***
— Скоро уходишь? — осведомился Ди, садясь перед прилавком, будто бы собирался сделать заказ. — Ага, — Кай потер лицо. Он был измотан. Парень находился в кафе с шести часов утра, и теперь он должен был ждать около двух часов, чтоб затем отправиться в дом своего товарища по группе для репетиции. Только они оба остались в кафе, ожидая, когда же покинет помещение парочка клиентов, чтоб уйти самим. — А тебе сколько еще тут сидеть? — глубоко вздохнув, спросил Кай. — Видимо, я должен работать, когда работаешь ты, — пожал плечами он. — Почему ты так измотан? — спросил парень, изучая лицо Кая. — Вчера вечером у меня было выступление, — мило кивнул, он расположил за прилавком руки. — На что оно похоже? — А? — На что похоже твое выступление? Кай вознес взгляд к потолку, как будто бы о чем-то размышлял. — На самое лучшее в мире чувство, — улыбнулся Кай, показывая на щеках ямочки. — А почему барабаны? — Ох… — вздохнул он. — Раньше у меня были… проблемы с управлением гнева. — Типа как у моего дяди? Кай хихикнул. — Нет! Ну, может быть. Я не думаю, что у твоего дяди есть проблемы с гневом. Я начал барабанить, чтобы выплеснуть накопившуюся энергию. Понимаешь, о чем я? — Угу, — кивнул он. — Не знаю… Барабанить — это как будто играть со своим телом, ты понимаешь, что я имею ввиду? — улыбнувшись, он подумал про себя. — Ты чувствуешь это всем своим естеством! — хихикнул он. — Это похоже на сердцебиение песни, вот, — кивок. — Да, полагаю, это и есть моя естественная роль. — Твоя естественная роль? — Остальная часть группы рассчитывает на барабанщика, которого ты видишь. И мне нравится быть этим человеком. Вот кто я такой, — заключил он. Демаркус, ничего не говоря, просто смотрел на него. — Что? — неловко хихикнул Кай. — Это прекрасно. — Что?! Ты прикалываешься надо мной? — Кай смутился, сложил руки и нервно качнул ногой. — Нет, — недоуменно ответил Ди. — С какой это стати я должен над тобой прикалываться? Кай подозрительно прищурился. — Просто никто не говорит такие вещи. — Какие именно? Что это прекрасно? — …Да, — он оперся о противоположную стену, смотря на него издалека. — Может быть, это у меня от Америки, чтоб говорить об этом так открыто. — Может быть. — У тебя есть цель, и есть то, к чему ты стремишься. Это же прекрасно, — улыбнулся он парню. — Ди? — А? — Ты заставляешь чувствовать меня неудобно. Демаркус начал открыто смеяться, сверкая белыми зубами, а его глубокий, гулкий смех резонировал по всему маленькому помещению. — Я всегда заставляю чувствовать тебя неудобно. Кай хихикнул. — Что ж… — Почему я заставляю тебя нервничать? — на полном серьезе внезапно спросил Демаркус. — Честно? — улыбнулся Кай. — Честно, — кивнул он. — Ты меня пугаешь, — сказал он, не смеясь и не улыбаясь. — Оу, — кивнул Ди, закусив губу. — Тебя это не удивляет? — Единственные люди, которые не запуганы черными мужчинами — это черные женщины, — сказал он, рассмеявшись. — Ой! Я не думаю, что ты какой-то там преступник! — хихикнул Кай, забавляясь с этого. Он знал о расовых проблемах в родной стране Ди. Он видел много фильмов об этом и этих стереотипах. Но Демаркус даже и не выглядел, как один из тех людей. Ди улыбнулся, потупив взгляд в пол. — Ты просто, — Кай действительно не мог подобрать подходящих слов. — В общем, Хару ты понравился, а это… многое объясняет. Он облизнул губы, подумав об этом. — М-да… — это все, на что его хватило. — Тебе она нравится? — спросил Кай, своим низким голосом. — Нравится? — Да. — Ну, она привлекательна, — признался он непредвзято. — Значит, нет? Ди вздохнул и посмотрел на Кая. — Не совсем, — сказал он. — Но я думаю, если она хочет меня, ты больше не захочешь ее? Кай склонил голову. — Нет, я не такой, — улыбнулся он и посмотрел вниз. — Люди такие люди. — Люди такие люди, — повторил за ним парень. — Кай-Кай… — вздохнул он. — Что? — Ты мне очень нравишься. Глаза Кая тут же расширились. — Это должны были быть мои слова! — засмеялся он. — А? Ой! — Ди прикрыв рот, начал истерически смеяться, понимая, что он сказал это в романтическом плане. — Упс! Оба из них стояли несколько минут, смеясь над провалом Ди. — Это было неловко… — сказал Ди, наконец успокоив дыхание.***
