Чёрное на чёрном

…Мне не хватит души, мне не хватит монет Расплатиться за твою нелюбовь Канцлер Ги, «Amore»

Долгая, изматывающая зима закончилась. Весна выдалась затяжной, но к весенним Волнам деревья уже зеленели, воздух был свеж и наполнен ароматами цветущих азалий. Даже Риченда чаще улыбалась, а вот Рокэ наоборот становился всё мрачнее и молчаливее. Бывало, что за весь вечер он не произносил ни слова. Риченда не понимала, что за мысли его тяготят, но вопросов не задавала. Она уже привыкла к тому, что говорит Алва лишь тогда, когда этого хочет, и только о том, что ей позволено знать. Герцогиня скучала, благо, библиотека в особняке была обширной. Дана много читала, особенно увлеклась историей. Если что-то не понимала, и у неё возникали вопросы — спрашивала у Рокэ. К удивлению Риченды, он оказался начитанным и осведомлённым в вопросах не только истории, но и других наук, в том числе философии или медицины. Дана не могла не согласиться с тем, что его знания в разы превосходят то, что принято считать хорошим образованием. К сожалению, такие вечера были редки, чаще всего она слышала лишь колкости, либо он обдавал её стеной ледяного молчания. Она так и не привыкла к смене его настроения, каждый вечер, перешагивая порог кабинета, Дана задавала себе вопрос: что ждёт её сегодня? За четыре месяца, прошедших со дня свадьбы, супруг по-прежнему был для неё загадкой. Но практически каждодневное присутствие Алвы в её жизни позволило Риченде привыкнуть к нему и перестать бояться. Занимали ли Ворона мысли о троне, также оставалось для Риченды неясным. Никаких явных шагов в этом направлении он не предпринимал. Кардинал и по сей день был жив-здоров и считался союзником Алвы, а о возвращении в Талиг Робера Эпинэ никто даже не заговаривал. Риченда не знала, подозревал ли её Алва в том, что она подслушивает его разговоры, но Савиньяк стал редким гостем в особняке на улице Мимоз и ничего нового, касаемо их планов, герцогине выяснить не удалось. Это было странное замужество. Супруга Дана видела в основном по вечерам, женившись, Алва не изменял своим привычкам не бывать при дворе. Приёмы и балы они посещали крайне редко, но даже в те немногочисленные выходы в свет, во время которых Риченда сопровождала мужа, ей удавалось привлекать к себе всеобщее внимание нарядами и украшениями. Каждое появление в свете «Сапфировой герцогини» ожидали и обсуждали. Роскошные платья, неизменные, оправленные в серебро сапфиры и бриллианты, и, разумеется, цветовая гамма, соответствующая Дому Ветра. За четыре месяца Риченда возненавидела синий, ненавистные платья и сапфиры она снимала с себя, едва перешагивала порог комнаты. В особняке она носила какие угодно наряды, но только не синие. И ей было всё равно, что думает по этому поводу Алва. Впрочем, Дана подозревала, что ему нет никакого дела до её туалетов. Пару месяцев назад, в один из вечеров, когда Дана по обыкновению пришла в кабинет, Рокэ там не оказалось. Ей следовало развернуться и уйти, но бумаги на столе Первого маршала манили, и, удостоверившись, что никто её не видит, герцогиня скользнула в комнату. Изучила все документы, но ничего заслуживающего внимания не обнаружила. Убедившись, что за дверью тихо, проверила незапертые ящики стола. С некоторых документов Дана наскоро переписала цифры, листы спрятала за корсаж. С тех пор ей ещё не раз удавалось тайком снять копии с документов Алвы. Все сведения она передавала на «исповеди» отцу Джерому. Если хоть что-то из добытого ею поможет «истинникам» ослабить политику Олларов, её усилия не пропадут зря. Сегодня оказался один из таких вечеров, герцога дома не было. Риченда старалась не думать о том, где он: с Савиньяками или с Катариной. За спиной по-прежнему шептались о том, что Первый маршал остаётся любовником королевы, но «Сапфировая герцогиня» всем своим видом показывала, что её сей факт не заботит. Алва не обещал ей верности, к тому же их брак был фальшивкой, и Дана понимала, что не может требовать от мужа прекратить эту связь. Сплетни раздражали, но Риченда держалась с достоинством, шествуя по залам дворца, высоко подняв голову и окидывая присутствующих нарочито равнодушными взглядами. К тому же, Алве следовало отдать должное — во время совместных визитов куда-либо он не отходил от Даны практически ни на шаг. Герцогиня покинула пустой кабинет, вернулась в спальню, задула свечи, забралась в постель. Однако сон не шёл к ней. Мысли то и