Чёрное на чёрном

Ворота Роз, через которые Риченда и сопровождающие её Лараки въехали в столицу Талига, остались позади, и чёрная карета, запряжённая парой вороных, теперь катила по пустынным улицам засыпающего города. Редкие фонари тускло освещали столичные улицы, отбрасывая на стены старых домов мутный призрачный свет. Ночную тишину нарушал лишь гулкий топот копыт, да грохот колёс по мощёной булыжником мостовой. Внутри экипажа царило молчание. Лараки, утомлённые дорогой, дремали, Риченда, прислушиваясь к размеренному стуку железных подков, размышляла о том, что ждёт её в столице. Наконец экипаж остановился у небольшой гостиницы под названием «Мерин и кобыла». Здесь им предстояло заночевать и встретиться с кансилльером Талига — Августом Штанцлером. Тайно. По этой причине и время было выбрано столь позднее, и место неприметное. Герцогиня ниже надвинула на лицо капюшон чёрного плаща и вслед за дядей выскользнула из кареты. Трактирщик с пышными усами проводил гостей на второй этаж, где в одной из комнат их уже ожидал кансилльер Талига, одетый в чёрное монашеское одеяние. За окном по-прежнему шёл дождь и дул сильный ветер, в помещении же было тепло и уютно. Только переступив порог жарко натопленной комнаты, Дана поняла, как она замёрзла. — Добрый вечер, эрэа Аурелия. Герцогиня Окделл. Эр Эйвон. Приветствую вас в столице, — улыбаясь, сказал Штанцлер. Риченда с интересом рассматривала нового знакомого, о котором так много слышала. Это был невысокий, слегка сутулящийся, полноватый мужчина лет шестидесяти, с короткими седыми волосами и небольшой бородкой, какую носили почти все Люди Чести. — Благодарю вас, эр Август, — Дана сделала реверанс, отметив, что у кансилльера доброе лицо и очень приятная открытая улыбка. — Как вы похожи на отца, Дана, — сказал кансилльер, тепло улыбнувшись, — вы ведь позволите мне вас так называть? Герцогиня кивнула, и Штанцлер продолжил: — Я должен предупредить вас, что в Олларии в обществе следует воздержаться от обращения «эр». Здесь оно не в чести. Разумеется, если вы не среди единомышленников. — Я это понимаю, сударь. Как и то, что Оллария это не Агарис и даже не Надор. — Вот и замечательно, — снова улыбнулся кансилльер. — Прошу простить мой странный, но вынужденный наряд. Располагайтесь. Поближе к огню, погода сегодня ужасная. Скоро подадут ужин, а пока выпейте подогретого вина. Герцогиня сняла плащ, перекинула его через спинку стоящего у стены стула, бросила поверх перчатки. Лараки разместились за столом, тётушка Аурелия тут же начала жаловаться на ужасную дорогу и дрянную погоду. Риченда же подошла к пылающему камину, потёрла ладони друг о друга и протянула заледеневшие пальцы к потрескивающему огню. — Вы совсем отвыкли от здешнего климата, — заметил Штанцлер, протягивая ей кубок с вином. Девушка приняла его с благодарностью и сделала глоток. Тёмно-красный напиток с терпким виноградным вкусом приятным согревающим теплом разлился по телу. Кансилльер некоторое время рассматривал её с неподдельным интересом, а потом сказал: — Вы очень отважная эрэа, Дана. Я любил вашего отца, он был честным и благородным человеком. К сожалению, первыми нас покидают самые достойные люди, — вздохнул эр Август. — А нам с вами остаётся жить в окружении ызаргов, ввергающих некогда великую страну в пропасть. Дочери герцога Окделла не нужно было называть врагов Талигойи, она их знала давно: Квентин Дорак, Рокэ Алва и Фердинанд Оллар. Жалкий и слабый король не представлял угрозы, а вот кардинал Дорак, обладающий реальной властью, был умён, хитёр и практически всемогущ, но последнее было бы невозможно без поддержки Первого маршала. — Но истинные талигойцы не опустят рук, — продолжал Штанцлер, — Люди Чести никогда не склонятся перед захватчиками. Эгмонт пытался, но, увы… — голос Штанцлера предательски дрогнул, и Риченда почувствовала себя причастной к чему-то высокому и важному. — И теперь от нашей с вами решимости зависит будущее этой страны. Но я верю, что мы с вами увидим Альдо Ракана на Талигойском троне. Каждый из нас вносит свой посильный вклад в дело возрождения Великой Талигойи. Я смею надеяться, что