Чёрное на чёрном

Голосами в снегу замерзающих трав, Сон мой хрупкий в рассказ превратится. Как любя разлюбить, как предать не предав, И к себе, словно в дом возвратиться Канцлер Ги, «Иноходец»

Агарис. Приют Эсперадора с голыми, обшарпанными стенами и пареной морковью на ужин остался в прошлом. Робер Эпинэ уже давно перебрался в одну из лучших гостиниц Агариса «Зелёный стриж», ел мясо, пил хорошее вино. Для всех — он крупно выиграл в кости. На самом деле, они с Альдо ввязались в такую сомнительную авантюру, что сам Леворукий вряд ли отважится. Это произошло в тот день, когда уехала Риченда. Робер места себе не находил, метаясь, как загнанный зверь по узкой, убогой комнатёнке. Зачем он её отпустил?! Нужно было найти какой-то иной выход, но он не нашёл, и теперь вина перед Ричендой невыносимой тяжестью лежала на его сердце. Риченды не хватало. В его беспросветной жизни эта девушка стала лучом света, такая же покинутая всеми, одинокая душа, и всё же она привносила в его безрадостное существование толику нежности и теплоты — давно забытые ощущения, которые он уже не надеялся никогда больше испытать. Память услужливо подкинула воспоминания об их последней прогулке. По высокому небу плыли акварельные, с одной стороны лавандовые, с другой — ярко-голубые облака, большие и воздушные. Пахло морем, а по влажному песку чинно расхаживали чайки. На Риченде было лёгкое муслиновое платье цвета ранней зелени и изящная кремовая шляпка, из-под которой спускались светлые пряди. Тёплый ветерок играл кончиками атласных лент и русыми локонами. Риченда улыбалась, и от этой улыбки у Робера вдруг перехватило дыхание. Никогда прежде её улыбка не казалась ему такой прекрасной. Робер смотрел на стоящую напротив девушку и думал о том, какие удивительно длинные у неё ресницы и трогательные ямочки на щеках. — Робер?.. Он молча улыбнулся, не в силах сопротивляться тёплому чувству, зарождающемуся где-то глубоко внутри. Но так же быстро, как возникла, улыбка исчезает с лица Риченды, глаза снова наполняются печалью и тревогой. Девушка отворачивается к морю, опускает ресницы, прикрывая глаза и пряча ещё глубже то, что в них отразилось. Она не говорит ни слова о том, что её тревожит, но ему не нужны слова, он знает, о чём она думает. Он мог прочитать её мысли так же ясно, как если бы она произносила их вслух. И сердце тут же заболело в стремлении утешить её. Робер протянул руку, но, так и не дотронувшись, уронил, вспомнив все собственные страхи и горести. Он всё потерял, кажется, что даже самого себя, и теперь молча стоять рядом — всё, на что он способен. С тех пор он гнал от себя болезненные воспоминания, но сегодня, когда она уехала, вновь ощутил ту искру, робкий огонёк, похожий на крохотную точку на звёздном небе. Загнанная в самый отдалённый уголок сознания, задавленная моралью, этикетом и собственными страхами, она всё ещё не угасла. Была ли это любовь — Робер не позволял себе думать. Одно он знал точно — прошло несколько часов, а он уже отчаянно скучал по Риченде. Потери и горечь. Эти чувства захватили его целиком, хлынули со всех сторон и наполнили душу невыносимой тоской, которую не получалось унять. Его сердце тянулось к ней, но теперь это не имело ни малейшего значения. Он привык терять тех, кто ему дорог. Робер так бы и продолжал изводить себя терзаниями и тревогами за Риченду, если бы не появился Альдо. Принц продал янтарные чётки и, разжившись десятком вел, почти насильно потащил приятеля ужинать в трактир «Оранжевая луна». В просторном зале было много народа. Кухня гогана Жаймиоля славилась на весь Агарис, а вино здесь лилось рекой. Даже в посты, потому что церковники закрывали глаза на многое. Не задаром, конечно. Гоганы держали в своих руках не только лучшие трактиры, но и значительную часть ссудного дела. А деньги, как известно, нужны всем, и святоши — не исключение. — Я сегодня угощаю, — Альдо выглядел очень довольным и преисполненным надежд. — Тем более, король обязан кормить своих подданных, а ты мой — маршал. Знаешь, как живёт Первый маршал Талига? — Алву Оллар не кормит, — заметил Робер, — Ворон богаче короля. — Я разгоню весь этой сброд! — с необыкновенной решительностью заявил Альдо, попутно расправляясь с жареной курицей. — И умру королём! Веришь? — Верю, — Робер подкрутил усы и поднял бокал: — За короля Ракана! Пирушку прервал подошедший к столу гоганский