Алые лапы кошмара

      Кастел сорвался с работы. Всего секунду назад он слегка сухо общался с коллегой, и тут раздался звон. Требовали Кастела Ханса. Мужчина не знал, что лучше — вести разговор с тем человеком, которого он, казалось, должен был знать уже несколько лет и с которым работал вместе… или ответить. Возможно, что-то важное, но Кастел сейчас так не хотел связываться с внешним миром! Его маленький закуток, кипа бумаг и слегка гудящий компьютер — всё, что было ему сейчас нужно. Пусть даже он будет просто сидеть и нажимать на одну чёртову кнопку, когда появится оповещение на компьютере — всё что угодно, лишь бы задержаться здесь подольше. Приходится терпеть бесконечные разговоры коллег «ни о чём», но это лучше, чем…       Чем терпеть разговор с ней…       Кастел был полон противоречивых мыслей. Поднять драную трубку или нет? Что-то наверняка случилось. Кто он такой, что бы ему звонили, если ничего не случилось… Что-то с Эрикой. Наверняка с Эрикой — с ней происходят одни и те же вещи уже несколько месяцев. По сути, ничего. Припадки — да, Кастел относил их к «ничему». Эти судороги уже стали такими обыденными… и поэтому — ещё более страшными. Кастел в какой-то момент понял, что ничего не чувствует. Было что-то вроде жалости, но и это быстро прошло. Он просто хотел, чтобы всё закончилось. Неважно, как — всё равно хорошо не закончится.       Но что-то не позволяло ему верить в это. Словно его душа рвалась на части, на две половины. Одна пыталась смириться, вторая — бороться. Кастел не знал, что делать. Он так… так устал от всего этого!       — Может, поднимешь уже трубку? — поинтересовался мужчина, подперев спиной стену и с интересом рассматривая свои ногти. Как же его зовут? Как будто Кастел хочет вспоминать.       Он всё-таки оторвался от монитора и поморгал. Глаза раскраснелись от постоянной работы. Или от чего-то другого? Так или иначе, он всё-таки оторвался, поморгал, избавляясь от мельтешащих перед глазами чёрных точек и поднял трубку. Его голос, наверно, прозвучал слишком раздражённо:       — Да?       На той стороне раздался удивлённый вздох. Однозначно, слишком раздражённо. Кто-то прочистил горло и заговорил:       — Мистер Ханс? Здравствуйте! Это мисс Кэрроу, директор школы номер 36. Мне нужно с вами поговорить.       — Говорите, — равнодушно бросил Кастел, возвращаясь к своей работе. Опять будет говорить о сборе денег на починку школы или какое-то подобное дерьмо. Почему, интересно, нельзя просто швырнуть ей в лицо этими деньгами? Она его бесила.       — …поэтому необходимо, чтобы вы присутствовали. — Она явно рассказывала что-то, требующее внимания. Кастел честно пытался слушать. — Такое поведение недопустимо, и Фриск…       В мужчине словно что-то взорвалось. Фриск? Ему звонит директор, чтобы поговорить о Фриск? «Поведение недопустимо»… Что она сделала? Что с ней случилось?       — Я буду через десять минут, — коротко бросил Кастел и положил трубку. Он встал, не выключая компьютер, подошёл к вешалке и снял свою куртку. Коллега, до того советовавший поднять трубку, удивлённо следил за ним.       — Эй, ты куда?       — Не твоё дело! — грубо отрезал Кастел.       — Рабочий день ещё не закончен. — Он говорил это словно самому себе, словно просто рассуждал вслух. — Босс будет зол.       — Насрать. — Кастел натянул куртку и пошёл к двери.       — Э-эй! Погоди! — Мужчина попытался преградить путь, но Кастел толкнул его так, что тот чуть не упал. Дверь хлопнула, звук шагов начал быстро удаляться.       