Чёрное на чёрном

— Итак, это пешки. Они ходят только вперёд. Это фигуры. Они ходят по-разному. х/ф «Д’Артаньян и три мушкетёра»

«Герцогиня Риченда Окделл прибыла в Олларию в 1-й день Осенних Волн в сопровождении графа и графини Ларак. Прибывшие остановились на ночлег в гостинице «Мерин и кобыла», где поздним вечером встретились с кансилльером Августом Штанцлером. Разговор продолжался около двух часов, после чего граф Штанцлер, переодетый священником, вернулся в свой особняк в Огородном предместье». Покачав головой, Его Высокопреосвященство кардинал Талигский и Марагонский Сильвестр отложил донесение. Кансилльер в облачении клирика — хотел бы он на это взглянуть! В том, что Штанцлер пожелает встретиться с дочерью Эгмонта Окделла, Дорак был уверен. Он даже мог сказать, о чём шла речь. Безусловно, главная задача Штанцлера состояла в том, чтобы привлечь дочь мятежника на свою сторону. Впрочем, девицу, потерявшую отца и заочно ненавидящую короля и весь его двор, можно было с самого начала записать в партию Людей Чести. И даже если по неопытности Риченда Окделл в чём-либо сомневалась, кансилльер и королева сделают всё, чтобы как следует запудрить девчонке голову. Кардинал сделал глоток остывшего шадди, скривился и отодвинул чашку на край стола. Возвращение в Талиг герцогини Окделл заставляло возвращаться к делам давно минувших дней. После смерти Эгмонта его старшая дочь укрылась в Агарисе. Сильвестр поднял всех своих осведомителей и шпионов, но увы, узнать, кто вывез герцогиню из Надора, ему не удалось. И хотя это было нелегко, кардиналу пришлось признать тот факт, что его обыграли. По большому счёту, партия осталась за ним, но уступать даже в малости было неприятно. Даже оскорбительно как-то. В Агарисе Риченду взяла под опеку Матильда Алати. Девица сдружилась с Альдо Раканом и наследником Эпинэ. Всё это Дорак знал, и беспокойства сей факт не вызывал. Пока изгнанники сидели тихо в Святом городе, за ними стоило просто приглядывать, что и делал вот уже пять лет Мишель Зеван — камердинер Питера Хогберда — частого гостя в доме принцессы Матильды. Зеван исправно слал донесения о жизни эмигрантов. Но в последнее время агарисские бунтовщики оживились. Прознатчик писал, что принц Ракан честолюбив, отважен и жаждет вернуть трон предков. А те, кто уцелел после восстания Окделла, поддерживают его в этом стремлении. Первый из них — Робер Эпинэ. «В городе становится всё больше сторонников Раканов, — сообщал шпион в своём донесении, — призывающих к свержению Олларов и возрождению Талигойи». Кардинал понимал, что войной на Талиг бунтовщики не пойдут, для этого нужны очень большие деньги, коих у Раканов нет и не предвидится, потому им остаётся вести дела иначе. Тем более сейчас, когда Эсперадор Адриан тяжело болен и дни его сочтены, а в Агарисе уже началась борьба за место на Святом престоле. Кардинал усмехнулся. Теперь эсператиским магнусам и кардиналам будет не до олларианского Талига. Адриан покровительствовал врагам Талига, укрывая мятежников, но Сильвестр верил, что с новым Эсперадором ему удастся договориться. Не поэтому ли заговорщики зашевелились? В Агарисе открыто слали проклятия на головы короля, кардинала и Первого маршала, и агарисская проблема вновь дала о себе знать. Но Сильвестр в своих взглядах был на этот счет твёрд — Альдо Ракану не быть королём. Ему вообще никем не быть. И когда последний Ракан исчезнет, уймутся и заговорщики, бороться им будет не за кого. А он исчезнет, и они уймутся. Кардинал вновь взял в руки донесение. В том, что герцогиня Окделл вернётся в Талиг, он не сомневался. Угроза подействовала быстро, девица