Чёрное на чёрном

Вместе с запахом выжженных солнцем полей Тёмной птицею в сердце входит новая осень. Ты плетёшь свой венок из траурных лент, из увядших цветов и почерневших колосьев. Но кто знает, чем обернутся холода и потери Для того, кто умел верить… Fleur, «Для того, кто умел верить»

Агарис 397 год К.С. Ей снился город. Серый и промозглый. Она бежит по узким пустынным улочкам, не разбирая дороги. Вокруг — лишь густеющая с каждым шагом тьма, пробирающий до костей холод и… тени. Они тянутся за ней чёрным шлейфом, преследуя, настигая, желая утащить назад — туда, откуда уже не будет возврата. Они протягивают к ней тонкие руки, цепляются за подол платья, развевающиеся на ветру волосы, и она с ужасом ощущает прикосновения их леденящих пальцев. Босые ноги вязнут в грязи, и каждый следующий шаг даётся с трудом, а беспросветная пелена мрака и дождя смыкается вокруг и кажется, что надежды на спасение нет… Риченда проснулась от собственного крика и резко села в постели. Её била холодная дрожь, а сердце заходилось в таком бешеном ритме, будто она в самом деле куда-то бежала. — Опять этот сон, — простонала девушка, обессилено упав на влажную подушку. Сумерки ещё царствовали в спальне — гардины на окнах надёжно сдерживали ночную мглу, но Дана чувствовала, что утро уже наступило. Пытаясь выровнять дыхание и вновь обрести контроль над неистово колотящимся сердцем, девушка выбралась из смятой постели и, ступая босыми ногами по мягкому ворсу ковра, подошла к окну, распахнула тяжёлые шторы. Слепящее солнце брызнуло в глаза, Дана невольно зажмурилась и отвернулась. Заря наполнила спальню утренним светом, окончательно прогнав ночные тени, а вместе с ними и ночной кошмар. Стало легче. Здесь — солнце, свет, жизнь, но Риченда знала, что настойчивый, сводящий с ума сон ещё вернется. Он всегда возвращался, с того самого дня, разделившего жизнь на «до и после». Больше четырёх лет прошло со смерти отца, и горе её смягчилось, утратив прежнюю остроту, но глубокая, скорбная тоска не отпускала. Шли дни, сменялись времена года: весна, лето, осень, приносящие в беспросветно-печальное существование хоть какие-то краски, но Риченде казалось, что она навсегда обречена на вечную зиму. Жизнь была раскрашена двумя контрастными цветами: белым, напоминавшим о прошлой, кажущейся теперь счастливой жизни в Надоре, и чёрным, заливавшим её настоящее и будущее. Ненавистные цвета Олларов! Ей даже не удалось проститься с отцом. Под покровом ночи верные люди Окделлов вывезли её из Надорского замка. Риченда не хотела уезжать, желая дождаться похорон, но матушка и дядя Эйвон убедили её в том, что такова была воля Эгмонта Окделла. Он не хотел, чтобы старшая дочь стала пешкой в борьбе за Надор. И если дядя переживал о судьбе старшей племянницы, то для матери священным долгом было исполнить последнюю волю мужа. «Ты должна быть храброй и смелой, девочка моя, — сказал ей отец накануне похода на Олларию. — Ты — старшая из моих детей, рано или поздно на твои хрупкие плечи ляжет бремя ответственности за Надор. Я каждодневно молю Создателя, чтобы он дал мне время устроить твою судьбу и позаботиться о вашем с сёстрами будущем. Мне было бы спокойнее, если бы рядом с тобой был надёжный и верный человек, которому я бы смог доверить тебя и Надор, но ты ещё так юна, и я покидаю вас с тревогой. Риченда Окделл, пообещай мне: если я не вернусь, ты сделаешь всё, чтобы защитить Надор». Со слезами и щемящим сердцем, Риченда дала отцу слово, что позаботится о родовых землях и своих сёстрах. А теперь бежала из родного дома, будто преступница. Следующий месяц после отъезда из Надора она почти не помнила. Бесконечные скачки, чужие имена, постоялые дворы — всё это слилось в одно серое сонное марево. Постоянный недосып, похожие одна на другую раскисшие от сырости дороги, тишина, разбавляемая лишь перестуком лошадиных копыт. Утомительный путь отнимал последние силы, приступы грудной болезни случались всё чаще. Но Риченде, казалось, было всё равно, что с ней станет. Безразличие к самой себе делало всё вокруг ничтожным, помогая защититься от нестерпимой боли потери. Она словно провалилась в пустоту и теперь равнодушно взирала за бесконечно долгими днями и ночами, казавшимися бессмысленными и ненужными. В дороге юную герцогиню сопровождала знающая её с детства няня и монах в серой рясе, чьего лица, из-за неизменно глубоко опущенного капюшона, Риченда так и не смогла разглядеть. Южный акцент, смуглая кожа, шрам на левой ладони — вот, пожалуй, и всё, что она могла сказать об отце Хьюго. Эсператист был немногословен, но Риченду сей факт не волновал, разговаривать с кем-либо она не желала. Она вообще утратила способность чего-то хотеть. Спустя месяц пути все Талигские провинции остались позади, и чёрная карета без гербов пересекла границу. Ещё несколько дней и старшая дочь герцога Окделла оказалась в городе Святого престола — Агарисе. Отец Хьюго передал её принцессе Ракан, в чьём доме Риченде предстояло жить. Девушка, едва не падая от усталости и изнеможения, скомкано поприветствовала августейшую чету — наследного принца Альдо и его бабушку, хотя много раз представляла эту встречу. В воображении всё складывалось совершенно иначе. Впервые увидев её, Матильда заявила, что девочке срочно нужно в постель, и едва ли не собственноручно уложила юную герцогиню Окделл. К измученной дорогой девушке принцесса пригласила