Чёрное на чёрном

В Жемчужной гостиной стояла оглушительная тишина, хотя в комнате находилось не менее двух десятков дам. Всё это напомнило Риченде её первое появление при дворе. Она вновь стояла посреди гостиной под пристальными взглядами фрейлин и ожидала, когда Катарина Оллар соизволит обратить на неё внимание. Вот только на этот раз взоры, обращённые на герцогиню Алва, были совсем иного характера, чем те, полные показного дружелюбия, что удостоилась год назад юная провинциалка Риченда Окделл. В них читалось удивление, граничащее с изумлением. Дана два месяца не появлялась во дворце и теперь наслаждалась произведённым эффектом. — Вас давно не было при дворе, герцогиня, — заметила Катарина, не отрываясь от пейзажа за окном. Её Величество, как всегда, выглядела прекрасно: роскошное белоснежное платье, чёрная мантия, отороченная мехом горностая, на тонкой шее — сияющая словно диковинная звезда — алая ройя. Та самая, подаренная ей Рокэ. Риченда не сомневалась — Катари надела её не только в знак признательности победителю, но и любви. — Мне нездоровилось, Ваше Величество. — Вот как?.. Надеемся, вам лучше, — безразлично отозвалась Катарина и наконец обернулась. Взгляд королевы остановился на ярко-синем платье Риченды, перехваченном под грудью чёрным атласным поясом. Спереди ткань расходилась веером изящных глубоких складок, отчего живот казался больше, чем был на самом деле. Риченда намеренно выбрала такой туалет и даже отказалась от корсета, хотя ещё как минимум месяц могла бы его носить. Катарина, в отличие от своих дам, быстро справилась с удивлением. Её спокойный, отдающий металлом голос не дрогнул, выдержка не изменила ни на секунду, лишь предательски порозовели всегда бледные щёки. — Вы прекрасно выглядите, герцогиня. Материнство вас красит. — Благодарю, Ваше Величество. — Кого ожидаете? — Уверена, это будет мальчик, — не без мстительного удовольствия ответила Дана, положив ладонь на живот. — Герцог, должно быть, счастлив? — последнее слово Катари произнесла тоном ниже, и Дане показалось, что голос бывшей подруги всё же подвел её. В нём больше не слышалось уверенности и показного равнодушия. — Безмерно, — с улыбкой солгала Дана, хотя на самом деле Рокэ о ребёнке даже не знал. Её мутило. Голова кружилась, перед глазами темнело, тошнота волнами подкатывала к горлу. Дана едва успела покинуть постель и добежать до фарфорового тазика для умывания. Пару минут спустя, когда тошнота отступила, мелькающие круги перед глазами растаяли, а сердцебиение пришло в норму, девушка отдышалась и, плеснув из кувшина воды на полотенце, обтерла им лицо. Слабость, охватившая тело, дала о себе знать, и Дана без сил опустилась на пуфик. Всё ещё не до конца осознавая, что произошло, она, словно стряхивая с себя остатки страха, помотала головой, медленно подняла её и взглянула в зеркало. Белее белого. — Моё лицо лучше меня понимает, что случилось, — прошептала потрясённая Риченда, осторожно коснувшись рукой своего пока ещё плоского живота. Нехитрый подсчёт лунных дней окончательно подтвердил положение, в котором она находилась. Ей потребовалось время, чтобы осознать произошедшее, справиться с охватившей её растерянностью и понять своё к нему отношение. Дана винила себя за легкомысленность и неосмотрительность. Кого же ещё? Рокэ в конечном счёте ничего ей не должен. Она сама всё закрутила ещё в ту первую ночь, потом вновь сама к нему полезла, придумала себе несуществующую между ними связь, принимая его вынужденную заботу о ней за взаимность, сама переврала реальность на удобный ей манер и оказалась обманутой собственным воображением. И теперь сама должна была это исправлять. Вот только менять она ничего