Бригада с того света

Неизвестно, чем руководствовались декампи, выбирая покраску для секторов, но когда отряд добрался до цели, Гордону уже пару минут как казалось, что они идут сквозь тоннель, пробуравленный в куске кровоточащего мяса. В этой расцветке фосфорические капли зеленой крови на полу светились совсем уж потусторонне. – Прибыли, – изрек провожатый, останавливаясь перед непримечательной дверью. – Хуманксы, дайте свои идеки. Все четверо напряженно переглянулись. – Идентификационные данные, – поправился яутжа. – Ну? – А в каком формате? – пробормотал Баль, потирая голову. – Откуда я знаю, – фыркнул яутжа. – Но здесь ясно написано, что должны быть идентификационные данные Списка. У нас они есть, – он пощелкал себя по браслету. – Вы же не выходили в полет без регистрации, а, хуманк? Дорохов покосился на Гордона, и канонир еле заметно качнул головой. – Соларьи, – почти певуче сказал Кихад. – Давай я пройду первым, а они следом. Возможно, данные следует запросить у их командования. – Вот именно, – с облегчением сказал Дорохов. – Развели тут бюрократию. Наконец-то обретший имя Соларьи зашипел со странными глотающими звуками, Кихад ответил ему в том же духе, и любитель образцов отступил. Гордон поморщился. Отсутствие перевода нервировало: казалось, яутжа строят заговор у них прямо под носом. Дверь открылась, и за ней все оказалось таким стерильно-белым, что Гордон зажмурился от неожиданности. – Как этим пользоваться, вы тоже не знаете? – долетел скрежещущий голос Соларьи. Гордон открыл один глаз и шагнул вперед. – Ну, если мы тут что-то сломаем, то это будет под чужим идеком, – бодро сказал он. – О-о-о! Клокоча от негодования, яутжа прошествовал первым. Кихад свернул в сторону, уселся перед чем-то вроде стерилизующей капсулы, открыл ее и, не чинясь, пихнул туда руку. Капсула захлопнулась и загудела. Гордон аккуратно поставил запаянный поднос со жратвой на проекционный стол. Соларьи огляделся и двинул к очередной непонятной бандуре. Пробежался пальцами по панели, и агрегат раскрылся. Внутри обнаружилось место для кого-то габаритами еще поболее яутжа. – Это... радар, – сказал Соларьи, явственно кося на пояснительные надписи. – Отображает состояние... костей и воспалений. В мертвенном белом свете хорошо виднелись многочисленные выступы и чуть ли не шипы, усеивающие стенки агрегата изнутри. – Только через мой труп! – опять взбил пену Дорохов. Яутжа сдернул с пояса что-то зубчатое, сверкнувшее металлом, и направил на голову пилота. – Последние пожелания для семьи и родственников? – Ах ты сука! Не опуская руки, яутжа вновь коснулся панели, и жутковатая подстилка агрегата пошла волнами, сглаживаясь. – Так лучше? – уточнил он. – О Аллах, давайте я пойду, – вздохнул Йенс. – Блин, пришел бухнуть, называется. Соларьи опустил свое оружие и пробулькал что-то, словно прочищал горло. – Одежду сними, – пробился перевод. – Че? – А ты что, собирался лезть туда в этом нелепом скафандре? Кихад за спиной у Гордона закашлял, даже не пытаясь подавить смех. Бормоча проклятья, Йенс начал расстегивать "пленку". Поначалу раковина костюма открывалась неохотно, но когда Йенс пошевелил плечами, умная обертка поняла, что ее снимают в положенном порядке – и стала заметно мягче. Йенс повел плечами еще раз и сделал характерное движение. Все, носящие "пленку", называли его линькой – словно змея выползает из шкуры. Яутжа негромко зарокотал и склонил голову к плечу. – Странная техника. Йенс высвободил руку из рукава и молча показал Соларьи средний палец. Гордон уставился на спину технаря. Йенс принялся скатывать штанины. Гордон машинально считал на нем шрамы, проступавшие сквозь загар. Технарь уважал искусственные солярные процедуры. Гордон успел дойти до поджарой задницы и насчитать тринадцать самых больших отметин, когда технарь выпрямился и оглянулся. – Че пялимся? – рявкнул он, злобно суживая глаза. – Зенки у кого-то лишние нашлись? – Про удаление органов поговорите потом, – прервал яутжа. – Вперед. Не разделяя слов и дела, он сгреб Йенса за плечи, вздернул и тряхнул, высвобождая из костюма. – Дебил, на место поставь! – заорал технарь и врезал коленом под дых клыкастому. Скафандр так и остался у Йенса на щиколотках, поэтому удар получился слабый. Дорохов метнулся рукой к бедру – и мгновение спустя короткий "щелковец" оказался нацелен в лобастую башку яутжа. Гордон крутанулся, ловя Кихада в поле зрения и выхватывая нож. – Ничего с ним не будет, – сказал Соларьи у него за спиной. – Вы, хуманксы, ужасно агрессивны. – Впервые слышу, – проронил Дорохов. – Мы чрезвычайно мирная раса. Это, кажется, ваши ребята охотились на Терре в конце двадцатого века? Гордон услышал звук встающего на ноги человека. Кихад не шевелился, и Гордон обернулся. Йенс сердито отряхивался. На груди распластался белый звездчатый шрам, словно когда-то к Йенсу приложили раскаленное клеймо. Соларьи склонил голову, поднял руку и задумчиво провел по широченному браслету. По виду это был почти целый наруч. Браслет отозвался россыпью красных иероглифических символов. – С конца шестнадцатого века, если быть точным, – изрек яутжа. – Но кто вспомнит старое, тому понадобятся новые органы зрения, не так ли? Гордон почувствовал, как давление негодования вот-вот повыбивает клапаны сдержанности. – Снимай штаны! – добавил яутжа. Матерясь, Йенс избавился от "пленки" окончательно, поправил волосы и прошествовал к сканеру. – Ушибы мягких тканей, – комментировал яутжа. – Поверхностные. Кровоизлияний нет. Есть небольшая гематома в... это что? Мозг? Укрупненное изображение мозга закрутилось на экране. – Он самый, – буркнул Дорохов, пряча оружие. – Где она? Баль откровенно навалился на него и, кажется, пытался уснуть. Яутжа лениво пошевелил пальцем. Мозг скачком приблизился, разросся, превратился в холмистую равнину извилин, а потом среди них засветилось слабое синеватое пятнышко. – Считай, мозг не задет, – облегченно вздохнул Гордон – Теперь только убедиться, что наш любитель глазки подкрасить