судьба в тебя верит

Даня Кашин проснулся еще пятнадцать минут назад. Даня не хочет вставать. Пол ночи он ворочался от мыслей, разрывающих голову. Одна перекрикивала другую, загоняя в еще больший тупик. От них Даня не мог спокойно лежать, постоянно дергался, закрывал лицо и уши подушкой, будто пытаясь заглушить мысли. Иногда бросало в жар, но, когда открывалось окно, становилось холодно до такой степени, что покалывало большие пальцы на ногах. Даня Кашин все думал, и думал, и думал. Думать было уже попросту больно. Даня Кашин не был готов к самостоятельной жизни ни коим образом. Ему было тяжело и порой даже страшно, когда нужно было делать что-то самостоятельно и принимать какие-то решения; такие, как сходить к нотариусу, позвонить в какую-нибудь службу и так далее. Даня Кашин был уверен, что в свои восемнадцать он уже взрослый. Был уверен до этого момента. До момента, когда смотришь в окно и видишь другой мир. Страшный. Страшнее этого мира было только осознание того, что в него нужно будет выходить и жить там (хоть жить и вовсе не хотелось). Даня Кашин безумно хотел курить; до такой степени, что еще чуть-чуть и на стены бы полез. Чесались вены на руках. Они всегда чесались и болели от нервов. Так невыносимо. Чеши, не чеши — результат один. Нулевой. Руки лишь красные и поцарапанные, а болит все так же. Даня Кашин встает с кровати и начинает поправлять простыни. Дома Даня никогда не застилал кровать, так как просто не видел смысла. Его и так все устраивало. Но сейчас ему нужно произвести хорошее впечатление, чтобы задержаться здесь хотя бы на еще одну ночь. Эта мысль была одной из самых тревожащих. Даня Кашин открывает дверь комнаты и чувствует еле уловимый запах сигарет. И чего-то еще. Чего-то очень вкусного. Рот наполняется слюной, а живот издает скрипящий звук. Кухня полностью пронизана сладким дразнящим ароматом. У плиты стоит хозяин квартиры в слегка мятой белой футболке, черных шортах чуть выше колена и с уже уложенными волосами. Стоит у плиты и что-то жарит на сковороде. Он поворачивается. Между губами сигарета. Глаз прищурен, уголки губ тянутся вверх, складываясь в легкую улыбку. — Доброе утро, — говорит он. — Доброе утро, — отвечает Кашин. Отвечает, натягивая подобие улыбки на свое лицо. Плохо, Даня, слишком фальшивая. Юлий Онешко проснулся полчаса назад, может чуть больше. Он встал, побрился, причесался, убрался в квартире и начал готовить завтрак. Юлик все утро думал о своем новом квартиранте. Квартиранте и сожителе. Юлик сложил в своей голове не совсем целостную картину об этом парне. Почему-то Юлик сравнивает его с котенком, подобранным на улице. Не приученный к рукам, в каких-то моментах резкий. Но Юлик уверен, что этого котенка стоит лишь приручить, одомашнить, и тогда он станет самым ласковым и дружелюбным. Юлий Онешко и сам не понимает почему, но Кашин располагает его к себе. О нем хочется заботиться. Хочется разговорить, найти общий язык, подружиться. Он является чем-то странным и неизведанным, что хочется открыть. Юлик сам по себе был человек относительно сентиментальный и заботливый. Юлий Онешко жарит на маленькой сковородке пышные оладушки (которые сейчас по-модному называют панкейки). Одной рукой он переворачивает оладушек, а пальцами другой обхватывает сигарету у самого начала фильтра, отстраняя ее от губ и выдыхая сизый дым из легких. Щелчок. Открывается дверь в коридоре. Юлий Онешко слышит шаги и поворачивает голову. Помятый после сна, с растрепанными, но уложенными (в попытке) волосами, в такой же помятой белой футболке, с полуприкрытыми глазами и двумя синяками под ними — Даня Кашин. Юлий непроизвольно