Здание школы, выкрашенное в какой-то болезненно-жёлтый цвет Кастел приметил издалека. Болезненно-жёлтый — теперь для него любой цвет казался странным, непонятным, невзрачным… раздражающим. Кастел сжимал руль с такой силой, что наверняка оставил в нём глубокие отпечатки. Его замыленный взгляд не обращал внимания на дорогу, и мужчину лишь чудом ещё не сбили. К счастью, дело было почти ночью, и в их городке машин почти не было.       Кастел заехал на территорию школы, кое-как припарковался и вышел. Дверь машины хлопнула, приводя мужчину в чувство. Он тряхнул головой, унял дрожь в руках и пошёл в сторону здания школы.       Внутри пахло давно забытыми им запахами. Пыльные книги, чернила, безвкусная еда из столовой… И что-то ещё. К этим запахам примешивался другой, чуждый, слегка жутковатый.       Свет в школе горел, освещая казавшиеся бесконечными коридоры. Кастел подавил внезапный порыв выключить все лампы сразу. Он шёл мимо тёмных кабинетов, поднимаясь на третий этаж, к кабинету директора. Шипение, шорохи, скрежет мела по доске — Кастел ёжился от всевозможных жутких звуков. Когда он ходил в школу, она казалась не такой страшной. А ещё он наконец-то понял, что это был за выбивающийся из общей картины запах — кровь. Это был металлический запах крови. Что же, мать вашу, случилось?       Кастел облегчённо выдохнул, дойдя до кабинета директора. Если что-то случилось с Фриск… Они же ещё наверняка несколько часов разбирались, прежде чем позвонить ему! Могло случиться что угодно!       Кастел толкнул дверь. В ушах противно застучали клавиши компьютера — секретарь что-то печатала. Мужчина быстро оглядел небольшую комнатушку, старательно избегая смотреть в безразличные глаза секретарши под холодными стёклами. Он посмотрел направо…       И увидел Фриск.       Его сердце ёкнуло. Девочка сидела на самом краю стула, уставившись куда-то вниз. Её глаза покраснели и опухли, руки слегка дрожали, она почти не дышала. Её лицо стало белее листа бумаги, и на этом фоне ярко выделялись голубые венки. Только дорожек от слёз не было — она не плакала. Вообще. Просто пыталась понять, что происходит.       — Фриск?.. — просипел Кастел, чувствуя, как в горле застревает неприятный комок.       Девочка подняла на него глаза, прищурилась, словно близорукая, и покачала головой. Она снова уронила голову на грудь и больше уже не подавала признаков жизни.       — Мистер Ханс? — секретарша кивнула Кастелу. — Мисс Кэрроу вас ждёт.       Кастел бездумно кивнул и пошёл вперёд. Его ноги подгибались.       Что здесь произошло?       Фриск не помнила, что происходило. Она только чувствовала, что её оттаскивают от Чака.       Её уводят от этого куска дерьма!       Фриск заехала локтем одному из тех, кто прервал свершение её мести. Он согнулся пополам, схватившись за живот. Второй скрутил Фриск и прижал к земле, оставив её трепыхаться под собственным весом. Фриск рычала, извивалась, как хищник, загнанный в угол. Сквозь подёрнутые пеленой глаза она едва различала, как Чак, пошатываясь, поднимается. Он опирался на два силуэта, которые быстро увели его к зданию школы.       Вокруг уже стала собираться толпа. Фриск, выбившись из сил, перестала извиваться и опустила голову на холодный асфальт. Она почти не могла дышать из-за человека, усевшегося ей на спину. Она сжимала губы, тщетно стараясь не рычать, как дикий зверь. Её глаза метались туда-сюда, словно пытались устрашить напавших и заставить их слезть. У неё явно не получалось.       Фриск увидела чьи-то ботинки — кажется, детские. На неё смотрели. С интересом, с любопытством, с осуждением, с упрёком… со страхом. Её боялись. Фриск тяжело дышала, пытаясь унять разбушевавшееся сердце. Кровь грохотала в ушах, кровь застилала глаза. Неприятная, отвратительная, липкая, горячая кровь стекала с её костяшек на землю.       