покинула Агарис уже на следующий день — наивное дитя. На Риченду Окделл он возлагал большие надежды. Выдав её за сына Леопольда Манрика, он решит сразу несколько проблем. Во-первых, укрепит свою партию, ведь Манрик и всё его семейство будут благодарны ему за Надор до конца своих дней. Такие не кусают руку, которая кормит. Тессорий, преисполненный чувства долга, зачистит провинцию, и на севере больше не останется ни одного противника действующей власти. Второе, но не менее важное — не станет ещё одного Великого Дома. В Эпинэ и так хозяйничают Колиньяры, а как только отойдет в мир иной старый герцог, они станут полноправными владельцами. Правда, есть ещё Робер Эпинэ, но в Талиге он вне закона и шансов предъявить свои права на наследство у него нет. Останется Дом Волн. Здесь могут возникнуть сложности, но и Приддам со временем придёт конец. Всему приходит конец, дай только срок. И, наконец, третье — девица Окделл, сама того не ведая, поспособствует падению Штанцлера и разгрому партии королевы и Людей Чести. Увы, в любой игре есть ставка. В этой — чьи-то жизни и, возможно, судьба Талига. Но пока Сильвестр устанавливает правила, на Талиг играть никто не будет. Разве что Рокэ, но это позже… Сильвестр обмакнул кончик остро заточенного пера в чернильницу и вывел на листке: «Риченда Окделл — Август Штанцлер — Катарина-Леони Оллар, урождённая Ариго». Отложив перо, Его Высокопреосвященство задумчиво постучал пальцами по гладкой поверхности столешницы из красного дерева. Преданная Раканам девица захочет помочь своему сюзерену и его сторонникам и потому наверняка станет шпионить для них во дворце. Но она слишком юна и неопытна, а значит, будет действовать не одна. Встреча с кансилльером — прямое тому доказательство. Сильвестр не смог сдержать довольную улыбку. Если Риченда совершит хоть малейшую ошибку и рано или поздно выдаст себя, кардинал получит то, чего так давно желал — доказательства связи кансилльера и братьев королевы с агарисскими мятежниками. Штанцлеру место на плахе! Но хитрому дриксенскому гусю всякий раз удавалось выйти сухим из воды: и после восстания Борна, и мятежа Окделла. Но ничего, скоро улики против кансилльера появятся, а заодно и против королевы, поддерживающей Людей Чести. Больше никого из семейства Ариго не должно быть возле трона. И тогда ручного короля можно будет женить на дочери дриксенского кесаря. Дорак взял перо и обвёл в овал имя Риченды Окделл. Теперь спускать с неё глаз нельзя ни в коем случае. Двумя пальцами кардинал взял исписанный лист за правый нижний угол и поднёс край к высокому оранжевому пламени свечи. Огонь тотчас жадно накинулся на бумагу, превращая её кромку в опадающий пепел. Медленно поворачивая лист, Сильвестр внимательно смотрел на буквы, пожираемые пламенем. Первой исчезла Катарина Оллар, за ней — Август Штанцлер, на бумаге осталась лишь Риченда Окделл, но перед беспощадным огнём беззащитной оказалось и она. Герцогиня тоже со временем исчезнет, но сначала поможет прибрать к рукам Надор и сопроводить Штанцлера и иже с ним на площадь Занха. Губы кардинала тронула едва заметная улыбка, на худом лице замерло привычное спокойное выражение, и только зыбкие, кроваво-красные отблески пламени плясали на серой, покрытой морщинами коже, словно отражения тех мыслей, которыми он был сейчас поглощён. Когда от горящей бумаги остался лишь крошечный кусочек, с которым соприкасались пальцы, Дорак бросил его на серебряный поднос и дождался, пока пламя угаснет, а лист окончательно рассыплется чёрным пеплом. Сильвестр удовлетворенно кивнул. Вот уже семнадцать лет он управляет этой страной, и всё шло гладко, если