улыбается, здоровается с парнем и ловит голодный взгляд. Но не на готовившихся оладушках, а на своей сигарете. Никотиново голодный. — Если куришь «Кент», то возьми на столе, — отворачиваясь обратно к плите. Даня Кашин садится на стул, который стоит впритык к стене, берет пачку и оранжевый «Крикет». — Курю все, когда нет денег, — иронично улыбается, — спасибо. После первой затяжки тело Дани Кашина расслабилось, и он растекся на стуле. Его будто отпустили тиски. — А пепельница?.. — Окно, — улыбнулся Юлик, — так как временно она разбита. Даня Кашин кивает, направляется к окну. Облокотившись на подоконник, затягивается и выдыхает, запрокидывая голову. Он чувствует, как тревожащее чувство в груди отпускает его (хоть он и понимает, что ненадолго). Кашина передергивает от страха и резкого прикосновения к своей руке. Даня сию же секунду поворачивает голову, и глаза его, быстро дергавшиеся из стороны в сторону, успокаиваются, и он облегченно выдыхает. Это всего лишь кот. Лысый кот. Его прикосновение было похоже на человеческое. — Ух, братан, как же ты меня напугал, — улыбается Даня и отвечает на ласки кота, гладя его в ответ. — Это Ра, — Юлик ставит две тарелки на стол, — именно из-за этого засранца пепельницы в квартире больше нет. Кот извивается, обходит Даню вокруг по подоконнику, трется об него головой. И урчит. Урчит так громко и заливисто. Даня смотрит на кота с упоением и гладит его обжигающе-горячую кожу. Даня Кашин улыбается. Улыбается впервые за долгое время. Искренне и по-доброму. Юлик поливает оладушки на своей тарелке ягодным сиропом: — Тебе поливать? — поворачивается и вопросительно смотрит на Кашина. Кашин отрывает взгляд от кота и с удивлением смотрит Юлику прямо в глаза. — Мне? — Ну да, — улыбается, — тебе оладьи сиропом ягодным полить? Даня застывает в удивлении и неловкости. Он, замешкавшись, кивает и отводит взгляд, что вызывает на лице Юлия Онешко очередную улыбку. Даня быстро делает последние затяжки, выкидывает бычок в открытое окно и закрывает его, выдыхая большое никотиновые облако, словно дракон. Он проходит на свое изначальное место за столом и садится, оказываясь напротив Юлика. Живот сводит от предвкушения того, что он наконец-то поест. — Приятного аппетита, — говорит Юлик. — Приятного, — отвечает Даня. И аппетит оказывается действительно приятным. Оладушки такие мягкие и воздушные, что тают во рту, а вкус настолько хорош, отчего в голове у Дани проносится мысль, что такими не были те, которые готовила его мать. Если она вообще готовила. Даня снова вздрагивает: Ра прыгает ему на колени и устраивается на них поудобнее, сворачиваясь в калачик. — Ра, ты совсем обнаглел? А ну брысь! Ты… — Ничего страшного, он мне не мешает… — тихо перебивает недовольную речь хозяина Кашин, поглаживая кота ладонью. Даня Кашин быстро уплетает завтрак. — Спасибо большое, — говорит он, — давай я помою посуду? — Не стоит, у меня посудомойка, — отвечает Юлий, ставя локти на стол переплетая пальцы в замок. — Я предлагаю выпить сегодня вечером, поговорить, познакомиться. Жить вместе, как-никак, — он подпирает подбородок кулаком. — У меня всего три тысячи… — Я помню. В моей комнате лежит ноутбук, можешь взять и поискать вакансии. Я понимаю твою ситуацию, Даня, поэтому не гоню тебя и не требую денег. Если уж совсем совестливо, то можешь помогать мне по дому: кота кормить, полы мыть, — смеётся. Юлик встаёт, немного наклоняется над столом и тянется за пачкой, доставая из неё одну сигарету. Делает пару шагов, вставая напротив сидящего Дани. Протягивает пачку. Тот поднимает взгляд и, немного потупив, берет. — Тебе она нужнее сейчас. — Спасибо, — отвечает