Фриск часто заморгала, и её глаза заслезились. Она попыталась повертеть головой, но её шею схватила грубая рука. Звон в ушах наконец-то пропал, и до девочки донеслось:       — …твою мать, прекрати! Приди в себя, чокнутая!       Чокнутая…       Фриск чувствовала, как, когда она перестала сопротивляться, хватка стала слабеть. За её спиной, над ней, перешёптывались. Она улавливала своё имя, испуганные возгласы и едкие комментарии. Её осуждали.       Я не чокнутая!       Она только что напала… на Чака? Чака Гаррисона? Подумать только…       Она дала отпор! Её обидели, оскорбили, а она защитилась, и враг бежал! Бежал, подобрав сопли, хватаясь за окровавленное лицо.       Фриск всегда была слабой, хрупкой, словно стеклянной. От любого толчка оставался синяк, любое напряжение вызывало дискомфорт, её ручки и ножки были ужасно тонкими. И когда кто-то проявлял агрессию, она терпела. Всегда терпела. В какой же момент она начала защищаться? Сейчас?       Нет. Ещё тогда, в Подземелье! Когда она в определённый момент перестала терпеть, взяла чёртов нож и ударила обидчика. Фриск чувствовала, как он рассыпается в ничто, видела отчаяние и непонимание в его глазах. Ей это не нравилось, это не вызывало у неё ничего, кроме отвращения! Как бы совесть ни ныла об отобранных жизнях, Фриск не слушала. Она же жалела их! Она сокрушалась, падала на колени и рыдала над самым первым убитым! Ведь ей говорили, что они могут быть друзьями…       Всё стало хуже, когда Фриск осознала, что её просто обманули. Невозможно угодить всем, невозможно сделать так, чтобы всех всё устраивало. Ей же об этом говорили… Фриск повзрослела слишком рано для своих лет.       Вот почему она так боялась уходить. Вот почему, прижавшись к Ториэль и вдыхая запах корицы и муки от её платья, она мечтала, чтобы это мгновенье длилось вечно. Она яростно сжимала ткань платья, умоляя, чтобы Ториэль пошла с ней. Эгоистично? Возможно. Но Фриск так не хватало детства!       Мать была болезненной и слабой даже до страшного диагноза. Отец всё свободное время проводил на работе, пытаясь обеспечить семью. Фриск приходилось развлекаться самой. И взрослеть раньше — чтобы потребность во всяких глупостях отпала. Фриск очень рано раздала кукол, убрала всякие ленточки и рюшечки, стала вести себя… по-другому.       Она ведь чуть не заплакала, когда Ториэль ласково взяла её за руку и повела через Руины. Она едва не поперхнулась, когда «мама-коза» нежно взяла её за подбородок и обтёрла рот полотенцем. И девочка надеялась, что Тори не слышала её счастливого всхлипа, когда последняя, думая, что Фриск уже спит, подоткнула одеяло и нежно поцеловала её в лоб. Ториэль не хватало кого-то, о ком можно было заботиться. А Фриск отчаянно не хватало этой самой заботы.       О чём она думала, когда уходила? Фриск вдруг забыла, что ждёт её на поверхности. Казалось, она считала, что наверху её будет ждать такая же жизнь, что все проблемы вдруг исчезнут.       Знай она, что вернуться можно только в этот жестокий, мрачный мир, Фриск осталась бы с Ториэль. Девочка отчего-то считала, что если бы она осталась тогда с названной мамой, то не проснулась бы никогда. Было ли это сном? Фриск уже не знала, чему верить. Она просто корила себя за то, что не осталась в Руинах.       В уголках глаз девочки сформировались слёзы. Они текли по грязному лицу, стекая на асфальт, образуя чёрную мутную лужицу. Поваливший её человек отступил, и Фриск уже ничто не сковывало… кроме тяжести собственных грехов. Она чуть не убила человека. Жестокого, циничного, кровожадного… Но живого, дышащего, тёплого человека! Господи… На её руках его кровь!       