BIG BANG WORLD TOUR «MADE» FINAL IN SEOUL
에픽하이 (Epik High) — AMOR FATI (Feat. 김종완 of 넬)
Джиену было плохо. Его тошнило, голова раскалывалась. Выпитое вчера спиртное и принесенная кем-то травка едва позволили доиграть концерт. Он спал всего 2 часа. И сейчас ему казалось, что он рухнет прям на сцене. Но он улыбался — даже почти искренне. Даже почти с искренней благодарностью. «Финальный концерт, — думал Джиен. — А что дальше? Возможно, это последний наш концерт? Возможно, это и есть вершина — и дальше уже некуда?» — внезапная грусть заполнила сознание и, смешавшись с физическим состоянием, создала гремучую и опасную смесь преддепрессивного состояния. Ужасная тоска заполнила сердце. Джиен ненавидел такие моменты — тогда кажется, что ничего хорошего уже никогда не произойдет, тогда кажется, что сердце навсегда останется холодным, пустым и одиноким. — Джиен-а, пойдем… — помахал ему рукой Дэсон, и Джиен заметил, что почти все уже ушли со сцены. «Конец», — не сильно оптимистическое заключение. В гримерке Джиен рухнул в кресло и устало закрыл глаза. 13 СТРАН. 32 ГОРОДА. 66 КОНЦЕРТОВ. 1 500 000 ФАНАТОВ. И пустота на финише. И пустота внутри. И кажется, что жизнь уже закончена — нет цели, нет сил. — Джиен-а, собирайся быстрей. Мы не собираемся ждать тебя всю ночь, — Теян упал в кресло рядом с Джиеном. — Ужасно выглядишь. Ты в порядке? — добавил он, ловя на себе расплывчатый взгляд друга. Джиен молча кивнул — конечно, врет. И Теян это понимает — кто же, как не он. — Не ври. Что с тобой? — Устал, — коротко ответил Джиен. Теян посмотрел на друга и почти физически ощутил его боль. Он понимал, что на Джиена в последнее время посыпалось множество всего — новые песни, альбом, тур. От него много ожидали, и он не мог их разочаровать. А еще, конечно же, она… — Поехали, — в конце концов решил Теян, — тебе нужно расслабиться. И, к тому же, все тебя ждут. И папа Ян там тоже. Пожалуйста, не заставляй меня объяснять ему, что с тобой. Джиен тер глаза и устало разминал шею. — Хорошо, — коротко ответил он. Джиен понимал, что папа Ян не простит ему отсутствие на вечеринке в честь окончания тура. И не простит не потому, что он очень строгий (хотя и это тоже), но потому, что Джиен один из ключевых участников этого успеха. Если не самый важный. Без него, Джиена, ничего бы не было. Он должен принять поздравления. Он должен насладиться славой и вниманием. Через полчаса Джиен был уже в ресторане. Вокруг люди — знакомые и не очень, выпивка — элитная и вдоволь, разговоры — пустые и лживые, улыбки — искренние и за глаза. Джиен был раздражен. Ему хотелось убежать от всех. Ему совсем не хотелось отвечать на вопросы, улыбаться всем подряд, принимать тонны поздравлений (да-да, и это тоже) и выслушивать длинные тирады о том, какой он молодец. Он и так это знал. А 90% тех, кто говорил это, завтра первыми же бросят его в случаи неудачи или скандала. Лицемеры и подхалимы. Джиен сбежал в уборную чтобы хоть немного — одному, потише, помолчать. Холодная вода из крана немного помогла. Джиен стоял, опершись на раковину и смотрел, как тоненькая струйка воды стекает по белоснежному граниту раковины. Джиен услышал, как хлопнула дверь. Репортер Пак. Молча кивнул Джиену, но в его глазах Джиен увидел ликование и близость успеха — возможно, он именно его, Джина, и искал. — Добрый вечер господин Квон, — с напускной вежливостью поздоровался он. — Репортер Пак, — в ответ кивнул Джиен. — Что привело вас сюда? — Шутите? Сегодня все здесь. Точнее, не совсем все, — добавил репортер и многозначительно посмотрел на Джиена. Его