Чёрное на чёрном

На ней была маска в форме бабочки, практически полностью закрывающая лицо, но он узнал бы её из сотни, даже из тысячи. Багряное платье из текучего шёлка красиво обрисовывало хрупкую фигуру девушки, золотистая накидка из тончайшей органзы спадала с плеч, её мягкие складки словно облако укрывали Риченду. Леонард не мог отвести от неё взгляд. С первой встречи Риченда Окделл завладела его сердцем, душой, мыслями. Но надеяться на отклик герцогини он не мог, да и не пытался. Леонард мечтал получить хотя бы один взгляд, не случайный, а предназначенный именно ему, но даже того не удостаивался. Наконец он набрался смелости и испросил у Её Величества дозволения танцевать с герцогиней. Королева дала согласие, и Леонард, поклонившись, предложил руку герцогине Окделл. Когда Риченда тонкими пальчиками, затянутыми кружевной перчаткой, коснулась его ладони, сердце Леонарда готово было кричать на весь дворец о своём счастье. Он понимал, что, возможно, выглядит нелепо, но иначе не мог. Его переполняла любовь. Пусть невзаимная и вызывающая лишь насмешки, но Леонард знал, что сильнее и чище никого и никогда не полюбит. На них смотрели. Леонард догадывался, что о предстоящей помолвке судачит весь двор. Но ему не было дела до досужих толков. Сейчас для него существует только она. А ещё музыка, которая будто бы растворяется в крови и течёт по венам. Она пьянит и кружит голову, словно вино, и кажется, что звёзды становятся ближе, а мир сужается до прекрасных серых глаз напротив. Вот только смотрят они холодно и сурово. Степенная паванна была самым продолжительным из всех придворных танцев: партнёры почти всё время оставались рядом друг с другом, что способствовало разговорам, но прошло уже два тура, а он так и не смог нарушить молчание. — Сударыня, — называть по имени будущую невесту Леонард не решился, боясь оскорбить её этим, — я умоляю вас выслушать меня. — Умоляете? — переспросила герцогиня, сохраняя суровое выражение прекрасного лица. — Какой смысл умолять и спрашивать разрешения, если мне не избежать ни разговора, ни вашего общества? Леонард ещё сильнее побледнел. Он заслужил всё это — её презрение и холодность. Риченда осталась совсем одна во враждебной столице, вдали от своей семьи и поддержки. Её вырвали из привычного круга и бросили в водоворот придворных интриг, где никому нет дела до чужих чувств. Отец, Дорак, Алва, Колиньяр — все они без сожаления распоряжаются жизнями и судьбами в угоду собственным амбициям и алчности. И он — такая же жертва обстоятельств, как и герцогиня Окделл. Леонард понимал это, но вина перед ней как змея жалила душу. Словно в подтверждение его мыслей Риченда прямо и с презрением посмотрела ему в глаза. Манрик отвёл взгляд, не в силах смотреть на девушку. Пора признаться хотя бы самому себе, что дело не в обстоятельствах, виной всех его бед была его собственная трусость. Он не смог защитить Риченду. Леонарда не было в столице в вечер карточной игры, дела службы задержали его в расположении войск почти на месяц. К тому времени, когда он вернулся в Олларию, сплетни утихли, но то, что говорили о Риченде, переходило всякие границы. Он должен был потребовать у Алвы объяснений и защитить честь любимой, но отец быстро охладил его пыл. — Даже думать не смей связываться с Алвой! Хочешь закончить свою бездарную жизнь, так ничего и не добившись? — строгим голосом отчитывал его отец. — Где твои амбиции?! Я делаю для тебя больше, чем для остальных своих детей, но ты не в состоянии оценить даже это. Ты знаешь, чего мне стоило договориться с Дораком о твоём герцогстве? Я не позволю тебе свести на нет все мои труды из-за глупой прихоти. — Это не прихоть, — возразил Леонард. — Это вопрос чести. — Чести?! — скривился Манрик-старший. — Чьей? Твоей? Откуда ей взяться? Или, может, этой своенравной девицы? — пренебрежительно фыркнул он. — Да и девицы ли? Не забывай, она четыре года жила в доме Альдо