башкой несильно ударился. Дорохов сжал кулак, и Гордон ужасающе отчетливо представил, что пилот запоминает этот момент и болтуна, чтобы впоследствии напомнить тому о важности сострадания и чувства товарищества. Яутжа что-то отметил в своем браслете и хлопнул по дверям камеры. Агрегат отворился. Взъерошенный и внезапно слегка оранжевый Йенс вывалился наружу с матом. Запрыгал по полу, подхватывая костюм. – Предупреждать надо! – наконец заорал он. – Чуть не подавился, вашу мать! Воняет! – Но не подавился же, – парировал яутжа. – Следующий? Не в силах побороть любопытство, в сканер слазили все. Тоже пережив осмотр и миг опыления антисептиком Гордон присоединился к бригаде. Скафандры оранжевая гадость пачкала на отлично. И еще от нее страшно чесался живот, словно Кихад все-таки дотянулся когтями сквозь "пленку". – Я закончил, – Соларьи повел по стенке сканера, сворачивая изображения. – У всех одинаковые ушибы мозгов. Этому, – он ткнул в Баля, – желателен стабилизатор. – Я не хочу в стабилизатор, – опасливо сказал Баль. – Что такое стабилизатор? – сквозь зубы поинтересовался Гордон. Клыкастый мудак явно ждал вопроса и тут же осклабился. – Этих, слишком сложная для вас техника, хуманк. Но я могу помочь... Кихад неожиданно зашипел. Соларьи скосил на него взгляд и внимал добрый десяток секунд. Кихад умолк, Соларьи вернулся взглядом к набычившемуся квартету и прищурил глаза. – Исключительно по доброй воле, – закончил он. – За благодарность. – Ты нам очень поможешь, – вежливо сказал Йенс. – Смотри, не тресни от объема нашей всепоглощающей благодарности, – сквозь зубы поддержал Дорохов. – Показывай, куда идти и какие кнопки жать. – Лучше я пойду, – сказал Йенс. – Ты больно нервный, сиди смирно. – Я-то нервный? – взвился Дорохов, мигом багровея. – Точно, – внезапно согласился Баль. – Ты ж ему плешь проешь, и вы друг друга загрызете прямо над моим телом. Йенс, айда. В данный момент я тебя люблю больше. Технарь ухмыльнулся, согнулся в поклоне и предложил ему локоть. Дорохов фыркнул и сложил руки на груди. Соларьи с нечитаемым выражением рожи дождался, пока Баль поднимется, развернулся и двинулся вглубь помещения. Многочисленные стойки-экраны тут же скрыли и его, и проследовавший за ним дуэт. Гордон длинно вздохнул, почувствовав физическое облегчение. – А ты меня поддержать не мог? – тут же вполголоса накинулся на него Дорохов. – От тебя я равнодушия не ожидал! Предатель, блин! – Он бы все равно отказался, – пожал плечами Гордон. – Только орали бы еще полчаса. Дорохов ругнулся и плюхнулся на жесткую сидушку. Гордон проинспектировал поднос, убедился, что Кихад не своровал картошку, пока канонир сидел в сканере, заложил руки за спину и закружил, обходя свободное пространство. Дорохов пристально следил за ним, не произнося ни слова. За пятнадцать кругов Гордон успел отыскать три камеры слежения и вычислить слепые сектора, каких оказалось сразу два. Нарезав еще парочку кругов, Гордон зевнул, потянулся и остановился в слепом секторе номер один. Дорохов поднялся с места и вразвалку двинулся к нему. Гордон привалился к столу – край уперся в поясницу. Декампи явно строили под высоких гуманоидов, не задумываясь о потребностях других рас. Дорохов остановился впритык. До скрежета зубов, хотелось дать ему смачного поджопника. Это для начала. Потом можно было и по ребрам отоварить и по пустой тыкве. Гордон мечтательно зажмурился, представляя, как стриженая тыква хрупнет и даст обильную сочную трещину, из которой тут же потечет красно-серая мякоть... – Че рожа-то такая красная? – насмешливо поинтересовался Дорохов. Гордон распахнул глаза. В зрачках у Дорохова плясали шайтановы искры, но глубоко под ними... – Не бойся, – сказал Гордон. – Все с ним будет в порядке. – Кто боится, я боюсь? – вопросил Дорохов. Гордон хлопнул его по плечу, и пилот почти жалобно вздохнул. – Со всеми бывает, – Гордон чиркнул большим пальцем по краю чужого воротника. – Не дрейфь, у него башка крепкая, да еще и волос столько, чем не шлем? Ползи сюда. Пилот быстро моргнул и шагнул ему навстречу. Гордон потянул еще ближе, и они уперлись лбами друг в друга. Гордон почувствовал биение чужой крови под горячей мокрой кожей. – Я просто подумал, – вполголоса сказал Дорохов. – Может, это я сам дурак... Надо было разрулить, а я в драку... – Зато как мы им врезали, – почти мечтательно сказал Гордон и ухмыльнулся. Дорохов чуть отстранился, поднял на него взгляд и вернул усмешку. Теперь даже его кривой нос вызывал легкую симпатию, придавая пилоту хулиганский вид. Гордон не убирал руку, соскользнув пальцами на шею пилота и самыми кончиками поглаживая бьющуюся артерию. Дорохов медленно запустил два пальца в кармашек на поясе и достал серебристый кружочек. Бороздка, разделяющая таблетку пополам, ярко заискрила под местными лампами. Голубые глаза сощурились. – Это точно. Будешь? – А я-то думал, весь выхлоп в махач ушел, – восхитился канонир. – Ну есть такое, – признал Дорохов. – Потому и дексу предлагаю. Не хочешь? Гордон вытащил у него из пальцев таблетку. Дорохов приоткрыл рот, и серебристый кружок оказался у него на языке. Гордон тоже прищурился. Пилот дернул плечом, и Гордон стремительно выбросил обе руки вперед, блокируя движение. Стол содрогнулся от сдвоенного веса. Дорохов обхватил Гордона за пояс и одной рукой попробовал поднять, но не справился. Гордону пришлось отпустить мягкие волосы, упереться в стол и подпрыгнуть самому. Ноги он сразу скрестил за спиной Дорохова и крепко взял того за плечи. Похоже, хоть и сняв лангетку, пилот еще не до конца оправился. Впрочем, бурной дружбе это никогда не мешало. Не отрываясь от поцелуев, Гордон начал расстегивать чужую "пленку". Дорохов замычал, перенося вес на одну руку, приподнялся на цыпочках, уперся в стол и оттолкнулся. Гордон дернул его за полурасстегнутые отвороты, помогая взгромоздиться на стол, и опрокинулся на спину, не удержав. Дорохов успел подстраховаться в последний момент: Гордона не придавило, но носами они все же