не хотела. Жизнь наполнилась новым волнующим смыслом. Это чувство грело её изнутри, и она была счастлива его присутствию в своём сердце. Когда Дана поняла, что уже безоговорочно любит этого ребенка, следовало подумать, как быть дальше, но самое главное — как сообщить Рокэ? Его слова о том, что в этом браке ребёнок ему не нужен, не выходили у неё из головы. Она несколько раз садилась писать письмо, но после каждой попытки сминала в руках лист и швыряла его в камин. «Невозможно, — качала головой Дана. — Я не смогу это написать». И всё же, что-то следовало предпринять. Слухи по дому разнесутся быстро и, если она сама не сообщит Рокэ, то это сделает Хуан. Дана не знала наверняка, но предполагала, что он регулярно отправляет хозяину отчёты о текущем состоянии дел. Герцогиня дёрнула за витой шнур звонка, вызывая горничную. — Лусия, позови ко мне Хуана, если он в особняке. — Какие будут распоряжения, дора? — подчёркнуто-вежливо поинтересовался явившийся через пару минут Суавес. — Есть новость, которую вам лучше услышать от меня, а не от горничных. На лице Хуана не отразилось ни единой эмоции. Риченда не знала, какие распоряжения на её счёт отставил ему соберано, но после отъезда Алвы Дана ни разу не ловила на себе мрачных взглядов управляющего. Рокэ предупреждал, что Хуан отвечает головой за её безопасность, и Риченда не могла не признать, что Суавес добросовестно исполняет приказ хозяина. Бывший работорговец по-прежнему не нравился Риченде, но Рокэ ему доверял, и это следовало учитывать. Алва всегда умел выбирать людей — все, кто ему служил, отличались самозабвенной преданностью. — Я жду ребёнка, — набрав в лёгкие побольше воздуха, выдохнула Дана и тут же подумала о том, как она собирается говорить об этом Рокэ, если даже сейчас волнуется? Занятая своими мыслями, она не уловила реакцию Хуана. — Пригласить для вас доктора? — невозмутимо поинтересовался Суавес. — Да, пусть придёт завтра. — Что-то ещё, дора? — Герцог. Я не намерена ставить его в известность, пока он не вернётся. Суавес всё же дёрнул густой чёрной бровью, но промолчал. — Это не то известие, которое следует сообщать письменно, — пояснила Риченда. — Дора сомневается в надёжности курьера? — Я хочу сделать это лично. К тому же… сейчас слишком рано, — Риченда не хотела думать о худшем, но понимала, что случиться может всякое. Обнадеживало её то, что все четыре беременности её матери разрешились благополучно. — Но соберано вернётся не раньше осени, — возразил Хуан. Риченда видела, что Суавес не согласен с её решением. Разумеется, он понимал, каким может быть гнев герцога за сокрытие подобной новости. — Хуан, соберано велел вам выполнять все мои приказы, но я не хочу приказывать. Я прошу вас не лишать меня права самой сообщить герцогу о наследнике. Это только моё право и ничьё более. — Как пожелаете, — к её великому удивлению, согласился Суавес. — Но если к осени соберано не вернётся… — Я напишу письмо при вас. Управляющий молча кивнул. — Могу я идти? — осведомился он. — Ещё одна просьба, — сказала Риченда. — Точнее, уже приказ. Проследите, чтобы это не вышло за пределы особняка. — Не беспокойтесь, дора. Слуги в этом доме преданы и не болтливы. — Очень на это надеюсь. Солнце медленно садилось за купола церквей на противоположном берегу Данара, алые сполохи заката отражались в огромных витражных окнах Большого Тронного зала. Обычно важные государственные церемонии проводились в Среднем и Малом залах, но для торжественного чествования победителей Саграннской кампании распахнули двери Большого. Еще по дороге во дворец Риченда заметила, как преобразился город: всюду радовали глаз украшения из ярких, трепещущих на ветру лент, гирлянд