Ракана. — Отец… — начал было Леонард, но тут же умолк под предупреждающим взглядом отца, который махнул рукой, останавливая его. — Впрочем, не важно. Меня не интересует её невинность, только — Надор. Тебе нужна Риченда Окделл? Ты получишь её, но не позволяй ей вить из себя верёвки, не будь тряпкой! Девица с норовом. Вся в отца, но я собью с неё спесь, если ты ни на что не способен. Всё, можешь идти, — тессорий, хмурясь, склонился над разложенными на столе бумагами. — У меня больше нет на тебя времени. Сжимая кулаки, Леонард вылетел за дверь. С тех пор гадливое чувство презрения к самому себе за трусость, нерешительность и никчёмность больше не покидало его. И его ничем невозможно было вытравить. Он в очередной раз уступил отцу, но теперь пришло время положить этому конец. Иначе он никогда не будет достоин такой девушки, как Риченда. Смелой и решительной, единственной, у кого хватило храбрости в открытую заявить о своём отношении к Ворону. Он должен защитить Риченду от любого, кто попытается нанести вред. Ей нужен преданный и верный человек, готовый на всё ради неё. И он хотел стать этим человеком, даже пойти против воли отца, потому что теперь в его жизни нет никого важнее и дороже этой девушки. А если суждено быть беде, то пусть вся тяжесть её падёт на него и не коснётся Риченды. Вот только как убедить герцогиню в том, что он ей не враг? Впервые в жизни Леонард решил быть честным. Риченда — девушка без капли фальши и лжи, она заслуживает только правды. — Я люблю вас, — сказал он еле различимым шепотом. В её пепельных глазах отражалось лишь холодное негодование, а лицо застыло гипсовой маской: — А я вас презираю, — ответила она сухим, оскорблённым тоном, также тихо, как и он, чтобы не быть услышанной никем более, кроме того, кому предназначались эти слова. — Я сам себя презираю, — признался Леонард, стараясь не показать вспыхнувшую боль. — Но, Риченда, я клянусь, что буду защищать вас до конца своей жизни. Я никому не позво… — он осёкся и умолк, потому что девушка внезапно расхохоталась так, что соседние пары начали оглядываться на них. — Вы себя защитить не можете, — выдохнула Риченда со смесью злости и презрения. — Вы — безвольная марионетка в руках своего отца и Дорака. Вы ничтожество, Леонард Манрик. Мне вас жаль. И запомните: я никогда, слышите, никогда не стану вашей женой! И не смейте называть меня по имени! Леонард не успел ничего сказать, возразить или оправдаться. Танец закончился, герцогиня одарила его надменным взглядом и ушла, не дожидаясь, когда кавалер проводит её к патронессе, оставив ему лишь горечь.

***

Главным событием Изломного бала стал фейерверк. Разноцветные шары вспыхивали фонтанами искр, рассыпались переливами красных, жёлтых, зелёных звёздочек, а затем огненными шлейфами ниспадали вниз и исчезали в облаке сизой дымки. Придворные, вслед за Фердинандом и Катариной, высыпали на балконы полюбоваться на то, как яркие огни озаряют ночное небо. Воспользовавшись этим, Риченда незаметно покинула анфиладу парадных залов. Все эти «навозники», с их фальшиво-любезными улыбками и разговорами о великом Талиге, наследнице герцога Окделла были невыносимы. Кроме того, ей пришлось танцевать с Манриком и выслушивать его жалкие оправдания. Он даже посмел признаться ей в любви. Риченде с трудом удалось подавить в себе клокочущую ярость. Ничтожество! Как будто ей нужны его чувства! Разве могла она подумать, что впервые услышанное признание в пылких чувствах, которое с таких трепетом и волнением ожидает каждая девушка, окажется жалкой, унизительной подделкой? Риченда без колебаний высказала ему всё, что думает. Да, она была жестока с ним. И высокомерна, как только могла быть. Снисхождения Манрик и его обман не заслуживали. Галерея, предшествующая парадным залам и гостиным, оказалась пуста. Герцогиня подошла к зеркалу, сняла маску, удостоверилась, что из причёски не выбилась ни единая прядь, аккуратно расправила складки на