легонько столкнулись. Не сдержав смешок, Гордон сразу же запустил ладони как мог дальше под тугую ткань. Мышцы на спине Дорохова ходили ходуном. Знакомое теплое, пульсирующее чувство начало зарождаться под ребрами. Гордон тоже замычал в восторге, вдавливая пальцы в горячее тело и нащупывая знакомые шрамы. Дорохов вскинул голову, прерывая поцелуй, и тяжело выдохнул. Декса оставила у него под губой серебристую полоску. – Я уже почти простил твое предательство, – пробормотал он. – В лоб дам, – усмехнулся Гордон. Глуховатый кашель со стороны яутжа оба проигнорировали. Клыкастый мог хоть удавиться от изумления, наблюдая, как иксар общаются – но останавливаться они не собирались. Дорохов нырнул вперед, опять целуя чужие губы. Гордон стиснул пальцы, пытаясь оставить царапины на разогретой влажной коже, но "пленка" прижимала слишком крепко – и он просто продолжил водить ладонями, чувствуя, как Дорохов вздрагивает всем телом. Тепло распространялось все быстрее, захватывая голову. Гордон сжал ноги покрепче, чувствуя, как тепло превращается в жар, а потом и в горячечный трепет. Мышцы одна за другой начинали мелко подергиваться, в глазах вспыхивали крошечные белые искорки, голова кружилась, и тянущее блаженное чувство скручивало позвоночник. Гордон уже почти забыл, что такое вирт-секс, что такое обычный телесный, но он помнил, что там совсем иначе. У иксар были свои особенности, своя версия удовольствия... – М-м! Ответное мычание Дорохова едва не задушило его. Пилот едва не прикусил ему губу, мотнул головой и резко согнул шею, уперевшись макушкой в подбородок Гордону. – О-о... Гордон закрыл глаза. Он тоже хотел бы застонать, но горло перехватило. Официально названия этой штуке, кажется, так и не придумали. Полуоргазм-полумучение, усиленное дексой до предела. Гордону нравилось незамысловатое "разрядка", Марис сурово выражался "продуть дюзы", а Джино щеголял замысловатым "нейрофизическое облегчение неустановленного свойства". Что это значит, он и сам объяснить не мог – наверняка просто зазубрил фразу наизусть. Мелкая дрожь прокатывалась под кожей, доставая до кончиков пальцев, сводило живот, и Гордон все-таки застонал. Словно откликнувшись, в спине что-то вздрогнуло, и щекотка-боль пропала, оставив приятное опустошение. На секунду показалось, что в паху напряглось, но ощущение сразу исчезло. – У-ух... Дорохов опустился на него всем телом. Гордон с трудом втянул воздух и неглубоко, поверху задышал, подстраиваясь под чужой вес. Колени разъехались, одна нога соскользнула и повисла в воздухе – до пола он не доставал. Руки высвободить тоже не получалось. Громко, с клацаньем зазвучали чужие шаги. Гордон скосил взгляд и с неудовольствием обнаружил, что Кихад направляется к ним. С руки у него свисали какие-то сопли: лечение явно не закончилось, но любопытство оказалось сильнее. Пялился яутжа во все гляделки. – Я тебя узнал, – сказал Гордон. – Ты тот тип, который входит в неподходящий момент. – Я даже не уходил. Что вы делали? Это ритуал? – Лично я, – басом сказал Дорохов, не поднимая головы, – жду товарища, которого кто-то из вас, мудаков, приложил об пол слишком сильно. – Да неужели, – без выражения сказал Кихад и раззявил перепонки. Красная пасть явственно затрепетала. Потом он со стуком захлопнул челюсти. – По-моему, ваш тепловой фон не похож на терпеливое ожидание. Вы пытаетесь совокупляться ради отвлечения? Проклиная любителей рассматривать других людей в странных спектрах, Гордон поерзал. Дорохов поднял голову. Глаза помутнели, с отвисшей нижней губы протянулась нитка окрашенной слюны. Гордон сморщил нос и подумал, что выглядит не лучше. Он потянул и таки высвободил одну руку. Ладонь была горячей настолько, что даже порозовела. – Утрись, – он сам вытер слюни пилоту. – Можно было и без дексы обойтись, хватило бы. – Хм-м. Можно. Но почему бы и нет. Люблю, когда башню сносит. Голос у пилота был таким блаженным, что Гордон невольно ухмыльнулся. Дорохов наклонился, ткнулся ему в щеку носом, застыл на секунду и снова поднялся на локтях. Яутжа разразился хрипом и курлыканьем. – Вы нарочно игнорируете мои вопросы? – Точно, – отрезал Гордон. – Завидуй в тряпку молча. Дорохов пошевелился и начал сползать. Утвердившись на полу, он взялся за застежку костюма и потянул вверх с жутким шипением. Гордон недоуменно сощурился, а потом до него дошло и он резко оглянулся. Шипела входная дверь. – Ага! – загремел Хогби с порога. – Родные лица! – Ой епта, – отчетливо сказал Дорохов. – Уже раздеваемся? – Хогби стремительно прошагал через все помещение. – Отлично, отлично! Снимаем штаны и подставляем жопу! Гордон спрыгнул со стола, лихорадочно застегиваясь, и отчаянно зашарил взглядом. Никаких очевидных способов выбраться из лазарета не было. Хогби тормознул напротив и нахмурился. Гордон присел и попробовал ринуться в сторону, но Хогби выставил руку. – Куда же вы бежите, Ташлинд? – язвительно поинтересовался он. – Вы опаздываете в театр? Вижу, даже легкий перекус для антракта прихватили? Гордон метнулся взглядом к подносу. – Это экскурсия! – брякнул Дорохов. – Потрясающе. А мне рассказали, что это драка. – Джино? – хором завопили оба иксар. – Нет, соседи по общаге! – загремел Хогби, не глядя указав на Кихада. – Кто? Кто это затеял? В воцарившейся тишине отвратно захлюпали тяжи, которые Кихад начал обрывать с руки. При этом у него был такой вид, словно он присутствует именно в том театре, который упоминал командир. – Зачинщик, поднимите руку и расскажите стишок, – продолжал изгаляться командир. Все молчали по-прежнему, но Кихад начал громко сопеть. Гордон метнул в него полный ярости взгляд, однако это не помогло. – Что такое, он не здесь? Как необычно! Наверное, это я затеял все и сбежал? – Хогби повысил голос. – А ну живо сознались по доброй воле! Дорохов, я смотрю на вас! – Чего я-то? – взбурлил Дорохов, мгновенно краснея, будто нырнул в кипяток. – Че я-то сразу? Это они! – Меня там поначалу не было, – заметил Кихад, в которого Дорохов яростно тыкал