Закрываем глаза на трудности, когда губы искусаны, а на щеках солёные слёзы. Наконец мы делаем шаг вперёд, оставляя позади все сомнения.
Ellie Goulding — Beating Heart
Поздняя осень подпалила кроны деревьев, факелами горевших в холодном алом закате. Огонь залил улицы, горизонт взорвался. Воздух терпкий, тяжёлый, оседающий сладостью на языке и горечью в лёгких, проникал внутрь и колотил изнутри мелко и судорожно. Юнги привык жить как на карусели, вращающейся, словно центрифуга и с каждым годом разгоняющейся всё сильнее. Жизнь так быстро набирала обороты в последнее время, что он не успевал формироваться под ситуацию, просто перетекал веществом от круга к кругу. Но эксперимент прервали, и питание в лаборатории теперь отключено — когда жизнь резко встала на месте, Юнги понял, как плох его вестибулярный аппарат, всё это время насилуемый его ритмом существования. Тошнота должна была впервые накатить восемь месяцев назад, а подошла к горлу только сейчас, встала комком и перекрыла дыхание. Его опьянённый вид не сложно было понять: стеклянные глаза выдавали испуг, шаткая походка — волнение. Хорошо бы сейчас притвориться, что это всё происходит не с тобой, но разум — чист как стекло.
— Парни, дома есть чем отметить? — Юнги решил исправлять ситуацию сразу, бросаясь на острые колья. Он знал, что смелость придёт только после дозаправки туманящим мозг горючим, а она была нужна ему позарез. Чтобы выговориться. Просто развязать себе язык.
— Обижаешь, мы ещё за месяц готовиться начали, — дружеские хлопки Намджуна отдавались в ватном теле тупой болью.
— Вам завтра на работу, какие праздники? — Надя наконец-то оторвалась от телефона, прекратив бешено отстукивать сообщения, и подняла голову на парней, пытавшихся слиться с пейзажем. — Джин-оппа, ну хоть ты скажи им!
— Да, — уверенно качнул головой старший, — завтра утром я должен быть в части. Поэтому чем раньше мы начнём, тем успешнее я просплюсь. Погнали домой.
— Дохлый номер, — закатила глаза девушка, отписывая Шибе, что семеро мужиков собрались погудеть и, как у специалиста по усмирению всей команды, решив спросить совета. Шиба не то, чтобы подсказала, она отдала приказ — беспрекословно удалиться в свою комнату, запереться на все замки и дать мужикам «обмыть» ребёнка. Справедливо. Рабочих дней у них будет до конца жизни не сосчитаешь, а любимый сын и племянник — явление единичное. Хотя не факт.
Шиба: Присылай нам фотки этих рож, когда их разнесёт!
По прибытии на место грандиозного (по-прежнему) холостяцкого разгула, Надя сгребла в охапку всю живность, которая была в доме, и утащила к себе. Пока другая копошащаяся на кухне живность в виде четырёх певцов, двух рэперов и одного вывалившегося из бытия отца, также встанет на четыре конечности, она решила не дожидаться. Ну, ей богу, не унесёт же их к праотцам с пива и соджу. Когда об стол застучали бутылки с куда более крепкими напитками, Надин решила, что ей, Холли и Ёнтану пришла пора строить баррикады. Одэн и Омук были зачислены в ряды авиации на случай нападения пьяно-угарных войск, в которых (как обычно некстати) проснётся желание тоже кого-нибудь понянчить.
Пожалуй, слов было не найти, чтобы описать творящееся в последующие несколько часов. Грохот музыки, хоровые завывания ансамбля корейской народной песни в лице Гука и Тэ, оравших: «Всё, что нужно на днюху — эт жопастую шлюху» и отчётливый звон Сокджиновых хлопков об их пустые головы. Пустыми тем временем стали не только головы, но и бутылки, так некстати попадавшиеся под ноги Хоби и Чимину. Они насмотрелись видео и решили в честь племянника и безмятежно спящей на тот момент в больнице Таси, исполнить танцы народов России с ковырялочками, хуялочками и всем отсюда вытекающим. Пиковой точкой этого мракобесия стало сальто Чимина, которое погребло под собой Хосока, успевшего крикнуть «ёб твою мать», только взвизгнувшего снимающего их Намджуна и кофейный столик, который на свою долю пожаловаться не успел. Просто с треском развалился под тремя тушами. А потом учёные задаются вопросом, почему мужчины живут меньше. Юнги же сидел на краешке стула как депрессивный лис, одной рукой обнимая хорошо пригубленную бутылку скотча, а другой Джина, и вместе они завывали о тяжёлой доле братьев-товарищей. Пока они не попадали друг в друга ни одним местом (не подумайте, я про ноты говорю), песни про шлюх закончились, и Гук затянул корейскую версию «Ах, под сосною под зеленою спать положите вы меня…» Люли-люли, конечно, не пропевал, но усердно прохрюкивал. Его одиночество в этом конкурсе на одного оправдывалось просто: Тэхён уже минут пятнадцать выдавал рулады не в караоке-микрофон, а в караоке-унитаз, отзывающийся заманчивым плеском воды. Надин стояла сзади аки демонесса, пришедшая по его душу, что в принципе так и было: подавала водичку, жаль не с мышьяком.
Юные акробаты, оставив обломки стола посередине гостиной, решили, что
разрушений традиций маловато, и надо ещё провести обряды. Забудьте что такое Google, забудьте навсегда, удалите иконку браузера и никогда не возвращайтесь, если не хотите того же. Недаром ведь Намджун лидер и самый мозговитый мембер. В поисках способа, как бы ещё изъебнуться своими извилинами, он полез в Интернет. Вычитав своими 148-ю баллами IQ, что в царской России ребёночка ставили ногами в водку, чтобы он начал быстрее ходить, они решили провернуть сие действо прямо перед взором ошалевшего отца, которому уже всё было до фонаря. Как? Ребёнка у них не было, а вот водка, к сожалению, была. В итоге обряд приобрел, по словам Намджуна, высокое метафорическое значение — они раздели хохочущего и шатающегося Чимина и, не дойдя мутными головами, как можно поставить его в водку (в бутылку то его не сунешь, несмотря на все шутки о маленьком росте), они полили его водкой сверху.
Картина: разящий водкой пьяный в щи мужик прилично за двадцать в мокрых трусах с зайцем на жопе, шлёпает по коридору, чтобы показать себя лучшему другу, который выворачивается над унитазом, а за ним идёт колонна хлопающих гогочущих тюленей.
— Блять, бежим! — увидев за поворотом Надино лицо, шепнул Чимин и повернулся в стену. Лёг там же.
— Вы что там устроили, кретины? Вашу дивизию! — заорала Надин, стоя в эпицентре помещения, по которому проскакало стадо кумамонов.
— Есть, сэр! Мэм! Жопа! Надя! — Джин встал, отдал честь, сел, промахнулся мимо стула, шлёпнулся на задницу, лёг на пол, больше не встал.
— Я задаю вопрос ещё раз, что вы здесь творили?
— Ой, пиццу привезли, — заслышав звонок, бросился к двери Чонгук.
— Вы ещё и еду заказали?
— Мы немножко поиграли, а потом проголодались, — чувствуя, как что-то ползёт по бедру, стягивая с него штаны, виновато пробубнил Хоуп. Это полз по хёну Чимин, он пытался встать.
— Поиграли? Вы разгромили половину апартаментов, — девушка в негодовании махала руками.
— Братишки, я покушать принёс, — за коробками и пакетиками макнэ было не видать. — Ушла эта гарпия? Сейчас хавать будем, а ей не дадим!
— Она стоит сзади тебя, — сгреб, наконец, с пола Чиминовую массу Намджун и поставил на ноги.