из туевых ветвей и цветов; раздавался звон колоколов на храмах и сторожевых башнях; собирались на улицы столицы горожане, которым по случаю недельных празднеств Его Величество распорядился выкатить бочки с вином. Люди кричали, махали платками и руками, подбрасывали в воздух шапки. Таких масштабных торжеств, что сейчас охватили Олларию, не было со временем Двадцатилетней войны, и потому в Большом Тронном зале, сверкающем сотнями свечей, перед началом официальной части церемонии буквально яблоку негде было упасть. На возвышении на двойном троне восседали Их Величества. Фердинанд в чёрных, расшитых золочеными нитями одеждах, выглядел очень важным и безмерно довольным собой. Катарина в тяжёлой бархатной мантии и с короной, венчающей высокую прическу, была как всегда печальна и оттого ещё прекраснее. Сбоку от трона располагалось кресло кардинала, но на Дорака Риченда старалась не смотреть. Этот человек по-прежнему её пугал. Взгляд Даны скользнул дальше и встретился с тёмными цепкими глазами капитана личной королевской охраны. Герцогиня поспешила отвернуться, благо в этот момент с ней заговорил кансилльер. Эр Август выглядел слегка растерянным, впрочем, как и все остальные, кого Риченда встретила во дворце. Она могла поклясться: положение герцогини Алва обсуждали не менее активно, а, возможно, даже более, чем триумфальную победу её супруга. — Порой мне кажется благом, что ваш отец почил так рано и не дожил до дня, когда вы вынуждены были стать женой его убийцы, ни до этого… — Штанцлер чересчур картинно вздохнул и, глядя на Дану, покачал головой: — Не о таком внуке он мечтал. Какой удар для вашей семьи. — Господин Штанцлер, — прервала его Риченда, не желая слушать уничижительные высказывания ни о своём отце, ни тем более о своём ребёнке. Что-то изменилось. Риченда не сразу это поняла, но ощущала, как внутри неё происходит какая-то кардинальная перемена. Ей так долго твердили о том, кто друг, а кто враг, что она безоговорочно принимала на веру всё сказанное. Вот только правда оказалась не так однозначна. Отец говорил о чести и спасении Родины, однако это не мешало ему уподобляться врагам, действуя их же методами; матушка лгала о дуэли, на которой каждый участник имел равные шансы; Катари, прикидываясь подругой и благодетельницей, настраивала против Рокэ, не потому что желала добра, а лишь из ревности; эр Август на правах друга семьи давал советы, но всё, чего на самом деле хотел — знать, что происходит в особняке. Получалось, что самые, как ей казалось, близкие люди всю жизнь её обманывали, и только Алва, от которого она не ожидала ничего, кроме зла, оказался единственным, кто не только не лгал ей, но и помогал всякий раз, когда она нуждалась в помощи и все прочие, называющиеся друзьями, отворачивались от неё. И как бы парадоксально это ни звучало, но именно Рокэ был едва ли не единственным, кому Дана доверяла. И от него она сейчас ждала ребёнка. Это ли не знак свыше? — спрашивала себя Дана. Быть может, пришла пора прекратить семейную вражду, что длилась не одну сотню лет? В ребёнке, которого она носила под сердцем, текла кровь и Окделлов, и Алва, и Риченда не могла даже подумать о том, что её сыну или дочери придётся выбирать, чью сторону принять. — Теперь моя семья это не только Окделлы, но и мой муж, и мой ребенок, — решительно заявила Риченда тому, кого так долго считала другом. — В нём течёт кровь обоих родов, и он положит конец вражде между Окделлами и Алва. — Что ж… — кансилльер на секунду замешкался, посмотрел на Дорака, потом снова на неё, явно раздосадованный. — В таком случае — ещё раз примите мои поздравления, герцогиня Алва, — Штанцлер поклонился и отошёл в