пальцем. – Да неважно, вы все на одну рожу! – взбеленился Дорохов. – Где чистосердечное признание? – напомнил Хогби. – Или всем штраф. По статье за бортовое хулиганство. – Мне за что? – не стерпел Гордон. – Я не участвовал! Хогби перевел на него тяжелый взгляд. – Не участвовал, говоришь? – ласково спросил командир и шагнул поближе. Гордон выпятил челюсть и расправил плечи. – Я защищался, – заявил он. – Этого хватит. Мы помиримся! – Защищался? – повторил Хогби, подступая еще ближе. – По-ми-ри-тесь, значит? Рожа командира выглядела так, словно он готовился откусить Гордону половину лица, а растянутое на слоги слово означало, что пора готовиться к худшему. – Я не против, – опять влез Кихад. Хогби оглянулся на него, тяжело вздохнул и перевел взгляд на Гордона. – В глаза смотри, – велел он. – Хочу понять, мозги хоть на месте остались. Гордон вытаращился так, что в переносице возникло неприятное ощущение. Серые глаза Хогби казались сейчас лазерами. – О, вижу, зрачки одинаковые, – командир ткнул Гордона пальцем в лоб и облегченно вздохнул. – Вы, идиоты, доведете меня до трибунала. Гордон заморгал, открыл было рот, чтобы ляпнуть, что трибунал-то в жизни Хогби уже был, но вовремя сдержался. – А мне, значит, в глаза смотреть не надо, – пробурчал Дорохов себе под нос. Хогби шагнул к нему и демонстративно взял за подбородок. Дорохов на секунду прижмурился, но выражение лица у него было удивительно довольным для человека, которому в любой момент могут дать леща. Впрочем, Гордон тоже почувствовал себя на редкость душевно. Хогби резко изменил настрой, и это чувствовалось почти как скачки в калибровке балансира. Связанные передатчиками, они ощущали, когда командир злился или что-то в этом духе. Больше того, Хогби умел с грехом пополам управлять своим влиянием на бригаду и при большом желании мог "почесать шерсть". Сейчас он никого чесать не собирался, но все равно находиться рядом с ним было приятно. – Случайно получилось, вот те закрылки, – почти промурлыкал Дорохов. – Да когда же оно у вас бывало специально, – насмешливо откликнулся командир. – Давай, веди меня к остальным. Кстати, куда вы их дели? – В лазарет на стабилизатор, – ревниво вставил свои пять шиллингов Гордон. Хогби, наконец, отпустил пилота, и Дорохов тут же встряхнулся. – Туда, – уверенно сказал он, разворачиваясь на пятке. – А я? – возмутился Гордон. – А прочие могут идти, – Хогби ткнул в него пальцем, – пока им штраф не выписали. – Пф! Едва командирская спина скрылась за экранами, Кихад с размаху опустил руку Гордону на плечо. Канонир инстинктивно ударил локтем, но, попав в ребра, ощутил непробиваемую костяную твердость. Кихад не отпускал, щуря желтые гляделки. Потом резко наклонился и отчетливо втянул воздух. Гордон отшатнулся. После замирения с Дороховым присутствие яутжа ощущалось почти болезненно. – Так что у вас происходило? – Че пристал? – Говори, а то сверну шею и скажу, что так и было. Жар и удушье накатывали нестерпимыми волнами. – Меня от тебя тошнит! Руки! – Я бы сказал, это что-то еще, – пробормотал яутжа. – Но ты не замечаешь. Я отпускаю, Гр-рдон? – А то ты так всю жизнь простоять собрался? – опять не выдержал Гордон. – Только не кидайся на меня. – Не буду, – согласился канонир. Яутжа разжал пальцы. Гордон развернулся, тщательно размял пострадавшее плечо и покрутил запястьем другой руки. Вокруг запястья обвилась бирюзовая линия бустера. Бац! Кулак врезался яутжа под нижнюю челюсть. Кихад отшатнулся, взмахнул руками, и раздосадованный рев заметался от стены к стене. Гордону показалось, что волосы у него на макушке шевельнулись от мощи яутжевской глотки. – Я не кидался, – хладнокровно сказал он, едва угасло последнее эхо. – Заметь, это был трезвый поступок. * * * Яутжа шел за ним молча. Казалось, он посмеивается над иксар, вздумавшим прогуляться по чужой территории. Гордон сжимал челюсти и досадовал на собственную тупость. Маршрут он не записывал. Совсем забыл. В тот момент это было слишком сложным действием для взбудораженного мозга. Теперь он полагался на интуицию, но та затихарилась и не особо помогала. – Там охладительная станция, – как бы между прочим заметил яутжа. Гордон остановился и развернулся. Уцелевший поднос норовил выскользнуть из подмышки. – Твою же мать. Ну ладно, я заблудился. Куда идти? – Если ты согласишься... – Нет, – отрубил Гордон. Кихад откровенно заморгал. – Хуманк, я еще даже не объяснил... – А я заранее. Вы меня угробите, и Малик заплатит за меня огромный штраф. А потом воскресит мой труп и надругается над ним не один раз. И не два. Яутжа молча смотрел на него в упор. Гордон немного подумал. – Может, раз восемь, – сказал он. – Невероятная мощь, – абсолютно серьезно сказал Кихад. – Это можно изучить? – Что, мой труп? – тут же взвился Гордон. – Да иди ты в пень! – Нет, сексуальное насилие над трупом в количестве восьми раз. – На хер иди! – заорал Гордон еще громче. – Чувства юмора у тебя нет! Дебил! – Тебе точно нужна терапия, – заключил Кихад. – В жопу ее себе засунь! Не тронь меня со своей терапией и чтоб ты сдох! Развернувшись наугад, Гордон устремился в первый попавшийся коридор. Будь он на Веге – сгорел бы от стыда после первого же несдержанного вопля. Но космос давал огромные поблажки, стирая границы устоявшихся понятий о том, как положено себя вести. У яутжа появилась уникальная возможность ознакомиться с самыми отвратительными образцами неустойчивой психики иксар в режиме живого присутствия. – Говна кусок, – кипя от негодования, пробормотал канонир себе под нос. Коридор становился все более голубым, и ярость постепенно начинала отпускать. Но тут под ноги подвернулась неровно уложенная техническая решета, Гордон споткнулся и психанул окончательно. – Че ты за мной ходишь? – заорал он на яутжа, оборачиваясь на месте. – Мало одного локтя? Я добавлю! Отвали! Кихад остановился, наклонил голову, вытягивая шею, и заклекотал. Гордон инстинктивно отступил и поднял свободную руку в защитной стойке. Кихад провел пальцами по