— Завтра я буду проводить вам профилактику алкоголизма, будете вылизывать весь дом, — она печально вздохнула и уже пожалела, что самое начало праздника сфоткала и отправила Тасе, — а сейчас быстро жрите и по кроватям, или не поднимитесь ещё дня три.
Отруганные и едва ли не отшлёпанные «детки» сидели на ковре вокруг могилы столика, и обсуждали, какие у них дальнейшие планы на Ильсона. Каждый хотел приложить руку к воспитанию младенца, которому от роду не было даже суток. Помимо мальчика в воспитательное расписание входила и Тася. Её они тоже собрались обхаживать как королеву, ясное дело, не за просто так — она просто обязана была вырастить настоящего принца для дальнейшей передачи его в руки дядек.
— Когда Тася вернётся, надо накупить полезной еды, чтобы она кормила малыша витаминками, — облизывая пальцы от соуса, задумчиво протянул Хосок.
— Ты чё, хён, дурак? Какие витаминки? Она ж его сиськами кормит, — Гук покрутил пальцем у виска и тут же получил бессчетный за вечер подзатыльник от старшего.
— Грудным молоком, Чонгук. Не забывай, что здесь Тасин муж…будущий, — нахмурился Сокджин, но, посмотрев на впечатанного в сиденье дивана Юнги, понял, что тот даже и не слышал.
— А если кормить Тасю бананами, молоко будет банановым? — у Чонгука разве что лампочка над дурной головой не мигнула.
— Ты этого никогда не узнаешь, — заталкивая в рот очередной кусок пиццы, прочавкал Намджун, попадая кусочком пепперони макнэ в лоб.
— Я проебался, мужики, — пялясь в одну точку произнёс Юнги, и над компанией повисла тишина. — Как я дальше буду жить?
— В счастливой семье, с красавицей женой и очаровательным сыном, — без колебаний выдал Чимин и едва не отключился от перенапряжения после поиска эпитетов.
— Я говорил, я не готов. И только теперь понимаю насколько сильно, — нервное состояние Юнги игнорировало влитый в него алкоголь. — Я накосячил.
— Ты бредишь, Юнги, — отозвался Намджун. — Это из-за бухла, одумайся, что говоришь.
— Поэтому я так быстро и согласился. Сам поставил себя перед фактом — у меня будет ребёнок, и деваться некуда. А осознал я это только когда увидел его. Я люблю Тасю, люблю сына, ни за что бы не отказался ни от одного из них…но так рано. Просто слепой дурак, который облажался. Она просила меня следить за карьерой, быть осторожным и сдержанным. Проследил!
— Хён, соберись, — Хосок не выдержал. — Не говори, что сын нежеланный! Ты просто не посмеешь этого сказать. Или, клянусь, я всеку тебе и заберу его и Тасю себе.
Юнги дёрнулся, вспомнив старую ситуацию, когда его ревность к Хоупу чуть не разрушила все его отношения, что с девушкой, что с другом. Но эмоции было не скрыть.
— Сын желанный и любимый, как ни одно живое существо на планете, но отец боится признаться себе, что пришла ответственность, от которой он бегал всю жизнь, пытался быть ребёнком и чуть ли, сука, не Питером Пэном. Я до смерти люблю свою будущую жену и боюсь за неё сильнее, чем за себя. Я не хочу заглядывать в Твиттер. Фанаты порвут меня и на этот раз от всего сердца возненавидят её. Люди — чистое зло, а у меня крохотный сын. Я тоже человек и тоже буду причинять боль, чтобы защитить свою семью от ещё большей угрозы, — он бросил ключи на стол. — Сходите вниз в гараж, сфоткайте мою машину и скажите, что «сын», который появился — это она, а вы неудачно пошутили. Тасе скажем, что так велело начальство. Идите, или при первом же агрессивном выпаде в её сторону я нарвусь на скандал, это и вам карьеры поломает. Я идиот! Я напуганный идиот, и с этим придётся жить. Вам тоже.
— То, что ты идиот, никто не сомневался, но вот то, что трус — это открытие, — Джин взял ключи и швырнул их обратно в Юнги. — Совсем охренел, ребёнка за новый автомобиль выдавать?!
— А что мне делать? — Шуга схватился за голову и раскачивался из стороны в сторону. — Меня не будет рядом ещё почти год. Целый год!
— Уйми свою истерику, хён! — Хосок вышел из себя, и это было страшно. — Не хочешь заглядывать в Твиттер, говоришь? А ты посмотри, придурок депрессивный, — Хоби сунул экран телефона под нос Юнги. — Хэштеги #SUGADAD и #Suga’sSON выведены в мировые! Фанаты поздравляют тебя, сраный обличитель мирового зла!
— Есть, конечно, одержимые, куда от них денешься, — подключился лидер. — Но Тася достаточно адекватная девушка, чтобы лить слёзы из-за каждого нелицеприятного комментария. Вспомни, как они спокойно воспринимали всё, что вылилось на них во время шоу, хён. К тому же она знала, на что шла, начав с тобой отношения.
— Именно из-за этого я иногда сомневаюсь в её адекватности, — вякнул Чим, с укором взглянув на хёна.
— Да мы то на что? — возмутился Гук. — Или ты, хён, уже и нам не доверяешь?
— Я сейчас не доверяю даже себе, — Юнги снова закрыл лицо руками. — Я не должен был втягивать её в свою дикую жизнь. Не должен был…но втянул. И только теперь, сука, задумался, будут ли они счастливы, варясь вместе со мной в этом адском котле…
Надин стояла, прислонившись к стене и едва дышала. Вышедшая за водой для Тэ, она невольно услышала этот разговор из-за угла. Девушка не могла уловить, понимает она Юнги до конца или нет, но то, что он плачет, она расслышала отчётливо.
***
— Стой там и ближе не подходи, — Юнги уселся на стул возле выхода из палаты. — Боже, я чувствую перегар даже здесь!
Тася стояла возле столика и пеленала мальчика, который изо всех сил сучил ручками и ножками. Как прибитый пёс, сожравший весь праздничный стол за пять минут до Нового Года, Юнги осторожно приподнимался, чтобы разглядеть сына. Крошечные детские пяточки били девушку по ладоням, а она перехватывала пухлые ножки и тихонько хихикала. Настроение парня упало в дно Марианской впадины окончательно, когда Тася чмокнула Ильсона в животик, и он агукнул.
— Я всё-таки отец, я тоже хочу, — слёзно просил Мин. Да, ему тоже хотелось потрогать эти пальчики-горошинки на лапках, прикоснуться пальцем к щёчке и проверить теорию Чимина, что весь ребёнок поместится у него на ладони.
— Я сказала, сидеть! — громким шёпотом, чтобы не напугать сына проговорила Тася. — Тоже мне отец. Что вы вчера такого натворили, что Надя даже рассказывать отказалась. То, что бухали от души, я чувствую. Что ещё? Сауна? Девочки?
— Ильсон же вроде с другой стороны вылезал, почему мозг то задело?
— Я пошутила. Так что вы сотворили? — всё также властно потребовала ответа девушка.
— Да ничего особенного. Отремонтировали мебель, помыли Чимина, провели Тэхёну сеанс выведения из организма токсинов, в общем, просто развлекались, — Юнги вдруг почувствовал, что робеет перед девушкой, и ему это нравится. Её железная хватка, несмотря на неушедшую усталость и боль в теле, от которой она ойкала, вызывала в нём чувство спокойствия. Кажется, они поменялись местами.
— Ясно, разгромили что-то, не пойми во что окунули Чимина, и Тэхен опять проблевался. Как и всегда, — она всплеснула руками. — Вы Джина-оппу в часть отправили?
— Блять!
