BIGBANG — IF YOU
Дым медленно поднимался к потолку. Свет был выключен. Горели лишь настольная лампа и сигарета. Джиен лежал на диване и курил. Больше в студии никого не было. Докурив, Джиен подошел к синтезатору и нажал пару клавиш — те отозвались жалобными звуками. Джиен уселся на стул и попытался сыграть хоть что-то. Он просидел в студии сутки и не сочинил ни единой мелодии, н и ч е г о. Но пальцы опять нажимали не то. Получалось не очень. Звучало скучно и затаскано. Джиен в отчаянии нажал на все клавиши — синтезатор тяжело вздохнул и затих. Джиен просидел так около получаса. «Я не могу ничего придумать». — Бесполезный придурок. Джиен упал на диван и закрыл глаза. В комнате воцарилась абсолютная тишина. Не слышно было даже его дыхания (а он вообще дышал?). Но потом эту сосущую тишину разрезал ужасный звук — горького отчаяния, боли, злости, отвращения, безнадежности. Джиен плакал. Нет, скорее, рыдал. Взахлеб. Ощущение собственной бесполезности душило его. Он всегда больше всего боялся именно этого момента, момента, когда он поймет, что больше не может писать, что больше не сочинит ни единой строчки. Конец. Наверное, талант дается в ограниченном количестве. Какое-то определенное количество текстов, нотных страниц, идей. Или же определенные года твоей жизни — для таланта. А потом? Что после? Человек стает никому не нужной бездарностью? И все, что ему остается — скрывать свою беспомощность и слабость — лишь бы не быть окончательно забытым или затоптанным общественным мнением и презрением? Джиен не хотел верить, что все уже кончено. Он не хотел принимать тот факт, что больше не сможет писать музыку. Он не верил в окончание таланта. Он не верил в то, что гениальность проходит. Он не собирался принимать факт, что его время прошло. Но почему тогда в голове — ни единой мысли. Ни единой строчки лирики или же мелодии? Хотя бы маленький кусочек. Для того, чтобы поверить в себя. Для того, чтобы не сходить с ума. Для того, чтобы было зачем просыпаться утром. Но Джиен не мог ничего придумать, не мог ничего сочинить. Поэтому, слезы бежали по его щекам, открывая пустой студии его слабую, ранимую и чувствительную душу. Душу, которой страшно. И больно. Душу, которая отчаянно нуждалась в крошечной надежде, в самой маленькой уверенности в себе. Джиен перевернулся на живот, уткнувшись лицом в подушку — чтобы никто не мог увидеть его слез. В студии никого не было.***
— Да… вот тут нужно немножко подправить… — Нора было в мастерской. Она готовила наряды для фотосессии. Проверить каждую строчку. Проверить каждую пуговицу. Исключить любые возможные дефекты. Нора много придиралась, требовала и перепроверяла. Она не имела права на ошибку. Даже на мааааленькую ошибочку. Нора уже смирилась с ролью Квон Джиена в ее карьере. И она не собиралась так легко отступать. Она проведет лучшую фотосессию в его жизни. Она сделает лучшую редакцию материала. И да — она получит место в дизайнерском отделе. Нора была настроена решительно и твердо, не давая шанса мелким сомнениям и страхам забраться в голову и нарушить спокойную и холодную уверенность. У нее все получиться. Она со всем справиться. — Мисс Нора. Нужно Ваше мнение, — Сумин хоть и была в близких отношениях с Норой, но на роботе лишнего себе не позволяла. Нора подошла к ней и взглянула на образцы материалов. Нет. Не то. — Это что шутка? Где вы их заказывали? В Мэнлисе? Позвоните им и скажите, что если в течение дня они не предоставят нам нормальные образцы, то это будет конец нашему сотрудничеству. Мы дали им шанс не для того, чтобы я лишилась роботы. — Да, хорошо, — быстро ответила Сумин и побежала на разборки. — Нет, — окликнула Нора. — Не нужно говорить про мою роботу. Не будем давить на жалость. Просто напомните им какой шанс мы им предоставляем. — Да, хорошо, — улыбнулась Сумин. Нора вернулась к нарядам. Взглянув на них, она еще раз прокрутила в голове всю съемку. Постановка, свет, декор. Да. Все было отлично. Идея свежа. Все должно получиться. Нора понимала, что у нее есть два выхода — или паниковать и, как следствие, наделать ошибок и не все проконтролировать; или же — не паниковать, быть спокойной и будь что будет.***