рыжий парень, сохраняя зрительный контакт. Юлий Онешко уходит из кухни в комнату. Он думает о том, как же хорошо воспитан парень. Или как зашуган. Думает о том, что его любимый кот, ненавидевший посторонних людей прежде, ластится к Дане. Думает о том, что хочет узнать его ближе. Юлий Онешко надевает на себя чистые, глаженные вещи, поправляет прическу и наносит на себя мужской парфюм. Не тот спиртовой, резкий и отвратительный, которым пахнет большинство парней; он пахнет лавандой и еловыми шишками — мягкий аромат с характером. Юлий Онешко ненавидит зонты всем сердцем и потому накидывает на себя безразмерную куртку из материала, что не пропускает капли. Обувается, правым плечом придерживая телефон у уха, пока вызывает такси. В коридор неуверенным шагом выплывает Даня Кашин, держа на руках Ра. Юлик сбрасывает номер и, завязав шнурки, поднимается, стоя с парнем лицом к лицу. — Я на работу, — говорит Юлик, смотря на Даню, — если надоест в квартире, то запасные ключи здесь в тумбочке. — Хорошо, — Даня несколько раз быстро кивает, нервно моргнув. Юлик проводит ладонью по голове своего кота, все еще сидящего на руках Кашина. — Веди себя хорошо, — говорит коту Юлик, легонько нажимая подушечкой пальца на нос питомца. — Все, что найдешь в холодильнике — твое. А я ушел. До вечера, — он улыбается на прощание. Даня Кашин не успевает даже ничего ответить, как дверь перед его лицом захлопывается, и он остается один в квартире. Ну, конечно не совсем один, а с так сильно полюбившим его котом со странным именем. Квартира насквозь пропитана холодным белым светом, а за окном еле слышно доносятся шумы проезжающих машин. Даня Кашин думает о том, что работу найти ему все-таки нужно, и он решает воспользоваться предложением Юлика, направляясь в его комнату за ноутбуком. Кот, спрыгнув с рук рыжего парня и потеревшись своей лысой черепушкой о его ноги, как верный спутник направляется следом. Дверь Юлика находится, считай, напротив «его» двери в комнату. Опускается ручка и дверь отворяется. Перед тем как войти, Даня оглядывает комнату глазами: комната Юлика не так просторна, как предоставленная в апартаменты ему, но очень теплая в буквальном и переносном смысле. Даня думает о том, что хозяин квартиры очень любит уют. Кашин делает шаг и чувствует босой ногой мягкость — на полу мягкий кремовый ковер с коротким ворсом. Кот резко прошмыгивает меж ног и прыгает на подоконник, кладет голову на лапы и будто улыбается. Даня подходит к столу. Но кроме бумаг, письменных принадлежностей и пустого кофейного стакана он ничего не находит. Хочется посмотреть на бумаги, но Кашин думает, что это будет верх наглости, поэтому решает искать заветный гаджет в выдвижных ящиках у прикроватного комода. Даня Кашин выдвигает первый ящик. Мимо. Во втором тоже не оказывается искомой вещи, но есть кое-что поинтереснее. Небольшая рамка с фотографией. Даня берет ее в руки. Селфи. Юлик, улыбающийся во все свои тридцать два, держит на руках Ра как младенца и девушка, целующая его в щеку. Бледная кожа, пухлые алые губы, густые брови, такие же волосы темно-каштанового цвета, длинные ресницы. Жаль не видно глаз — они закрыты. Даня понимает, что живет в этой квартире вместо нее. Она красивая. Даня Кашин проводит в голове параллели и понимает, отчего хозяин так добр и заботлив. Отчего ему даже платить не приходится по сути. Юлик не привык к одиночеству и идет даже на такие меры — зовет домой черт пойми кого. Даня же, напротив, любит одиночество. Все встает на свои места и становится понятным (как ему кажется). Дане на это абсолютно наплевать. Над головой есть крыша, а большего и не надо.