юноша. Он учтиво поклонился и предложил блистательным господам пройти с ним. На вопрос талигойцев куда и зачем, молодой гоган ответил весьма уклончиво: — С вами желают говорить очень важные господа. Друзья удивлённо переглянулись и проследовали за своим провожатым в защищённую половину гоганского дома. Гоганы были выходцами из Багряных земель, жили замкнутыми общинами, исповедовали свою религию и чужаков-иноверцев допускали лишь на деловую половину своего жилища. Длинные коридоры и занавесы закончились, и талигойцы оказались в обширном зале, в центре которого стоял заставленный всевозможными явствами стол, за ним восседали шестеро пожилых гоганов, один из которых выделялся и иными одеждами, и более почтенным возрастом. Робер догадался: перед ним тот, о ком он много слышал — старейшина гоганов Золотых земель — достославный Енниоль Гавионн. Он занимал главенствующее положение в гоганской иерархии и слыл умным, хитрым и безжалостным человеком. Поприветствовав гостей, Енниоль предложил им присоединиться к трапезе. У Робера были вопросы, очевидно, это читалось по его лицу, потому что старейшина, ещё раз повторив приглашение, заметил, что все ответы блистательные господа получат до конца этой ночи. Гоганам Эпинэ не доверял, и всё же они с Альдо согласились с ними отужинать. После окончания сытной и обильной трапезы, слуги вынесли стол и зажгли курильницы. Повеяло резкими благовониями, от которых слегка закружилась голова. Достославный рассказывал о своей вере, и им с Альдо ничего не оставалось, как вежливо слушать. — Мир был создан в шестнадцать дней, — начал Енниоль, и Робер почувствовал себя будто на службе в храме и потому дальнейшие разглагольствование гогана слушал вполуха, также, как и молитвы эсператиских клириков. — … Создатель, имя которому Кабиох… четверо детей Кабиоховых, являющихся его наследниками… их дети — правители земные… блистательный Альдо — последний в роду Раканов и внук Кабиохов… Мы готовы вернуть Альдо Ракану трон Талига в обмен на то, что принадлежит ему по праву. Робер, до этого момента почти не слушавший гоганскую проповедь, вскинул голову, удивлённо посмотрел на Енниоля, перевёл взгляд на сюзерена. О чём он, вообще, говорит? Но Альдо, судя по выражению лица, также ничего не понимал. Корона для родившегося в изгнании принца была чем-то далёким и до этого момента недостижимым, и потому Альдо, быстро справившись с изумлением, деловито спросил: — Поясните, как вы вернёте мне трон и что хотите получить за это? — Мы поможем знаниями и средствами, а взамен пусть блистательный отдаст нам Гальтару и древние реликвии Раканов. Разумеется, после того, как блистательный сядет на трон. — Гальтару? — удивился Альдо. — Эти старые развалины? Зачем вам они? — Пусть блистательный позволит нам оставить этот вопрос без ответа. Роберу было ясно, что гоганы что-то мутят и связываться с ними было бы себе дороже, сначала следовало подробнее узнать об их возможностях и оценить шансы на успех, но его опередил Альдо. — Я согласен, — чётким, ровным голосом произнёс принц, подведя черту под сомнениями Робера. Но, возможно, Альдо прав: если они откажутся, то упустят единственный шанс изменить свою жизнь. — В день моей коронации вы получите то, что желаете. Полагаю, я должен поклясться? Гоган удовлетворенно кивнул. — Блистательный должен поклясться кровью в Чертоге Одного и Четверых. Правнуки Кабиоховы также дадут клятву. Таков обычай. — Хорошо. Мой друг останется здесь? — Нет, блистательный Робер может присутствовать, если даст слово хранить молчание об увиденном. Робер поднялся, готовый последовать за своим сюзереном хоть в Закат. — Я клянусь. Их привели в комнату, в центре которой возвышался золотой алтарь. Червонная пирамида испускала огнистое сияние, и Робер едва не присвистнул от изумления. Альдо велели стать ближе к аре — так называли своё золотое святилище гоганы, но не касаться её. Со всех сторон их окружили старейшины, потом появились женщины, одна из них в руках держала четырехгранный стилет. — Пусть кровь блистательного Альдо станет его клятвой, — произнёс Енниоль. Принц расстегнул колет, распахнул рубаху и без промедления полоснул себя по груди. Алые капли брызнули на белоснежную ткань, и Робер отчего-то зажмурился. — Моя кровь ответит за мои слова. — Да будет так, — принял клятву Енниоль. Затем достославный что-то ещё сказал на своём