Джиен проснулся вечером. Он приехал из студии около 4 часов утра (нужно же было продемонстрировать фанатам возле здания YG, как усердно он трудиться ради нового альбома) — уставший, злой и раздраженный. И сразу завалился спать. И проспал весь день. Одетый и в неудобной позе. Теперь, открыв глаза, он обнаружил, что не чувствует левую руку, а на лице отпечаталась эмблема сумки, на которой он уснул. Голова дико болела. Тело было уставшим. Движения были заторможены. Джиен встал. Тело пошатывало, а в голове словно перекатывался чугунный шар, ударяясь то об одну, то о противоположную стенку черепа. Джиен почувствовал, как рвота подступила к горлу и бросился в ванну. Вчера он заливал жалость к себе виски, которое нашел у Тедди-хена в заначке. Виски и сигареты были его единственной едой вчера, поэтому сейчас организм мстил по полной. Джиен провел в ванне около часа. Новые приступы рвоты отдавали головной болью и жжением в горле. Он сидел на полу. Руки и ноги тряслись от истощения. — Тебе плохо? — в дверях ванной появилась Дами. Ее лицо было грустным и озадаченным. Жалость. Джиен ненавидел это выражение лица. — Чего тебе? — спросил он без уверенности, что хочет слышать ответ. — Что ты с собой делаешь? Джиен молчал. Он не хотел отвечать. Что она могла знать? Что она могла понять? Разве она представляет, каково это чувствовать то же, что и он? Разве не понимает, что причин жить с каждым днем все меньше и меньше? Разве не видит, насколько он становиться бесполезным? Разве не понимает, что любовь всей его жизни — та которую он боготворил и оберегал от всего мира — изменяет ему? И, что еще больнее, врет ему. Врет, что все ложь. Врет, что все выдумка и сплетни. А ему остается верить ей или потерять ее — выбор, который так очевиден и противен одновременно. К чему тогда эти вопросы? Эти взгляды? — Уйди. Пожалуйста, — все слова, что смог найти Джиен. — Это из-за нее? Из-за этой японской стервы? — ДАМИ! — ЧТО? Что ты хочешь сказать? Давай, защищай ее, как и всегда. Давай, рушь свою жизнь… — она хотела сказать что-то еще, но внезапно замолчала и, бросив последний взгляд на Джиена, молча вышла. Джиен опять остался сам. Пытаясь поднять свое безжизненное тело с пола, он ухватился руками за столешницу и увидел оставленный Дами стакан. «Я самый ужасный в мире брат». Джиен выпил содержимое стакана и почувствовал, как начало становиться легче — ноги перестали трястись и, наконец, могли удержать тело в вертикальном положении; голова понемногу отпускала.EPIK HIGH Feat. LEE HI — Can You Hear My Heart
Потом Джиен с легким отвращение стянул с себя одежду и залез в ванну. Ему хотелось смыть с себя вчерашний вечер и ночь — эти унизительные часы слабости и страха. Вода немного успокаивала. Расслабляла. Приводила в порядок мысли. Джиен чувствовал, как капли воды падали на голову, а затем стекали по шее, лицу, спине, плечам. «Что ты с собой делаешь?» — голос Дами прозвучал в голове. Джиен закрыл глаза. Ему вспомнился еще один голос, который спрашивал то же самое. Мужской. Более грубый и холодный. Но с теплотой и искренней заботой где-то глубоко. (неделю назад) Джиен сидел в кабинете Президента YG и смотрел в окно. Был вечер. Закат. Небо до безумия красивое. Розовые и оранжевые полосы по темно-синему небу. Огненные шары облаков, словно раскрашенные яркими