— Не ори при ребёнке, тем более матом! — а Юнги тем временем уже набирал номер хёна. Поговорить Юнги смог только с гудками. — Это уже ни в какие ворота, Юнги. У него могут быть проблемы из-за вас.
Девушка взяла телефон с тумбочки и сама набрала номер Сокджина.
— Доброе утро, мамочка, — голос суровей некуда. — Твой любимый рядом? Дай ему в челюсть от меня. Эта скотина мне ещё и названивает.
— Я уже в курсе, что они забыли тебя поднять, — укоризненно посмотрела в конец палаты Тася, качая головой. — Ты хоть успел?
— Получил наряд на уборку территории, — сухо выдавил Джин. — Тася, я выгляжу как колхозник. В таком виде, как у меня, сейчас только выходить картоху копать.
— Ты в жизни картоху не копал, откуда ты знаешь? — рассмеялась девушка.
— Тэхён рассказывал. У нашего фермера куча историй в запасе: и про картоху, и про клубнику, и про навоз, — Сокджин вздохнул. — Короче, я пошёл работать, или меня ещё сильнее оштрафуют. А этот мерзавец пусть не суётся к ребёнку, я хочу здорового племянника. Целую.
— И тебе не болеть, оппа, — Тася отключилась и тут же воззрилась на Юнги. — Что ты скажешь в своё оправдание?
— Что я очень сильно тебя люблю?
— Это вопрос?
— Это уже давно не вопрос.
— Ну вот и захлопнись, — девушка присела на краешек кровати, держа сына на руках, и начала медленно спускать с плеча и так едва застёгнутую рубашку.
— Ты что делаешь? — эротика молодому отцу была противопоказана, он от неё впадал в неистовство. — Тася, мы же в больнице. Зачем?
— Зачем я хочу сына покормить? — она нахмурилась. — Ну, ты и поганец, Мин Юнги. Ты подумал, я для тебя тут стриптиз устраиваю? У меня вся ответственность на руках, в прямом смысле, а ты только о своей похоти думаешь.
— Я о ней не думаю, а чувствую, — обиженно пробормотал парень, ощущая упрёк. — Ты очень красивая, без намёка на похоть.
Юнги не врал. Она выглядела такой чистой и невинной: с чуть бледноватой кожей, пушистыми чёрными ресницами и изящными оголёнными плечами. В тёплых осенних лучах, пробивающихся сквозь жалюзи, она олицетворяла собой весь домашний уют, всю безмятежность, счастливую жизнь с её бытовыми заботами проблемами, которой просила измученная душа рэпера.
— Ладно, — в её сладкой улыбке, в едва приподнятых уголках губ, было что-то притягательное, что может быть лишь у матери, — иди сюда, не дуйся. Только маску надень. Покажешь сыну хотя бы свои глаза.
Нарастающая боль в области сердца парня начала преображаться в жгущую и тянущую. Кроха сонливо хлопал глазками, не отрываясь от груди матери, но всё же продолжал рассеянно следить за происходящим вокруг. Стоило только крупному и неизвестному объекту нависнуть над малышом, его личико чуть изменилось в выражении, а взгляд приковался к кошачьим глазам напротив. Юнги, задерживая дыхание то ли от страха, то ли, чтобы сын со второй же встречи не подумал, что отец — алкаш, неторопливо протянул руку к крошечной ладошке, одним только мизинцем дотрагиваясь до пальчиков.
— Здравствуй, карапуз, — глухо прошептал Юнги, продолжая поглаживать тыльную сторону ладони Ильсона. Мальчик моргнул и, бросив на Мина довольно осмысленный взгляд, смело схватился за отцовский палец.
— Ваше первое рукопожатие, а ты с бодуна, — укоризненно покачала головой Тася. — Посмотри, не отпускает ведь. Весь в отца, сто дел сразу хочет сделать, разве что более общительный.
Юнги застыл, неотрывно глядя на пупса, кажущегося игрушечным, который крепко держался за него своей тёплой ручкой, при этом уже начиная засыпать в руках кормящей его матери. Заметив, что ребёнок уснул, девушка отняла его от себя и осторожно, чтобы не разорвать «контакт», одними глазами предложила Юнги взять сына к себе. Теория Чимина не оправдалась — Ильсон был больше его ладони и гораздо увесистее предполагаемого.
— Я столько любви в твоих глазах видела всего один раз, — Тася поднялась, с наслаждением потягивая спину и застёгивая рубашку, — когда мы были у твоих родителей и ты, спустя много времени увидел Холли. Наконец-то хоть кто-то сравнится с твоей собакой.
— С нашей, — всё ещё глядя на детское лицо, ответил Юнги, — и ты дура, что слов нет.
— Знаю, — Тася только руками развела и тут же обвила их вокруг пояса Юнги. — И шутки у меня тупые.
— Очаровательный семейный портрет, но придётся вам друг от друга отлипнуть, — Надины синяки под глазами были такими заметными, что больше походили на фонари. Она бесцеремонно вошла, рухнула на тот самый стул, на котором ещё недавно ёрзал Юнги, и бессильно застонала. — Всех подняла, умыла, одела, причесала, накормила и отправила на работу. Беспомощные по пьянке, как младенцы. Наверное, даже Ильсон и то более зрелый, — Надин изобразила королевский жест. — Поднесите мне племянника, я встать не могу.
— Любуйся, — с нескрываемым раздражением сказал отец, понимая, что их «связь» таки придётся оборвать, и наклонился к девушке.
— Какая прелесть! Клопик, ты же совсем кукольный. Щёчки сахарные, пухленькие как у папки, в нелучшие времена, — морща носик, проговорила Надин.
— Почему у меня ощущение, что в последнее время все хотят меня обосрать? — заявил ледяным голосом Юнги.
— Не сюсюкай мне здесь, — Тасино внимание было обращено на подругу. — У нас мужчина растёт, а не Барби.
— С такими родителями ребёнок будет тосковать по ласке. На эту Эльзу-холодное сердце я уже не надеюсь, — кивнула Надин в сторону озадаченного Юнги, — но ты могла бы быть и понежнее.
— Я сказала не сюсюкать, а ласками можешь хоть усыпать. И не учи меня быть матерью, — возмутилась Тася.
— Пойду я, пожалуй, — видя, что девушкам явно есть что обсудить, Мин принял решение ретироваться. — Заскочу на работу, посмотрю, как там проспиртованные зомби обитают.
— Тебя там, кстати, ждут, — прибавила ему оптимизма Надя и помахала рукой, снова присаживаясь в тишине. — Тась, я уезжаю в ближайшие дни.
— Так рано? — девушка была искренне удивлена. — Подожди ещё пару-тройку дней, нас выпишут, и проведём с тобой хотя бы недельку с разговорами за чаем.
— Тебе будет некогда, — усмехнулась Надин, — да и у меня накопилась куча дел дома. Все эти групповые заморочки мне как новому лидеру надо разрулить. Шиба посмотрела на вас и уже месяца два ноет, что у неё «часики тикают» и тоже пора. Я возобновила преподавание, у Паши завалы по рабочей части. А Айри, Лекса и Софи ещё должны успеть состояться в полученных профессиях. Сами захотели. Мы — самый быстро свернувшийся музыкальный проект в истории, по-моему, — взволнованно выдохнула Надя.
— Зато уж точно в неё вошедший, — Тася осознавала, что их с Юнги семейное счастье поставило точку и в музыкальных карьерах всей семёрки (за исключением, естественно, Паши) и вряд ли они вернутся к этому когда-либо. — Ладно, оставляешь этих оболтусов на меня. Хотя я без понятия как справиться одновременно и с ребёнком, и с ними. В том смысле, что парни будут приходить с работы уставшие, и если их по ночам будет будить детский плач, это станет невыносимой пыткой. Ума не приложу что делать.
— Не беспокойся, всё устроится, — хитро подмигнула подруга.