Фриск согнулась, сжалась и зарыдала. Её осторожно подняли на ноги и подтолкнули в сторону школы. Девочка обхватила себя за плечи, осторожно поглаживая себя. Ей было холодно, по спине пробегали мурашки. Ей было страшно.       Её отвели куда-то наверх. Она слышала крики и постанывая — в соседнем медкабинете Чак жаловался на полученные увечья. Фриск провели мимо двери, и голос парня затих. Девочка посмотрела на него. Она видела, как глаза хулигана помутнели, как он задрожал всем телом и мелко задышал. Он боялся, не понимал, как такое может происходить. Но теперь это маленькое существо вызывало в нём лишь бессильную злобу и страх.       Фриск не хотела этого. Её иногда обижали — это она могла стерпеть. Её жалели — болезненно, гадко… Её боялись… И вот это уже стало последней каплей. Фриск уронила голову на грудь и громко заплакала. Шедшие рядом с ней люди испуганно переглянулись, что-то прошептали друг другу. На плечо девочки осторожно легла чья-то ладонь, но Фриск стряхнула её.       Не трогайте меня! Не приближайтесь ко мне!       Она не помнила, что случилось дальше. В нос ударило чем-то едким, костяшки начало пощипывать. Кажется, она у врача. Ей что-то говорили, а девочка отвечала невпопад, не понимая сути вопросов. Кто-то цокнул языком, низкое бормотание сливалось с тихим гулом кондиционера.       Слёзы были холодными, солёными, они затекали в рот, обжигая горло. Фриск сидела на жёсткой койке, обхватив колени руками и уткнувшись в них лицом. Её нежно погладили по плечу, но девочка никак не среагировала.       — Фриск?       Девочка отвернулась прочь от голоса. Она не хотела ничего видеть или слышать. Она хотела спать. Заснуть и никогда не проснуться!       — Милая, всё будет хорошо… — утверждал ласковый, но слегка дрожащий женский голос. Фриск чувствовала сквозь ткань свитера, что движения были резкими и скованными. Её боялись. Всё-таки женщина продолжала: — Твой папа приехал.       Отец… увидит её такой? Фриск горько всхлипнула. Зачем они это сделали? Неужели нельзя было решить всё… без него? Фриск не хотела вплетать папу. Он будет в ярости. Или… ему будет всё равно? Девочка не знала, что хуже.       Её провели в кабинет и оставили наедине с секретаршей. Часы тикали, компьютер гудел, а сердце билось так гулко, что едва не оглушало. Фриск не могла этого выносить. Она начала оглядываться и тут же пожалела об этом. Теперь девочка чувствовала на себе ледяной, пронизывающий насквозь взгляд. На неё смотрели с подозрением, презрением. Она сидела у кабинета директора. Её отца могли вызвать только по одной причине.       Дверь со скрипом открылась, и Фриск вздрогнула. Это он, папа. Фриск боялась смотреть ему в глаза. Она боялась увидеть там то же самое, что и в остальных взглядах — ужас. Превозмогая себя, девочка всё же подняла голову.       — Фриск?..       Девочка покачала головой. Сложно сказать, что она имела в виду. «Я не виновата»? «Я не хотела»? «Пожалуйста, уйди»? Фриск и сама бы не сказала. Она просто чувствовала, что должна была сделать хоть что-то, хоть как-то показать своё участие.       — Мистер Ханс? Мисс Кэрроу вас ждёт.       Отец сглотнул, медленно прошёл мимо Фриск. Девочка отвела глаза и опустила голову. Она не могла смотреть в лицо Кастела. Не сейчас.       — Мистер Ханс?       Мисс Кэрроу, стройная и красивая женщина за сорок, сидела в своём кабинете и явно нервничала. Её взгляд метался от стены к стене, она беспокойно теребила край своей блузы. Разговор должен был быть очень тяжёлым.       — Зачем вы меня вызвали? — Кастел отодвинул стул и сел, мрачно уставившись на директора. — Что случилось?!       — Успокойтесь, пожалуйста! — несколько смутилась мисс Кэрроу. — Выпейте воды?       