Снаружи в переулке Руки одним рваным и сердитым движением вытащил сигарету, постукивая ногой. Несколько в оцепенении от своих мыслей Уруха просто смотрел на смолу и свет, отскакивающий от ее черной поверхности. — Не могу поверить, что сказал тебе это. Уруха взглянул на профиль Руки, когда тот смотрел вдаль. — Что ж… Руки не слышал того, как сразу же продолжил: — Серьезно, это было жестоко. И Рейта этот еще стоял там… — мотнул головой парень. — Что поделать, он меня больше не любит… — Тогда не нужно было сыпать соль на рану, — Руки бросил сигарету вдоль переулка. Ее маленький белый недокурок отскочил от кирпичной стены соседнего здания и, наконец, ударившись о землю, пританцовывал в нескольких прыжках, прежде чем, наконец, замереть. Уруха поднес сигарету к губам, не удосуживаясь спорить с Руки. Он не рассердился. Он уже знал, что Аой больше его не любит, так как ясно дал понять, чего он хочет, чтобы Уруха поверил этому. Он знал, что источник раздражения Руки на самом деле отнюдь не это, а то, что Рейта должен был жениться этим летом. Уруха понял, что Руки, по сравнению с остальными четырьмя действительно не сдавался. Он задавался вопросом, что именно в его жизни так повлияло на него. Преданность Руки к Аою и к нему в последние дни только доказала, что он все еще верил, в то, что все они являлись близкими друзьями. Конечно, они будут в группе вместе. Конечно, если бы Руки не имел ничего общего с ними, помощи бы от него, можно было бы не ждать. Он действовал так, как будто это было естественно. — Руки? — мягко спросил Уру. — М? — он повернулся и посмотрел на него своими большими черными глазами, сверкающими на бледном овале лица. Уруха сделал паузу, пытаясь понять, что он действительно хотел сказать. Он хотел спросить его, что с ним случилось. Что он чувствовал? — Почему ты хочешь быть в группе со мной и Аоем? — спросил он. Эти черные глаза стали еще шире. Понимая, что конкретно Уруха пытался его спросить, он посмотрел вниз, ответив почти детским голосом: — Вы четверо — настоящие друзья, которые у меня когда-либо были… Уруха в последний раз поднес сигарету к своим губам; дав ей упасть на землю, он затушит ее, тлеющую, носком своего ботинка. Руки ожидал, что тот будет давить на него, задавать вопросы, на которые он реально не хотел отвечать, заставляя говорить о вещах, обсуждать которые не было желания. Прямо сейчас, он просто хотел забыть об этих вещах. Он хотел быть кем-нибудь другим, где-либо еще. Для всех, кого он знал, он был Така-чаном, однако для Аоя и Урухи он был Руки. Парень был тем, кем он действительно хотел быть, а не каким-то беспомощным ребенком. Он не хотел это рассказывать. Это было слишком неловко. Другие люди жили настоящей жизнью. Они что-то делали, имели других друзей, встречались с девушками, которые непосредственно интересовались ними, у них было будущее. Если бы Уруха попросил просветить его в своей жизни, то Руки предпочел бы это скрыть. Но Уруха этого не сделал. Для его понимания этого было достаточно. По правде говоря, Уруха восхищался ним. Он хотел иметь возможность ярко испытывать все те эмоции и связи, которые вопреки времени померкли и потеряли свою интенсивность. Будучи с Руки он чувствовал себя ближе к тому, чтобы вновь оказаться там, где они были счастливы и свободны. Он отказывался думать о том, что они были кем угодно, только не друзьями, и это по-своему его утешало в отношении их верности и доверия. Руки верил в то, что между их пятеркой братские отношения, потому что каждому из них открыл свое сердце, и ни что не изменило бы их дружбу, ни расстояние, ни время. Из-за этого качества друга, Уруха хотел играть рядом с ним. Он задавался вопросом, как долго можно продолжать играть, будучи практически одиноким даже среди своих нынешних товарищей по