сторону. Генерал-церемониймейстер ударил жезлом об пол и по залу прокатилась волна оживления, но уже в следующее мгновение воцарилась практически осязаемая тишина, нарушаемая лишь потрескиванием свечей и редким шипением воска, стекающего на холодную поверхность подсвечников. Заиграл гимн «Создатель, храни Олларов», и золочёные двери Большого Тронного зала распахнулись. Риченда замерла, пытаясь унять бешеный стук собственного сердца. По белоснежной ковровой дорожке, устилающей паркет Тронного зала, Рокэ красивым упругим шагом невозмутимо шествовал к трону, не обращая внимания на устремлённые на него взгляды. В чёрном парадном маршальском камзоле, с двухцветной лентой через плечо, в белом плаще с гербом Олларов, развевающемся при каждом его шаге, Ворон был великолепен! Он смотрел прямо перед собой, на застывшем, похожем на маску лице не отражалось ни единой эмоции. Герцог преклонил колено перед сюзереном и теперь смотрел на него снизу вверх, но даже в таком положении не утратил ни капли гордости и достоинства. — Мы, Фердинанд Второй, — торжественно начал король, — награждаем Рокэ Алву, герцога кэналлийского и марикьярского, орденом Святой Октавии. Катарина грациозно поднялась со своего места, медленно спустилась по пологим ступеням. Две фрейлины подали Её Величеству лежащий на алой бархатной подушечке орден — синюю ленту с бриллиантовой звездой, и Катарина надела её на шею возлюбленного. Ресницы королевы дрогнули, щёки налились румянцем, она наклонилась к Рокэ и поцеловала его в лоб. Риченде захотелось отвернуться, но она заставила себя и дальше смотреть этот спектакль. Алва всё с тем же непроницаемым выражением лица поцеловал сначала край белоснежного платья Катарины, а затем коснулся губами тонких пальцев. Риченде показалось, что рука Катари оставалась в его ладони дольше положенного. Дана не хотела думать, что это желание Рокэ, но в груди упрямо шевельнулось что-то, напоминающее ревность. Выгоняя из сердца пробравшиеся туда сомнения, герцогиня стиснула в руках веер и натянула на лицо улыбку. Когда Катарина вернулась к законному супругу, музыканты на верхней галерее заиграли «Талигойскую звезду», а во дворе дали пушечный залп. Затем Его Величество огласил еще одну свою волю: Проэмперадор Варасты получит титул герцога Варастийского и Саграннского. Риченда сочла это символичным и даже закономерным: она читала, что до принятия эсператизма Вараста принадлежала Повелителям Ветров. Церемония подходила к своему завершению, триумфатору оставалось произнести короткую речь, но Фердинанд вдруг поднялся с места и всё тем же торжественным голосом заговорил о том, что Первого маршала ожидает ещё одна награда. Ею оказался висевший за троном меч Раканов — древняя реликвия, принадлежащая когда-то истинным правителям Золотых Земель. Король собственноручно вынул его из ножен и вручил Алве. Принимая символ славы и величия древней Талигойи, Рокэ повторил клятву Первого маршала, данную им пять лет назад при вступлении в должность: — Ваше Величество, моя кровь и моя жизнь принадлежат Талигу и его королю! Фердинанд открыл было рот, чтобы сказать требуемую торжественную речь, но не успел произнести ни слова. С улицы раздался пронзительный многоголосый крик, совсем не похожий на здравицу в честь победителей, а в следующий миг после него громко ударил набатный колокол. Завизжала какая-то дама, и в образовавшейся неразберихе все бросились к окнам. Рокэ оказался у балконной двери одним из первых, рывком распахивая её. Пунцовый шёлк занавесей взметнулся, позволяя ворваться в зал ледяному осеннему ветру, задрожало пламя свечей, часть их погасла, погружая Тронный зал в полумрак. Риченда сама не заметила, как оказалась