предплечью, словно нащупывая оружие, и клекот опустился в едва слышное горловое ворчание. И следом Гордон опять ощутил накатывающее удушье. Кожа вспыхнула от прилившего жара. В ушах зазвенело, Гордон попятился, не в силах заставить ноги стоять на месте. Кихад знакомо развел руки, выставляя черные когти. Гордон повел плечами и глубоко вздохнул. А затем ринулся вперед, сконцентрировав всю силу удара в правом плече. Яутжа развернулся, пропуская его мимо, Гордон тоже развернулся и увидел что-то странное в когтистой пятерне. В лицо ему ударила струя ледяной жидкости. – Тво... Вскрик превратился в судорожный чих и сразу в кашель. Легкие содрогнулись, Гордон согнулся и кашлянул так, что трахея едва не вывернулась наизнанку. Пальцы стиснулись, сжимая поднос. Еле выпрямившись, Гордон застыл, прислушиваясь к себе. Уже привычно заложенный нос внезапно прочистился. Гордон медленно вытер лицо ладонью и глубоко вздохнул. Душный и сильный запах пропитывал воздух. Гордон потер нос, засопел, попытался занюхать подмышкой – и, в конце концов, с ужасом понял, что воняет сам яутжа. И запах этот – ударная мускусная вонь. Будто три тысячи иксар собрались и дружно пробежали марафон на сорок километров. И теперь все они разят свежим потом. – Аллах, за что! – гнусаво возопил Гордон, зажимая ноздри. – Что, хуманк? Все еще сопли? Яутжа попытался влезть пальцем в открытый для дыхания рот. – Не приближайся, ты теперь воняешь вдвое хуже, – простонал Гордон, отгораживаясь от собеседника локтем. – Я? Воняю? – Да лучше бы у меня был насморк, – прогундосил канонир. – Ты... Не подходи, вонючка! Яутжа отступил на пару шагов. – Скажи мне, куда идти, и я закроюсь там и никогда, никогда оттуда не выйду! – Гордон выставил перед собой поднос, отгораживаясь. Содержимое булькнуло. – Ты мыться не пробовал? Кихад фыркнул и двинулся с места. Гордон мрачно потопал за ним, размышляя, как половчее утопить яутжа в очистителе и можно ли спереть у Зульфар ее духи, чтобы средствами местных лабораторий размножить их до пары цистерн. И утопить в них уже остальных клыкастых. Провожанием до каюты Кихад не ограничился. Гордон открыл дверь, клыкастый тут же сунулся за ним и налетел на выставленный локоть. – Гостей не звали, – сказал Гордон, оглядываясь по сторонам. Ни Грегора, ни Алекса на местах не было. Удивился Гордон несильно: на новом месте зуд исследований многократно усиливался, и иксар должны были расползтись по всей станции, куда только пускали ключи. – Я всего лишь хочу убедиться, что твое излечение обошлось без побочных эффектов. – Чего? Кихад заклокотал и с неопределенным видом почесал клык. Гордон нахмурился, прислушался к ощущениям и мысленно махнул рукой. – Ладно, заваливайся. Смотри мне, ничего лапами не трогать. Едва дверь закрылась, как начало казаться, что воздух тяжелеет от чужого запаха. Кихад прошелся по каюте и остановился возле постели. – Почему вы навели здесь такой беспорядок? – он почти брезгливо подцепил когтем скомканную ткань застилки. – А это что? – теперь он потыкал в рюкзак Грегора. – Зачем разбросали? Гордон мгновенно потерял остатки терпения. Смена обстановки вкупе с раздражением быстро роняли его порог к уровню примитивного скандалиста, готового общаться кулаками. – А какого хрена лысого ты устраиваешь досмотр в нашей каюте?! Кихад выпрямился и упер руку в бок. Открыл пасть, негромко зашипел, но затем словно поперхнулся. Горделивая поза исчезла. – Забылся, – наконец, сказал он. – Чувствовал себя, словно я на ковчеге. Гордон подавил справедливое желание дать яутжа пинка, поставил поднос возле койки и направился в санузел. Восстановившееся обоняние сообщало, что и сам он разит отнюдь не фиалками. Даже еле уловимый запах дексы раздражал. А ботинки грозили превратиться в биологическое оружие, игнорируя вшитый антибактерик. Смыв оранжевое напыление, Гордон покрутился под ультрафиолетовой сушилкой. В мертвенном свете шрамы засветились тонкими белыми нитями. Гордон с досадой прикусил губу. Места извлечения специально помечали – второй раз туда же ставить имплантаты было нельзя. А под новые требовалось куда больше места. Особенно много проблем обещали "младенческие" импланты, росшие вместе с хозяином. За пределами мойки грохнуло, и Гордон немедленно сдвинул дверь в сторону. Кихад как ни в чем ни бывало сидел на койке – его, Гордона, койке – и ковырялся в раскрытом браслете. Гордон громко хмыкнул и шагнул наружу. Отходняк тиоры подбирался вкрадчивыми шагами профессионального душителя. Вроде всего ничего: только успел сходить на обед и подраться, а голова уже стала ватной. – Странная химия, – протянул яутжа, не поднимая взгляд. – Это ты про ту хрень, которой меня опрыскал? – Нет, – щелкнул Кихад и снова повел когтями по панели. – Я про твою собственную. – Мы сами по себе ядовитые, – отмахнулся Гордон и прошествовал к постели. – Ну и вонь! Кихад оскорбленно заворчал. Гордон с размаху плюхнулся на койку, и яутжа пришлось сдвинуться, чтобы не быть затоптанным. Канонир распотрошил укрывные листы и начал строить из них уютное лежбище. Утрамбовывая подушку, он мечтательно представил, как "Хиджау" починится, покинет эту душную станцию и снова устремится к новым мирам. Там не будет места для скуки. Скорее, как уже бывало много раз, все будут хором стонать и жаловаться, что лучше бы они никуда не прилетали. Возможно, даже будут вспоминать станцию, как лучшее место отдыха в жизни. А потом, когда они пройдут все ураганы и цунами, развернут плацдарм – настанет время возвращения. И останется еще немного вылетов, чтобы вернуть привилегии настоящего гражданина. Поставить на место, в зудящие мышцы имплантаты – и наконец-то стать единым целым с Логосом. Гордон сжал пальцы. Нос на пару секунд заложило, и он как следует шмыгнул. Подозрительным образом вонь начала слабеть. Пару минут спустя запах исчез совсем. Только при глубоких вдохах еле уловимо щекотало почти у диафрагмы. Гордон пошевелил ноздрями, но организм адаптировался окончательно. – Хей, Гр-рдон. Гордон