***

Юлий Онешко идет в магазин. На улице огненно-розовый закат, характерный для летнего Петербурга. Скоро начнет темнеть, хоть на часах всего семь вечера. Белые ночи закончились. Это сильно радует Юлика, ведь гулять по ночному Питеру гораздо приятнее, когда темно. Даже если это пропитые улочки Дыбенко. Юлик заскакивает в магазин, который встречается ему на пути, за любимым виски и пачкой сигарет. Он порядком устал сегодня и хочет скорее в свою уютную квартиру. Юлий Онешко вставляет ключ в замочную скважину и проворачивает дважды вправо. Дверь открывается, и он вваливается в квартиру. Нигде не горит свет, видимость создается только благодаря окнам. Юлик наклонятеся, чтобы разуться, и о его лицо трется и Ра, прибежавший встретить любимого хозяина. Юлик идет по направлению к комнатам с намерением позвать соседа на кухню. Тихий стук в дверь. Тишина. Чуть громче. Тишина. По всей видимости, Даня пошел прогуляться. Юлик курит, сидя кухне почти в темноте. Включен только тусклый свет от вытяжки. И сама вытяжка тихо шуршит, всасывая в себя сигаретный дым. В коридоре слышится поворот ключа в замке. Юлик встает, подходит к окну и кидает бычок вниз (за это дворники с утра проклинают неизвестного, вечно кидающего бычки в окно). В дверном проеме показывается высокий силуэт. — Привет, — устало улыбается Юлик. — Привет, — вновь натянув одни уголки губ, отвечает Даня. Юлик смотрит на парня, когда тот подходит к нему и ставит на стол пепельницу. — Пусть это будет оплата за первые дни, — смотрит в глаза. Юлик смотрит на пепельницу, затем на Даню, и смеется. Даня сам еле заметно улыбается, только не совсем понятно от чего: от удивления или заразительного приятного смеха. — Хорошо, — отвечает Юлик, — замечательно. Сам бы я ее не купил. Пепельница черная и матовая, с белыми кругами, сделанными из линий. Одним словом — необычная. Юлий Онешко встает со стула, что заставляет Даню сделать пару шагов назад. — Пить будем? — Знай ты меня дольше, это предложение не было бы вопросительным, — улыбается Даня. И Юлик заостряет на этом внимание. Улыбка. За два дня. И вызвана она самоиронией насчет алкоголя. Не искренняя, кричащая о проблемах. Даня Кашин садится на место напротив, достаёт из кармана пачку сигарет и кладёт ее на стол. Он наблюдает. Юлик ставит на стол два прозрачных стакана. Достает из холодильника бутылку колы и любимый «Билл Маклин». Стаканы наполняются виски меньше, чем на половину. — Ты пьешь чистым? — спрашивают Юлик. — Я, конечно, бухарь, но не настолько, — вялая улыбка. Юлик доливает в оба стакана колы и садится напротив. Оба лица слабо освещены вытяжной лампочкой. — За знакомство? — спрашивает Даня. — За знакомство. Они чокаются, и высокоградусный разбавленный напиток течет по горлу вниз. И сразу как-то легче. Даня вытаскивает из своей пачки сигарету и, резко дунув в фильтр, кладет ее меж губ. Юлик смотрит на парня, не зная даже с чего начать разговор. — Ты только за пепельницей вышел? Даня поднимает свой взгляд, заглядывая в глаза на пару секунд и отрицательно мотает головой. — Закончились сигареты. Даня прикуривает. Снова тишина. Даня кладет ногу на ногу и откидывается на спинку стула. — Я приехал из Казани, — затягивается, — потому что там я бы просто сгнил. Но уверен, что это спокойно может ждать меня и здесь. Я жил с матерью. Денег, как можно понять, особо не было. Ну как, хватало на пожрать. Связей нет. Только с местным барыгой, разве что, но снаркоманиться не входило в мои планы. В общем, я как дурачок бежал в Питер за новой жизнью. Но тут я обосрался в первые же дни. Я никуда не поступил. И если бы не ты, то спал бы на вокзале. Я не знаю, кто возьмет меня на работу, ибо талантов я не имею. Что рассказать о себе, честно, не знаю. Я обычный. Подытожив, Даня сделал последнюю затяжку, затушив остаток сигареты о новую пепельницу и, выдохнув, опустошил стакан. — Твоя очередь, — зажмурившись от градусов, Даня тянет свою пачку. Это как игра в мяч. Когда тот, у кого он оказывается, имеет право говорить. Только тут не мяч, а «Винстон синий». Юлик улыбается от фразы «я обычный», не веря в неё. Вытаскивает из пачки сигарету, кладет ее за ухо. Ловит вопросительный взгляд. Берет в руки бутылку виски, откручивает крышку и пополняет опустевшие бокалы чуть больше, чем в первый раз. Кола. Готово. Достает сигарету из-за уха и прикуривает, устроившись поудобнее. — Ну, меня зовут Юлик. И, как можно заметить, начинать разговоры