красками комки ваты, вызывали восторг. Зрелище, которое равносильно как восторгало так и пугало. Пугало своей величественностью, грандиозностью, ощущением вечности и нерушимости. Солнце будет садиться и завтра и через неделю, месяц, год, десять, пятьдесят, сто лет, когда нас уже не будет, когда не будет наших внуков и правнуков, когда, возможно, не будет человечества. Всегда. Независимо от наших планов и желаний. Неподвластно нашим решениям и планам. Всегда. Вдалеке, где солнце еще не скрылось за горизонтом, виднелись золотые дома. В лучах закатного солнца они казались сказочными, волшебными. Окна настолько блестели, что было больно смотреть — глаза начинало жечь и резать. Но не было сил оторвать взор. Хотелось смотреть еще и еще. Казалось, что такого прекрасного заката больше не будет. Хотелось запомнить каждое мгновение, не пропустить ни единой секунды. «Прекрасно». И Джиен не мог оторвать глаз. Картинка была слишком прекрасна. И слишком величественна. Создавалось даже впечатление, что он просто не имеет права отводить глаз. Но вдруг он почему-то вспомнил о том, что не может больше писать, и ему стало противно и тоскливо. Он смотрел на закат уже не с воодушевлением и восторженностью, а с легкой грустью и покорностью. — Джиен, ты меня слушаешь? — Ян Хен Сок, Президент YG, сидел на диване напротив Джиена и требовал внимания. Джиен молча кивнул, хотя не был уверен, что услышал вопрос правильно. — Посмотри на меня, пожалуйста, — голос Президента прозвучал громче и настойчивее. Джиен, наконец оторвав взгляд и мысли от окна, посмотрел на Президента: — Вы плохо выглядите, Президент. Но Ян Хен Сок не ответил, вместо этого он пристально смотрел на Джиен. Он хотел с ним поговорить, но не знал, с чего начать. Возможно ожидал, что разговор завяжется как-то сам. Но напрасно. — Джиен, что происходит? — А что происходит? — Джиен знал почему Президент хотел его видеть, но особого желания говорить на эту тему у него не было. — Прекрати. Давай спокойно поговорим. Джиен молчал. Он начинал злиться. Ему не нравился этот псевдоприем у психолога. Он не хотел откровенничать. — Джиен, я думал, что мы не просто Президент и подчиненный. Я думал, что стал тебе, как отец. И мне немного обидно, что ты не хочешь поделиться своими мыслями со мной. Я постараюсь тебе помочь. Джиен по-прежнему молчал. Он знал, что Президент Ян прав. Джиен относился к нему, как к отцу, и знал, что теплые отношения взаимны. Он был благодарен за заботу и поддержку. Всегда. Во всем. Но не сейчас. Обида и неуверенность в себе. Гордыня и нежелание принимать поражение. Стыд за измену любимого человека (а ведь Президент Ян, как раз, предостерегал его от этого и говорил, что Джиен заслуживает кого-то лучше). Нет. Он не мог сейчас открыться Президенту. Не мог принять поражение. Не мог признать все свои ошибки. — Президент Ян, — наконец произнес Джиен, — а Вы волнуетесь больше обо мне или о стоимости акций? Могу Вас заверить, что альбом выйдет в срок. И это будет успех. Так же, обещаю — никаких скандалов. Поэтому, давайте прекратим этот разговор. Я не вижу в этом смысла. Лицо Президента Яна немного скривилось, как будто что-то кольнуло в области сердца, но он быстро совладал с собой. Он смотрел на Джиена и прекрасно понимал, почему тот себя так ведет. Тедди рассказал о проблемах Джиена с музыкой. Все композиторы рано или поздно проходят через это. Нужно просто найти в себе силы. Понять, что все в твоих руках. Не сдаваться. Но для этого нужна поддержка — друзей, коллег, любимого человека. А Президент Ян знал, что, или точнее КТО, для Джиена в этом списке самый важный. И почему ему так тяжело. Но жалеть и плакаться Президент Ян тоже не собирался. Он долго смотрел на Джиена, а потом: — Что ты с собой делаешь?***