дочь Эгмонта Окделла присоединится к нам. — По-другому и быть не может, — заверила его юная герцогиня. — Но я не стану скрывать от вас, Дана, что это очень опасный путь. И сейчас, когда вы окажетесь при дворе, в самой гуще врагов и интриг… — Я понимаю это, эр Август, — ответила герцогиня. — Когда весь твой мир разрушен, делать выбор проще. Кансилльер поднял бокал и произнёс тост, который она десятки раз слышала в Агарисе: — За Талигойю и короля Ракана! — За Талигойю и короля Ракана! — в один голос вторили ему Лараки и Риченда. Штанцлер допил до дна и поставил бокал на столик, Дана сделала всего один глоток. Принесли ужин. Лараки принялись за еду, Риченда опустилась в кресло у камина, кансилльер сел напротив. — Вы понравитесь Её Величеству, — вдруг сказал он. — Она, как и вы, всей душой предана Людям Чести. А вот в этом Риченда сомневалась. Предана Людям Чести, но стала любовницей Ворона? В Агарисе о Катарине Ариго ходили противоречивые слухи. В большинстве своём её считали несчастной женщиной, пожертвовавшей собой ради мира в стране, но были и те, кто говорил, что королева влюблена в красавца-маршала. — Эр Август, скажите, дети королевы от Ворона? Штанцлер тяжело вздохнул, и Риченда увидела перед собой уставшего больного человека, которого ей стало жаль. — Да. Всё это мерзко и грязно, но не спешите её осуждать. Катари было семнадцать, когда её выдали за Оллара. Вы ведь слышали о восстании Карла Борна 388 года? — В Агарисе я была знакома со всеми тремя братьями Борнами. — Да, конечно, — Штанцлер кивнул и дотронулся указательным пальцем до массивного перстня на левой руке. — Так вот, как вы знаете, мятежники выступали против кардинала Дорака, всё закончилось очень скоро, старший Борн был казнён, и противостояние Людей Чести и олларских прихвостней достигло своего пика. Катарину Ариго, принадлежащую к одной из старейших семейств Талигойи, принесли в жертву перемирию. Заложница на троне. Ранимая, глубоко чувствующая девушка, если бы она знала, какие испытания её ожидают. Позже оказалось, что король не способен иметь детей, а престолу нужны были наследники. И кардинал отдал её Ворону. Он обращается с ней, как с вещью, даже хуже, но выбора у Катари нет. — Почему именно Алва? — спросила Риченда. — Думаю, Дорак исходил из того, что, в случае пресечения династии Олларов, на троне всё равно будет Алва. — Это законно? Густые брови кансилльера сдвинулись на переносице, маленькие глубоко посаженные глаза смотрели сурово. — По завещанию первого Оллара, если династия пресечётся, трон должны занять герцоги Алва. Франциск Оллар был женат на Октавии — вдове Рамиро-предателя, того самого, что убил последнего короля Ракана и сдал город узурпатору. У Октавии и Рамиро был сын, и считалось, что своего пасынка Франциск любил даже больше, чем родного сына, поэтому и оставил такое завещание. Все Оллары привязаны к Повелителям Ветра и Фердинанд не исключение… — Вы хотите сказать, что король… Штанцлер многозначительно пожал плечами: — Рокэ Алва порочен до мозга костей. Несколько лет назад случилась просто чудовищная история. Ворон развратил своего оруженосца Джастина Придда. Мальчишке было всего семнадцать. Разразился ужасный скандал, юноша погиб при очень странных обстоятельствах, а Алве всё нипочём. — Это ужасно! — не сдержала эмоций герцогиня. — Её Величество вынуждена терпеть, как и мы все, кто ставит долг выше собственного благополучия. К тому же, её никто не отпустит. Разведённую королеву ждёт позор и монастырь, но, скорее всего, даже туда ей бы не позволили удалиться. Дорак захочет избавиться от неё навсегда. Риченда, заклинаю вас, будьте осторожны! Кардинал — очень хитёр и опасен, но он не единственный ваш враг. «Навозники», возомнившие себя хозяевами Талига и… — Ворон? — догадалась Риченда. — Рокэ Алва — страшный человек, для него не существует жалости или прощения. Он жесток, а страдания других доставляют ему удовольствие. Ворон считает себя неуязвимым и играет чужими судьбами и жизнями. Нет такого зла, таких преступлений, которые бы он не совершил. — Я буду осторожна, — пообещала Риченда. К Алве у неё свои счёты.