Чёрное на чёрном

Люди страдали бы гораздо меньше, если бы не развивали в себе так усердно силу воображения, не припоминали бы без конца прошедшие неприятности, а жили бы безобидным настоящим. Гёте, «Страдания юного Вертера»

На Агарис опускались сумерки. Робер Эпинэ стоял у распахнутого настежь окна и смотрел на раскинувшийся вдоль побережья Святой город. Духота сводила с ума. Прогретый за день жарким южным солнцем воздух так и не принёс долгожданной прохлады. Рука непроизвольно потянулась к вороту. Хотелось сорвать шейный платок, распахнуть ворот рубахи и вдохнуть полной грудью. Робер понимал, что дело не в жаре и духоте, ведь он был южанином. Причина в самом Агарисе: он задыхался в этом городе. Хотелось сейчас же, сию секунду умчаться прочь. Но куда? Кто и где ждёт его? Кому нужен последний Иноходец? Только покинутой всеми Жозине — подражая отцу, он всегда называл мать по имени. Деду поверженный, чудом выживший и ударившийся в бега младший внук вряд ли был интересен. Домой хотелось невыносимо. Эпинэ… Виноградники, сбегающие вниз по склонам пологих холмов, бескрайние зелёные луга, пестреющие цветами, влажные перелески, каштановые рощи, прозрачная вода ручьёв. По некошеной высокой траве бродят стреноженные лошади, а в долине Брети на поросшем густым лесом холме, возвышается родовой замок — тихий, безмятежный, словно заспанный. Высокие стройные башни с зубчатыми венцами отражаются в прозрачных зеркальных водах размеренно текущей реки… Робер готов был душу продать Леворукому за возможность на одно краткое мгновение вновь оказаться дома. Но в Талиге наследник Эпинэ вне закона. Его возвращение грозило провинции непомерными налогами, а ему самому — стоило бы головы. Мать понимала это и не просила приехать. Слишком высока была цена — жизнь её последнего оставшегося в живых сына. Единственного из четверых. Бедная матушка! В один день потерять мужа и трёх сыновей, а потом жить, терпя выжившего из ума старика, отправившего на верную погибель всех её близких. Дед, во что же ты втянул свою семью? Неужели не понимал, что мятеж обречён? Всерьёз рассчитывал поднять север и юг против Олларов? Верил, что, объединившись, три Великих Дома низвергнут династию узурпатора и воскресят Талигойю? Волны, Скалы и Молнии против Ветра… Вальтер Придд не явился, оправдываясь тем, что приказ до него не дошёл. Эгмонт Окделл погиб на дуэли накануне сражения, а место старого и больного Анри-Гийома Эпинэ занял его сын Морис Эр-При. Он-то и пытался сдержать королевские войска, внезапно ударившие в тыл Северной армии. Но Ветер, неся на крыльях смерть, пронёсся над землёй, сметая всё на своём пути. Рокэ Алва в очередной раз доказал, что является лучшим полководцем из ныне живущих, и провёл войска через считающиеся непроходимыми весной болота Ренквахи. Конница Эпинэ была разгромлена. Отец и братья, как позже узнал Робер, погибли, а сам он, тяжелораненый, потеряв сознание ещё в Талиге на залитой кровью грязной земле, в себя пришёл уже в Агарии, на не менее грязном лежаке в монастырском госпитале. Кто привёз его в Агарис, он не знал. Как и то, что стало бы с ним, если бы не Матильда Ракан, нашедшая его среди раненых. Принцесса, не обращая внимания на возражения, сразу же забрала Иноходца к себе. Эпине ещё не мог передвигаться самостоятельно, рана причиняла невыносимую, мутнящую сознание боль. Но принцесса Ракан настояла на своём. Все заботы о перевозке и лечении на себя взяла Матильда. Робер не хотел обременять вдовицу и принца, догадываясь о том, что короли-изгнанники не могут жить богато, но Матильда была непреклонна. В конце концов, Робер смирился. Мириться приходилось со всем, хотя ему глубоко безразлично было, где теперь умереть — в омерзительном госпитале или под крышей сюзерена. Жить не хотелось. Ничего не хотелось. Но за сотни хорн осталась мать, уже потерявшая троих сыновей и поэтому не жить он не мог. Так Робер стал изгнанником. Путь в Талиг для него был закрыт навсегда, а на то, чтобы отправиться куда-то ещё не было средств, вот и оставалось прозябать в этом мёртвом городе. Таком же мёртвом, как и он сам. Возвращение к жизни было мучительным, словно часть его осталась там, в топях Ренквахи вместе с отцом и