Пока горе-пьянчуги были вчера ещё в адекватном состоянии и накрывали стол, Надин, вертевшаяся вокруг в поисках хорошего кадра для Таси, приметила, что Юнги и Намджун долгое время не подходили к остальным и сидя на диване, беседовали, перебирая бумаги. Как самая любопытная Варвара, Надин не преминула засунуть туда свой нос, подглядывая из-за их спин. Нос ей, конечно, не оторвали, но взяли честное слово, что увиденные документы она тут же сотрёт из своей памяти.
— Хотелось бы, — в голосе Таси сквозила усталость.
— Этого я тебе не обещаю, — пожала плечами Надин. — Я это гарантирую. Только не дави на Юнги. Кажется, его психика менее устойчиво перенесла тот факт, что он вступает в новую жизнь.
***
Поздравить значительно приободрившуюся девушку с выпиской приехал лишь один Юнги. Надин уже несколько дней как была в Питере, а парни, после того самого вхолостую прошедшего дня, из-за их невозможности работать, нагоняли теперь весь материал в режиме hard. Зато счастливый отец приехал на собственной машине и с громадным пёстрым букетом фрезий — их аромат всегда шлейфом витал за девушкой и часто напоминал ему о ней. Единственное, чего Юнги не ожидал — толпа народу, неясно каким образом выяснившая, где родился маленький Мин. В сущности, ни как зовут ребёнка, ни, что самое интересное, кто мать — никто не знал. Но АРМИ ведь слишком Шерлоки — часть из них быстро догадалась о Тасе, но большинство всё же пребывало в неведении, так как о какой-либо совместной работе между парнями и девушками действительно не было слышно с окончания шоу, прошедшего около двух лет назад. Поэтому, когда куча народу вскрикнула дружно: «Юнги-оппа» у него кровь в жилах застыла. Трындец.
— Этого я и боялся, — сидя за рулём и не зная, как выйти наружу, пробубнил Мин, уже набирая номер Таси. — Ты видишь это?
— С самого утра, дорогой, — в щель между полосками жалюзи Тасе открывался прекрасный обзор на затопленное фанатками пространство перед больницей. — Хорошо, что Чимин запихнул мне в пакет «на выписку» нормальные вещи и косметичку, или твоих фанатов ждало бы чудовищное разочарование. И когда я говорю «чудовищное», я стараюсь не смотреть в зеркало.
— Прекрати, — оборвал её Юнги — У меня всего один вопрос: ты готова открыться миру или выберешь безопасный метод — через чёрный ход?
— Ради Бога, Мин Юнги, скажи, когда и чего я боялась? Чтобы мой сын победно выходил в свет и через чёрный ход — уволь. Он появится торжественно и с фанфарами.
— Ну, тогда выходи, я жду у входа, — Юнги захлопнул дверцу машины и, сжимая покрепче букет, уверенно двинулся к дверям. Визг стоял бешенный, но подойти близко отчего-то никто не решался. Парень запрыгнул на две ступеньки вверх и поднял руку. — Ребята, послушайте! Да послушайте же вы. У меня появился сын — он совсем ещё младенец, и ваш шум может его сильно напугать. Пожалуйста, прошу вас, помолчите немного. Особенно если хотите ещё каких-то новостей на этот счёт, — Юнги поджал губы, зная, что последнее он сказал зря. Опять смалодушничал, но на войне все средства хороши.
Белая дверь осторожно приоткрылась, и перед публикой появилась женская фигура в длинном чёрном пальто с капюшоном и со свёртком в руках. Юнги в голос захохотал.
— Вот так ты, значит, ничего не боишься? — он подошёл к ней вплотную, чтобы быть единственным, кто мог бы увидеть это перепуганное лицо.
— Их слишком много, — зашипела девушка в тот момент, когда одинокий голос из шепчущейся толпы выкрикнул «Тася!»
Её сложно было перепутать с кем-то. Эта поза лицом к лицу, где девушка достаёт Юнги только до плеча, была увидена фанатами в шоу множество раз и столько же раз обсуждалась ими. Парень снова ухмыльнулся, отошёл и дёрнул её сзади за капюшон, на что девушка боязливо подняла голову и первое, что сделала — приложила палец к губам, после указывая на свёрток.
— Его зовут Ильсон, — громким шёпотом произнесла Тася. — И он едет домой.
Юнги не учёл одного — сомнительную тишину он, возможно, и смог создать, а вот от вспышек камер было не укрыться.
— Хоть в спецназ звони, — пробравшись через толпу, наконец выдохнула Тася уже в салоне. Ей было абсолютно похер на машущих за стеклом фанатов, на вновь поднявшиеся крики и блеск камер, она тут же полезла смотреть, в порядке ли сын. Он как раз проснулся и молчаливо глядел на маму, готовый или снова уснуть, или расплакаться.
Уже по дороге девушка решилась задать вопрос, который волновал её столь долгое время.
— Юнги, а не будет ли мальчикам сложно со мной? — она начала издалека, чтобы по совету Надин не особо нажимать. — Ильсон удивительно спокойный ребёнок, но всё-таки, мне кажется, в общежитии ему не место.
— Мы едем не в общежитие, — Юнги бросил взгляд на заднее сиденье через зеркало и столкнулся с ошарашенной Тасей. — У меня есть для тебя сюрприз.
Мин притормозил в одном из переулков, резво выпрыгивая из машины и открывая для своей дамы заднюю дверь.
— Откуда такая галантность?
— Это аперитив перед небольшими испытаниями, — парень достал из кармана широкую чёрную ленту, а на себя натянул маску. — Сына — мне на руки, а ты держись за плечо.
Завернув за угол, Юнги повёл лишённую зрения девушку по улице. Вечерело и, что важнее, холодало, поэтому вокруг было довольно пустынно — рабочий день закончился, и жители разбежались по своим тёплым квартиркам, обнимать горячие чашки с кофе и дарить не менее горячие объятия своим близким. Тася спотыкалась на ходу, но, цепко схватившись пальцами за кожаную куртку Юнги, продолжала без конца повторять, чтобы он шёл ещё быстрее, каким бы ни был его сюрприз, ведь температура падает, а простудить сына на второй неделе жизни — однозначно фиаско. Остановка, попискивание электронного замка и долгожданное тепло.
— Проходи, можешь снимать повязку, — закрывая за собой дверь, произнёс Юнги.
— Не верю, — остолбенела девушка, чувствуя, как холодеют пальцы.
— Ты как-то сказала, что все наши хорошие воспоминания остались в этом доме. Почему бы снова к ним не вернуться? — знакомая гостиная, центральная лестница, поворот на кухню и, руку на отсечение, голубой фасад. — Я купил его. Теперь этот дом только наш. Кое-что здесь правда поменялось, но, думаю, это не страшно.
— Юнги, это безумие, — пытаясь прийти в себя, Тася обмахивала руками пылающие щёки.
— Для тебя детка, всё что угодно, — продолжая держать на руках Ильсона, Юнги наклонился, целуя совершенно сбитую с толку Тасю. — Пойдём, я покажу тебе кое-что.
Комнату на втором этаже, которая когда-то принадлежала неутомимой троице девчонок, было не узнать. Хотя что-то в неё всё же хранило отклик прежних времён — цвет волос Шибы — часть предметов мебели, как не крути, пытаясь сделать всё по-современному, а всё же была для мальчиков — стандартно голубая. Тася смотрела вглубь, видя призраков прошлого: Шиба сидела в кресле, со скучающим видом оценивая Лексу, которую они собирали на свидание с Чимином; буквально рядом с ней о косяк опиралась Паша; в раскрытом шкафу старательно копалась Айри, а Софи, тряся светло-серыми волосами из стороны в сторону, лишь качала головой. Вот и она сама — стоит в проходе, держа в руках свитер, а позади толчётся Надин с юбкой наперевес.