группе. Там был каждый сам за себя. Однако Руки относился к тому типу людей, с которыми хотели поговорить или пообщаться, но не хватало смелости завести разговор, поэтому чаще он подходил к человеку сам, присаживался рядом и общался, даже не замечая этого. Как же отрадно быть с кем-то, кто сказал бы что-то с частичкой «мы». Урухе все равно, даже если бы это «мы» превратилось в «нас», отделив их от остального мира. Каждому человеку нужен дом и семья, и как только бы Руки впустил тебя, ты бы остался там навсегда. Руки даже не смог бы вытурить тебя за дверь, даже если бы хотел. И Уруха мог сказать, что на данный момент Руки пытался так поступить, стараясь вытеснить Рейту, или, по крайней мере, сделать так, чтоб тот придерживался дистанции. — Я уверен, что он до сих пор любит тебя, — сказал Уруха, мягким и нежным голосом нарушив молчание. Руки посмотрел на друга. — Дай ему немного времени, — кивнул Уру, — и он пойдет за тобой снова. Уверен. — Но… — Возможно, у меня с Аоем никогда не получится… вот так… — Думаешь? — мягко спросил Руки, — Я не знаю, — склонив голову, честно признался он. — Может быть… а впрочем, какая разница. — Потому что любовь — есть любовь, — внезапно произнес Руки, мысленно улыбнувшись. Казалось, он что-то помнит. После того, как слова сошли с его губ, он погряз в воспоминаниях о том, что заставило его когда-то непробиваемый характер проявить слабину. Уруха наблюдал за тем, как эмоции тронули его черты лица, прежде чем, наконец, ответил «Да».***
— Почему у меня такое впечатление, что они жалуются на нас? — спросил Аой, перебирая струны на гитаре. Рейта сидел рядом с ним, скрестив руки и смущенно поджав губы. — Нахрена ты это сказал? — Сказал что? — Всю эту хрень насчет женитьбы на какой-то девушке? Аой дал своей бренчащей руке немного отдохнуть. — Э? Ты впервые видишь меня за почти шесть лет, а сейчас орешь? — Я на тебя не ору. — Тогда что, по-твоему, ты делаешь? — Спрашиваю тебя. Рейта был категоричен. Аой подозрительно посмотрел на него. — Чего-то мне кажется, что ты намеренно это сказал, чтоб обидеть Уруху. Разве нет? — Нет, — солгал Аой, снова бренча на гитаре. Он начал практиковать партии из «Kurenai». — Вероятно, он заставит меня сыграть партию Паты, — задумчиво протянул он. — Что? — Рейта понятия не имел, о чем тот говорил. — Пата? Вернувшись, Руки и Уруха прямо подошли к ним двоим, после чего низенький парень уверенным голосом сказал: — Я не сержусь. Трудно было прочитать то, что было написано на его лице, чтобы сказать, были ли его слова правдой или нет. Точно ребенок, которому приказали извиниться, Руки, резко дернувшись, наклонился и обнял Рейту. — Эм… Окей, — это все, что смог ответить басист. — Мне нужно скоро выходить на сцену, — объявил Уруха. — После третьей песни мы будем исполнять «Kurenai», — сказал он, посмотрев вниз на Аоя. Тот глядел на симпатичное лицо Урухи, языком теребя свой пирсинг в губе. — Класс, — ответил он, непринужденно ухмыльнувшись. Спустя некоторое время, когда брюнет думал о своем, Уруха коротко кивнул и ушел, готовясь выйти на сцену. — Я вот, что подумал… — сказал Руки, упав на диван рядом с Рейтой. — М? — он обернулся и взглянул на того. — Это может показаться внезапностью и все такое, но… Я просто понял, что если я пою, они играют на гитаре, а ты играешь на басу… а Кай играет на барабанах… — У нас что, набралась целая группа? — широко улыбнулся Аой. — Хм…. — Рейта не был уверен в том, действительно ли он хотел покинуть собственную группу, и маловероятно, что Кай оставил бы свою, но, в то же время это являлось весьма странным совпадением. Было похоже на то, что сама судьба указывает им на то, что они должны воссоединиться и играть вместе. Правильней было бы подумать о том времени, как часто они возились со своими инструментами, проводя лето вместе, и как они часами сидели, разговаривая о группах или крася лицо Урухи. — Я не прошу тебя о том, чтоб ты бросал свою группу, — словно читая мысли блондина, произнес