шёлковом платье. Этот наряд был единственным ярким в её гардеробе. Ей пошили его в Агарисе — подарок Матильды на восемнадцатилетие. Принцесса же настояла и на огненно-багряном цвете Дома Скал. С той поры Риченда ни разу не надевала его. Конечно, и сегодня она бы предпочла облачиться в привычное чёрное или любой иной тёмный цвет, который позволил бы ей остаться незаметной, однако Изломный бал-маскарад требовал особо праздничного наряда. Ещё раз убедившись в том, что выглядит безупречно, Риченда прошлась по галерее и остановилась перед картиной, изображавшей Октавию и Франциска в день венчания. Художник не был талантлив, счастливое выражение лица невесты казалось до невозможности фальшивым. Дане не нравилась эта картина, но возвращаться в Бальный зал не было никакого желания и герцогиня как могла оттягивала этот момент. — Вы не находите, что невеста не выглядит счастливой? Девушка вздрогнула, выронила маску, что держала в руке, и резко обернулась. В нескольких шагах от неё стоял кардинал. Как он смог подойти настолько бесшумно? — Возможно, она ещё не оправилась от своей потери, — сказала Риченда, немного запнувшись. — Вы говорите о смерти Рамиро? — уточнил Сильвестр. — Полагаете, она любила его? Разговор о любви со служителем церкви был странен, но Дана всё же убеждённо ответила: — Он был её судьбой. — Но это не помешало ей стать женой Оллара, — заметил Дорак. — Не думаю, что у неё был выбор, — девушке хотелось как можно быстрее закончить этот разговор, но, если от Манрика можно было уйти, то от кардинала — ни коим образом. — А вы смогли бы предать того, кого беззаветно любили, и кто был вашей судьбой? — Предать? — переспросила Риченда. — Дело не в предательстве. Франциск был королём, а Октавия осталась одна. Она должна была думать о безопасности своего сына. — Я спросил о вас, а не об Октавии, — напомнил кардинал, пристально глядя на герцогиню. — Я не понимаю, что вы хотите услышать, Ваше Высокопреосвященство, — Дана была совершенно сбита с толку его расспросами. Её растерянный взгляд задержался на тонких пальцах и холодно мерцающем аметисте в пастырском перстне. — Не пугайтесь так, сударыня, — тихо рассмеялся Дорак, и герцогине ещё сильнее стало не по себе. Она с трудом подавила желание броситься прочь. Улыбающийся кардинал пугал её больше, чем серьёзный. — Я лишь хотел узнать, что превыше для вас: чувства или долг? Призывая на помощь всю свою выдержку и самообладание, Риченда ответила: — Долг. По едва уловимой улыбке, скользнувшей по красивому, хоть и немолодому лицу Дана поняла, что её ответ кардинала удовлетворил. — Когда иного выбора нет, — добавила Дана. — Вас никто не неволит, герцогиня. — Вы меня отпустите, если я откажусь от брака с Манриком? — Как пожелаете. — Но вы не откажетесь от своих планов. Я уеду, а вы выдадите за Манрика Айрис? — Вовсе нет. — Нет? — не поверила девушка. — Негоже младшей сестре выходить замуж раньше старшей, — кардинал говорил спокойным, тихим голосом и даже слегка улыбался, но Риченду не могло обмануть это. В словах Дорака прозвучала явная угроза, и Дана испугалась. Больше за матушку и сестёр, чем за себя. Что будет с ними, если она отступит?  — Приятного вечера, герцогиня Окделл, — попрощался кардинал и, привычно сцепив перед собой пальцы рук, направился к выходу. Риченда проводила взглядом опасного человека в чёрном, и поспешила в другую сторону. Вернуться в зал сейчас было выше её сил. Перед дверями не дежурили гвардейцы, а в галерее, предшествующий фрейлинскому крылу, отчего-то не горели свечи. Свет, падающий из окон, почти не освещал пространство, и на мгновение девушке показалось, что сбоку у стены мелькнула тень. «Глупости», — успела сказать себе Дана и в следующую секунду почувствовала, как сильные руки грубо схватили её. Риченда хотела закричать, чтобы позвать на помощь, но ладонь в кожаной перчатке накрыла её рот и всё, что вырвалось из груди девушки — лишь сдавленный стон. Дана