— Что с тобой? — наклонился перед её лицом Юнги.
— Ты нашёл список покупок, который я оставила Намджуну? — девушка качнула головой, и мираж исчез, только тоска свела зубы. — А мы?
— А мы, напротив, в комнате, где когда-то жила ты. Погоди, давай уложим малыша, — Юнги не знал, что на это уйдёт столько времени, поэтому каждое Тасино действие сопровождалось объятием со спины и крепким прижиманием к паху.
— Почему здесь? — наконец оказавшись уже в своей спальне, спросила девушка, но не успела опомниться, как её повалили на кровать. — Мы ведь большую часть времени провели в твоей комнате. Там есть что вспомнить.
— Именно поэтому её я оставил нетронутой, чтобы иногда вспоминать, — выцеловывая шею любимой прошептал Юнги, обдавая нежную кожу горячим дыханием. — Как же я соскучился по тебе. Всё, теперь только ты и я, — добавил парень, запуская руки под свитер девушки. Раздался звонок в дверь.
— Только ты и я, говоришь? — подняла одну бровь Тася.
— И они, — тяжело выдохнул Юнги, слыша знакомые буйные крики внизу и писк разбуженного Ильсона из радио-няни.
***
— Смотри, мы всё распланировали, — тыкая пальцем в огромную исчёрканную бумажку, заверил Хосок. — Юнги-хёна не будет ещё год, а тебе без нас будет тяжело и грустно…
— Ну, это вряд ли, — скривилась Тася.
— Тихо. Тяжело и грустно, я сказал, — повторил Хоуп, — поэтому первые полгода из этого года, — он понял, что сказал чушь, но уверенно продолжил, — мы будем по очереди к тебе приезжать. Иногда и все вместе, или группками, как выйдет. Потом мы уезжаем в тур, и тогда к тебе приедут родители Юнги-хёна.
— Они об этом знают вообще? — Тася покосилась на Мина, и тот уверенно кивнул.
— Потом мы возвращаемся, но ты ведь знаешь, что после туров обычно начинаются походы на шоу, интервью, фансайны, так что время у нас будет ограничено, а родителям хёна всё-таки нужно за кафе следить. Поэтому, — Хоби выдержал крайне драматическую паузу, — к тебе приедут твои родители.
— Ебать меня в темечко, — присвистнула девушка, не стесняясь в выражениях, — а с ними то вы как договорились? Юнги, только не говори, что ты долго и упорно беседовал с отцом, я этого не переживу.
— Именно так, — Тася с ужасом закатила глаза и залепила себе ладонью в лоб.
Когда Хосок говорил, что отец Таси — это она, но суровей в десять раз, он не лгал, так и было. Господин Чон был из того типа людей, которые влияют на других своей холодной непробиваемой флегматичностью — именно от него дочь переняла внешнее состояние спокойствия почти во всех жизненных ситуациях и способность искать компромисс. К сожалению, от него же ей достался «накопительный эффект», когда эмоции, скопившиеся за определённое время, находили своё проявление в резких приступах агрессии, истерики, эйфории, и так далее в зависимости от преобладающих чувств. Знаете, есть такая поговорка, что девушки выбирают мужчин, похожих на своих отцов. Так вот, это был выстрел в десятку. Тася ещё ни разу не видела, чтобы хоть кто-то находил общий язык с её отцом быстрее — десяти минут не прошло в разговоре по видеосвязи, как отец уже был готов вверить дочь Юнги навсегда и чуть ли не благословлял их союз. Когда же Тася сообщила родителям, что беременна, отец тут же понёсся звонить «зятю», и только девушка смогла остановить его, зная, что у парня тренировка. Мама, она же «Зыдыравстуте, Госпожа Чон», она же непроизносимое исконно русское имя Василиса (шепелявость давала о себе знать при всех попытках), прежде лишь мелькавшая в кадре и вообще будучи «не в зуб ногой» о чём болтают мужчины, чуть не грохнулась в обморок, но, схватившись за стеночку, проговорила: «У меня будет внук-айдолёнок. Как там у вас говорят в кей-попе: почём нынче гробы? Я так рада! Ну и жизнь у тебя будет. Одни приключения!». Как уже понятно, простота отношения к жизни и чувство юмора (читай: сарказма) досталось девушке от матери.
— Как хитро вы всё решили, а обо мне кто-нибудь подумал? — отошла от шока девушка. — Может я одна побыть хочу.
— Ой, да не пизди, — отмахнулся Тэ.
— Так, вы пожрали? Племянника опять потискали, утомили, что он сам отрубился? Теперь валите! — Юнги хлопнул ладонью по столу.
— Кажется, родителям хочется побыть наедине, — поиграл бровями Чонгук.
— Тебе не кажется, смышлёный ты наш, — Мин окрысился. — Быстро, быстро, ноги в руки и вперёд! Завтра с вами в компании увидимся!
***
Чуткое ухо Юнги уловило тихое кряхтение из динамика радионяни. С реакцией, ему несвойственной, он быстро нажал кнопку отключения звука и покосился на Тасю. Та крепко спала, утомленная обживанием нового дома и убаюканная крепкими объятиями любимого. Юнги встал и, прихватив халат, направился в детскую.
— Тш-ш-ш, — прошептал он, разглядев пласивую гримаску на лице малыша и, взяв того на руки, уселся с ним в кресло. — Давай попробуем не будить маму. Что случилось? Холодно? Животик болит? Или просто непривычно в новой кроватке? — Юнги перебирал причины, заставившие ребёнка проснуться, наугад. От мерного покачивания Ильсон передумал плакать, но и спать он тоже не собирался, уставившись на отца так пристально, что Юнги захотелось продолжить беседу.
— А может, ты переживаешь, что мама не рядом? Тогда вот что я скажу тебе, парень. У нас с тобой теперь одна любимая женщина на двоих: тебе она мама, мне — жена, так что придется делиться. Не маши на меня руками, — Юнги перехватил маленький кулачок и спрятал в своей ладони. — Я и так понимаю, что сейчас ты главный. И ещё. Послушай меня внимательно, Мин Ильсон. Скоро я уеду. Так надо, вырастешь — это и тебя коснётся. Ты тут мать береги, не заставляй её нервничать. Не болей, кушай хорошо, не реви без повода. Какие там ещё у тебя дела? Одевайся теплее. А, нет, это ты не сам, это маме сказать надо. В общем, веди себя как мужчина. А я буду звонить и проверять. Потому что я люблю вас и беспокоюсь о вас. Возможно, я пока ещё хреновый отец, но я буду стараться, правда, просто для меня это тоже новая жизнь, не только для тебя. Ты меня понимаешь?
Юнги показалось, что понимает. От его хрипловатого негромкого голоса и живого тепла маленькая ручка обмякла в широкой ладони, глазёнки закрылись, и малыш спокойно засопел.
— Вот так-то лучше, … — Юнги наконец с чистым сердцем произнёс то слово, которое раньше застревало в горле, царапая своей непривычностью. — … сынок!
***
— Лекса, помоги мне, пожалуйста, — Тася высунулась на кухню, где подруга без стеснения целовалась с Чимином под звуки кипения воды и внутренний крик Чонгука, безмятежно хрумкающего чипсы за столом.
Девушка гостила у Таси уже неделю, активно помогая ухаживать за малышом, заодно пригревая на груди и Чимина, который стал являться чуть ли не каждый день и даже порой оставаться на ночь. Тася позволила делать что угодно, но в рамках адекватного и тихо, потому что мать-кошка была готова расцарапать рожу любому потревожившему её дитя. Всё оправдывалось легко — главный кот семьи Мин не звонил и не писал уже две недели. То ли учения у него там были какие-то, то ли смотры, Тася при последнем разговоре не особо поняла, но факт остаётся фактом — телефон молчал, и девушка пребывала в тревожном неведении.