языке, и Робер открыл глаза. Как раз в тот момент, когда окровавленный стилет на удивление легко вошёл в золотую пирамиду. Поверхность ары будто бы расколола молния. Робер был уверен — это молния Эпинэ. Сдвоенный зигзаг своего родового герба он не спутает никогда и ни с чем. Голова кружилась всё больше, ара перед ним будто бы таяла, а на её месте в золотистой дымке появлялись движущиеся тени… Впоследствии он не мог вспомнить подробности этого видения, словно какая-то пелена затуманила сознание, окутав его и не позволяя остаться в памяти, но в тот момент увиденное заставило его забыть обо всём, что происходило вокруг. С того дня Альдо говорил только о желанной короне. Он рассчитывал, что гоганы дадут ему денег, на которые он сможет нанять лучшую армию, но всё оказалось не так просто. Енниоль сказал, что открытой войны не будет, и в этом Робер был с ним согласен. Любой, даже самой многочисленной армии, нужен непревзойдённый полководец. Такой, как Алва. Но второго Ворона в Кэртиане нет, и потому принц должен ждать. Два года. Альдо был разочарован, но и ему пришлось смириться. Робера не покидали сомнения. Зачем гоганам Гальтара? Если они знают, например, о том, что там зарыт древний клад, то почему просто не снарядить экспедицию и не вырыть его? Почему они хотят получить старые развалины лишь из рук короля Ракана?.. Странно, непонятно и оттого подозрительно. Робер пытался обсудить это с Альдо, но принц лишь отмахивался. Долгожданная корона замаячила где-то далеко впереди, и он не желал ни о чём другом думать. Более того: принц нашёл себе ещё одних союзников — «истинников». Гоганы хотя бы сказали, чего хотят, магнус же говорил совершенно расплывчато. Робер понял лишь одно — Нохское аббатство Олларии, дальше Клемент весьма туманно вещал о том, что ему нужно то, что не знает о себе Альдо Ракан. Но принца уже было не остановить, он с лёгкостью и без оглядки раздавал обещания. Несколько дней назад в Агарис прибыл посол Адгемара Кагетского и попросил о встрече с Альдо. Робер вспомнил слова Енниоля о том, что скоро с Сагранских гор сорвётся каменная лавина, которая похоронит под собой врагов будущего короля Талигойи, и понял — началось. О жадности правителя Кагеты ходили легенды, и гоганы умело воспользовались этим. Они заплатили кагетскому казару за то, чтобы его люди разграбили приграничные земли. Вараста была житницей Талига и после её разорения, страна осталась бы без хлеба, а Дораку пришлось бы закупать зерно из-за границы. Гоганы тем временем взвинтят цены и заплатят тем, кто откажется везти зерно в Талиг. Робер понимал, чего хочет добиться Енниоль. Восстание Эгмонта потерпело поражение, потому что его не поддержал народ. Крестьяне занимались своей землей и хозяйствами, им не было дела, какой король на троне — Оллар или Ракан. А вот голод и взлетевшие до небес цены на хлеб вызовут большие недовольства, которые станут только расти, когда Дорак и Алва начнут усмирять народ армией. На этот раз простой люд поддержит короля-освободителя. Но кагетский посол, конечно, обо всём этом не упоминал, он с энтузиазмом и жаром рассказывал о ненависти к Олларам-узурпаторам и от имени казара клялся в вечной дружбе Раканам. Альдо принял заверения Адгемара и пообещал, что в скором времени в Кагету прибудет его доверенное лицо, уполномоченное вести дела от его имени. Так Робер Эпинэ, маркиз Эр-При стал послом. Вскоре ему предстояло отправиться в Кагету. Эпинэ понимал, что вся эта затея может очень плачевно закончиться и всё же он собирался ехать. В последние дни Робер часто спрашивал себя: зачем он решился на эту авантюру с непредсказуемым исходом? Если не лгать самому себе, то, в основном, ради того, чтобы хоть что-то изменить в своей беспросветной жизни, последние пять лет которой слились в череду серых, одинаковых дней. В сплошной поток, что нёс его по течению, и Робер ловил себя на мысли, что даже не может вспомнить, что происходило с ним летом или зимой прошлого года. Пусто, неразличимо и до умопомрачения гадко. Но больше всего хотелось наконец уехать из этого мёртвого города. Неизвестность пугала куда меньше, чем будущее в этом святом болоте, именуемом Агарисом. От мрачных раздумий и дурных предчувствий его отвлёк Альдо. Он буквально влетел в комнату и, сделав несколько шагов, с видимым облегчением упал в кресло. Принц снял шляпу и, бросив её на пустующее сиденье