сделал вид, что спит уже минимум полчаса. Яутжа едва слышно щелкнул, переместился – и Гордон отдернул ногу, прежде чем на ней сомкнулись когтистые пальцы. – Не спишь, – заключил яутжа. – Хотя я и так вижу. Ты чем-то мучаешься? – Твоим присутствием, – зевнул Гордон. – Топай уже отсюда, видишь, цел я. – Нет, чем-то еще. Мышцы горят, – Кихад неопределенно провел ладонью, примерно обрисовывая контур человеческого тела перед собой. – Я бы сказал, что это боль. Гордон вздохнул и заложил руки за голову. Стоило упомянуть, как Гордон почувствовал тонко ноющее в каждой клеточке ощущение. Оно легко отсекалось, стоило отвлечься, но не исчезало. – Это от химии... Болит все. – А-а. Несмотря на понимающий тон, ясно было, что Кихад плохо представляет сказанное. Гордон вообразил, как сейчас придется излагать теорию использования тиоры с оксой, и ему стало невыносимо скучно. – В общем, поддерживающие уколы. Технологию не буду рассказывать, она сложная и к тому же секретная. Теперь ты можешь спокойно уйти. Яутжа клекотнул и Гордон показал ему кулак. – Не понимаю, как поддерживать может боль, – Кихад сверлил его взглядом. – По-моему, вы не выкладывали такие сведения в открытый доступ по Списку. Гордон задумался. Он не имел ни малейшего представления – что выкладывалось в общий доступ, а что нет. При всей неприспособленности, которая официально приписывалась расе людей, они все-таки выбрались со своей планеты, чего не могло быть по всем подсчетам межгалактических яйцеголовых. – Побочные эффекты, – с сомнением сказал Гордон. – Уколы поддерживают мозг, но разрушают тело. От них мышцы рвутся. Незаметно, то есть, совсем маленькие травмы. Микроскопические, во. И не успевают восстановиться. А ты снова – уколы, уколы. Потом... дней десять, и становится плохо, – он перевел дух, пробуя подобрать простое объяснение. – Тело не выдерживает. Перестает восстанавливаться. И в конце ты можешь умереть. Кихад поскреб по нижней челюсти и кивнул. – Все ясно. Вы все, Гр-рдон, одна сплошная большая ошибка. Гордон крутанул тазом, пробивая с ноги в физиономию яутжа. Когда оскорбляли всю историю человечества, он даже не думал. Кихад успел отдернуться, но верхний клык, задетый кончиками пальцев, с радующим сердце хрустом щелкнул о нижний. – Кха-аш! – Вот сейчас эта ошибка своротила тебе зубы набок, – радостно сказал Гордон. – Утрись! Кихад схватился за челюсть, и Гордон слегка напрягся. Но спека молчала, не вычисляя в движениях яутжа намерения метнуть в Гордона кусок железа, пригвоздив человека к кровати в виде сувенира. Гордон заворочался, комбинируя подушки и придирчиво настраивая удобный угол возлежания. Шипя и утробно ворча, яутжа возился с клыком – и когда Гордон удачно водрузил одну подушку на другую и увенчал их ногой, раздался сухой щелчок. Клык встал на место. Кихад пощелкал зубами друг о друга и фыркнул. – В следующий раз – пальцы вырву, – внятно пообещал он. Гордон лениво поднял руку и показал один-единственный палец, но зато самый длинный. Кихад хмыкнул и закинул ногу на ногу. Гордон попытался уловить, что подсказывает спека. Чувствовалось нечто слабо выразимое. Возможно, любопытство? – Хуманк, я разгадал твой секрет, – сказал яутжа. – Ты нервничаешь, потому что тобой управляют. Гордон на мгновение забыл как дышать. – Чего? Какая херня тебе лезет в голову? – Правда-правда. Ты просто не замечаешь. Гордон вспотел. Единственным, кто мог управлять иксар, была Гюзель. Но акустики никогда не делали этого исподтишка. Поводок накидывался грубо, только если нужно было сделать что-то сверх человеческих сил. Когда мозг и тело отказывались, подчиняясь самосохранению, поводок мог ненадолго превратить обычного человека в супергероя. И про поводок никто, кроме иксар, знать не мог. – С чего ты взял? – еле ворочая языком, спросил он. Яутжа протянул руку и ожидающе раскрыл ладонь. – Че надо? – Попробуй прикоснуться. – Зачем? – Простой физический тест. Гордон взял застилку и тщательно натянул на себя, похоронив под ней руки. – Иди отсюда, тестировщик хренов. Ты вообще-то не платишь, чтобы тратить мой воздух в этой каюте! – Вот, – сказал Кихад. – Опять начинается. Ты перевозбуждаешься. – Чего? – Спасибо вашим командирам, я знаю, что вы тупые, – с чувством сказал Кихад. – Но как же это раздражает! Гордон не выдержал и сел. Костюм он повесил на какой-то кронштейн, но нож прихватил с собой – и сейчас лезвие тускло поблескивало у него в пальцах. – Следи за языком, да? – Я всегда за ним слежу. Не знаю, как так выходит, но ты не можешь определить свое состояние. Ты сейчас физически возбужден. Сейчас самое время размножаться. Но... – он многозначительно посмотрел вниз. Гордон тоже туда посмотрел. – Но ничего не происходит. – А поводок-то тут при чем? – простонал Гордон, не в силах отследить инопланетную логику. Что у иксар за пределами обитаемых планет хер не стоял, он знал и так. – Какой поводок? – удивился Кихад. – Ну, ты ж сказал, что мной управляют! – сорвался Гордон, сжимая кулак. – Я говорю про гормональные течения твоего тела, – прощелкал яутжа. – Они управляют поведением, вызывают неправильное чувство. Гордон положил лезвие на колено и глубоко вздохнул. С души у него свалился громадный камень. Теперь он понял, что за странная пометка о настойчивом любопытстве стояла в характеристике на клыкастых. – Некогда мне с тобой такое обсуждать, – твердо сказал он. Знать, что у него виртуально встает на инопланетянина, было слишком неприятно. Вот тут он впервые благословил космическую импотенцию. И еще полумрак каюты. – О да, я вижу, ты очень занят, – насмешливо сказал Кихад. – Вперед, поторопись – столько дел... – Говно ты язвительное, а не ученый, – не выдержал Гордон. Кихад осклабился, вытягивая клыки так, что перепонки сошлись треугольником. – А вы возбуждаетесь рядом с нами, – почти с удовольствием сказал он. – Ты мне мозги-то не засирай, – набычился Гордон. – И, ваще, катись отсюда, на половую благотворительность не подаю! Кихад пожал плечами. Гордон злобно пялился