рядом с Рокэ. Она читала о необычных небесных явлениях, но то, что герцогиня сейчас видела перед собой, поражало всякое воображение. На тёмном небе вспыхнуло сразу несколько огненно-красных солнц. Девушка насчитала пять: одно огромное по центру и четыре по бокам от него. Над тем, что было посредине виднелись очертания короны, а внизу — что-то круглое и сверкающие, напоминающее щит. Из малых солнц вспыхнули световые столбы, будто гигантские мечи с кроваво-красными лезвиями. Они озарили меняющее цвет небо, щит и четыре солнца скрылись за горизонтом, клинки разрубили слепящее, увенчанное короной полукружие, и на короткое мгновение над погружающейся во тьму землей, вспыхнуло и так же быстро погасло истекающее кровью сердце, оставляя после себя будто бы озарённое пламенем небо. Увиденное напугало Риченду, она инстинктивно схватила мужа за руку и даже сквозь плотную ткань камзола почувствовала, как напряжены его мышцы. Девушка осторожно взглянула на Рокэ. Красивое лицо расчертили продолговатые тени. Они западали под его острыми скулами и сползали к тонким, плотно сжатым губам, затемняли и без того чёрные волосы, добавляли взгляду грозной густой синевы. С застывшим выражением мрачной решимости герцог, не отрываясь, смотрел на истекающий кровью закат…

***

Ей хотелось только одного: броситься ему на шею и сказать, что она безумно соскучилась по нему. Очень. Дана поняла это в тот момент, когда увидела его во дворце, но осознавала особенно сейчас, когда он стоял совсем близко, и её окутал знакомый запах морисских благовоний — живой и яркий, как сам Рокэ. Как же ей не хватало мужа! Даже того, что она так в нём не любила: ломаной линии вместо улыбки, колких замечаний, неискоренимого высокомерия. Вот только говорить сейчас следовало о другом. Рокэ молчал, и Дана заговорила первой: — Впервые в жизни вам нечего сказать? — Почему я узнаю последним? — Рокэ не повышал голос, не позволял себе ни капли раздражения или недовольства, но Риченда догадывалась — ему всё это очень не нравится. Дана поняла, что совершила большую глупость, когда не сообщила ему новость заранее. Своей трусостью она поставила его в ужасное положение. — Я не знала, как об этом писать. Хотела сообщить вам лично. — Во дворце? — Рокэ вскинул брови. Высокий лоб исполосовали тонкие горизонтальные морщины. — Более чем лично, — и вновь этот тон — спокойный, холодный, без единой эмоции. Дана подумала, что лучше бы он накричал на неё. — Я помню, вы говорили, что в этом браке ребёнок вам не нужен, но раз так получилось… — Получилось? Я не снимаю с себя ответственность, но, Риченда… — Что вы хотите? — перебила она мужа, отмечая, что он назвал её полным именем — как всегда, когда был недоволен ею. — Чтобы я избавилась от него? — Конечно, нет! — на застывшем лице вспыхнула первая живая эмоция за всё время. С минуту оба молчали. Риченда понимала, что должна дать ему время привыкнуть к этой мысли. — Как вы себя чувствуете? — вновь очень вежливо поинтересовался он. — Благодарю, всё хорошо. — Думаю, будет лучше, если оставшиеся месяцы вы проведете в Кэналлоа. Там прекрасный климат. К тому же, ни вам, ни ребёнку нечего делать в столице. Вы сможете перенести путешествие? — Да, уверена, поездка не навредит. Тем более ещё целых четыре месяца. А вы поедете со мной? — Я отвезу вас в Алвасете. Мне ненадолго нужно будет съездить в Торку к маршалу фок Варзов, но к сроку я вернусь. — Когда мы сможем ехать? — Чем раньше, тем лучше. Через пару дней. — Хорошо. — Хорошо? — не поверил Рокэ. — И не будет никаких пререканий? — Нет. Я сделаю, как вы скажете. — Вы стали очень покладистой. — Это плохо? — робко улыбнулась Риченда. — Немного настораживает. Дана