Время жить, время умирать

      Прожаренная солнцем саванна тянулась на сотни километров. В ней не было ничего. Только редкие городки в окружении чахлых огородов, бесконечный кустарник, да стада тощих грязных коз, которых пасли тощие грязные дети.       Чарльз устало пошёл в дом. Беременность подходила к концу и просторная футболка уже не прикрывала большой круглый живот. Ходить становилось всё тяжелее, болела поясница, ноги отекали. После обеда Чарльз обычно лежал на огромной старой кровати, подложив под ноги подушку, с мокрым полотенцем на лбу. Он очень жалел, что поддался на уговоры Эрика и не уехал домой, как только понял, что снова забеременел. Идея рожать в американском военном госпитале, находящимся в столице, уже не казалось ему удачной. Он не представлял, как доберётся туда : триста километров по сорокоградусной жаре, в машине без кондиционера, по дороге без асфальта...       Хлопнула дверь, и в комнату с топотом вбежала Ванда. Ей уже исполнилось четыре года, загар окрасил её кожу в цвет молочного шоколада. Волосы выгорели на солнце и из тёмно-рыжих превратились в нежно-золотые. Скулы и плечи были сплошь покрыты веснушками. Ярко-голубые, как у Чарльза, глаза на фоне тёмной кожи казались ещё светлее. Она была очень сильной и ловкой для своего возраста, и говорила на местном диалекте лучше, чем по-английски.       Ванда с разбега запрыгнула на кровать, отчего та затряслась, а Чарльз болезненно поморщился. С любопытством глядя на отцовский живот, девочка прошлась по одеялу. Её интересовало всё, связанное с будущей сестрёнкой и она постоянно изводила обоих отцов вопросами. Как и все деревенские дети, видевшие случку домашних животных, она рано узнала, как наступает беременность ( ни Эрик, ни Чарльз, к счастью для себя, об этом так и не узнали). Папины рассказы про волшебные семена, от которых в животе как на грядке вырастает малыш, казались ей интересной сказкой, и она каждый день требовала продолжения. - А как мы её назовём? - Лорна. Я тебе уже говорил,- голова пульсировала болью, Чарльз намочил почти высохшее полотенце и снова приложил ко лбу. Но вода в миске нагрелась и толку от компресса не было никакого.       Он с тоской посмотрел на дочь. Розовое платье посерело от пыли, волосы, с утра заплетённые в две косички, безнадёжно растрепались и слиплись потными прядями. Сил на то, чтобы встать и вымыть её, переодеть в чистое не было. Как, впрочем, не было и лишней воды.       В стране уже почти год свирепствовала засуха. За весь сезон дождей не выпало ни капли. Колодцы стояли наполовину пустыми, воды в них было ровно столько, чтобы напоить животных и пить самим. К вечеру в них оставалась только жидкая грязь на дне и никто не знал, наполнятся ли они завтра снова. Огороды уже давно никто не поливал, никто не ждал урожай. Настоящего голода пока ещё не было ( гуманитарная миссия, в которой работали супруги Леншерр, пока худо-бедно снабжала местных жителей продуктами), но все понимали, что это ненадолго.       Ванда ещё немного попрыгала по кровати, отпила несколько глотков из отцовской кружки и убежала играть на улицу. Сначала, когда они только приехали, Чарльз пытался оградить дочь от общения с местными детьми, боясь, что она заразится от них какой-нибудь страшной болезнью. Но время шло, ничего ужасного не происходило, и он успокоился. Эльза (женщина, которую они наняли в домработницы) просто отвела Ванду к себе домой и оставила под присмотром старшей дочери, которая уже нянчила четверых братьев и сестёр.       Эрик пришёл, когда уже стемнело. В последнее время работы прибавилось - ослабленные голодом люди чаще болели, стало больше несчастных случаев. Чарльз последние два месяца не работал, а старичок-доктор, возглавлявший миссию много лет, умер ещё в прошлом году и вместо него никого не прислали.       Чарльз, сумевший несмотря на мигрень немного поспать, разогрел ужин. Расставил на столе посуду. И внезапно замер. Ванды не было в доме. Он понял это не столько по тишине, о которой они с Эриком забыли, с тех пор, как дочь научилась ходить, сколько тем шестым чувством, которое бывает только у родителей. На всякий случай осмотрев все комнаты ( "детка, ты здесь?"), вышел к курившему на веранде Эрику. - Я не могу найти Ванду.       Эрик молча выбросил окурок, ушёл в дом. Чарльз слышал, как он ходит по комнатам. Виски и лоб снова прострелило болью, накатила тошнота. - Где она может быть?       Чарльз не сразу понял, что Эрик обращается к нему. В ушах противно тоненько звенело. - Не знаю... - Не знаешь? Ты вообще за ней смотришь?       Эрик не пытался сдерживать раздражение. Он устал и был голоден, заторможенность мужа казалась ему глупым капризом. Первая беременность Чарльза протекала намного легче и Эрик не понимал, что сейчас ему действительно нездоровится. - Не кричи на меня! Я схожу к Эльзе, может она там.       Держась за поясницу, Чарльз шёл вдоль улицы. Звон в ушах прекратился, но голова по прежнему кружилась. Сосредоточившись на неровной дороге ( фонарей здесь, естественно, не было, а света фонарика хватало лишь на то, чтобы не упасть) он не сразу обратил внимание, как много вокруг народа. Жители городка рано ложились спать и в это время можно было встретить лишь пару припозднившихся гуляк, возвращающихся из бара. Но не сегодня.       Горело множество факелов, как во время большого праздника ( "Ванда что то говорила про праздник"), люди негромко, но оживлённо разговаривали. Заметив доктора Ксавье они замолкали и смотрели ему вслед странными жадными взглядами. Толпа ( теперь это была уже толпа) расступалась перед ним, образуя коридор, и Чарльзу вдруг показалось, что его куда то ведут.       Его привели в небольшой переулок, к дому колдуна. Свет, лившийся из окон был таким ярким, что освещал двор, позволяя разглядеть лица всех присутствующих. Люди пели и раскачивались в такт заунывной мелодии. Заблеяла привязанная к ограде коза.       Жертвоприношение. Вот о чём говорила Ванда. Боги насытятся кровью жертвенной козы и в благодарность пошлют людям дождь.       Подталкиваемый толпой, Чарльз подошёл вплотную к двери и заглянул внутрь.       На стоящем посреди комнаты столе лежала Ванда. Кровь с её тонкого запястья стекала в подставленную глиняную миску с ритуальным узором. Голова была запрокинута назад...нет, не запрокинута. Почти отделена от шеи длинным ровным разрезом. И из этого разреза тоже текла кровь.       Чарльз закричал и на внезапно окрепших ногах кинулся к дочери. Но ему не дали. Стоящий сзади здоровенный негр с ружьём с силой ударил Ксавье прикладом в поясницу. Второй удар пришёлся по лицу, прямо в глаз. Он не почувствовал хруста ломающихся позвонков, не чувствовал ни страшной боли, разливающейся в спине, ни странного онемения в ногах. Он видел только покрасневшие от крови длинные золотые волосы Ванды.       Удар ритуального ножа в живот он тоже не почувствовал.       Древние боги получили свою жертву.