***
Губы Иры мягкие и податливые — точно такие же, как три года назад. Сначала она удивленно подается назад, и я с ужасом думаю о том, что будет, если она все же отстранится от меня. Хотя, в общем-то, думать долго у меня не получается. Ира целуется хорошо — слишком хорошо, как по мне. После нескольких секунд удивленного ступора её руки скользят по моему затылку вверх, замирают где-то в волосах, и это — восхитительное ощущение. Будто бы током по коже. Даже страшно немного. Я наклоняюсь немного, чувствуя, как Ира становится на цыпочки. Расстояние — даже такое — невыносимо. Притягиваю её к себе сильнее, прижимаю, не в силах отпустить — и пускай это продлится всего несколько мгновений, пускай ничего не решает, пускай… Ира шумно выдыхает, когда я прикусываю её губу. Осторожно провожу языком по месту укуса, а затем углубляю поцелуй — словно помешанный, сумасшедший, словно… Пальцы Иры сжимаются сильнее. К черту все, пораженно думаю я. К черту Шурку. К черту родителей. К черту общество, которое… — Что?.. — слышится откуда-то со стороны, — Вы что… Ира отскакивает от меня, как ошпаренная. Не смотрит в глаза. Сжимает пальцами краешек стола — так, что костяшки белеют. Катя ошарашенно переводит взгляд с меня на сестру. В её глазах удивление мешается с отвращением. Она делает шаг в комнату — еще один и еще — и останавливается прямо передо мной. — Кать… — начинаю было я, но закончить не успеваю. Пощечина, в принципе, не такая уж и сильная, я только морщусь — но Ирка где-то сбоку вскрикивает испуганно. Катя поворачивается к девушке и тихо произносит: — Это отвратительно. Вы оба — чертовы извращенцы. Даже смотреть противно. Я жду, что Ира скажет что-то едкое в своем стиле — жду, что хотя бы фыркнет или глаза закатит. Но Ира опускает глаза и даже дергается немного, когда входная дверь за Катей захлопывается. Ира смотрит на меня испуганно и ожидающе как-то — и я понимаю, что теперь решить хоть что-то должен сам. — Что делать? — тихо спрашивает она, сжимая руки в кулаки в попытке вернуть хотя бы крупицу самообладания. Закрывает глаза, Качает головой медленно, снова открывает, — Может, пойдешь за ней? Я свое самообладание, наверное, где-то потерял — когда поцеловал собственную сестру очень даже по-взрослому, когда даже не попытался оправдаться перед Катей или Шуркой, который прошел мимо Иркиной комнаты, не повернувшись даже. Самообладание, самоуважение — все улетает в чертово пекло, как только я смотрю ей в глаза, как только опускаю взгляд на её чуть покрасневшие губы и вспоминаю, что буквально несколько секунд назад эти губы целовал. И хочу поцеловать еще раз. Жутко, немилосердно сильно хочу. — Не пойду, — тихо произношу я, делая шаг вперед. Ира отводит взгляд, и я замечаю, как по её щекам разливается румянец. Что толку теперь-то стесняться, думаю я, медленно наклоняясь и касаясь Иркиного лица кончиками пальцев. Девушка вскидывает взгляд вопросительно. Что толку теперь слушать совесть, что толку мучиться голосом разума? Когда я целую Иру во второй раз, она отвечает сразу же, без сомнений, мягко выцеловывая мои губы в ответ до последней капли воздуха. Мне кажется, я еще никогда не ненавидел себя так сильно — но еще никогда это не было так мучительно приятно.***
Я благодарю родителей и боженьку за то, что моя кровать настолько узкая — потому что это дает нам с Ирой пока что абсолютное право на то, чтобы лежать, прижавшись друг к другу настолько тесно. Волосы Иры пахнут сигаретным дымом и приторным фиалковым шампунем. Она утыкается носом мне в ключицу, когда я рассеянно перебираю пряди светлых волос, и мерно-уютно дышит. Я вспоминаю времена, когда просто приходил к ней в комнату — пожелать спокойной ночи, поговорить, просто побыть рядом. Вспоминаю, как мы лежали на её жесткой и такой же узкой кровати — и как иногда она лежала, положив голову мне на грудь, точно так же, как сейчас. Только вот сейчас все совсем не так, как тогда. Уже нет. Я не знаю, что говорить. К счастью, у Иры язык подвешен лучше. — Ну и как теперь?.. — тихо произносит она, поднимая голову и глядя на меня затуманенным каким-то взглядом. Я приподнимаю руку, убираю прядь волос с её лица, поглаживаю её кожу большим пальцем. Ира закрывает глаза. Мне хочется поцеловать её еще раз. А потом еще раз и еще — что я, собственно, и делаю. Хочется своими губами почувствовать, как бьется вена на её шее, хочется коснуться губами виска и снова провести линию поцелуев от уха до ключицы, и… — Игнат, — тихо выдыхает девушка сверху, — погоди. Я замираю. Вопросительно вскидываю взгляд на Иру, которая смотрит на меня почему-то очень серьезно. — Что? — склоняю голову я. Ирка только качает головой. Ты прекрасно знаешь, что — читаю я в её красноречиво серьезном взгляде. Да, я знаю. То, что произошло, ничего не меняет. Она — моя сестра, если не биологически, то морально и юридически, и это не изменить. Я — её брат, и это никак не вытравишь из её сознания, да и из моего тоже. — Как теперь? — повторяет она тихо, заглядывая в мои глаза и сжимая пальцы, — мы же не можем просто… просто… — Просто что? — я криво улыбаюсь, немного отстраняясь, — Просто встречаться? Скажем, поцеловать друг друга, даже если вокруг никого нет? Ира смотрит мне в глаза серьезно и долго, а потом молча кивает, отводя взгляд в сторону. Я касаюсь руки сестры — сжимаю её пальцы спокойно, мягко касаюсь губами тыльной стороны ладони. — Мы можем попробовать, — произношу я, удивляясь тому, откуда во мне этот спокойный и ровный тон, когда внутри все разъедает чертово сомнение, — попробовать и посмотреть, что получится. Назовем это, к примеру… — Испытательный срок? — фыркает Ира. Я целую её в висок, привлекаю к себе, утыкаюсь носом в волосы. — Да, испытательный срок, — отвечаю я, закрывая глаза, — именно. — Так мы хотя бы не будем жалеть, — тихо произносит Ира, — если ничего не получится. Ничего не получится, эхом отражаются слова в моей голове. — Если, — тихо произношу я. Если.