помолчала, а потом сказала: — Рокэ, я хочу, чтобы вы знали, что я ни о чём вас не прошу и ничего не требую. Он удивлённо поднял бровь, явно не понимая, что она имеет в виду. — Замок большой, и мы не доставим вам хлопот. Я знаю, вы не любите детей и… — С чего вы взяли? — ей показалось, что её слова задели его. — Возможно, в ваших глазах я — негодяй и мерзавец, но я не собираюсь отказываться от собственного ребёнка. Услышанное кардинально расходилось с тем, что она знала об его отношении к детям от Катарины. Риченда прекрасно помнила, как та однажды сказала ей: «Дети для него словно щенки, ему нет до них никакого дела». Риченда давно ставила под сомнения всё, что когда-то говорила ей бывшая подруга, но и сама Дана в бытность фрейлиной и, находясь во дворце, ни разу не слышала, чтобы Алва проявлял хоть какой-то интерес к детям или виделся с ними. — Простите. Просто я думала… — Что вы думали? — Ваши дети… — Мои — кто? — Наследник престола Карл и… — Риченда, хоть вы не идите на поводу у толпы, — произнёс он разочарованно, и девушка на мгновение потеряла дар речи. — Вы хотите сказать… Но как же… — она изумлённо уставилась на него, не в силах закончить ни одной фразы. — Конечно, это не мои дети, они как минимум должны быть на меня похожи. Вы видели принца и его сестёр? — поинтересовался он и, дождавшись её кивка, продолжил: — И вопросов у вас не возникло? Дана, вы взрослая женщина и имеете представление о наследственности. К тому же это госизмена — пытаться посадить на трон своего сына. Даже Фердинанд подобного бы не потерпел. — Но ведь король не может иметь детей. — Кто вам такое сказал? Ваш добрый друг Штанцлер? — Почему тогда все считают иначе? И если это не так, почему вы не скажете? — Глашатая нанять? — фыркнул Алва. — Вы бы могли сказать мне. — Я полагаю, вас мало это заботит, потому как вы приняли сей факт от других, и он вас вполне удовлетворил. — То есть, если бы я спросила… — Я бы сказал вам правду. — Почему вы позволяете всем думать, что они ваши? — задала вопрос Риченда, но тут же сама нашла ответ: — Для них это защита. Пока враги короны уверены, что дети ваши, их никто не тронет. Поэтому Фердинанд не пресекает слухи, порочащие его честь. — Вы стали очень проницательны и начали разбираться в политических играх, — заметил Рокэ. — Я бы разбиралась чуть лучше, если бы вы были со мной откровеннее. Герцог нахмурил брови, отчего на переносице запала глубокая складка, и сказал: — Не уверен, что хочу, чтобы вы влезали в эту грязь. «Но я уже давно влезла», — подумала Дана, вспоминая сделку с магнусом «Истинников». И хотя сейчас всё это было уже позади — она расторгла соглашение, встретившись с отцом Джеромом как раз перед своим вынужденным заточением в особняке два месяца назад, но никакого ответа от Клемента на свой отказ не получала и это не могло её не тревожить. Магнус был страшным человеком, и Риченда опасалась его гнева. Хорошо, что Рокэ наконец вернулся и увезёт её подальше от столицы. — Что вас тревожит? — спросил Алва, как всегда безошибочно чувствуя её состояние. Дана не могла ему открыться и, отчаянно призывая на помощь свои сочинительские таланты, заговорила совсем о другом: — Они меня не примут. Ваши подданные. Я северянка. К тому же Окделл. — Дана, посмотрите на меня и запомните то, что я сейчас скажу, — твёрдо, отчеканивая каждое слово, произнёс Рокэ, и Риченда, подчиняясь гипнотической власти его голоса, послушно заглянула в его нависшее над ней лицо. — Вы — герцогиня Алва. Моя герцогиня, — Рокэ слегка подался вперёд, ловя и удерживая её взгляд, и Риченда застыла, заворожённо глядя в его глаза, и, кажется, забыла, как дышать. — Я не хочу, чтобы вы о чём-либо