Кастел взял стакан, стоявший на столе, и осушил одним глотком. Казалось, вода лишь обострила его жажду. Она была противной, горькой.       — Говорите… — прошептал мужчина внезапно севшим голосом.       — Мистер Ханс… Вы знаете, что произошло?       — Нет.       — Ваша дочь спровоцировала драку, — осторожно сказала женщина. — Я бы даже сказала, просто избила человека. Почти до смерти.       — Кого?       Мисс Кэрроу поперхнулась. Не от вопроса, нет — от тона, которым было это сказано. Совершенно бесчувственно, безэмоционально… Слова отразились в голове гулкой пустотой, как будто Кастелу было плевать, как будто он ожидал этого! Что же там у них вообще происходит?!       — Эм-м… Чака. Чака Гаррисона.       Кастел хмыкнул. Словно это имя должно было что-то значить. Он откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди. Мисс Кэрроу поёжилась — он прожигал её своим угрюмым взглядом.       — Это мальчик из одиннадцатого класса. Разница в возрасте очевидна. Да и Фриск такая…       Слабая? Беспомощная? Маленькая? Джессика не знала, что сказать. Что бы не прозвучало оскорбительно или… болезненно?       — Я знаю, — кивнул Кастел. — Можете не юлить.       — Она избила его до полусмерти. И, не окажись там других учителей, она бы его точно убила! Мальчик попал в медпункт, скорее всего, его отправят в больницу. Вы понимаете, что это значит?       — Господи, да говорите уже!       «Господи» — как забавно. Это слово так прочно засело в головы людей… Кастел, кажется, разуверился в боге. Звучит как-то неправильно… Плевать. Насрать. Сраные лицемеры. У него нет ни времени, ни желания об этом думать.       — Мы вынуждены исключить Фриск, — заявила Кэрроу, сочувственно глядя на Кастела. — Возможно, внутреннее расследование займёт некоторое время, но… Я боюсь, уже ничего не поделать. Мы рекомендуем вам забрать документы.       — Давайте, — равнодушно бросил Кастел.       — Вы… никак не отреагируете? — удивлённо спросила женщина.       Мужчина горько усмехнулся и придвинулся. В его глазах вспыхнул недобрый огонёк. Джессика почувствовала, как по её скуле скатилась капля пота.       — А как я должен реагировать? — прошептал он надломившимся голосом. — Может, вы меня просветите, мисс Кэрроу?       — Ну… я… — Кэрроу замялась. — Я… Послушайте, мистер Ханс, я действительно сожалею о том, что произошло с…       — С кем? — бесцеремонно перебил Кастел. — С Эрикой? Это вы хотели сказать, да?!       Мужчина хмыкнул. Он едва подавил желание плюнуть чёртовой директрисе в лицо. Как она смеет говорить об этом сейчас?! Она не знает ничего. Она не сочувствует. Она — как и все остальные — просто хочет задеть побольнее. Плевать. Надо научиться игнорировать этих мразей.       — Мы заберём документы, если вы так хотите… — прошептал он притворно дружелюбным тоном. — Вас это устроит?       — Мистер Ханс, я же просто…       — Вас. Это. Устроит? — рубя предложение на слова, повторил свой вопрос Кастел.       Кэрроу замялась. Что он хочет услышать?       — Да, — опустив взгляд, сказала она.       — Тогда мы уйдём. Всего вам доброго!       Фриск уже успела придумать целый монолог, объясняющий её поведение. Дверь громыхнула — Кастел чуть не сорвал её с петель, вложив в удар всё своё негодование. Фриск вздрогнула и чуть не рухнула со стула. Она хотела встать, но её ноги дрожали.       — Пап… — осторожно позвала она. — Пап, я не хотела…       — Ш-ш-ш. Я всё знаю, — остановил её Кастел. — Пойдём домой, хорошо?       — Ты не злишься?       — Всё хорошо, милая. — Мужчина натянуто улыбнулся, подошёл к дочери и обнял её. — Пойдём домой, а?       — Х-хорошо… — Фриск почувствовала, что её глаза снова увлажняются. — Пойдём…       Девочка осторожно слезла со стула и сделала шаг в сторону двери. Её ноги подкосились, и она чуть не упала. Кастел поддержал дочку.       — Эй-эй, осторожнее! Давай-ка вот так…       Он осторожно поднял девочку на руки, положив руки под колени и под спину. Фриск обхватила шею отца руками и прижалась к его груди. Она слышала, как спокойно и размеренно билось его сердце. Несмотря на наверняка неприятный разговор, на его лице не дрогнул ни один мускул.       Это было очень тяжело. Но Кастел справился. Фриск знала — он должен был справиться. Они вместе. Кошмар закончился.       Фриск ужасно не хватало заботы. И вот сейчас, когда она совершила что-то плохое, она получила эту заботу. Сейчас один из самых близких ей людей заботливо и осторожно прижимает её к груди, обнимает. Фриск чувствовала, как глаза слипаются. Она впервые за долгое время чувствовала себя в безопасности.       Стоило это того? Фриск не знала. Честно говоря, она и не задумывалась об этом сейчас. Ей просто было хорошо. Несмотря ни на что, в этом мире ещё остались люди, питающее к ней нежность и любовь.       Погружённая в свои светлые мысли, ярко выделявшиеся на фоне мрачного мира, девочка вскоре заснула.       Кастел осторожно уложил дочку на заднем сидении автомобиля, провёл рукой по её лицу, убирая прядь каштановых волос за ухо. Она такая маленькая, такая спокойная… Кастел чувствовал, как его окаменевшее сердце медленно теплеет. Это — его дочка. Его сокровище.       А после смерти Эрики Фриск останется последним воспоминанием.       Эта девочка — его прекрасный цветочек, его незабудка. Его… роза! Роза ей больше подходит. Каждый, кто пытается сорвать изящный и, казалось бы, беззащитный цветок, натыкается на шипы. Те вонзаются глубоко, оставляя незаживающее шрамы. И лишь немногие могут дотронуться до королевы цветов, не боясь порезаться. Или не обращая внимания на кровоточащие раны.       Это — его прекрасный цветок, его солнышко, его сокровище. Плевать, что говорят другие. Кастел будет защищать и оберегать её от всего, что может навредить этому созданию.       Кастел смотрел на белое лицо дочери ещё несколько секунд, а потом осторожно закрыл дверь и сел на место водителя. Завёл машину, прислушиваясь к успокаивающему гудению двигателя. Осторожно выехал с парковки у школы и поехал вдаль. Тёмная дорога освещалась лишь светом редких фонарей на столбах. Где-то за горизонтом собирались чёрные тучи.       Санс был умным, рассудительным, спокойным монстром? Санс не лез на рожон, пытался не рисковать жизнью да и здоровьем понапрасну? И если Сансу прямым текстом говорили: «Не влезай — убьёт!» — то он и не лез?       Видимо, этот Санс остался где-то далеко в прошлом. Скелет мог пообещать всё что угодно, но от своих подозрений так быстро отказываться не собирался.       Нужно просто быть осторожнее, верно? Стоит покопаться в своих способностях — может, я что-нибудь и найду.       И скелет, к счастью (сомнительное счастье, однако), оказался прав. А он действительно сильнее, чем кажется! Обонянием, которым Санс воспользовался не так давно, его магические приёмчики не ограничивались. Хоть Санс и опасался применять всё и сразу, но попробовать стоило.       Сперва ничего не получалось — каждый шаг, казалось, не только отнимал силы, но и был громче, чем раньше. В какой-то момент хотелось просто плюнуть и прекратить. Но Санс был не из тех. кто легко сдаётся.       С какого это момента ты не сдаёшься, мешок костей?       И, как ни странно, получилось. Санс, купавшийся в поту и почти стёрший ступни в прах, вдруг не услышал хруста снега. Он открыл глаза и взглянул вниз. Его босые ступни светились голубым светом, они как будто горели, но скелет не чувствовал. Он не чувствовал ничего, кроме страшной усталости.       