Нора ехала в автобусе. За огромными панорамными окнами был самый потрясающий закат в мире. Оранжево-розово-темное небо. Божественное сочетание оттенков. Такое людям создать не под силу. Норе стало немножко обидно, что на никогда не сможет создать подобную красоту, подобный шедевр. Нет, что-то в этом мире должно оставаться недосягаемым для людей. Что-то должно быть выше. Например, этот закат.***
— Привет, — Бобби дал Норе пять и упал на стул напротив. — Ты чего такая грустная? — Я не грустная, — ответила девушка. — Я злая. У меня фотосессия скоро… — У тебя фотосессия? То есть, твоя первая собственная фотосессия? — перебил Бобби. — Так это же круто, нет? — С G-Dragon’ом, — закончила Нора и улыбка пропала с лица Бобби. Он выпил рюмку и достал сигареты. — Почему он? В Корее что, больше не с кем работать? — К стати, я еще в прошлый раз заметила, что ты его не очень любишь. И это странно. Он же твой сонбэ. Еще и такой успешный и знаменитый. Я думала, в YGE все его боготворят? Бобби иронично улыбнулся и сделал глубокую затяжку. — Он не такой уже и прекрасный, как считают многие, — задумчиво ответил Бобби, но, уловив вопросительный взгляд Норы, добавил: — Не хочу о нем говорить, честно. А тебе удачи. У тебя обязательно все получиться. Выпьем за это? Нора понимала, что чего-то не знает. Бобби не все ей рассказывает. Почему? Но сейчас Бобби явно не был настроен на разговор. — Выпьем, — просто ответила Нора, чокаясь.***
윤미래 (Yoon Mi Rae) — The Sky of Youth
Бобби ехал домой после встречи с Норой. Было грустно. Он думал о НЕЙ. В последнее время они виделись мало. ОНА пропадала в Америке. Вроде как работала над новым альбомом, но Бобби в это верилось с трудом. Скорее всего, просто не хотела быть в Корее, в агентстве, видеть ЕГО. Бобби с силой ударил кулаком в переднее сидение (хорошо, что он был в фургоне один). «Как будто мне мало того, что ОНА страдает из-за НЕГО. Так еще и не видеть ЕЕ, опять же, из-за НЕГО. Как же ОН меня бесит». Бобби закрыл глаза. Как же он устал от этого всего. (3 года назад) — Мы дебютируем? — переспросил Бобби, глядя на Ханбина. Друг широко улыбался и кивал. Очень энергично. Очень счастливо. Очень взволновано. — Ну, будет еще период подготовки, конечно, — продолжил Ханбин, но Бобби его уже не слушал. Мысли о таком желанном, выстраданном и долгожданном дебюте занимали все сознание. Все мысли. Все эмоции и чувства. Бобби начал прокручивать в голове весь путь — прослушивание в Америке, переезд в Корею, тяжелые годы стажерства, все эти испытания и шоу на выживания. Самым тяжелым, конечно, был WIN. WIN… Бобби задумался. С WIN было повязано еще одно воспоминание. Совсем иное. Отличительное. Не усталость, страх, неуверенность, злость, грусть, отчаянье, боль, ненависть, безнадежность. А — счастье, волнение, вдохновение, нежность, ласка, поддержка, вера, надежда, любовь. Конечно же, любовь. — Ханбин-а, — позвал Бобби, оборвав Ханбина на полуслове. Оказалось, все это время он говорил и говорил, не замечая, что Бобби его уже не слушает и даже не слышит. — Ты не видел Черин-нуну? Лицо Ханбина приобрело загадочный вид. Полуулыбка полуухмылка. Но он просто ответил: — Да, видел. Она в студии, — Бобби тут же вылетел из зала. — Она искала GD-хена, — договорил Ханбин уже сам себе. *** Бобби шел по длинному коридору YG. Сердце бешено билось — абсолютно логическая реакция на решение мозга. Да, Бобби решил. (Или решился?) Он все ей расскажет. Пусть это самоуверенно и не вовремя. Пусть это будет эгоистично и не нужно (ей, конечно). Но он скажет это. Он безумно хочет это ей рассказать. Бобби был погружен в свои мысли. Он улыбался (как и всегда, когда думал о ней) и глубоко дышал (пытаясь хоть как-то успокоить мысли). Повернув