на него и оценивал уродливую рожу по шкале отвратительности. – Ты, хуманк, конечно, противный на вид... Гордон пошевелил лезвием, давая понять, что готов отдекорировать харю яутжа в интересной живодерской технике. Кихад покосился на нож и сделал странный жест, в котором спека распознала призыв к мирным переговорам. – И тем не менее я, как исследователь, готов пойти на риск, – проворковал он. – Хочешь, помогу? Гордон вытаращил глаза. – Мы можем заняться брачными играми, – сказал Кихад. Гордон моргнул и набрал полную грудь воздуха. – Вон отсюда! * * * Выдворив Кихада, Гордон негодовал битых полчаса, едва сдерживаясь, чтобы не помчаться по соседним каютам с призывом немедля собраться и набить морды клыкастым. Так-то он слыхал, что некоторые не прочь замутить с инопланетянами, но чтобы инопланетяне лезли первыми – возмутительно. Раздражение грозило свернуть к Иблису страхующие клапаны, но Гордон крепился из последних сил. В качестве последней меры он побоксировал с тенью, и когда воображаемый противник был растоптан и заплеван, ему наконец-то полегчало. Плюхнувшись обратно в койку, Гордон сдавил подушку и постарался представить, что это не блок синтетического пуха в синтетической обертке, а кто-то из своих. На вылетах иксар всегда держались рядом. Не распевали песни под караоке и не устраивали тимбилдинг, но можно было найти место, где кто-то уже расположился – и устроиться неподалеку. Не зря кают-компания той же "Хиджау" была сделана под большое количество людей. Гюзель посмеивалась, что иксар как ленивцы – занимают горизонтальные поверхности и лежат, выставив пузо кверху, пока не погонишь работать. Зульфар традиционно произносила речи, что каждый иксар производит массу потожировых выделений, на которые тратится энергия уборочных дроидов, после чего предлагала бригаде брать тряпки в руки и самостоятельно отмывать кают-компанию. Малик никогда и никого не упрекала, но зато в кают-компании было ее кресло, на которое никто не смел посягнуть. Пижонски-белое, оно хоть и расположилось в углу, однако возвышалось с такой значительностью, точно являлось повелителем всех диванов и лежаков в кают-компании. У Гордона, к примеру, тоже имелся любимый лежак. Правда, на него постоянно покушались как минимум двое: Джино и Баль считали, что это их лежак и ничей больше. Иногда к дележке недвижимости присоединялся Дорохов, и тогда роскошное пространство для одного превращалось в тесную общажку. Гордон неустанно старался выпихнуть соседей с территории. Пару раз он краем уха слышал, что на "Битву четверых" делают ставки. Правда, играть на "Хиджау" можно было разве что на фрукты. Гордон понятия не имел, сколько тыкв выиграли поставившие на него, но с лежака его выселить не удавалось даже объединенными усилиями троицы. Хотя те заключали военные союзы с удивительным упорством. ...То и дело мерещилась длинная кривая, описывающая падение мощности балансира. С ней пересекались высокие красные пики – накатывающее сумасшествие. Гордон вздергивался, судорожно перехватывал огромную подушку, разящую сухим пластиковым запахом, шарил ногами, пытаясь нащупать прохладную застилку, и снова проваливался навстречу геометрическим кошмарам. ...Капсула была слишком большой для груза. Гордон поморгал, огляделся и нахмурился. Коридор, явно по случаю ночного времени, погрузился в темноту, слегка размазанную подсветкой на стенах. Капсула тоже подсвечивалась, и Гордон понял, что на свет он и приманился. А еще на смутное ощущение опасности, исходившее изнутри. В руке приятно и увесисто лежал нож. Гордон задумчиво осмотрел кончик лезвия, прижал его к гладкой обшивке и медленно повел, прикрыв глаза. Острый край скользил мягко, легко и чисто... пока не задел что-то неровное. Лезвие повернуло само собой, и несколько мгновений спустя Гордон уже обрисовал квадрат-заглушку. Осталось только втиснуть кончик в паз, нажать – и крышка отскочила. Гордон ухмыльнулся. Перед ним открылась панель доступа. Жаль, рядом не было Джино с его любовью к сложным решениям. А лучше – Ларри. Гордон ненадолго задумался, пытаясь сообразить, чем ему мог быть полезен в такой ситуации веснушчатый полимерщик со склонностью напиваться до бессознанки. Внятного объяснения он придумать не смог и решительно отмел кандидатуру Ларри подальше. Ведь он и сам мог пошевелить пальчиками. В рукояти ножа прятался отличный миниатюрный набор. Гордон не помнил, как называются эти штуки и вообще не был уверен, что ему когда-либо говорили официальные названия. Просто он уже видел, как такое используют – и видел не он один, кажется, слушателей было много в этом помещении с экраном... Но при попытке вспомнить в голове появлялся горячий тяжелый туман, от которого тяжелели веки. Пальцы двигались сами, а он словно наблюдал за этим со стороны. Панель доступа сопротивлялась, подмигивая угловатыми красными символами, но Гордон был твердо уверен, что это ненадолго. Буквально еще один цикл подбора, еще одно прослушивание – и он узнает, что прячут в этой замечательной капсуле. Вытащит спрятанное, выпустит на свободу... – Что ты творишь, хуманк? Гордон застыл. Голос прозвучал из-за спины, яутжа подкрался неслышно. Но он стоял в нескольких шагах, а значит, не видел, что делают умелые пальцы канонира. Гордон медленно обернулся, между тем стремительно убирая инструменты и превращая мультитул в обычный нож. Ставить на место панель было поздно. – Ого, – собственный голос еле-еле звучал, проливаясь меж склеенных зубов. – Не спится? Яутжа шагнул вперед. Гордон, наконец, развернулся и приложился спиной к капсуле. Он внезапно понял, что стоит нагишом. Чувство стыда екнуло под ребрами, но Гордон решительно его задавил и постарался вообразить, что находится в полном облачении. Одежда не появилась, но стало значительно легче. Яутжа подошел вплотную. – Кто тебя сюда звал? – Что-то странное услышал, – Гордон повел плечом. – Мы спим плохо, пока адаптируемся. Кругом звуки... кажется так. Услышал что-то странное, шел-шел и пришел сюда. – Да