дело возвращались к пропадающему неизвестно где мужу. Риченда предпочитала думать, что ей не хватает его общества лишь потому, что совместные вечера вносили в её скучную жизнь хоть какое-то разнообразие. Общения в особняке катастрофически не хватало. И если в первое время Дана надеялась на приезд в Олларию сестры, то сейчас почти смирилась с тем, что матушка Айрис в столицу не отпустит. Каждый месяц Риченда отправляла в Надор деньги, но герцогиня Мирабелла методично возвращала их. На письма дочери она не отвечала. Дане удавалось поддерживать связь лишь с дядей Эйвон, который сообщил ей, что все её послания герцогиня, не распечатывая, отправляет в камин, а в замке запрещено упоминать имя старшей дочери герцога Окделла. Риченду всё это глубоко огорчало, ведь она так надеялась, что замужество позволит решить финансовые проблемы Надора, но, увы, матушка не желала принимать денег от Алвы, а дочь и вовсе вычеркнула из своей жизни. Отчаявшись заснуть, Дана села на постели, вновь зажгла свечи, взглянула на часы. Два часа провалялась без сна. Сколько можно? Послать горничную за снотворной настойкой? Но лучше бы вина. После нескольких бокалов она обычно спала очень хорошо, крепко и без сновидений. Кошмары давно перестали её мучить. Риченда решила не звать Лусию, выбралась из постели, сунула ноги в домашние туфли, накинула пеньюар и вышла из комнаты. Спуститься в буфет или пойти в кабинет Алвы? Внизу она непременно натолкнётся на кого-нибудь из слуг и потому выбрала второе. Тёмный коридор освещали всего несколько свечей в укреплённых на стенах канделябрах. Дверь в кабинет была приоткрыта, из щели лился тусклый свет. Неяркий, вероятно, лишь от камина. Риченда от досады помянула Леворукого, и хотела было повернуть назад, но, услышав струнный перебор и низкий приглушённый голос, замерла. Никогда раньше она не слышала, как он пел и потому, потакая собственному любопытству, направилась к двери. Мягкие туфли позволяли ей двигаться почти бесшумно. У Рокэ оказался на редкость красивый низкий баритон. Риченда невольно поразилась тому, как много дано этому человеку. Сделав ещё пару шагов, она уже могла разобрать слова. Затаив дыхание, Дана подошла совсем близко к злополучной двери, но музыка вдруг резко оборвалась, и она услышала голос Алвы: — Сударыня, перестаньте красться и идите сюда. «Закатные твари! — выругалась про себя Риченда. — Слух у него, как у кошек Леворукого». Девушка выдохнула и распахнула дверь. — Я никуда не крадусь. — Вам тоже не спится? Он сидел прямо на шкурах у камина, пальцы вновь перебирали струны гитары. Рядом — уже пустая бутылка вина и высокий хрустальный бокал. «Чёрная кровь» глубокого бархатно-бордового цвета едва покрывала дно. — Можете налить себе, если хотите, — сказал он, даже не взглянув на неё. Первым желанием Риченды было развернуться и уйти, но выпить хотелось до безумия. Герцогиня подошла к секретеру, и «Слёзы» полились в бокал тягучей янтарной струйкой, расточая аромат спелого винограда. — Присаживайтесь, — Рокэ перестал играть и потянулся к недопитому бокалу. — Позже чем обычно, но раз нам обоим всё равно не спится… — Я не одета для визитов, — попыталась отказаться Дана. Обычно она приходила в кабинет в домашнем платье и потому сейчас, в кружевном пеньюаре, наброшенном поверх ночной рубашки, чувствовала себя неловко. — Боитесь меня смутить? — криво усмехнулся Алва, и Риченда поняла, что сегодня он выпил больше, чем обычно. — Поверьте, я видел дам и в пеньюарах, и без них. Ничего нового вы мне не явили. — Не сомневаюсь. Учитывая вашу репутацию. — Поменьше слушайте, кто и что говорит. И сядьте, наконец, — он раздражённо мотнул головой, демонстрируя, что ему неудобно смотреть на неё снизу вверх. — Вы всегда настроены на разговоры, когда пьяны? — поинтересовалась Дана, усаживаясь в кресло. — И на музыку. — Спойте. То, что пели, когда я вошла. Она ожидала, что он откажется, но Рокэ лишь равнодушно хмыкнул: — Извольте. Он сделал глоток вина, отставил бокал, тонкие пальцы коснулись струн и зазвучала уже знакомая мелодия. А спустя мгновение звук струн, чистый и пронзительный, слился с бархатным завораживающим голосом. Мелодия вилась, печальная и нежная, порой почти затихая, но тотчас вспыхивая вновь и улетая ввысь, срываясь на высокой ноте. Она рассказывала историю томительной, неоконченной любви, и к этому невысказанному чувству примешивалась разрывающая сердце тоска и нестерпимая боль