беспокоились. Особенно теперь, — его взгляд скользнул по её округлившейся талии, и на короткое мгновении Рокэ позволил себе некое подобие улыбки. Моя герцогиня. Никогда раньше Дана не слышала от него ничего подобного. В её глазах задрожали слёзы, крупными каплями собираясь на ресницах, и девушка сжала губы, стараясь не расплакаться. — Дана, я отдаю себе отчёт в том, что, женившись на вас, изменил не только свою жизнь, но и вашу. И в тот момент, как и не раз позже, я опасался, что своим решением меняю вашу жизнь в худшую сторону. Но это лишь моя ответственность — не ваша. Дана, у алтаря я пообещал вам остаток своей жизни, и я без раздумий отдам её, чтобы сберечь вашу, — он смотрел на неё так внимательно, будто заглядывал в самую душу, и Риченде подумалось, что он знает обо всех её тайнах и страхах. — Вам сложно мне доверять, и я не смею просить об этом, но я прошу вас хотя бы попытаться мне верить. Её сердце на мгновение замерло в груди, затем выпрыгнуло куда-то в горло и там бешено заколотилось. Не найдя внутри опустевшей головы подходящих слов для ответа, Риченда молча кивнула в знак согласия. Она ему верила: он сдержит данное обещание и позаботится о ней. Не позволит ни Клементу, ни Дораку навредить ей. — Рокэ, я хочу извиниться перед вами, — наконец справившись с нахлынувшими эмоциями, сказала Дана. Она чувствовала себя виноватой перед ним и просила прощения. — Я должна была сразу сообщить о ребёнке. Это было неправильно и жестоко. Но я… — Дана покачала головой и, глядя в пол, потому что не решалась смотреть ему в глаза, призналась: — Я растерялась… — Я тоже. — Вы? — девушка вскинула голову и удивлённо взглянула на мужа. Он улыбнулся — первая настоящая улыбка, которую она видела у него за весь день, и, казалось, немного расслабился. — Это было… несколько неожиданно. Учитывая, что за такое время вы не нашли способа сообщить мне. — Простите. Мне правда очень жаль. Он молча кивнул, принимая её извинения. — Есть ещё кое-что… — на этот раз уже не кривя душой, призналась Дана. — Вы говорили, что хотите, чтобы всё осталось как было, но теперь… ребёнок свяжет нас друг с другом. Прикосновение обожгло руку, когда он сжал её пальцы в горячей ладони. — Мы уже давно связаны, — задумчиво ответил Рокэ, медленно проводя большим пальцем по сапфирам на её обручальном браслете. Прислушивалась к согревающему теплу его рук, впитывая мягкие успокаивающие касания, Дана замерла, заворожённо рассматривая, как рассеянный свет зажжённых свечей рисует тени под острыми скулами Рокэ. Возможно, она вновь нафантазировала то, чего нет, но отчего-то в этот момент ей показалось, что он говорит не только о том, что они обвенчаны. Вновь повисло молчание, которое первой нарушила Риченда: — Рокэ, могу я вас попросить? Пожалуйста, не наказывайте Хуана. Он лишь следовал вашему распоряжению. — Какому, интересно узнать? — Выполнять мои приказы словно они ваши. Уголки тонких губ едва заметно дёрнулись, уходя вверх: — Посмотрим. Он немного помолчал, а потом произнёс нарочито небрежным тоном: — Кстати, ваш друг, Робер Эпинэ, шлёт вам наилучшие пожелания. Просил передать, что… всегда помнил о вас. Кажется, так, — закончил Рокэ, натягивая на лицо улыбку, больше похожую на гримасу. Южная ночь и тишина, сладкий запах жасмина и ветка альбиция в её руках… Робкое касание губ к щеке…  — Вспоминай обо мне… И он помнил. Тёплые воспоминания согрели сердце, и невольная улыбка сорвалась с губ: — О, Робер… Алва разжал пальцы, выпуская её руку, поспешно отвернулся к столику с вином. — Я слышала, что вы сохранили ему жизнь. — Не я. Суд Бакры так решил. — Перестаньте, Рокэ, я знаю, что вы можете попасть куда угодно даже с закрытыми