Чёрное на чёрном

Риченда осторожно, словно боясь обжечься, дотронулась до обручального браслета на своей правой руке. Сапфиры, цепочки причудливого плетения, выгравированный на серебре кэналлийский узор. Девушка в каком-то оглушительном оцепенении рассматривала браслет, который сейчас казался единственным подтверждением её замужества. Всё произошло так стремительно и быстро, что казалось дурным сном. Сном, от которого не очнуться. — Дора желает, чтобы подали ужин? — голос управляющего Хуана Суавеса и непривычное обращение отвлекли Дану от воспоминаний. — Нет, я не голодна, — ответила девушка, взглянув на часы. Она просидела так уже час? — Герцог вернулся? «Дом в вашем полном распоряжении, — сказал ей Алва, как только церемония закончилась. — Хуан — мой домоправитель, покажет ваши комнаты. Приятного вечера, герцогиня», — пожелал ей супруг и уехал вместе с Савиньяком, не сказав ни слова о том, когда вернётся и что ей делать одной в этом чужом доме, полном кэналлийцев. — Соберано ещё не вернулся, — коротко сообщил больше похожий на пирата, чем на домоправителя, Хуан. — Пришлите мне кого-нибудь, я хочу переодеться. В ожидании служанки, Риченда прошлась по отведённым ей комнатам: будуар, спальня, гардеробная, кабинет. Везде светлая мебель из жемчужно-белого с тонкими песочными нитями граба, много голубого и серебристого в текстиле и оформлении стен. В расписных фарфоровых вазах — живые цветы, на картинах — бело-синие пейзажи. Дана восторженно замерла перед одним из них: под лазурными небесами, играя дивным богатством красок от пастельно-голубого до бирюзово-синего, раскинулось море. Набегающие волны ласкали скалистый берег, на самой вершине которого возвышался утопающий в изумрудной зелени белоснежный замок-дворец. Террасы оливковых и цитрусовых деревьев, виноградники и гранатовые рощи каскадами спускались к побережью; золотистый солнечный свет согревал старые камни крепостных стен; изящные башни с тонкими шпилями стремились в небо, на самой высокой — развевалось ярко-синее полотнище. «Алвасете, — догадалась Риченда, — резиденция герцогов Алва в Кэналлоа. Какая красота! Если бы я жила в таком месте, то не покинула бы его никогда». — Кому принадлежали эти комнаты? — поинтересовалась Дана, когда присланная Хуаном служанка разбирала ей причёску. — Герцогиня Раймонда, супруга маршала Алонсо, обустраивала эти комнаты. Мать соберано — дора Долорес предпочитала жить в Алвасете с детьми, но, когда приезжала в столицу, останавливалась в этих покоях, — охотно рассказала кэналлийка, и Риченда отметила, что у герцогинь Алва был безупречный вкус. — Желаете, чтобы я расчесала вам волосы? — Нет, я сама. Можешь идти. Герцогиня задумчиво провела дорогим черепаховым гребнем по волосам. Интересно, какими они были — женщины, жившие в этих комнатах? Жёны великих полководцев и самых влиятельных вельмож в Талиге за последние четыреста лет? Завтра непременно нужно будет взглянуть на фамильные портреты. Возможно, в доме есть даже изображение Святой Октавии — той самой бедной девушки из придорожного трактира, в которую с первого взгляда влюбился Рамиро Алва и на которой женился, расторгнув помолвку со знатной наследницей Приддов. В Надорском замке не верили в эту историю, герцогиня Окделлская называла Октавию не иначе, как блудницей, околдовавшей кэналлийского герцога и толкнувшей его на измену своему королю. Дана не спорила с матерью, но история любви простой девушки из народа и одного из самых богатых людей королевства казалась юной герцогине очень романтичной, и она мечтала о том, что однажды тоже встретит своего прекрасного рыцаря. Увы. Мечта не сбылась. — Будь ты проклят, Рокэ Алва! — воскликнула девушка, но быстро зажала рот рукой, боясь разрыдаться. Дана подняла голову и встретилась взглядом со своим отражением в зеркале. Молодая женщина по ту сторону стекла смотрела осуждающе. Не выдержав, герцогиня