у меня получается не очень, — хмурится, затягиваясь, — Я работаю в издательстве, пишу статейки для не очень популярного журнала. Но на работу я попал не благодаря своим талантам, если быть честным, а благодаря другу, который является гендиректором этого издательства. В Питер я, кстати, тоже переехал. Из Ульяновска. А университет бросил. Поступил на факультет, который устраивал моих родителей, заебался и просто сбежал, — хохочет Юлик, крутя стакан в руке. — Если честно, — начал неожиданно даже для самого себя Даня, — университет был лишь моим поводом уехать как можно дальше от этого места разочарований и гнилых людей. — Сколько тебе лет? — интересуется Юлик. — Восемнадцать, — коротко отвечает Даня, поднимая свой грустный взгляд. — И почему же в свой возраст ты настолько пессимистичен? — заинтересованно спрашивает Юлик, наклонив голову к правому плечу. — Пессимистичен? — еле заметные брови вздергиваются наверх, — нет, братан, я реалист, а люди, так или иначе врывающиеся в мою жизнь, высасывают из меня все, а я и не против; выставят уродом, а напоследок плюнут в душу. У них потом все заебись, а у меня… ни-ху-я! С губ Кашина срывается легкий смешок, от которого плечи на секунду подаются вперёд и вверх. Он достаёт из пачки ещё одну сигарету, кладет ее на нижнюю губу, ставит локти на стол и резкими движениями крутит кресало, пытаясь оживить свою дешёвую полумёртвую зажигалку. Юлий Онешко протягивает парню нормальную зажигалку. Тот поднимает на нее глаза, откладывает свою и покорно берет «Крикет», вымолвив тихое «спасибо». — Я так не поступлю… — вырывается из Юлика, — точнее не поступаю… — Все так говорят сначала, — улыбается Даня, резко выпуская дым через ноздри, — ноутбук я, кстати, не нашёл. Юлик опустошает почти полный стакан за пару больших глотков, громко ставя его на деревянную поверхность кухонного стола; делает глубокий выдох, жмурясь. — Плохой день выдался? — интересуется Кашин, стуча указательным пальцем по сигарете над пепельницей. — Нет, просто давно хотел выпить, а тут такая возможность, — Юлик вновь откручивает крышку бутылки. Даня устало улыбается, поднимает стакан и, смотря на Юлика, кивает, поддаваясь дурному примеру и тоже выпивает все разом. Вытирает рот рукавом своей олимпийки. Внутри становится тепло (то тепло, граничащее с понятием «горячо»), стаканы вновь пополняются. Даня Кашин доволен вечером. Доволен по нескольким пунктам. Первый — он пьёт виски в Питере, а не дешевое пиво из ларька на своём районе. Второй — Юлик ему нравится. Юлик простой в общении, добродушный и заботливый. Забота. То чувство и действие, которое к Дане проявляли крайне редко, и это очень подкупало и располагало к себе. С ним было комфортно. Третий, один из главных пунктов — он дома. Да, не у себя. Но у него есть крыша над головой. Нихуёвая такая крыша. И четвёртый пункт идёт так, бонусом — он чертовски приятно пьян. Юлий Онешко тоже доволен вечером. Он наконец расслаблен за столь долгое (для себя) время. Расслаблен до состояния «растекаюсь по столу и стулу и плевать, что завтра на работу». И Даня ему нравится. Нравится тот Даня, какой он есть на самом деле: простой и добрый парень, без этой угрюмой маски хикки и социофоба. Юлику нравится то, что он потихоньку открывает этого человека. По чуть-чуть проникает в его зону комфорта, позволяя (или даже немного заставляя) его расслабиться и открыться. Почему Юлик поставил себе такую странную цель — не знал даже он. Ему кажется, будто Даня где-то внутри себя просит его: «Вытаскивай меня из этого дерьма, я не выживу так». И Юлик начинает вытаскивать. Время перевалило за полночь. Центр Петербурга. Двор колодцем. Темная, еле освещаемая кухня. Два пьяных парня сидят напротив друг друга, несут все что на уме и смеются. Смеются. Даня громче и заливистее, отчего Юлик чувствует удовлетворение. Почему алкоголь так сближает людей, даже самых разных? Волшебный эликсир, позволяющий показать человеку своё истинное лицо. Почему судьба, если она есть, не сталкивает нужных людей лбами, а сначала помучает, погоняет, заставит отказаться верить в неё и лишь потом сделает все по справедливости? И то, если захочет. Даня Кашин щурится. Ему в глаза стремительно бьет тонкий лучик света, который пробирается через не до конца зашторенное окно. Он переворачивается на другой бок. Медленно приоткрыв глаза, он видит на своей кровати ноутбук. Голова немного потрескивает, как уже угощающий костер.