глаза блестели просто маниакальным блеском. Он точно наслаждался моментом. Нет, он ликовал. Он восхищался. И в этот раз собой. — Что вы имеете в виду? — Джиен уже начинал злится. Его выводило из себя неведение. И эта дурацкая ухмылка. И самовлюбленный вид. Джиен чувствовал — что-то не так. Репортер Пак что-то знает. И, похоже, новость эта далека от банальных статеек в желтой прессе. — Имею ввиду, что не все здесь, — протянул Пак. — Вашей девушки, например, нету… — добавил он не сводя с Джиена глаз. Джиен молчал. Официально девушки у него нет. Подтверждения отношений не было. YGE заявлений не делало. Так что, очевидно, что репортер пытается заинтересовать Джиена, что бы тот потерял бдительность и проговорился о своих сердечных делах. «Он что, издевается? За кого он меня принимает? Я что — вчера дебютировал?» — Ну, конечно, у нее, наверное, совсем нет времени. Столько хлопот, встреч, — продолжал репортер все так же не сводя глаз с Джиена. — Я не понимаю, к чему Вы клоните? — с напускным уважением процедил сквозь зубы Джиен. Репортер Пак не ответил — явно смаковал момент. Уголки его глаз были приподняты в едва заметной улыбке, а губы скривились в ухмылке. — Да так… — протянул репортер, — есть у меня тут парочка возможных причин отсутствия Вашей девушки сегодня. Если, конечно, она ЕЩЕ Ваша девушка. Джиен напрягся. «Еще моя? К чему он клонит?» Тем временем репортер Пак достал из кармана насколько фотографий и протянул их Джиену. На фото Кико и какой-то парень. Явно не Джиен. Держатся за руки. Улыбаются. Джиен молчал. Он был застигнут врасплох. Он не готов был к такому повороту. Хотя, кому он врет? Он давно подозревал, что у Кико кто-то есть. Но не хотел верить в то, что видел сейчас. Несколько снимков беспощадно разрывали его сердце, кромсали душу, высасывали весь смысл жизни из уже и так прилично уставшего и обессиленного тела. — Как Вам ракурс? Я старался. Джиен молчал — он знал, что это провокация. Он знал, что нужно репортеру. Он прекрасно понимал, почему эти снимки он отдал Джиену, а не напечатал в газете. Истории о Кико — ничто, если в них нет Джиена. Корейцы будут только рады, увидев, что Джиен не с Кико. Но они вряд ли простят Джиену, если он будет пытаться все тихо замять — а на это и рассчитывал репортер Пак. — Мда уж, — неожиданно начал репортер, — губа у нее не дура. Наверное, решила подготовить пути для отступления. Ну, если там Ваш альбом не будет успешным или… на концерты никто не будет ходить. Даа, молодец девушка. Такая не пропадет. Они ведь… Но не успел репортер Пак договорить, как мощный удар прилетел ему просто в челюсть. Джиен тяжело дышал и уже заносил руку для нового удара. В этот момент дверь открылась и в уборную, к счастью, вошел Сынхо. К счастью для репортера Пака и его лица, или же для Джиена и его репутации — это уже совсем другой вопрос. — Джиен, что ты делаешь? Ты с ума сошел? — Сынхо бросился к ним и попытался оттянуть Джиена. Тот отбивался, сводя попытки Сынхо на нет. Но потом Сынхо все же удалось влезть между Джиеном и репортером Паком (рискуя при этом попасть под раздачу) и оттолкнуть Джиена к стенке: — Успокойся. — Да пошел ты, — со злостью бросает Джиен. Отряхивает одежду и растирает кулак. Но Сынхо не собирается так просто мирится с ситуацией. Он подходит к Джиену и шипит ему прямо в лицо: — Ты хоть понимаешь, что он завтра напишет? Хочешь поставить крест на своей и так уже не идеальной репутации? Или чего ты добиваешься? — Разве, это не твоя работа — улаживать подобного рода дела? — Джиен был зол и поэтому надменен. — Я был бы