не считать пары мятежей, которые подавил Ворон. Да, без лучшего полководца Золотых земель не обойтись и впредь. Где же он? Кардинал взглянул на часы. Через мгновение они пробили десять, распахнулись тяжёлые створки дубовой двери, и секретарь доложил: — Ваше Высокопреосвященство, к вам Первый маршал Талига. — Я его жду. В плотно облегающем стройную фигуру чёрном колете, придерживая эфес шпаги левой рукой, лёгкой уверенной походкой Ворон вошёл в кабинет: — Доброе утро, Ваше Высокопреосвященство. Вы хотели меня видеть? — Присаживайтесь, Рокэ. Шадди, вина? — Благодарю, ничего, — ответил Алва, удобно устроившись в кресле напротив. — Не ожидал увидеть вас так рано, — признался кардинал. Шпионы докладывали, что Ворон всю ночь провёл в компании Савиньяков, и это могло означать только одно — весёлую затянувшуюся попойку, однако выглядел маршал свежим и отдохнувшим, хотя ложился вряд ли. Как ему это удаётся? — Если я знаю, что выспаться не удастся, то предпочитаю не ложиться вовсе. Вы, полагаю, тоже? Кардинал не смог сдержать улыбку. Его догадка оказалась верной, впрочем, как и Рокэ. Ночь для Его Высокопреосвященства выдалась бессонной. — Рокэ, у меня к вам дело. — Слушаю, — Ворон, в отличие от прочих, смотрел прямо и открыто. Синие глаза герцога блеском и глубиной не уступали холодно мерцающим сапфирам, украшавшим тонкие, длинные пальцы. — Как вы знаете, Его Величество издал указ о создании Резервной армии. Вам необходимо подписать вот это назначение, — кардинал кивнул в сторону лежащей на краю стола чёрной сафьяновой папки. — Любопытно, — Алва раскрыл папку, бегло пробежал взглядом документ. — Однако! — левая бровь маршала взлетела вверх. — Леонард Манрик — командующий Резервной армией? Могу я узнать: за какие заслуги вы выбрали этого идиота? Полагаю, отец за него похлопотал? — Рокэ, сделайте одолжение: подпишите, не задавая вопросов. — Одолжение? — переспросил Алва. В голосе и на дне синих глаз плещется едва уловимая ирония. — Услугу, — уточнил Дорак. — Хорошо. Могу я, в свою очередь, рассчитывать на ответную? — Разумеется. Всё, что в моих силах, — с лёгкой улыбкой заверил его кардинал. Ворон удовлетворённо кивнул, обмакнул перо в чернильницу и поставил короткий росчерк. — С вами всегда приятно иметь дело, Рокэ, — заметил Дорак. — Это взаимно, Ваше Высокопреосвященство. Желаю хорошего дня. Как только дверь за Вороном закрылась, Сильвестр вызвал секретаря. — Тессорий уже здесь? — Ожидает в малой приёмной, Ваше Высокопреосвященство. — Зови. Едва Манрик-старший появился в кабине, как у кардинала зарябило в глазах. Граф оставался верен своим родовым цветам всегда и везде. Вот и сейчас, облачённый в зелёные штаны и кричаще-розовый камзол, тессорий походил на двухцветного попугая. Взгляд Дорака задержался на руках Леопольда, где на каждом пальце сверкало по крупному перстню с изумрудами и рубинами. Розовый и зеленый. Скажите, кому в здравом уме могло прийти в голову выбрать для себя столь нелепые родовые цвета? А уж в сочетании с огненно-рыжими волосами, коими обладали все представители семейства Манриков, всё это и вовсе походило на форменное безумие. Впрочем, графу стоило отдать должное. Умению тессория делать деньги практически из воздуха мог позавидовать любой. В свои шестьдесят Леопольд Манрик был очень бодр и не в меру деятелен. А ведь они практически ровесники. Выходит, честолюбие и жажда денег способствуют бодрости духа и тела, — усмехнулся про себя кардинал, а вслух сказал: — У меня для вас хорошие новости, господин тессорий. С сегодняшнего дня ваш сын Леонард — командующий Резервной армии. А ещё я нашёл для него невесту.