Но у меня получилось! Получилось, чёрт тебя дери!       И, уже теряя сознание от напряжения, Санс подумал, что самое сложное сделано.       Скелет превосходно комбинировал свои новые способности. Сперва это было настолько странно и непривычно, что у Санса кружилась голова. Он быстро справился с этим и, словно собака-ищейка, пошёл по следу.       Собака выслеживает собаку… Хех, надо бы запомнить. Он быстро нашёл следы Догарессы в Новом Доме — она была здесь не более часа назад. Время близилось к вечеру, смена псины давно была закончена. Не ожидая ничего хорошего, Санс двинулся по следу.       Выследить её было легко — Санс уже приноровился. Он снова в Сноудине. Тоненькая ниточка запаха, почти снесённая снегом и ветром, всё ещё выделялась на фоне обычной коры и гнили. Санс плутал несколько минут, пока не нашёл кое-что необычное.       Похоже, Догаресса исходила одну определённую поляну вдоль и поперёк, даже следы не успело занести снегопадом. Она побродила у деревьев, зачем-то пошла кругом, потопталась на месте и куда-то… исчезла. Следы просто обрывались, как и запах — последний тянулся чуть дальше и исчезал. Санс ещё побродил, но лишь запутался сильнее — теперь к запаху собаки примешался его собственный.       Ну не могла же она просто исчезнуть! Санс что-то не помнил, чтобы монстры после всего этого дерьма научились телепортироваться. Те, что не умели, разумеется. Либо очередная аномалия, которой скелет не понимает… либо…       Санс не знал, что ещё можно предположить. Он опустился на колени на том месте, где Догаресса исчезла, и пошарил руками под снегом. Ничего. Ничего. Ещё больше ничего.       Он вдруг наткнулся на какую-то выпуклость… или, скорее, рычаг. Санс явственно ощутил промёрзшую ручку, форма которой была сделана специально под руку. Скелет провёл пальцами вниз, но лишь упёрся в землю. Узнать, какой механизм активирует этот рычаг, не представлялось возможным. Если только не…       Санс потянул, навалился всем телом на рычаг. Тот еле-еле, со страшным скрипом, поддался. В ту же секунду под скелетом открылся люк, и Санс рухнул вниз.       Скелет пришёл в себя, как ни странно, живым. Он уже несколько раз избегает, казалось бы, смертельного исхода. Надо бы сходить и купить лотерейный билет — может, тогда получит чуть больше еды.       Санс помотал головой и оглянулся. Он находился в тёмном, узком и низком коридоре. Похоже, естественная пещера. Санс терпеть не мог пещеры — с самого своего рождения. Пещера в пещере — это уже слишком!       В нос резко ударил тошнотворный запах. Санс согнулся пополам и чуть не избавился от обеда — опять. Пахло гнилой пищей, кровью и даже, кажется, экскрементами. Санс, сумев привыкнуть и избавившись от усиленного обоняния, подметил кое-что ещё. Запах выбивался из общего амбре, контрастируя. Что-то приторно-сладкое и до боли знакомое. Черепушка Санса была полна отвлечённых мыслей, но всё-таки слова крутились на языке. Где же он уже чувствовал подобное?       Итак, он в пещере. Хорошо оборудованной и спрятанной — рычаг там не просто из земли торчал. Кто-то хорошо всё распланировал, спрятав вход от чужих глаз. И пещера достаточно далеко от основных дорог через Сноудинский лес. Несомненно, хорошими делами здесь заниматься не могли.       Путь был один — вперёд. Санс согнулся в три погибели и пополз вперёд. Было темно, но его привыкшие к мраку глаза подмечали детали — выступы, острые углы, камни… клочки белой шерсти по всей поверхности сводов туннеля. И абсолютное отсутствие крови! Словно проход хорошенько вымыли, заметая следы. Однако Догаресса была белой, а тут ещё и начала линять (Санс думал, что это связано со стрессом), поэтому не оставить следов не могла.       