отвернулась. Обвинять Ворона в том, что её жизнь вдруг превратилась в бурную горную реку, стремительно несущую свою хозяйку в пугающую неизвестность, было нечестно. Что ж у неё хватит смелости признать, что она сама толкнула себя в пропасть и в объятия Алвы. Завтра о том, что дочь Эгмонта Окделла стала женой его убийцы, станет известно всем. Люди Чести сочтут её предательницей, но всё, что она делает — ради семьи и Надора. Но кто об этом узнает? Девушка снова взглянула в зеркало. Лицо — белее батиста ночной рубашки, в прозрачных глазах — всё тот же осуждающий взгляд, но теперь с примесью боли и грусти. — Герцогиня Алва… — напряжённо вглядываясь в собственное отражение, произносит Риченда, и вдруг с ужасом осознаёт, что изображение начинает множиться, и теперь на неё смотрит десяток зеркальных двойников. Дана с тревогой и волнением всматривается в такие похожие лица, протягивает руку, желая дотронуться, но гладкая зеркальная поверхностью неожиданно дрогнула, все двойники вмиг исчезли, и теперь из зеркала на девушку смотрела синеглазая женщина в белом платье. «Святая Октавия?» — пронеслось в голове ошеломлённой Риченды. Словно услышав, женщина в зеркальном коридоре рассмеялась. Её очертания стали нечёткими, подрагивающими, создавая вокруг себя зловещее серебристое сияние, и Дана поняла, что это не Октавия. Белоснежное одеяние незнакомки клубится вокруг неё живым туманом, тёмный, мрачный взгляд обжигает лютой злобой, и герцогиня застывает в каком-то странном оцепенении. Её словно окутало холодом и поместили в сковывающий сознание ледяной панцирь. Риченда хочет отвести взгляд, чтобы не смотреть в эти жуткие магнетические глаза, но не может ни пошевелиться, ни произнести ни слова. Липкий страх, прокатившись по венам, добирается до самого сердца. — Тебе никогда не стать королевой! — с вызовом произносит синеглазая дама. Дана с трудом находит в себе силы, чтобы ответить: — Королевой? О чём ты говоришь? — Глупая, маленькая герцогиня, — непозволительно яркие глаза незнакомки смотрят с вызовом и насмешкой. — Ты его не получишь. Он мой! — Я не понимаю, — шепчет растерянная Риченда. В ответ тишина разразилась хохотом синих глаз, а их обладательница начала расплываться в воздухе, пока совсем не исчезла. Увидев своё лицо — испуганное, с безумным взглядом и расширенными зрачками, — Дана в ужасе отшатнулась от зеркала, бросилась к окну, распахнула ставни. Она отчаянно пыталась выровнять дыхание, жадно глотая ворвавшийся в спальню холодный ночной воздух. Он охладил разгорячённую кожу и вернул ясность мысли: «Какой кошмар! Привидится же такое». Девушка закрыла окно и взглянула на часы. Полночь. Похоже, что Рокэ уже не появится. Вчера Алва ясно дал ей понять, что она не интересует его как женщина, и исполнения супружеского долга требовать не станет, но сам факт — провести брачную ночь неизвестно где и с кем — что это, если не ещё одна попытка унизить её? Герцогиня тряхнула головой, пытаясь прогнать жалящие сердце мысли. Пусть делает, что хочет! Ей нет никакого дела, с кем он проводит время. Риченде с трудом удалось заснуть, но вскоре её разбудили голоса, доносившиеся с улицы. Дана открыла глаза. Свечи давно догорели, и в спальне было темно. Девушка выбралась из постели и босая подбежала к окну, распахнула тяжёлые бархатные гардины. За окном густела мгла, и лишь луна серебрила внутренний двор особняка. В дрожащем свете фонарей Дана смогла разглядеть, как Алва спрыгнул с коня, бросил поводья слуге и вошёл в дом. Через пару минут в коридоре послышались шаги, а потом дверь распахнулась с таким грохотом, будто её вышибали ногой. Лунный свет, льющийся из окна, осветил фигуру, возникшую на пороге. Одного взгляда на мужа оказалось достаточно, чтобы понять, что он невообразимо пьян. И, судя по принесённой с собой бутылке, не собирается на этом останавливаться. Дана удивлялась, как он вообще стоит на ногах. — Я думала, вы не