Беспомощный

Я просыпаюсь, когда дверь в палату Шерлока открывается. Это значит, что я просыпаюсь каждые два часа. Медсестра суетится, делает мне так жаль снова будить вас лицо в мою сторону, а затем подходит к Шерлоку, который тоже, как и я, просыпается из-за её присутствия. Она измеряет его шею сантиметром, который накинули ему на плечи: отёк спадает с каждым часом. Хороший знак. Она постукивает его по скулам, пробегаясь пальцами по щекам. Она тихо спрашивает, есть ли покалывание в его губах или на кончиках пальцев. Каждый раз он отвечает «нет». Признак успешной операции: нет скачка паратгормонов*, уровень кальция не растёт. Она проверяет состояние дренажа, переворачивает беджик, пристально изучает содержание, затем прикрепляет его обратно к накидке. Шерлок собирается вернуться домой как можно скорее. Как только медсестра уходит, я встаю. Каждый раз я оказываюсь возле Шерлока, трогаю его руку или волосы, его лицо, он смотрит мне в глаза. Мы не говорим. В конце концов он закрывает глаза и засыпает ненадолго. До следующего перерыва. После третьего раза Шерлоку нужно опорожниться. Я отсоединяю капельницу от стены и толкаю перед ним, провожая его в туалет. Его накидка свешивается вниз из-за дренажа, натягивается под странным углом, открывается в разных местах. Я вижу его стройные ноги, большие ступни, длинные пальцы. Он не смотрится в зеркало в туалете, не трогает тугую повязку на своём горле. Он пошатывается, так что я предлагаю ему сесть, вместо того чтобы пытаться помочиться стоя. Он не возражает. В его капельнице больше нет морфия, только физраствор. Так что после первого посещения туалета он возвращается туда каждые полтора часа. Я всякий раз иду с ним. Он не против. Я просыпаюсь опять около шести часов утра из-за перестука тяжёлых туфель за дверью и из-за того, что дверь снова открывается. Майкрофт. Шерлок открывает глаза. — Слышал, всё прошло удачно, — произносит он немного сухо. — Да, — отвечаю я, потому что не хочу, чтобы Шерлок напрягался. Он снова закрывает глаза, притворяясь спящим. — Она говорит, всё прошло превосходно. Он быстро восстанавливается и, думаю, сегодня вернётся домой. — Не будем торопиться, — говорит Майкрофт, и я боюсь, что нам придётся провести ещё одну ночь в этом отвратительном месте. Я люблю больницы как врач, но как друг больного я мечтаю поскорее выбраться отсюда. — Ему назначена абляционная терапия через месяц. — Целесообразность у вас в крови, — говорю я. — Ему понадобится помощь по меньшей мере в следующие шесть недель, - сообщает Майкрофт. — Правда? — Конечно, — отвечает Майкрофт. — У него будет тяжёлый гипотиреоз*. Вы сможете ему помочь? — Да, — говорю я, чувствуя себя немного глупо. Конечно, у него будет тяжёлый гипотиреоз. У него больше нет щитовидной. — Да, конечно, я могу. — Я найму кого-нибудь, — добавляет Майкрофт. — Чтобы помогать и присматривать за ним. — Нет, — возражаю я, задаваясь вопросом, почему не хочу помощи со стороны. Было бы здорово, если б кто-то прибирался или мыл посуду. Но положа руку на сердце, я не хотел, чтобы у нас дома находился незнакомец. Это моё дело, моя обязанность. Забота о Шерлоке — моя ответственность. — Я сам справлюсь. — Я переведу деньги на ваш счёт, — продолжает Майкрофт. — Если вы собираетесь помогать, я бы не хотел, чтоб вы работали, даже на замене. Вы не должны оставлять его одного. — Гипотиреоз — это не эпилепсия, Шерлоку не нужна нянька. — Я негодую от имени Шерлока. Он справится. Он будет в порядке. — И тем не менее, — утверждает Майкрофт, — если вы настаиваете на сменах в терапии в следующие два месяца, я найму кого-нибудь, чтобы присматривать за Шерлоком. Разве у меня есть выбор? — Хорошо, — говорю я, вздыхая. — Саре это совсем не понравится. — Я уже предупредил её, что вы берёте отпуск, — отмечает Майкрофт. — И нашёл замену. Типично. Я смотрю на Шерлока. Он всё ещё притворяется спящим, но сейчас ухмыляется.