с едой уже стоит на тумбе у кровати, а Булаткин уплетает салат.       Друг заказал мне овощное рагу и зеленый чай, и я снова убеждаюсь в том, какой внимательный Егор. И как он умудряется помнить всё?       Быстро ем, чтобы артист скорее лег спать и отдохнул перед выступлением. Он достает из чемодана какую-то свою футболку для меня, и только сейчас я понимаю, что мне придется спать с ним. Выбора нет: в номере, кроме кровати, нет ни одного удобного места, да и к чему стесняться Егора, если мы не раз видели друг друга без одежды.       Отвернувшись от друга, развязываю пояс халата, и тот падает на пол. Я остаюсь практически без ничего, но будто чувствую, как смотрит на меня Булаткин. Быстро надеваю футболку и прикрываю ей всё, что возможно, чтобы друг перестал пялиться, но стоит мне обернуться, и я ловлю на себе пошлый взгляд.       — Я, конечно, заметил, что ты похудела, но не настолько, — сглотнув, произносит Егор и провожает меня глазами, пока я отношу халат в ванную и выключаю основной свет в номере. Рядом с кроватью горит ночник.       — Думал, я всю жизнь буду пирожком? — усмехаюсь, сев на край кровати и выдавив на руку немного крема. Запах мяты и шоколада ударил в нос, и я мажу и лицо, чтобы подольше его ощущать. — Бывший заставил ходить в зал, и я там часами впахивала. Скинула больше десяти килограмм за два месяца. Единственное, за что ему спасибо сказать хочется, — лукаво улыбаясь, забираюсь под одеяло и двигаюсь ближе к парню, когда его теплые руки обнимают меня, прижимаюсь к нему спиной.       — Об этом тоже не хочешь говорить? — спрашивает блондин, я оборачиваюсь к Егору и отрицательно верчу головой.       Тот ничего не отвечает, а лишь невесомо касается губами моей щеки, но я отворачиваюсь и ворчу на него, чтобы засыпал. Булаткин обнимает меня крепче, а рукой беспардонно забирается под футболку.       Разряд тока прошибает меня. Вздрагиваю, а, прикрыв глаза, прокручиваю в голове все наши прошлые встречи, частенько заканчивающиеся сексом. Просто невероятно, как события годовой давности могут всплыть из-под кучи других моментов только от одного прикосновения. Егор не собирается останавливаться: вырисовывает нелепые узоры на оголённом животе, а у меня от это нереально кружится голова и сбивается дыхание. Из лёгких выбивает весь воздух, когда блондин сначала кусает тонкую кожу на шее, а потом, словно кот, облизывает, заставляя меня закусить край подушки и зажмурить глаза. Чёрт, как же давно у меня никого не было. Булаткин переворачивает меня на спину и нависает сверху с ухмылкой на губах.       — Соскучилась? — шёпотом спрашивает парень, наклонившись ко мне и обжигая дыханием мою шею. Ничего не отвечаю, продолжая жмуриться, но да, я чертовски скучала по нему. Кажется, с нашей последней встречи не изменился даже запах парфюма, что уж говорить о мягких, дразнящих касаниях блондина, его возбужденном голосе с хрипотцой. Прижимается ко мне и резко впивается в губы, не дав даже глотнуть воздуха. Терзает меня поцелуем, а его рука блуждает по моему телу: придушивает, сжимает грудь, пальцы касаются пупка, медленно двигаются всё ниже.       Егор держит меня в постоянном напряжении: даже невесомые касания самых чувствительных мест сносят крышу, а когда его пальцы оказываются во мне, выгибаюсь, не сдержав стон. Парень улыбается, так мило и одновременно очень пошло, кусает губу, наблюдая, как я прерывисто дышу и сжимаю в кулаки руки. Не могу сосредоточиться, а перед глазами всё плывет, и мне остается только растечься по кровати и получать удовольствие.       Наконец я чувствую знакомое тепло, скапливающееся внизу живота и готовое вот-вот рассыпаться на миллион капель, разлететься по всему телу. Жмурюсь в предвкушении оргазма, Булаткин целует меня в шею, но вместе с последним касанием губ влажной кожи выходит из меня, оборвав на самом пике. Издаю что-то невнятное, больше похожее на мычание, нежели на полноценную фразу, и провожу рукой по вспотевшему лбу. Меня потряхивает, а в голове каша: нельзя поступать так с теми, у кого давно не было этого.       — Мы не продолжим, пока ты всё не расскажешь мне, — как ни в чём не бывало произносит Егор, улегшись рядом и приобняв меня за талию. Открываю сначала один глаз, затем второй, морщась от боли, накатившей после так и не наступившего удовольствия, и шумно выдыхаю. — Либо так, и мы продолжим, либо спокойной ночи, — он улыбается своей голливудской улыбкой и притягивает меня к себе, позволив нашим ногам переплестись. У меня нет слов, насколько я возмущена, просто хочется врезать этому улыбающемуся идиоту. — Так что ты выбираешь?