разлуки. Он пел, и она не могла отвести от него взгляда: чётко очерченное лицо, чёрные волосы, глубокие синие глаза, крошечная морщинка, залёгшая между угольных бровей. А его голос с лёгкой хрипотцой звучал глубоко, проникновенно, задевая самые чувствительные струны её души. Риченда подумала о том, что так может петь только тот, кто любит. Или любил. — Кому вы это написали? — не удержалась от вопроса Риченда, когда Рокэ прижал струны ладонью. Герцогиня была уверена, что песня посвящалась не Катарине. Королева была лишь заменой некой женщине, которая, вероятно, оставила неизгладимый след в сердце маршала. — С чего вы решили, что автор я? — поинтересовался Алва, приподняв бровь, а в его голосе звучало искреннее удивление. — Такие песни так не поют, если они чужие. Вы когда-нибудь любили? Быть может, в юности? — В юности мы все совершаем глупости. — Для вас любовь — это глупость? — Любовь — это болезнь, а я предпочитаю… — Болезнь?! — не удержалась от восклицания Риченда. Такого определения любви ей ещё не приходилось слышать. — Быть может, если она невзаимная. А если взаимная? — Любовь — это честность, — предложил Алва более понятное для неё определение. И с этим трудно было не согласиться. Дана внимательно посмотрела на мужа и поняла: он не всегда был таким — жёстким и лишённым чувств. За его всегда непроницаемым панцирем, сквозь который лишь иногда пробивались искренние эмоции, она разглядела холодное, как смерть, одиночество. И тому была причина. — Кто та женщина, которая обидела вас так, что теперь вы ненавидите их всех? — Их? — скривился Алва. — Нас, — поправилась Риченда. Она ударила почти наугад, но оказалось, что попала точно в цель. — Как её звали? — Эмильенна, — герцог поморщился и одним глотком опустошил бокал. Риченда удивилась такой откровенности. Быть может, причина тому вино? — Она отвергла ваши чувства? Он не ответил, отложил гитару и направился открывать новую бутылку. — Где она сейчас? Мертва? — Я не мщу женщинам. И это было правдой. После разгрома восстания Рокэ не стал преследовать жён и детей заговорщиков. Мятежные провинции обложили непосильными налогами, но ни титулов, ни земель не лишили. — Завтра Фабианов день, — напомнил Алва, меняя тему. — Вы будете меня сопровождать. Он вновь надел маску безразличия, спрятав всё то, что делало его человеком, в самых отдалённых уголках своей души, закрыл на замок и привалил дверь огромным камнем. Риченда была разочарована, но настаивать не имело смысла. Она уже давно поняла: если он не считает нужным посвящать её в остальное, то не скажет больше ни слова. — Вы хотите взять оруженосца? — Упаси Создатель! С ними одни проблемы. — Ваш предыдущий оруженосец погиб при странных обстоятельствах… — начала Дана и замолчала. В бытность фрейлиной она многое слышала об этой скандальной истории. Говорили, что Алва развратил юного оруженосца, и Джастин Придд стал любовником Первого маршала. Придды узнали о порочащей их сына связи благодаря всё тому же Алве, которому, вероятно, наскучил Джастин. Вальтеру Придду прислали картину, изображающую Марка и Лакония. В том, что это злая шутка Ворона, не сомневался никто, художник воспроизвел в подробностях цвет волос, телосложение, родинки и шрамы обоих. Алва был изображен спиной, но чёрные волосы и светлая кожа не оставляли сомнений. Семья пыталась скрыть позор, но слухи распространились с необыкновенной быстротой. Вальтер Придд вызвал наследника в родовое поместье и потребовал прекратить унизительную связь, но Джастин, будучи к тому времени влюблённым в Ворона, отказался. Трагедии избежать не удалось. По официальной версии — Джастин Придд погиб на охоте в результате несчастного случая, но в кулуарах дворца шептались о том, что Вальтер сам застрелил сына. Впервые Дана услышала о шокирующей картине от Дженнифер Рокслей, та была известной сплетницей и болтушкой, позже всё подтвердила Катарина, признавшись, что узнала всю историю в подробностях от самого Ворона. Риченда тогда, не задумываясь, поверила ей, но сейчас, когда узнала Алву чуть больше, у неё появились сомнения. Да, он мог быть и злым, и язвительным, и жестоким, но, чтобы сотворить такое, нужно быть совершенным подлецом. К тому же выяснилось, что не всем словам Катарины стоит верить. Как бы королева ни чернила Ворона на людях, втайне она была влюблена в маршала. Взаимно или нет — Риченда не знала. Она видела их вдвоём, понимала, что происходит за закрытыми