Руки. Рейта кивнул, скрестив на груди руки. — Но, конечно… — добавил он. — Конечно, что? Аой снова посмотрел на свою гитару и отрепетировал песню, улыбнувшись про себя и забавляясь с того, какими же окольными путями идет Руки. У него и в мыслях не было вмешиваться. Как и Руки, он знал, что им нужно, чтобы кто-то играл на басу, а кто может быть лучше Рейты? Ему даже ранее не приходилось слышать, как тот играет, прежде чем делать какие-либо выводы. Даже если он не был хорош, они все еще молоды, и у них было время стать лучше. Кроме того, большинство групп их уровня даже не могли хорошо играть на своих инструментах, поэтому, в целом, ожидание не было таким высоким. — Если бы ты присоединился к нам, то стал бы нашим наиболее вероятным кандидатом на роль басиста, — расположив руки на спинке дивана, Таканори сидел лицом к Рейте. Для Аоя это было очевидным, что тот пытался его убедить. Если бы Рейта являлся тем мальчиком, каким себя помнил, то он напросто не раскусил бы всего этого, наивно ведясь на шарм и близость Руки. Аой должен был признать, чтo то, как Руки смотрел на Рейту своими большими глазами и то, как он сознательно надувал губы, делало его до чертиков очаровательным. Отвлекаясь и мотнув головой, Аой мысленно улыбнулся, ожидая, что Рейта станет жертвой маленькой ловушки Руки. Рейта не знал, что и ответить на это, поэтому улыбался, точно дурак, почти так, как будто бы не понимал японского. Для Руки это был хороший знак. Это было похоже на то, словно если бы наблюдатель смотрел за тем, как беспомощное насекомое приближается к венериной мухоловке. Как в фильме Хичкока: ты просто ждешь в предвкушении натянутой атмосферы, и в тот момент, когда заведомо спрятанная под столом бомба взрывается, срабатывает механизм — довольно милая ловушка внезапно защелкивает свою широкую пасть и заглатывает насекомое целиком. Мило улыбнувшись, Руки шлепнул Рейту по руке, якобы ему что-то пришло в голову, однако Аой знал, что это абсолютная ложь. — Ты так возмужал. Смутившись от этого, Рейта неловко качнул ногой, улыбнувшись: — Ну, как бы уже шесть лет прошло, — засмеялся он. Аой не смог этого выносить. Это становилось до такой степени отвратительным, что он отвернулся и потер глаза, а улыбка тут же сошла с его лица. — Нет, серьезно, — хихикнул он, сказав своим игривым писклявым голосом. — Ты действительно стал более мужественным, в любом случае… — улыбнулся он. «Вот же хитрожопый», — подумал Аой. — «Очень хитрожопый». Это же очевидно, что мелкий пытался того задобрить своей неприкрытой лестью. — Конечно… если тебе интересно, то знаешь… ты вполне мог бы присоединиться к группе, — а после, он посмотрел на Рейту своими выразительными глазами. — Так ты действительно не расстроился из-за меня, Руки? — внезапно спросил Рейта, чего Аой крайне не ожидал. — Расстроился? — По поводу Камеё… Он смотрел на него несколько секунд, а выражение его лица было почти нечитаемым. — Ты помнишь то, что говорил мне тогда, возле столовой? — спросил Руки низким сладким голосом. Аой не мог сказать, пытался ли парень держать в секрете разговор между ними, и даже если это было так, это не означало, что он собирался подслушивать. — Да… — его голос так и отдавал нежностью. Это заставило Аоя почувствовать себя неудобно, но, в то же время, разговор был неизбежен, чтоб его не слушать. — Я просто хочу, чтобы ты был счастлив, — улыбнулся он и, подняв руку, потрепал Рейту по голове. Переполненный эмоциями Рейта внезапно притянул к себе тщедушное тельце Руки, крепко обнимая. — Я так скучал по тебе, — прошептал он ему на ухо. Сначала Руки слишком растерялся, чтобы что-то ответить, но как только он понял, что происходит, то раскинув руки, обнял Рейту, прошептав в ответ: — Я тоже скучал по тебе. — Я думал, что больше никогда тебя не увижу. — Теперь, нас это не касается. Аой поднялся. — Эм… — немного неловко начал он. — Пойду, что ли, подожду вас на сцене… Брюнет быстро ретировался, прежде чем парни смогли ему что-то сказать.