лучших врачей. Лечение и мягкий морской климат сделали своё дело, Риченда начинала оживать. Матильда была добра к ней, но излишним вниманием не утомляла. Видимо, принцесса не выносила, когда в её ранах ковыряются, и сама этого не делала. Риченда подолгу гуляла по побережью, вглядываясь в туманный горизонт. В Надоре моря не было, а в Агарисе не было елей и гор. Постепенно возвращалась способность чувствовать. Но вместе с эмоциями вернулись и воспоминания, а ещё — боль. Дана всё время думала об отце, о восстании, о других погибших, многих из которых она знала. Сколько потерь и боли — тупой, постоянной, изматывающей душу и сердце! И она не прекращалась, а день ото дня становилась только острее. Уж лучше пустота, чем эти раздирающие душу воспоминания и проносящиеся перед глазами картины того, как всё могло бы быть. Если бы Эгмонт Окделл одержал победу и вернулся домой… Всё, что сейчас осталось у Риченды — это мечты, которым не суждено никогда сбыться. Каждый день Дана задавала себе вопросы. Почему судьба была так несправедлива к ним? Почему всё случилось именно так — жестоко и непоправимо? Кто виноват? Создатель? Чужой?.. Ворон! Враг, наконец, обрёл чёткие контуры и имя. Рокэ Алва был проклятием её семьи! Это он предательски убил Эгмонта Окделла накануне решающего сражения. Алва отнял всё, что было ей дорого: семью, дом, надежды на будущее. Из-за него она вынуждена была покинуть родной Надор, любимых сестёр и стать вечной изгнанницей. Риченда убедила себя, что Алва виновен во всех бедах и несчастьях, обрушившихся на неё, её семью, её страну. Боль утрат на время отступила, её место заняла ненависть, обесценивая и вытесняя все другие чувства. И теперь герцогиня Окделл жаждала возмездия, день за днем взращивая в душе мысли о мести. В её жизни вновь появился смысл. Извращенный, абсурдный, но именно он помогал не сойти с ума. Риченда верила, что однажды Алве воздастся за всё. Кара настигнет виновного, и дочь Эгмонта Окделла готова заплатить за это многим, если понадобится — своей жизнью. Её мечты о мести оставались таковыми долгое время, но Создатель наконец услышал её молитвы. Взгляд Риченды остановился на туалетном столике, где ярким пятном белел вскрытый конверт. Его доставили из Надора вчера поздно вечером. Герцогиня Окделлская писала дочери крайне редко, её послания были коротки и сухи. В них она сообщала лишь о своём здоровье и младших дочерей. Каждый раз одно и то же, но только не в этот раз. О жизни в Надоре и происходящем в Талиг, Риченда узнавала от тех, кто приходил в дом принцессы Матильды. Чаще всех захаживал барон Питер Хогберд. Матильда Ракан недолюбливала хитрого Хогберда, но не принимать его не могла, как и прочих друзей и соратников давно почившего мужа. Всегда заискивающий барон Риченде тоже не нравился. С первой их встречи он величал её не иначе как «бедное дитя» и смотрел взглядом, полным фальшивого сострадания. И девушка сама не могла понять, что её раздражает больше: это наигранное сочувствие, совмещённое с желанием влезть в душу, или отсутствие понимания глубины её потери. Но зато у Хогберда всегда с собой был ворох свежих новостей и сплетен. Именно от него Риченда узнала, что после восстания провинция была обложена непосильными налогами, а семья погибшего мятежника находилась в опале. Герцогине и её дочерям запретили покидать Надорский замок. Риченда места себе не находила от переживаний за родных. Но последнее письмо матери окончательно лишило её покоя. Герцогиня писала о том, что король требует возвращения в Талиг старшей дочери герцога Окделла. Риченду вызывали ко двору в качестве фрейлины Её Величества Катарины Оллар. В случае неповиновения последствия для семьи Окделл и Надора в целом обещали быть катастрофическими. Риченда не спала полночи. Приглашение ко двору могло значить только одно: король, а точнее — истинный правитель Талига — кардинал Сильвестр, нашёл для герцогини Окделл мужа, того, кому желает отдать Надор. Дана боялась, понимая, чем ей грозит возвращение в Талиг, но отказаться не могла. Её долг — защитить свою семью. Она обещала отцу, а это обещание для неё было свято, пожалуй, больше, чем клятва Создателю. «Если не можешь предотвратить неизбежное, попытайся извлечь из этого пользу», — прочла когда-то в одной книге Риченда, и эта фраза запомнилась ей. Сейчас мудрое изречение пришлось как нельзя кстати. В возвращении в Талиг она нашла одно весомое преимущество: при дворе она встретится лицом к лицу со своим главным врагом — Вороном. Мысли о сладостной мести, если не изгнали страхи, то хотя бы притупили их. — Доброе утро, сударыня, — отвлекла Риченду от занимавших её раздумий служанка. — Ваш завтрак. Та поставила на низкий столик поднос с ароматным шадди и аппетитно пахнувшими булочками, только что вынутыми из печи. — Благодарю, Эльза. — Госпожа, для вас послание. Риченда невольно вздрогнула, увидев в руках служанки конверт. Ещё новости из Талига? Дана с тревогой взяла письмо. На печати была изображена серая мышь, держащая в лапках свечу. Это был символ «истинников» — одного из семи эсператиских орденов, самого нетерпимого и ортодоксального, призывающего к войне с еретиками. Риченда сорвала печать и раскрыла послание. В короткой записке сообщалось, что герцогиню Окделл желает видеть глава ордена — магнус Клемент. Но зачем?.. Дана покачала головой. Ещё одна встреча, от которой она не могла отказаться.