— Она занята, — раскусив очередной солёный треугольничек Доритос, пояснил Гук. — Я уже минут десять за этим наблюдаю, им хоть бы хны.
— Вы обнаглели вконец, — хозяйка дома поставила руки на пояс. — Не забывайте, что теперь это моя крепость, так что имейте совесть. Лекса, мне пора купать Ильсона, помоги мне.
— У меня еда пригорит, — скуксилась девушка, — не могу.
— Вижу! — обозлённая Тася схватила обоих парней за футболки. — Значит, вы поможете.
— Нуна, я ничего не умею, — пробормотал Чонгук, облизывая пальцы. — Если мы утопим его — чур, я не виноват.
— Помой руки сначала, а потом поговорим, — сухо отрезала девушка. — Так, ты держишь полотенце. Чонгук, держать полотенце — это не по клубам шариться, что ты трясёшься? Боишься и тут облажаться?
— А вот сейчас обидно было, — щёчки вечного макнэ раздулись от возмущения.
— Чимин, тебе, как более ответственному, другое задание — ополоснуть дитё.
— Под краном? — выпучился Чим.
— Ты тронулся? Ковшик держи — кому протягиваю? Господи, вы погубите своих собственных детей такими темпами, — девушка с отчаянием вздохнула и ушла за сыном.
— Посмотрел бы я на Юнги-хёна, будь он здесь, — накручивая полотенце на локоть, кусал губы Гук. — Он бы и с дивана не поднялся помочь.
Тася внесла на руках мальчика, который уже значительно подрос и с абсолютной радостью был готов выдрать маме все волосы, своими сильными лапками хватаясь за отросшие пряди.
— Ильсон, котёночек, не снимай с мамы скальп. Снимай его с дяди Чонгука, — девушка передала сына Гуку, который тут же начал агукать с большим потенциалом, чем ребёнок. Тася сняла с запястья резинку и завязала сзади хвостик — волосы отросли настолько, что длина позволяла теперь это сделать.
— Господи, Ильсон, — взмолился Гук, — твоя мамка ещё и лопоухая. Куда смотрел твой отец, что решил заделать тебя со слонёнком Дамбо?
— Ещё слово, и я вырву тебе кадык. Думаешь, что ты мужик дохуя? — Тася скривилась. — Клади его сюда, пока мы с Чимином будем воду набирать и температуру регулировать, и гладь животик по часовой стрелке.
— Зачем? — вылупился макнэ, не понимая, что за таинство он сейчас будет проводить.
— Придурок, не себе гладь — ему, — закатила глаза Тася. — А зачем, я тебе потом скажу, — они с Чимином начали подготовку.
— Нуна, тут что-то не так. Он весь покраснел и напрягся! Я что-то с ним сделал!
— Вот и ладушки! — Тася расстегнула памперс. — Ой, какой молодец. Очень вовремя! Держи, мужик, выбрасывай!
— Что это? — покосился Чонгук, пока Чимин колокольчиком смеялся, от чего смеялся и малыш.
— Я могла бы постараться подобрать синоним, но мне лень — это ка-каш-ки! Топай! — помахала ему ладошкой девушка и, взяв ручку сына, помахала заодно и ей. — Давай Ильсон, скажи: «Пока-пока, дядя Говнонос!»
— Фу!
— Не «фу», а вы сами сюда припёрлись. Помогайте теперь — пригодится в жизни. Отнесёшь и возвращайся.
Когда Гук с лицом великомученика таки вернулся, Тася и Чимин купали малыша. Ну как купали? Тася мыла Ильсона, а Чимин игрался, развлекая себя, ребёнка и жутко раздражая Тасю.
— Оп, Чимин-хён, смотри-ка, пятый месяц от роду, а у него уже больше, чем у тебя, — приободрился макнэ, очень довольный своей «новейшей» штукой.
— Нет, Гук-и, это больше смахивает на твою единственную извилину — такая же маленькая и одинокая, — вклинилась Лекса, закончившая с обедом и решившая присоединиться.
— Почему он кричит? Не плачь, парень, — Чонгук закутал ревущего белугой Ильсона в махровое полотенце. — Почему он ревёт?
— А ты бы ревел, если бы тебя насильно вытащили из танц-зала, едва ты разогрелся и во вкус вошёл? — испытующе глянула Тася. — Вот и ему нравилось плескаться, а теперь лафа закончилась и нужно снова возвращаться к трудовым будням Мин Ильсона — раскидывать игрушки и крякать на весь дом, когда хочешь есть.
***
— Привет, милая! Как вы там без меня?
— Привет, Юнги! У нас всё хорошо, только скучаем сильно.
— Рассказывай, как сын, у меня не так много времени.
— Сын растёт, уже улыбается вовсю и агукает. Меня узнаёт, и ребят, и бабушку с дедушкой.
— А меня? Блять, ну почему я всё самое интересное пропускаю!
— Не переживай, и тебя. Твои фотки он видит не реже, чем моё лицо, всё время показываю: «Это папа, он скоро приедет» Ты, кстати приедешь?
— Не знаю, как сложится. Если только на сутки отпустят. Сам безумно хочу вас обнять. А пока тоже смотрю на фотографии, что ты прислала. И, кстати, передай нашему макнэ, приеду — голову оторву!
— За что?
— Не делай вид, что не знаешь! Он сфоткал Ильсона в моей арбузке, с цепочкой на шее и с микрофоном в руке. И простодушно слил всё это в Твиттер.
— Ну было такое фото, и что?
— Так этот поганец выложил его с подписью: «В BTS новый рэпер. Шуга — хён, пока!» Он бессмертный, что ли стал?
— Не ругай его, он не со зла, просто сыграл на опережение. Не сделал бы он, доработали бы АРМИ в фотошопе. Сам в курсе, что его давно пора у них отобрать. Просто сын на этом фото так похож на тебя, мы тут сами охренели, как две капли!
— Не съезжай с темы. Значит это ты, оказывается, идейный вдохновитель. С каких это пор вы с Гуком стали играть в одной команде?
— Он здорово помогает мне, Юнги. И вообще он молодец. Услышал, как я напеваю, укладывая Ильсона, и заявил, что от моих завываний ребёнок будет дёргаться во сне…
— Нет, я ему точно всеку…
— Погоди, дослушай. На следующий день припёр диск. За ночь нашёл, напел, записал и скинул на него с десяток колыбельных. Так что теперь наш сын засыпает под золотой голос золотого макнэ. К слову сказать, хорошо засыпает.
— Ладно, прощён. Только ему не говори, какой он молодец, а то зазнается.
— Кого ты учишь, умник! Это я поняла ещё с первой встречи с Гуком. Сами избаловали ребёнка, теперь лишний раз не похвалишь. Вообще все ребята заботятся о нас, постоянно навещают и тоже очень ждут вашего с Джином возвращения.
— И я по ним скучаю. Этого им тоже не сообщай, просто передавай привет.
— Ну как же ходячая брутальность Шуга-хён может открыто признаться в любви к своим донсэнам? Ладно, не скажу, бука. Кстати, твой сын проснулся, слышишь крик? Пойдём мы кушать.
— Ты по-прежнему грудью кормишь?
— Нет, пойду шашлычок из барашка разогрею! Ну конечно, грудью. Если ты ещё помнишь мою грудь, то понимаешь, Ильсон явно не голодает.
— Я очень хорошо помню твою грудь, ей тоже привет передавай. Пусть готовится, я припомню ей долгую разлуку.
— Пошляк и нахал!
— Я тебя тоже люблю. Иди корми сына. Целую.
***
— Алло, Хосок, что делаешь? — время вызывать тяжёлую артиллерию.