дверями королевской спальни, но это вовсе не означало, что Рокэ испытывает чувства к Катарине. Ведь королева никогда не была его единственной любовницей. Или была?.. И слухи о его многочисленных любовных похождениях тоже всего лишь досужие сплетни?.. Риченда терялась в догадках, но не спрашивать же у Алвы. До подобного унижения она никогда не опустится. — Ну же, Дана, говорите! Я вижу, что у вас есть вопросы, — сказал Рокэ, и Риченда в очередной раз изумилась его проницательности. Он читал её словно открытую книгу. — Это правда? То, что говорят о вас и Джастине Придде? — Обо мне много чего говорят. — Что вы с ним… — сбивчиво начала Дана, — говорят о вашей связи… интимной, — запинаясь и краснея, наконец, произнесла девушка. Он бросил на неё уничижительный взгляд: — Риченда, мальчишке было всего шестнадцать. Это уже слишком даже для меня, вам не кажется? Дана поверила ему. Алва хоть и был сосредоточением всевозможных пороков, но, в отличие от большинства, их не скрывал, наоборот — ему, казалось, доставляло удовольствие доводить окружающих до исступления. И, если он рассказал Катарине, что помешало бы ему рассказать сейчас ей? — Джастин был дорог мне, — Рокэ подошёл к камину, поворошил угли большой кривой кочергой. Поленья хрустнули, взметнув вверх ворох ярких искр. — Нас связывала дружба. Разумеется, это не нравилось очень многим. Потом появилась эта картина, и вскоре Джастин погиб на охоте. Он говорил спокойным, лишённым привычного сарказма тоном, и Риченда уже не сомневалась, что это правда. А в то краткое мгновение, когда он слегка повернулся к девушке лицом, она успела заметить, как в глубине синих глаз плещется тщательно скрываемая боль. — Кто мог прислать картину? Вас ненавидят многие, но отважиться на подобную шутку? Вы верите, что его убил отец? Рокэ покачал головой: — Что там произошло на самом деле, знают только Придды, но кошкина честь никогда не позволит им признаться. — Но Вальтер Придд, очевидно, винит вас. Он не пытался отомстить? — Это весьма затруднительно. Некоторое время они молчали, лишь потрескивали в камине сгорающие поленья, даря уютное оранжевое тепло. Огонь отбрасывал на стены живые алые отсветы и красноватые блики то и дело плясали по висящим на стенах клинкам. — Скажите, а вы когда-нибудь… — начала Дана неуверенно и вновь осеклась. — Да не краснейте вы так, — раздражённо бросил Рокэ. — Вы когда-нибудь предавались гайифскому греху? — напрямую спросила девушка, безуспешно пытаясь справиться с залившим щёки румянцем. Алва страдальчески вздохнул, после чего рассмеялся. Похоже, её вопрос его позабавил. — В пору бурной молодости хотелось попробовать все земные радости. Но эта — радости не принесла, и я по-прежнему предпочитаю женщин. Я удовлетворил ваше любопытство? — Да. — И Дана, мой вам совет: поменьше слушайте то, о чём болтают при дворе. — Зачем вы делаете это? — спросила она, немного помолчав. — Что именно? — уточнил Рокэ. — Даже не пытаетесь опровергнуть слухи, напротив, словно стремитесь к тому, чтобы вас считали мерзавцем? — Поддерживаю репутацию, — озорные искорки вновь появились в его глазах, но усмешка показалась натянутой. Он всегда умел владеть лицом, почему же сегодня позволяет себе такие слабости и откровенность? Дана подумала, что за этот вечер узнала Алву больше, чем за все предыдущие месяцы. И вновь, словно прочитав её мысли, Рокэ коротко подвёл черту под разговором: — Ступайте спать, Дана. Уже очень поздно. — Доброй ночи, — пожелала ему Риченда, поднимаясь. — И вам того же, — бросил Алва, не отрывая взгляда от золотистого пламени. Впервые за всё время Дане не хотелось уходить. Его невероятное высокомерие, которое он выказывал всем и всегда, сегодня куда-то исчезло. Как и бесконечные злые насмешки. Дана подумала о том, что если бы всегда всё было так, как сегодня, если бы она всегда была уверена в его искренности и откровенности, возможно, тогда смогла разобраться в том, где правда, а где ложь. Всё, что связано с Алвой, было окутано столькими тайнами, слухами, сплетнями, догадками, что Риченда уже давно не понимала, во что верить. Когда девушка подошла к двери и взялась за костяную ручку, Рокэ сказал: — Сделайте одолжение, сударыня: выберите на завтра платье с менее откровенным декольте. Лично мне нет никакого дела до фривольности ваших туалетов, но пожалейте неокрепшие сердца и тела молодых унаров Лаик. Дана улыбнулась и, не оборачиваясь, пообещала: — Я постараюсь.