напротив, пригладил рукой русые волосы. — Лучше сядь, — предупредил его друг. По взволнованному лицу и необычайно возбужденному голосу, Эпинэ понял, что у Альдо есть новости. И вряд ли хорошие. Закатные твари, что ещё могло случиться?! — Хогберд приходил. Новости из Талига. — Какие? — Риченда вышла замуж. Он понимал, что рано или поздно это произойдёт, но всё равно сердце болезненно сжалось от обрушившейся на него жестокой реальности, и тут же заколотилось с новой силой, быстрее, чем прежде, но неровно и с перебоями. Робер медленно выдохнул и сокрушённо покачал головой: — Этого следовало ожидать. Дорак не просто так потребовал её возвращения. Она герцогиня Надора, а это огромная провинция и… — Даже не спросишь — за кого? — нетерпеливо прервал его Альдо. Его буквально распирало от желания поделиться чем-то важным. — Кто-то из Манриков? Леонард? — Леонард Манрик убит на дуэли. Алвой. — Что? — не поверил Робер. — Зачем?.. — Вероятно, для того, чтобы самому получить Надор. — Подожди, — сердце застучало сильнее, мучительнее, так, что стало трудно дышать. — Ты хочешь сказать, что… — Робер замолчал, не решаясь озвучить мысль, которая пришла ему в голову, потому что противоречила всему, что он знал о Риченде. — Мнения на этот счёт расходятся: то ли он её похитил, то ли она сама с ним сбежала, но факт остаётся фактом — она вышла за него. — Этого не может быть, — упрямо повторил Робер. — Риченда никогда не пошла бы на такое. Она ненавидит Ворона, ведь он убил Эгмонта. — И всё же. — Её заставили. Дорак и Алва, — негодование в его душе сменилось чувством вины, которое захлестнуло его подобно океанской волне. Робер с силой сжал кулаки. — Мерзавцы! Альдо в ответ лишь неопределённо пожал плечами. Ему было всё равно. Робера поражало то безразличие, с которым принц относился к происходящему. Его вообще, казалось, не интересовало ничего, кроме высокого предмета всех его мыслей — вожделенной короны. Эпинэ замечал, что в последнее время необыкновенная живость и горячность появлялась в Альдо лишь при обсуждении планов по свержению Олларов, ко всему прочему принц демонстрировал равнодушие и холодное пренебрежение. — Мог бы проявить хоть каплю сочувствия, — заметил Робер. — Мне её жаль, но чем это поможет? — в серо-голубых глазах так и не отразилось ровным счётом ничего. Стараясь унять ярость, Эпинэ подскочил с места, прошёлся по комнате, потом вдруг резко остановился, переводя рассеянный взгляд на окно. За ним город медленно готовился шагнуть в вечер, а незамерзающие пенистые волны бились о гладкие камни. Всё точно так же, как и в то время, когда Риченда была здесь. … Солнце клонится к горизонту, бросая блики на золотистые локоны, на кремовый атлас, на острые скулы, с россыпью крохотных веснушек, плавно переходящих на щёки… Пытаясь стереть воспоминания, и не позволить слепому гневу одолеть себя, Робер глубоко вдохнул и медленно выдохнул, обернулся и, стараясь не смотреть на Альдо, сказал: — Как минимум, мы не должны были отпускать её в Талиг. Риченда была твоей наречённой, ты должен был жениться на ней. — Робер, Риченда хорошая девушка, но она всего лишь наследница Надора, а я будущий король Талигойи и должен думать на перспективу. И жениться на равной, на какой-нибудь принцессе, чтобы укрепить своё положение. Ты сам мог бы жениться на Риченде, если так не хотел, чтобы она уезжала. — И что я мог ей тогда предложить? Жизнь в нищете? — Робер вновь сокрушённо покачал головой. — Почему она не уехала хотя бы на день позже? Всё могло бы быть совсем по-другому. А теперь она в руках этого негодяя! Ворон! Снова Ворон! Похоже, они обречены на него до конца своих дней. Если бы не Алва, Альдо сидел сейчас на троне, отец и братья были живы, Риченда свободна, а сам он не прозябал на чужбине вот уже шестой год. Но Создатель или, скорее, Леворукий распорядился иначе, продолжая благоволить своему любимцу. Алва подавил восстание и получил за это чёрно-белую перевязь Первого маршала. За тысячу смертей и голову Эгмонта Окделла. Он всегда это знал, но сейчас, после новости о замужестве Риченды, эта мысль настолько поразила его всей заключавшейся в ней ужасающей иронией, что Робер едва не застонал от боли. — Успокойся, — Альдо подошёл и похлопал его по плечу. — Скоро у тебя появится возможность поквитаться с ним. Я не успокоюсь, пока не вздёрну Алву, Дорака и их самозваного короля.