— Сплю, — хрипло отозвались с другой стороны. — Три часа ночи, как никак.
— Приезжай срочно. Нет, лети срочно, здесь доспишь, или я с ума сойду!
— Скоро буду, свари мне кофе, — гаркнул охрипшим голосом Хоуп и отключился.
Это переходило все границы возможного. Ильсон был спокойным игривым мальчиком, не особо часто беспокоил маму по ночам, не капризничал и не трусил перед постоянно сменяющимися перед глазами лицами. Тася уже выдохнула, что ребёнок у неё — сокровище, но так было ровно до тех пор, пока у Ильсона не начали резаться первые зубки. Малыш кричал не переставая, а, учитывая, что к своим семи месяцам он уже вполне уверенно ползал — он взял за тенденцию улепётывать от матери, стоило ей отвернуться и орать уже неизвестно откуда. Единственным, кто мог привести мальчика в чувство, был Хосок — солнечный дядя, который вечно хихикал и нянчился усерднее всех, если у этого понятия вообще есть градация. На тот момент, когда Тася поняла, что пришло время звонить Хоупу, Ильсон фактически не давал ей спать четвёртую ночь.
— Где мой крикливый племянник? — безэмоционально произнёс Хосок, вваливаясь в дом с огромным плюшевым зайцем.
— Откуда ты берёшь игрушки каждый раз? — протягивая ему кофе сразу на входе, поинтересовалась девушка.
— У меня заранее заготовлено, — поднимаясь с кружкой по лестнице, отрапортовал Хоуп. — Кто это у нас тут верещит как электропила? Дядя Хоби приехал, чтобы поиграть с этим визгливым комочком. Слушай, — распахнув дверь в детскую, он, вдруг широко открывая глаза, повернулся к Тасе, — когда орёт, так на Юнги-хёна похож, до ужаса. В хорошем смысле.
— В каком угодно смысле, — взмолилась Тася, увидев, как сын из кроватки протягивает к ней ручки, снова собираясь захныкать. — Хоби, ты же как-то умел договориться со старшим, так утихомирь младшего, ради всех святых!
— Ух ты, тяжелый какой стал! — Хоуп взял мальчика на руки и показал ему новую игрушку. — Давай–ка, мы с тобой поиграем, а маму отпустим поспать.
— Потому что у мамы сейчас отвалятся ручки, ножки и спинка, — Тася устало уперлась лбом в плечо друга.
— Потому что мама забыла, что такое тренировки и совершенно за собой не следит, — Хосок погрозил ей пальцем. — Вот погоди, буду посвободнее, я тобой займусь, а то хён вернётся, а его вместо красотки встречает взъерошенная курица-наседка.
— Спасибо, за комплимент, ты других не делаешь, — надулась Тася. — Вообще-то я тебя позвала ребёнка успокоить, а мне дать отдохнуть, а ты ещё и обосрал с ног до головы в качестве бонуса.
— Так и иди дрыхни уже, — Хоуп пощекотал малыша плюшевыми заячьими ушами, собираясь разыгрывать целое представление. — У тебя есть часа три, потом разбужу, у меня репетиция.
Едва добравшись до кровати и коснувшись головой подушки, Тася провалилась в сон, несмотря на доносившиеся из соседней комнаты повизгивания Хосока и похрюкивания довольного Ильсона. Через три часа звякнул предусмотрительно заведенный будильник. Стараясь не нарушать шагами такую уютную тишину в доме, Тася приоткрыла дверь в детскую и увидела идиллическую картинку: обхватив зайца руками и ногами, Ильсон спал в своей кроватке, а рядом на полу, закутавшись в плед, мирно посапывал его нянь.
***
— Тась, привет! Зыдыравштуйте, госпожа Чон! — Ви показался на пороге дома с голубым фасадом ранним утром и уверенный, что выговорил всё правильно, улыбался во все тридцать два.
— Здравствуй, Тэ, — улыбнулась в ответ Тасина мама. — Проходи. Пирожки будешь?
Слово «пирожки» уже не нуждалось в переводе. Василиса гостила у дочери и внука вторую неделю, отец Таси уехал через два дня — ждали дела, а вот мама осталась баловать всю компанию кулинарными изысками и очень в этом преуспела. Заявившись один раз всей гурьбой «познакомиться», мемберы, истосковавшиеся по домашней пище и питавшиеся в отсутствие Джина и Шуги исключительно ресторанной едой и фаст-фудом, оставили после себя только стол, что несказанно порадовало Тасину маму.
— Люблю, когда дети хорошо кушают, — заявила она на опасения дочери, что мальчики сейчас лопнут. Эти «дети» кушали очень хорошо. Более того, они взяли за правило каждый день отправлять гонца за вкусненьким, зная, что «засланца» не только накормят, но по нашей традиции ещё и с собой завернут, для остальных страждущих, так чтобы никому обидно не было.
Впрочем, одному человеку обидно всё-таки было. Живущий на казённых харчах Юнги выл от негодования в телефонную трубку от такой несправедливости, пока Тася, мысленно проклиная «этих хвастливых жиробасов», не пообещала повторить всё меню по его приезду.
— Я чего пришёл… — начал Тэхён с набитым ртом, откусив полпирожка с рисом и яйцом.
— Пожрать, — констатировала Тася, наблюдая, как Тэ запихал в рот оставшуюся часть, взял на руки Ильсона и начал подбрасывать его на колене. — Он, между прочим, тоже недавно покушал. Поэтому если он срыгнёт на твои бомжатские штаны, которые, уверена, стоят кучу денег, то я не виновата. Хотя выглядят они так, будто на них уже кого-то стошнило.
— Много ты понимаешь, — скривился Тэ, на всякий случай опуская мальчика на пол. — Я вообще посоветоваться пришёл. Ты ведь знаешь, что Надин приезжала в Токио, когда у нас были там концерты в рамках тура? Так вот, я ей сказал, что очень люблю Ильсона и хочу своих детей. Ты же знаешь, как я люблю детей! И они меня. А Надин ни в какую не соглашается родить мне ребёнка. Тася, что мне делать, как убедить её?
Тася уже слышала эту историю, но в другой интерпретации.
— Тася, он вынес мне весь мозг с вопросом деторождения! — стонала Надька по телефону буквально два дня назад. — Ты же знаешь его, он как перфоратор, долбит и долбит. Я не сомневаюсь, что он будет хорошим отцом, но не сейчас, позже, когда повзрослеет сам. Тась, что мне делать?
— Я посоветуюсь с мамой, Тэ, ты не возражаешь? — Тэхён согласно кивнул, сосредоточенно пытаясь угадать, с какой начинкой следующий пирог, который он держит в руке. — Мам, он пришёл попросить меня убедить Надюху, чтобы та родила ему ребёнка.
— Куда ему сейчас детей? — мама посмотрела, как Тэ и её внук самозабвенно корчат рожицы друг другу, получая от этого процесса одинаковое удовольствие. — Он сам дитё ещё.
— А я о чём? И Надька так считает. Что делать, мам?
— Здесь нужно спасать ситуацию, но очень деликатно, чтоб не обидеть парня и не нанести вред их отношениям. Есть одна мысль…
— Тэ, — обратилась Тася к парню. — Ты ведь не очень торопишься? Посиди с Ильсоном пару часиков, мы с мамой сходим в салон, а то вы уже задолбали говорить про мои непрокрашенные корни и нездоровый цвет лица. Мама тоже хочет попробовать чудеса корейской косметологии. А потом мы вернёмся к твоей проблеме. Тебе ведь не сложно?
— Конечно, идите, — Тэхён подмигнул малышу. — Мы ведь с тобой не будем скучать по маме и бабушке, да, Ильсон? Мы с тобой сейчас придумаем такое!