глазами. Вы его пощадили, и я благодарна вам. — Не за что, — наполняя бокал, коротко ответил Алва. Разговор разом сошёл на нет. Девушка повернулась к окну, потом её взгляд остановился на лежащем на кресле мече Раканов. В свете льющегося из окна солнца клинок поблескивал и будто манил её к себе. Риченда подошла ближе, рассматривая легендарный меч. Символ величия Талигойи, выкованный в древней Гальтаре, принадлежащий Эридани, а после него его брату Эрнани, который, основав новую столицу, перевёз туда и меч, и корону, и скипетр. Риченда отчего-то считала, что меч Раканов непременно окажется большим и внушительным, но клинок скорее походил на длинный широкий кинжал. Это несколько разочаровало герцогиню, как и то, в каком состоянии пребывало оружие. Из двадцати камней, некогда украшавших меч, осталось только двенадцать. Внимание Риченды привлекли более крупные тусклые камни, расположенные в центре. Судя по цветам — это были камни-символы четырёх Великих Домов или Великих Сил, как они назывались в доэсператистские времена. Только вот сейчас их осталось всего три. Одна из лунок была пуста. Не доставало караса — камня Дома Скал. Как будто клинок знал, что и Повелителя Скал уже нет. Девушка невольно залюбовалась грубым узором из странного вида завитков, напоминавшем сплетение роз, и протянула руку… — Нет! — предостерег её Рокэ, но было поздно. Едва Риченда коснулась рукой реликвии, как перед глазами полыхнули огненные сполохи: синий цвет Анэма сплетался с серебром Лита, изумрудный Унда с червонным золотом Астрапа. Ребёнок толкнулся так неожиданно и сильно, что Риченда ахнула, вынужденная задержать дыхание. Пальцы разжались, меч с грохотом упал на пол, и в тот же миг всё закончилось. — Дана?! — Рокэ крепко держал её за плечи, в синем взгляде отражалось много больше, чем тревога. — Всё хорошо, — поспешила заверить его Риченда, выдыхая. — Просто ребёнок пошевелился. — Уверены? — допытывался Алва, по-прежнему удерживая её. — Я позову врача. — В этом нет необходимости, — остановила она его, но герцог продолжал встревоженно смотреть на неё, и Дана мягко улыбнулась: — Рокэ, правда, всё уже в порядке. — Её взгляд упал на лежащий на полу меч: — Его нужно поднять. Это ценнейшая реликвия, — она сделала шаг по направлению к мечу, но Рокэ неожиданно резко остановил её. — Нет. Впредь не прикасайтесь к нему. — Что?.. — удивилась Риченда. — Простите, — извинился Алва. Сменив тон, он поднял меч и, покрутив в руках, сказал: — Это уже давно не реликвия, а дурно сбалансированная железка, которую и оружием сложно назвать. — Как вы можете такое говорить? — изумилась Риченда. Клинок в руках Рокэ вызывал у неё благоговейный трепет. — Вы представляете, сколько ему лет? Он, должно быть, старше Колец Гальтары. — Возможно, — равнодушно пожав плечами, ответил Алва. — Вы обязательно должны привести его в порядок. Там не хватает караса. Такого же, как в моём кольце, — она протянула руку, демонстрируя Рокэ семейную реликвию. — Вы очень внимательны. Хорошо, я займусь этим, раз уж мне придётся его носить. У моего ювелира есть подходящий камень, хотя я планировал найти ему иное применение. — Я вполне могу обойтись без ещё одного украшения, — догадалась Дана. — Меч Раканов важнее. Вы видели — там надпись? Рокэ перевернул меч и, глядя на нанесённый вдоль клинка узор из продольных и поперечных чёрточек, сказал: — Она на гальтарском. — Интересно, кто-нибудь сейчас сможет такое прочесть? — «Их четверо, но сердце у них одно. Сердце Зверя, глядящего в Закат», — произнёс Алва, и Дана в изумлении округлила глаза. — Вы знаете гальтарский?! — не поверила она. — Я много чего знаю, — ответил Рокэ, — и половину из этого хотел бы забыть.