братьями. Знакомство с Альдо и Ричендой Окделл оживило Иноходца, хотя жизнью в полной мере это назвать было нельзя. Альдо ничего не знал о мятеже. Точнее, он знал, что бунт был, и о его подавлении, а Риченда — такая же потерянная и измученная, как сам Робер, его пережила. Заходящее солнце окрашивало небо в кроваво-красный цвет. Набегающие со стороны Померанцевого моря облака словно горели огнём. Багровые отблески падали на крыши домов и возвышающийся на Теониевом холме храм Семи Свечей, силуэт которого чётко вырисовывался на фоне заката. Взгляд Робера скользнул с холма вниз на бухту. Море было спокойным, переливаясь в закатном солнце тёплыми пурпурными оттенками. В стремительно надвигающейся темноте запоздалое рыбачье судёнышко спешило к берегу. Сесть бы сейчас на какого-нибудь «торговца» или галеру и уплыть в сторону заходящего солнца. Да хоть к закатным тварям, только бы подальше отсюда! Лишь бы не торчать в этом сером городе и душной комнате, наполненной тошнотворным ароматом лилий и жалостью к самому себе, мнимый комфорт от которой отгораживал его от реальности, но лишь на время, а затем, подобно набегающей на берег волне, накрывал с новой силой горечью воспоминаний и болью потерь. От мрачных мыслей его отвлёк Альдо. Сюзерен подошел неслышно, положил руку на плечо, отчего Робер вздрогнул и резко обернулся. Он был у Раканов, Матильда, по своему обыкновению, пригласила его на ужин. Она всё время пыталась подкармливать Робера, равно как и девицу Окделл. От приглашений оправившийся от ран Эпинэ отказывался почти всегда — Матильда с Альдо и сами жили более чем скромно. Он знал, что принцесса распродала почти все свои драгоценности, помогая соратникам давно почившего мужа. Сколько их прискакало в Агарис сначала после Двадцатилетней войны, потом после восстания Борна и, наконец, четыре года назад, когда провалилась очередная попытка свалить Олларов! Но, что самое мерзкое, большинство из прибывших «мучеников» были предателями и трусами, готовыми только кричать о высоких идеалах и Великой Талигойе. И деньги чужие они тянули с удовольствием, поэтому и жили сейчас лучше многих. Такие нигде не пропадут. Но наследник Повелителя Молний никогда не будет брать ни у кого денег и есть за чужой счет! И если бы принцесса не сказала, что Риченда желает сообщить им важные новости, он так бы и остался сидеть в своей убогой комнатёнке, пережёвывая пропаренные овощи, что подавали на ужин в монастырском приюте Эсперадора, где Робер жил вот уже четыре года. — О чём грустит будущий Первый маршал Талигойи? — весело поинтересовался последний из Раканов. Принц свято верил в своё предназначение и в то, что однажды займёт трон предков. — Сейчас придёт наша прехорошенькая герцогиня и развеет твою хандру, — подмигнув, сказал Альдо, отчего Роберу захотелось дать другу по шее. Откуда у двадцатитрехлетнего принца такое пренебрежительное отношение к женщинам? На прошлой неделе он рассказывал о прехорошенькой девице из таверны, вчера о прехорошенькой вдовушке по имени Клара, а сегодня он так называет герцогиню Окделл. Свою невесту. Хотя Иноходец прекрасно видел, что Риченда считает Альдо женихом ровно таким же, как и он её — невестой. Обоим не было друг до друга никакого дела и, если бы не изгнание, то эти двое вряд ли когда-нибудь хотя бы завели беседу. Молчание друга Альдо расценил по-своему: — Что поделаешь, Робер, мы с тобой не можем жениться на ком захотим. Меня обручили с Ричендой ещё во младенчестве, и теперь я должен взять её в жены. Не знаю, о чём вы всё время с ней говорите, на мой вкус — она слишком проста. Я бы с удовольствием уступил её тебе. — Замолчи, Альдо! — оборвал принца Робер, пока тот не сказал того, из-за чего их дружба всерьёз пошатнулась бы. — Прояви уважение, она твоя невеста. Во времена бурной молодости в Талиге он не был обделён женским вниманием, несмотря на то, что был всего лишь третьим из четырёх внуков герцога Эпинэ, и имел весьма призрачные шансы однажды получить титул Повелителя Молний. Но и тогда он не скакал из одной постели в другую и не бросался в чувства с головой. Он никогда не относился к женщинам потребительски, считая, что они заслуживают уважения, внимания, подарков, цветов. Всё