— Учти, он очень быстро ползает, — предупредила Тася.
— Значит, мы будем ползать наперегонки, — изрёк Тэхён, опускаясь на четвереньки и приводя этим Ильсона в совершеннейший восторг.
— Ладно, четвероногие, мы пошли, — Тася чмокнула сына в макушку. — Проголодается — в холодильнике яблочное пюре в баночке, покормишь, ок?
— Не переживай, — отмахнулся Тэ. — Всё будет в лучшем виде.
— Ты уверена, что это безопасный эксперимент? — мама задала этот вопрос сразу как они вышли.
— Для Ильсона — абсолютно, — в Тасином голосе не было ни тени сомнения. — Тэхён справится. Но вот какой ценой…
— У нас всё хорошо, — спустя два часа Тэ встретил с ребёнком на руках свеженьких женщин, сам имея при этом не самый свежий вид. Он быстренько сунул Ильсона матери и направился к двери. — Ну я пошёл, раз вы вернулись.
— Почему хромаем? — прищурилась Тася.
— Мы так много ползали, что я стёр колени, — потупился парень. — Слушай, он у тебя вообще выключается?
— Ну что ты, — усмехнулась Тася. — Он только недавно освоил этот способ передвижения и неутомимо его практикует. Ладно, пошли на кухню, чаю попьём и обсудим твою проблему.
— Наверное, в другой раз, — вспомнив о размазанной по всему кухонному столу яблочной пюрешке, Тэхён быстренько ретировался за дверь. — Пока!
— Похоже, Тэхён перепланирует сроки появления наследника, — Тася задумчиво посмотрела ему вслед. — Мам, дай пять!
***
У Намджуна было дел невпроворот, но он всё равно отыскал минутку в расписании, чтобы заехать и стандартно покапать на мозг. Лидер сидел напротив Таси, прихлёбывая свежесваренный кофе, и порол чушь, которую девушка толком и не слышала.
— Сильно скучаешь?
— А?
— Сильно скучаешь, спрашиваю? — хлюпнув в очередной раз, произнёс Нам, распрощавшись со вторым сэндвичем.
— Понятное дело, что сильно, — Тася ощутила, что ещё чуть-чуть, и он загонит ей очередную мозгоправскую теорию, которая в итоге свернёт к истории французской праволиберальной партии или что-то такое.
— И ждёшь?
— Нет, скучаю и не жду! Намджун, к чему этот бессмысленный допрос? — не вытерпела девушка.
— Я к тому, что ждать его придётся значительно дольше, чем остаток этого года, — глаза Намджуна непроизвольно уставились в левый угол, лишь бы не сталкиваться с начинающим показывать раздражение лицом.
— В каком это смысле? — прищурилась Тася; дело было явно не чисто. Этот котяра опять где-то нагадил по-тихому, а предупредить забыл.
— Через полгода после его возвращения в армию пойдёт Хосок, — новость бесцеремонна, фактографична и обладает угнетающим эффектом, — а ты ведь понимаешь, что люди захотят увидеть нас всемером снова. Полгода для промоушена — достаточный срок, но не когда два мембера приходят в материал абсолютно пустыми. Хёнам придётся почти сразу приступить к тренировкам — освежить память тела и учить новую хореографию, быстро вникать в концепт, принятый без их ведома и записывать партии к альбому, который мы уже сформировали давно.
— То, что он не в офисе с 9 до 6 работает, я знала, когда согласилась с ним жить, — раздражённо проговорила Тася, — и я с этим смириться могу, а вот сына мне жаль.
— Понимаю, но ничего не могу с этим поделать, я всего лишь гонец.
— Хреновый из тебя гонец, если приносишь такие вести, — девушка подпёрла подбородок рукой. — Отрубить тебе голову?
Что-то внезапно зашуршало, заскребло по стенкам и в кухне появился Ильсон, топающий к маме. Ходить он ещё толком не умел, поэтому, хватаясь за все попадающиеся предметы обеими лапками, передвигался, с грохотом переставляя ножки. В зубах за хвост был зажат маленький плюшевый котик.
— Плохие новости, сынок. Как мы папу видели на постерах, так и будем продолжать видеть, — вздохнула девушка и снова посмотрела на внимательно наблюдавшего за ребёнком Намджуна. — Слышал как пятками по полу барабанит? — сажая мальчика к себе на колени и вынимая у него изо рта игрушку, улыбнулась Тася, — это от тебя. А вот тащить в рот всякую гадость — это от отца. Всеядный настолько, что гвозди может переваривать. Хоть бы раз от чего отказался. Едим как в чемодан укладываем, да, карапуз? — она мягко похлопала Ильсона по животику. Мальчик сделал недовольную мордочку, повернулся и грозно сказал: «Мама!»
— Шустро, — изумился Намджун, — давно он говорить начал?
— Три дня назад, и теперь я слышу без остановки «мама-мама-мама».
— Мина на лице точно Чонгукова, а говорливость от Хосока? — хихикнул носом в чашке Мон.
— Неа, от Хосока он забрал подвижность, слава Богу. Ещё одного горизонтального мужчину в доме я бы не перенесла. Разговоры он вести научился не у него, — девушка снова похлопала сына по животику, чтобы привлечь его внимание. — Ильсон, поцелуй дядю Намджуна. Пунь-пунь, Ильсон.
Малыш вытаращился на круглый улыбающийся блин, придвинувшийся ближе, подумал немного и, шлёпнув себе ладонью по губам, выбросил ручку вперёд, издавая при этом пукающий звук. Намджун расхохотался.
— Звонил тебе? — о ком шла речь, объяснять не стоило.
— Звонил недавно, убил больше времени на разговор с племянником, чем со мной. Сначала они помяукали, потом погавкали, потом помычали, а под конец состоялся тренинг по воздушным поцелуям. Результат перед тобой. Джин сказал, что кто-то должен перенять его наследие, — подвела черту Тася.
— Мне бы поговорить с ним наедине, — Мон стушевался. — У меня для него есть важная новость.
— Какая же, если не секрет?
— Не секрет, у меня появилась девушка, — Тася чуть сына из рук не выронила, а тот, казалось, понял, о чём речь и с открытым ртом уставился на Намджуна. — Теперь не знаю, как ему об этом сказать.
— Никак не говори, — пришла в себя девушка. — Не надо акцентировать на этом внимание, это только сильнее его заденет. Вы решили разделить свои жизни, вот пусть так и остаётся. Будь хорошим другом и не рань его чувства — узнает сам, когда придёт время.
— Может ты и права, — пожал плечами Нам.
— Красивая? Хотя другую ты со своим вкусом и не нашёл бы, — Тася закатила глаза. — Покажешь?
Мон извлёк из кармана телефон и, покопавшись в галерее, открыл для девушки милое совместное селфи, очевидно комнатного романтического производства. Тася хотела сказать многое, но сдержалась: девушка, что жалась к Намджуну, и правда была невозможно красивой. Маленькое личико, длинные чёрные волосы, большие круглые глаза, пухлые, даже чересчур, губы и мягкие щёчки, возникшие от белозубой улыбки. Черты сходились один в один.
— Всегда думала, что ты найдешь себе высокую блондинку-американку с ногами от ушей, — деликатно прокомментировала Тася, — но милые девушки тебе всё же подходят больше.
— Так похожа, да? — интеллекта Намджуну было не занимать, и это иногда приводило в восторг, а порой пугало. — Сам вижу, да и у тебя всё на лице написано. Но я счастлив, и ничего не могу поделать.
— В последнее время, я смотрю, ты слишком часто ничего не можешь сделать, — девушка покосилась на него исподлобья. — Сгреби себя в кучу, Намджун. Уже скоро тебя ожидают два туповатых бревна, вернувшихся по твою душу.