Что он встретит там? Вылизанное убежище расчётливого убийцы, успешно притворяющегося сумасшедшим, или настоящее кровавое месиво, созданное полоумным мясником? Санс страшился правды. И страшился неизвестности. Последнего — больше. Он должен идти вперёд!       Пол резко исчез, и Санс, неудачно поставив руку на скользкую стенку, рухнул вниз. Слава Азгору, приземлиться удалось на ноги, и, надо сказать, они не издали ни звука. Магия работает, и работает отменно. Санс осмотрелся.       Это был большой зал с одним стулом, маленьким столиком и… хирургическим столом? Санс поёжился — стол был весь красный. Его тапочки окончательно и бесповоротно испортились — моча и кровь медного цвета текли по полу едва не ручейками. Санс зажал рот рукой и пошёл к небольшой хлипкой двери. Здесь никого нет, рассудил он, значит, Догаресса дальше.       Санс присел на корточки и почти пополз. От тошнотворных запахов кружилась голова и закладывало нос, в голове нарастал шум, словно от сломанного телевизора. Санс накрыл правую руку левой, пытаясь унять дрожь. Приторно-сладкий аромат усиливался, от него болела голова. Что же это такое? Что-то знакомое, но что?!       Санс явно не был готов к таким физическим нагрузкам. Он не помнил, когда в последний раз вообще занимался спортом. Возможно, больше и не придётся.       Если Папс не заставит.       Папайрус. Его младший братишка, такой невинный, такой наивный… Что Андайн ему скажет, если Санс подохнет здесь? Достаточно ли она думает о нём, чтобы не говорить, что… Санс погиб? Она скажет ему, что он просто уехал. Надолго уехал. Она должна так сказать! Если нет… Если нет, Санс, пусть даже мёртвый, достанет её. Папсу не надо ничего знать.       Он шёл по логову сумасшедшего маньяка и думал о том, что его подруга скажет его брату после его смерти. Он настолько отчаялся? Санс чувствовал, что-то, что он там увидит, прольёт свет на многое, если не на всё. Вот только хочет ли он этого?       Санс толкнул дверь и вошёл внутрь.       На него смотрели два голубых глаза. Санс замер. Он почувствовал взгляд раньше, чем увидел лицо. Его кости задрожали, а душа ухнула куда-то вниз. Это была Догаресса. И она пялилась прямо на него!       Санс медленно попятился, но уткнулся спиной в дверцу. Скелет мог и кулаком выбить её, но его мысли метались с такой скоростью, что просто заглушали голос разума. Санс медленно съехал по шершавой поверхности на пол и сжался, пытаясь быть как можно незаметнее. Его дыхание стало мелким и прерывистым, душа чуть не ломала грудную клетку. Она смотрит! ОНА СМОТРИТ!       Морда Догарессы была вся в крови и кусках мяса, её пустые глазницы смотрели сквозь Санса, пасть раскрылась от удивления. Скелет видел — в этих глазах чистое безумие. Она молчит… но скоро всё поймёт. Возможно, прямо сейчас!       Время, словно издеваясь, тянулось бесконечно долго. Санс уже чувствовал, как ледяные лапы смерти оплетаются вокруг горла, как холодные, липкие щупальца лезут в рот. Ещё секунда — и он мёртв. И никто никогда не найдёт его труп здесь… Никто и никогда… Никто и никогда…       Санс не мог оторвать взгляда от глаз Догарессы. Те словно парализовали его своим безразличием. Он смотрел на окровавленное лицо безумца и не мог шевельнуться. Убийца тоже не двигался, как будто играл с жертвой, как будто в извращённом мозгу возникла садистская идея — помучить ещё чуть-чуть!       Только через несколько секунд Санс всё-таки понял, на кого он смотрит. Это была не Догаресса.       Это была отрубленная голова Догарессы.