счастлив, если бы мне не приходилось ничего улаживать, — Сынхо не собирался быть мальчиком для битья. — Но тогда, ты был бы безработным. — Зато на одну счастливую семью больше. — Она так и не приняла твое предложение? Ты уверен, что она тебя любит? — Она говорит, что я люблю тебя больше, чем ее. — Спасибо, я тронут. — Это ее слова, а не мои. — Думай, как хочешь. Потом они смотрели друг на друга — Сынхо понимал, что чтобы он не сказал, Джиен — его работодатель и по этому, априори, имеет больше прав. Но он знал, что Джиен видит в нем не только своего менеджера, но и друга. Поэтому, надеялся на хоть какое-то взаимопонимание (но, учитывая характер Джиена, Сынхо в тот момент был самым наивным человеком на свете). Джиен устало посмотрел на Сынхо. — Я буду в машине, — сказал Джиен и вышел, хлопнув дверью. Сынхо остался в уборной. Он слышал, как за спиной тяжело дышит репортер Пак. Потом — звук открытой воды. Сынхо машинально достал телефон и начал бесцельно там рыться. Он знал, что нельзя просто так уйти. ЕМУ нельзя просто так уйти. Он должен что-то сделать. Он должен все решить. Вот только как? — Да-а-а, — протянул репортер Пак, — не просто, наверное, быть менеджером у такой звезды. Вечно нужно за ним убирать. Не надоело еще? Сынхо молчал. Не надоело. Внезапно, глаза выхватили на экране фото. Спасительные фото. И решение пришло в голову. И Сынхо принял его. Не успев подумать. Не обдумав все последствия. Но на это нет времени. Нужно спасать Джиена. — Как Вам такая компенсация? — резко развернувшись и протянув телефон репортеру Паку, спросил Сынхо. Репортер Пак немного прищурился, а потом видно было как расширились его зрачки. Он быстро переводил взгляд с фото на Сынхо и обратно. Потом его тонкие губы расплылись в ехидной улыбке. Сынхо оставался серьезным и беспристрастным. Ему было не до смеха. — И ты готов пойти на это? — с легким презрением спросил репортер Пак. — Я отправлю Вам е-мейл. И, думаю, мы закроем сегодняшнею тему. Сынхо больше не мог выносить самодовольную рожу репортера Пака. Кивнув сам себе, он вышел.***
Когда Сынхо сел в машину к Джиену, тот молчал. Сынхо тоже молчал. Осознание того, что он только что сделал, начинало грызть его. И хоть он и успокаивал себя, что так нужно было. Но легче не становилось. Его размышления (или, точнее, его попытки не размышлять о содеянном) прервал голос Джиена: — Поехали. — Куда? — машинально переспросил Сынхо. — В аэропорт, — коротко ответил Джиен. Сынхо так резко развернулся, что, казалось, потянул все мышцы шеи. Но ни к этому сейчас. — Джиен, пожалуйста, приди в себя. Если тебя увидят сейчас в аэропорту… Нет, точнее, КОГДА тебя увидят сейчас в аэропорту — ты хоть представляешь — что будет? Как ты хочешь все объяснить? Как ты объяснишь то, что ты не с группой и стаффом празднуешь завершение тура? А летишь куда-то. А самое интересное начнется тогда, когда все узнают КУДА и К КОМУ ты полетел. Тебе не простят. Пожалуйста, подумай хоть секунду.Ally_There was a time
Джиен, и правда, задумался. Сынхо бесспорно был прав. Как, в прочем, и всегда. Но эмоции били фонтаном — в голове, душе, сердце. Он не мог поверить. Он не мог принять того факта, что Кико ему изменяет. Почему? В чем причина? Он же делает для нее все. Он даже пошел против своих фанатов ради нее. Он почувствовал на себе столько грязи и матов из-за нее. Он рисковал всем (хотя тут Джине немного хитрил). Но он был совершенно уверен — он этого не заслужил. Он не мог этого принять. Он не хотел этого принимать. Ему нужно было ее увидеть. Ему нужно было услышать это от нее. Ему