придёте. Ворон сделал шаг вперёд, оказавшись в полоске холодного лунного света, и девушка нервно сглотнула, встретившись взглядом с двумя яркими сапфирами, в глубине которых плескалась чистая, ничем неприкрытая ярость. — Не приду? — тонкие губы скривились в злой, ненавидящей её улыбке. Он с такой силой захлопнул дверь, что девушка вздрогнула. Герцог, на удивление твёрдым шагом, подошёл к кровати, сел и, чуть подавшись вперёд, поставил бутылку на пол. — Подойдите сюда. — Потрудитесь покинуть комнату. Вы — пьяны. — Имею право, — супруг не повышал голос, но Дана понимала, что он в бешенстве. — У меня сегодня свадьба, — он потянулся за бутылкой, хлебнул прямо из горла и вернул бутылку на ковёр. — Наверно, самый мерзкий день в моей жизни. Я в отвратительном настроении, так не портите мне его ещё больше. Подойдите. Поговорим о ваших обязанностях. Обязанностях? Какие обязанности можно обсуждать в спальне посреди ночи? От внезапной догадки холодок страха пробежал по позвоночнику. Наивная дурочка, поверила обещаниям мерзавца? Не двигаясь с места, Риченда покосилась на дверь, прикидывая, успеет ли добежать до неё. Но даже если успеет, что это изменит? Если Рокэ Алва хочет что-то получить, его ничто не остановит. Ни двери, ни её просьбы. Но она решила попробовать ещё раз: — Рокэ, пожалуйста... — Герцогиня, вы оглохли? Подойдите, — голос Ворона был как и прежде спокоен, но его жёсткий, колющий взгляд — словно приставленный к горлу нож. Нервы окончательно сдали, и в слепой панике девушка бросилась к двери. Алва перехватил её где-то на полпути. Дана дёрнулась, пытаясь вырваться, но хватка его рук оказалась железной. — Куда вы собрались, сударыня? — холодно проговорил он, глядя на неё в упор. — Мы не закончили. Сапфировые глаза давно потемнели, потеряв всю привлекательность ярко-синих оттенков, и теперь Риченда с ужасом смотрела в чёрную злую бездну, полную гнева и раздражения. Очевидно, Ворон понял, какую глупость совершил, женившись на ней, и теперь жалел о своём поступке. Но изменить ничего уже нельзя, и теперь он злится, вымещая ярость на ней. — Я вас ненавижу, — прошипела девушка. Хотелось кричать и плакать, но Дана запретила себе эти проявления слабости. Пытаясь сохранить достоинство и ровный тон голоса, герцогиня покачала головой и произнесла: — Я не заставляла вас идти в церковь. Вы сделали мне предложение. Вы дали мне клятву, так имейте смелость признать, что это была ваша ошибка. Ни один мускул не дрогнул на лице герцога, несколько секунд он смотрел на неё неотрывно и мрачно, а затем разжал пальцы, отпуская руки девушки. — И не смейте вымещать на мне злость за свою собственную глупость! — Карьярра! — ругнулся сквозь зубы Ворон, хлопнула дверь, и Риченда осталась наедине с воцарившейся в комнате тишиной. Герцогиня поспешно заперла дверь на задвижку и только после этого позволила себе выдохнуть. Ноги ослабли, отказываясь держать её, девушка прислонилась спиной к двери, а потом медленно, глядя в одну точку немигающим взглядом, сползла на пол. Внезапно чаша терпения переполнилась: волнения, переживания и потрясения, обрушившиеся на неё за последние двое суток, оказались слишком тяжёлой ношей, и из глаз Риченды хлынул целый поток слёз. Она не помнила, сколько времени просидела под дверью, но постепенно боль, гнев и отчаяние покинули её, растворившись в слезах, и Дана почувствовала облегчение. Встряхнув копной волос, герцогиня рывком подняла себя с пола и подошла к постели, едва не задев ногой стоящую на полу бутылку «Чёрной крови». Риченда подняла её и поднесла к губам. Вино оказалось слишком крепким. Первый глоток обжёг горло, словно она глотнула жидкого огня. Со вторым по телу разлилось приятное тепло, после пятого показалось, что ушла душевная боль, а вокруг стало как будто светлее. Рассеивая ночные тени, тусклый утренний свет забрезжил за окном, но герцогиня Алва уже не видела этого. Она спала.