это он щедро бросал к ногам своих дам, кем бы они ни были. Но эти дни давно пришли, сейчас Робер был беднее церковной мыши, что он мог предложить женщине? Среди тех, кто как и он оказался в изгнании, были и такие, кто нашёл себе по состоятельной агарисской даме и теперь безбедно существовал за чужой счет. Робера передёргивало от отвращения. Уж лучше быть одному, чем так. Был ли он влюблён в герцогиню Окделл, Робер и сам не мог сказать. Риченда действительно была дорога ему. Одно время он думал о том, что, вероятно, именно такая девушка могла бы стать его избранницей, но она была невестой Альдо — пусть условно, — а значит, недоступна для него. Зачем мечтать о том, чему никогда не суждено сбыться? В жизни и без того полно разочарований. К облегчению Робера и удаче Альдо, в гостиной появилась Матильда Ракан, урождённая герцогиня Алатская. Вдовствующая принцесса была матерью погибшего во время морской прогулки отца Альдо. Она воспитывала внука с пелёнок, отдавая ему всю свою любовь и заботу. Шестидесятилетняя Матильда ненавидела пышные наряды, драгоценности, парики и прочие женские штучки, по дому ходила в мужском платье, обожала верховую езду, лучше многих мужчин разбиралась в лошадях, оружии, вине. В общем, была не только принцессой, замечательной женщиной, отличным собеседником, но ещё и другом. — Мы ждём вас в столовой, — громогласно возвестила принцесса, из-за высокой крупной фигуры которой выглянула улыбающаяся светловолосая девушка. Робер сидел напротив Риченды, вспоминая, как четыре года назад впервые увидел герцогиню Окделл. Сколько ей тогда было? Не больше пятнадцати, хотя выглядела она и того моложе. Хрупкая угловатая девушка с русыми волосами и печальными глазами, серыми и прозрачными, словно застывший в стужу лёд. Она сразу понравилась Матильде, и та взяла юную герцогиню под свою опеку. Впрочем, Матильда брала на поруки всех, кто нуждался в её помощи. Вдовствующая принцесса сказала ему тогда: «Вот увидишь, через два-три года эта девочка станет настоящей красавицей». Вдовица не ошиблась, и теперь Робер видел перед собой изящную стройную девушку с привлекательными формами, копной русых волос, большими миндалевидными глазами, молочно-белой кожей, покрытой милыми веснушки, которые Риченда отчего-то старательно пыталась скрывать. Как истинная северянка она прятала лицо от палящего южного солнца под широкополыми шляпами, поэтому кожа девушки по-прежнему оставалась очень светлой. Удивительная девушка. Что их сблизило? Потери. Потери близких и Родины. Они оба изгнанники, что бегут от прошлого. Вот только Риченда ещё не поняла, что Агарис не был местом, способным исцелить израненную душу. Умирающий скорбный город, он никого не избавит от страданий. Она никогда не говорила об отце, но Робер видел, что это мучило её. С потерей близких трудно примириться, это он знал по себе. Как и у Риченды, в Талиге у него осталась семья. Дед и мать. Дом тоже был, пусть где-то далеко и распоряжался в нём сейчас племянник герцога Эпинэ — Альбин Маран, точнее, его жена Амалия. «Навозники» рвали страну на части, брат Амалии — Фернан Колиньяр был губернатором провинции Эпинэ, поэтому безвольный подкаблучник Альбин и получил право распоряжаться во владениях объявленного нездоровым герцога Анри-Гийома. Как матушка терпит занудную Амалию, которая спит и видит себя следующей герцогиней Эпинэ? Робер вдруг подумал, что Риченда, с её утончённой красотой, непременно понравилась бы Жозине. Он снова внимательно посмотрел на девушку. Весь вечер она была молчалива и почти ничего не ела. Вот и сейчас, погружённая в свои мысли, молодая герцогиня рассеянно ковыряла вилкой в баранине с тушёными овощами. Бокал белого вина стоял не тронутым. Лицо сосредоточенное и задумчивое одновременно, в отстранённом взгляде дымчатых глаз — печаль. — Риченда, ты сегодня сама не своя, — заметила Матильда, накладывая очередную порцию паштета по-ардорски, на белую, с розовым цветочным орнаментом, тарелку. — Ты обещала важные новости. Робер и Альдо устремили взгляды на девушку. Глубоко вздохнув, словно собираясь с мыслями, герцогиня медленно отложила серебряные столовые приборы и негромко, но уверенно объявила: — Я возвращаюсь в Талиг.