нужно было смотреть ей в глаза. Ему нужно было думать, что есть надежда. Ему нужно было найти причины себя обманывать. Чувствуя правду. ЗНАЯ правду. Джиен достал телефон. Сынхо, со страхом в глазах, пытался вырвать телефон из рук Джиена (никогда не знаешь, что от него ожидать). Но Джиен лишь ловко увернулся и набрал нужный номер. Сынхо оставалось лишь вздохнуть и ждать неминуемого. — Алло. Да это я. Выйди быстрее на улицу. Бегом, я сказал, — Джиен говорил спокойно и четко. Голос немного дрожал. На лице ни единой эмоции. Мгновение спустя Джиен нажал на руль и издал короткий сигнал. Двери в машину открылись и нее ввалился уже пьяненький Сынри. — Хен, что ты здесь делаешь? Зачем такая таинственность? — Сынхен, мне нужен твой самолет. Сынри перестал улыбаться, бросил короткое: «Сейчас, подожди», достал телефон и набрал нужный номер. Джиен не слышал, о чем он говорил — он был погружен в своих мысли. Его восприятие мира было нарушено. Он, как будто, спускался по длинной лестнице, но оступился и с грохотом скатился вниз. И там, сидя внизу под лестницей, он не мог понять — ему больно оттого, что он пересчитал костями все ступеньки или же оттого, что он такой лох — взял и упал. И вот он сидит на полу и не знает, что ему делать — плакать, иронично смеяться, ругать себя; обвинять себя в невнимательности или же производителя лестницы в плохой работе? Джиен не отдавал себе отчет в том, что именно он делает и к чему это может привести. Он хотел одного — увидеть ее и услышать, что все — ложь, сплетни, фотомонтаж и провокация. Вера в ложь и немыслимость происходящего немного спасали. От боли. От безумного желания выть и быть кулаками в стену. От ненависти ко всем, ко всему, к ней. Хотя… как он может ее ненавидеть? Джиен чувствовал себя обычным человеком. С ним давно такого не было. Ведь везде — в клубе, на отдыхе, на прогулке и, даже, по пути на запись шоу/концерт/фотосессию или покупая одежду/продукты — везде и всегда он был особенным, он чувствовал себя особенным, все (ну кроме самых близких) по-особенному себя с ним вели. Он — звезда. Его хотели все корейские девушки. Его хотело пол мира. У него в фанатах — мировые звезды. Он — брэнд. Он — символ эпохи. Он всегда в трэнде. Он всегда на высоте. А она так бесцеремонно вертит его чувствами. А она так легко и умело управляет его душой, телом, жизнью. Джиен испытывал отвращение к себе. Кто будет любить его такого — слабого, бесхребетного слюнтяя? Кто захочет идти за ним? Кто будет ним восхищаться? — Хен, все в порядке. Самолет будет готов через час. Не беспокойся, вся команда подписала договор о неразглашении. Никто и ничего не узнает. — Спасибо, Сынри. Я у тебя в долгу. — Удачи, — бросает Сынри на прощание.***
Джиен ехал в машине к посадочной площадке. Сынхо, сидевший за рулем, то и дело поглядывал на него в зеркало заднего вида. Джиен смотрел в окно, за которым мелькал ночной Сеул (самый прекрасный город в мире). Джиен не позволял себе думать о плохом — он просто не имел права. И хоть голос внутри настойчиво призывал признать это, Джиен сопротивлялся. Он не мог иначе. Он чувствовал, что не сможет это пережить. Мысль потерять ее — как потерять самого себя. Он не сможет без нее. Он без нее не умеет. Она уже давно часть его. Утрата ее равносильна утрате руки или ноги — жить будешь, но уже не так, как прежде, уже с необратимой и постоянной утратой. Другой. Джиен взглянул на часы — 10.40pm.***
Нора взглянула на часы — 10.40pm. Девушка откинулась на спинку кресла и потянулась. Она обвела взглядом зал — никого в студии больше не было.