попыталась освободиться, но силы были слишком неравны. Птичка, попавшая в силок. — Не дёргайся! — пригрозил хриплый голос, и Риченда замерла, почувствовав прикосновение холодного лезвия к шее. Расширенными от ужаса глазами она смотрела в темноту, липкий страх сковал не только тело, но и мысли. Создатель, да что же это?.. — Оставьте! — услышала Риченда знакомый голос позади и встрепенулась. Кто бы мог подумать, что Дана когда-нибудь будет так рада появлению Ворона?.. Её сильно толкнули в сторону, и девушка едва не ударилась о стену. Тело казалось чужим и неповоротливым, но всё-таки ей удалось совладать с собой. Дана обернулась и наконец увидела нападавшего. Одетый в тёмное и в маске, скрывающей верхнюю половину лица, он в любую секунду готов был броситься на неизвестно откуда взявшегося Алву. Герцог же выглядел на удивление спокойным. Лицо Ворона оставалось бесстрастным, но сапфировые глаза излучали лютый холод, и в них Дана прочла смертный приговор. Убийца осклабился и удобнее перехватил кинжал. Риченда почти перестала дышать. Алва слыл лучшим фехтовальщиком Талига, но всё же фехтование подразумевает обоюдное владение оружием. Шпага герцога по-прежнему оставалась в ножнах. Серебряный эфес тускло поблескивал в свете вышедшей из-за облаков луны. Видимо, и ночному светилу стало любопытно. Воистину, для того, чтобы броситься на бандита с голыми руками, нужно быть Алвой. Противник маршала стремительно ринулся вперед, Риченда вжалась в стену и зажмурилась. Услышав короткий душераздирающий вопль, герцогиня, кажется, против воли распахнула глаза. На каменных плитах пола корчился нападавший. Хриплые рваные выдохи вырывались из его горла, а из залитой кровью груди торчал кинжал, тот самый, что всего минуту назад касался её шеи. Над бандитом навис Алва, с брезгливостью глядя на него: — Кто заплатил? — задал вопрос герцог. Убийца с трудом растянул губы в попытке усмехнуться, но получилась лишь жуткая предсмертная гримаса. — Кто? — требовательно повторил Ворон и надавил ногой на грудь наёмника. Но было уже поздно. Покойник затих и теперь смотрел в потолок пустыми стеклянными глазами. Алва тихо выругался на кэнналийском и повернулся к Риченде. Прислонившись к стене, девушка затуманенным от ужаса взором смотрела на распростёртое на полу тело. Назвать всё произошедшее дурным сном язык не поворачивался. Руки, как и колени, дрожали. Почувствовав подступающую к горлу тошноту, Дана зажала рот рукой. — Сударыня, — услышала она голос Алвы, и это вывело её из оцепенения, — всё закончилось. Вы в безопасности. Девушка медленно перевела взгляд на герцога. Он выглядел так, словно ничего не произошло. Этот человек только что убил, пускай наёмника, и при этом он оставался совершенно спокойным. На шум прибежал гвардеец, за ним ещё кто-то, наверное, слуги или солдаты. Весть о происшествии быстро разлетелась по дворцу. Какая-то дама, кажется Ангелика Придд, что-то тихо заговорив, взяла её под руку и увела прочь. Риченда почти не помнила, как оказалась в своей комнате, лежащей на постели. Герцогиня Придд держала её за руку и отдавала распоряжения служанке. Дану трясло от усталости и пережитого потрясения. Ей не следовало возвращаться в Талиг. Что, если она потеряет не только свободу и Надор, но и жизнь?.. Волна страха, которую Риченда пыталась сдержать внутри, вырвалась на волю, по спине прокатился ледяной озноб, лоб покрылся холодной испариной. Хотелось сжать голову руками, заплакать, закричать, убежать. Из этой комнаты, дворца, Олларии, Талига. Но они найдут её, где бы она ни спряталась. Дорак только что дал это понять. Риченда не сомневалась — это было предупреждение. Если она не согласится на его условия, он попросту её убьет. Прямо здесь, во дворце. А потом возьмётся за Айрис. Риченда закрыла глаза, не обращая внимания на суетившихся вокруг неё людей. Безысходная тоска накрыла её, а ещё ощущение, будто силы, чувства и даже сама жизнь покидают её.