за угол, Бобби услышал самый прекрасный голос в мире, но заметив, что Черин не одна, сделал шаг назад. Свидетели ему не нужны. — Почему ты не позволяешь хотя бы заботится о тебе, если не любить? — Че, прекрати. Начинает надоедать. Серьезно. Твои чувства ко мне — это твои проблемы. Поэтому, разберись с ними как-то сама. И не втягивай меня. И без тебя до хрена проблем. — С ней? — Это не твое дело. — Зачем ты с ней, если это приносит только боль? — Че, блядь. ЭТО НЕ ТВОЕ ДЕЛО! — Почему ты не позволяешь быть рядом людям, которые искренне о тебе заботятся? — Я больше НЕ ЛЮБЛЮ тебя. И чем скорее ты это поймешь, тем легче нам будет работать и видеться. — Она никогда не будет тебя любить так, как я. Ты же это знаешь. — Я с этим как-то сам разберусь. — Джиен-а… — Все Че. Хватит. Давай больше не возвращаться к этой теме. Избавь меня от подобных разговоров. И от своей заботы тоже. Бобби стоял молча и боялся шевельнуться. Лицо пылало. Ноги нервно дрожали, слабели и ему казалось, что он может рухнуть на пол в любую секунду. Он просто чудом оставался на ногах, а поэтому — незамеченным. В груди было что-то огромное и тяжелое. Что-то, что не давало сделать вдох. Бобби начинал чувствовать, как задыхается. Он схватился за горло, закрыл глаза и пытался успокоиться, но в голове и дальше звучал этот надменный и самовлюбленный голос: «Я больше не люблю тебя. Больше не люблю… не люблю… больше не люблю…» Бобби смотрел прямо перед собой. В глазах прыгали желтые пятна. В ушах пульсировала кровь, заглушая звуки. Поэтому, когда перед ним появилась Черин (поспешно натягивая улыбку), это настолько его испугало (как нелепо он, наверное, выглядел тогда), что попытавшись инстинктивно сделать шаг назад, он больно ударился о стену позади. Выступили слезы. Сначала он не слышал, о чем говорила девушка — видел только, как шевелятся ее губы. — Бобби… — наконец услышал он голос Черин, — ты что здесь делаешь? Ты что-то слышал? (Тем самым выдавая себя окончательно). — Нет, — быстро солгал Бобби. — Я искал Ханбина, — вторая ложь следом далась проще. — Его здесь нет, — так же быстро ответила Черин. Она не столько верила в слова Бобби, сколько ХОТЕЛА в них верить. Эта ложь была ей на руку. — Да, — кивнул Бобби. — Ну, я пойду, — Черин поспешно убегала от этой ситуации, разговора и неловкости. Бобби машинально опустил голову в поклоне. Когда он ее поднял по его щекам текли слезы — видимо, он очень больно ударился головой.***
Бобби закрыл глаза и с силой ударился о спинку сидения. За окнами мелькала ночная набережная реки Хан. Бобби чувствовал пустоту внутри. Тогда, 3 года назад, он потерял сердце и с тех пор ни дебют, ни успех альбома, ни концерт/фотосессия/шоу, ни сольные проекты не могли заполнить пустую душу — черное бездонное пятно в груди. Конечно, Бобби веселился и смеялся, шутил и проказничал — должность айдола обязывала его. Но когда он оказывался один на один со своими мыслями, когда позволял себе вспоминать/думать, опять чувствовал дыру в груди — лишь пустота и безнадежность. — Хен, остановись, — Бобби обратился к своему менеджеру, который вел машину. — Что-то случилось? — спросил тот. — Хочу подышать воздухом, — ответил Бобби. Менеджер посмотрел в зеркало заднего вида на Бобби. Он уже давно заметил эти странные приступы грусти у, казалось бы, такого веселого и жизнерадостного Бобби. Он не знал причин. А Бобби не спешил рассказывать. Но ему всегда хотелось помочь. Хоть чем-то. Хоть как-то развеселить его. Но Бобби не позволял. Он предпочитал грустить в одиночестве и все свои грустные мысли держать при себе. Машина остановилась. Бобби надел кепку (осторожность превыше всего) и вышел из машины. Погода была безветренной. Тихо и спокойно. Бобби достал сигареты и закурил.