ну? – яутжа сделал еще шаг, и Гордон оказался прижат к капсуле. – Дай посмотреть. Гордон уперся взглядом сбоку под нижнюю челюсть. Там был хороший, большой нервный узел. Один удар – и больше вопросов никто задавать не будет. Только вот потом придется отвечать перед Гюзель и Малик. Из-за близкого присутствия яутжа Гордону стало еще жарче, чем обычно. Он медленно поднял руку и провел по лбу, стирая испарину. Хотел уже убрать ее, помедлил – и подцепил согнутым пальцем один из дреддов яутжа. – Можешь на меня посмотреть, – сказал он. – Это точно интереснее будет. Вон какой я умный, здоровый и красивый. Яутжа булькнул горлом, чуть подался назад, а потом приглушенно заклекотал. – Краси-ивый? – протянул он. Гордон поморщился, но отступать было некуда, а пырять клыкастого ножом он уже раздумал. Кисловатое дыхание яутжа ложилось на лицо мокрым полотенцем. – У нас разные понятия о красоте, – сказал яутжа. – Ты выглядишь так, будто кто-то зашил тебе челюсти изречения, а потом выгнул кости черепа вот здесь, – яутжа выразительно указал в район канонирского носа, почти коснувшись его кончиком когтя. Гордон попытался сообразить, о каких челюстях идет речь, и пропустил часть последовавшей фразы. – ...зато тело хорошее, – подытожил яутжа. Гордон посмотрел вниз. Тело действительно было хорошим. Подготовленным по всем правилам, обколотым поддерживающими инъекциями и – слава науке – обработанным так, чтобы ногти не росли больше уставных миллиметров. Почесав живот обухом ножа, Гордон сосредоточился. – А давай совершим дружественный слюнообмен? – предложил он. Яутжа вытаращил глаза. В полумраке они светились ярко, словно со встроенными диодами. Гордон подавил зарождающуюся ухмылку. Под спиной ощутимо успокаивалась круговерть данных на панели. Яутжа негромко кашлянул. – Не знаю, у вас целоваться принято или нет? – уже с нарочитым сомнением протянул Гордон. – Или мне все-таки свалить отсюда и оставить тебя любоваться на этот пластиковый гроб? – Звучит как эксперимент, – изрек яутжа. – Я согласен. Качнувшись назад, он двумя пальцами взял канонира за запястье, вытянул палец другой руки и провел от локтя к основанию ладони, едва касаясь когтем. Гордону пришлось сжать губы, чтобы не заорать. Прикосновение напоминало... Он не мог придумать определение. Как будто раскаленное невесомое перышко прошлось по коже: не обжигая, не щекоча, а делая что-то мучительно-приятное. Он передернулся и сжал дредд в кулаке. Клыкастый щелкнул, отпустил его и снова подался почти вплотную. Клыки раздвинулись, и Гордон смог вблизи оценить жуткую пасть. Хозяин такой пасти не мог быть разумным созданием. С такой пастью полагалось жрать все движущееся, жадно чавкая, а потом закапывать недоеденное задними лапами. Гордон отпустил пойманный дредд, зацепил пальцем нижний правый клык яутжа и потянул в сторону. Пасть раскрылась еще больше. Второй ряд зубов, торчащих из крепких десен, радости не вызывал вообще. Гордон нахмурился. Яутжа чуть подался ему навстречу, все поле зрения заняла зубастая прорва, почти сожравшая свет, а затем – затем Гордон увидел быстрое движение, и его мокро и горячо лизнули в нос. – Эй? – удивился канонир. В глотке яутжа клокотнуло, кислое дыхание опять окатило все лицо, и Гордона лизнули снова. На этот раз яутжа угодил по губам, и Гордон, не позволяя себе думать больше ни секунды, приоткрыл рот, ловя ускользающий язык. Гибкий и вертлявый, тот оказался у него во рту. Дернулся вперед, норовя скользнуть едва не в самую глотку, но Гордон вовремя чуть сжал зубы. Язык сдался и заскользил, не заходя далеко. Яутжа пользовался им, как змея, то ли принюхиваясь, то ли нащупывая дорогу. Внешние клыки сомкнулись у Гордона на висках и на нижней челюсти. Внутренний ряд оказался у Гордона прямо перед носом. Пасть была мокрой, душно пахнущей, но на вкус... это было неплохо. Слабый сладковатый привкус. Гордону показалось, что когда-то он пробовал такой фрукт – почти без вкуса, но если очень тщательно к себе прислушаться, то можно разобрать оттенки. Удивительно знакомое теплое ощущение трепыхнулось в животе. Яутжа сунул руку ему за спину, шершавая мозолистая пятерня легла на лопатки – и чуть-чуть повернулась, касаясь обшивки капсулы. Гордон тоже поднял руку и уверенно положил на шею яутжа. Прямо туда, где под челюстью сплетался нервный узел. – ...А-апчхи! Гордон чихнул так, что сердце чуть не остановилось с перепугу. А потом заколотилось, как бешеное. Канонир подскочил, запутался в застилке, заметался и, наконец, бесславно рухнул на пол. – Бля-я! Вопль отчаяния вышел гнусавым и чуть ли не рыдающим. – Заткнись! – заорали с соседней койки. – Бля, что за люди! – согласно завыли со второй. – Кто это там с ума сходит?! – Это я! – простонал Гордон. – Я и мой на-а....апчхи! Выкарабкавшись из тканевой ловушки, он вскочил, схватился за нос и под щедрые матюги, летящие с обеих коек, ринулся в санузел. Яутжа, капсула, полуэротический кошмар – все исчезло в душной жарище. Нависнув над поддоном, он набрал воздуха ртом, взял паузу и смачно высморкался. – Твою ж налево! Разрывающее пазухи давление моментально ушло. Ухо прочистилось до такой степени, словно оттуда выбили вековую пробку. Гордон пошмыгал, и второе ухо внезапно прочистилось тоже. Пристально вглядевшись в содержимое поддона, канонир убедился, что пока бить тревогу рано. Слизь была абсолютно прозрачной. – Чтоб вас всех, – прошипел Гордон. – Потише! – завопили из каюты. Выглянув из санузла, Гордон обозрел помещение и убедился, что собригадники не являются плодом галлюцинаций. Грегор зарылся в подушки так, что наружу торчала одна лишь пятка, а Алекс успел сесть и теперь сверлил канонира взглядом. Замятые на одну сторону волосы топорщились кривым гребнем. – Беспокойная твоя жопа, – просипел он. – Давай как-то потише умирай! – Отстань, – тоже шепотом вызверился Гордон. – Я весь в кошмарных снах и в соплях! Алекс махнул рукой и бухнулся на спину. Гордон втянулся обратно в санузел и высморкался еще раз, смачно и без зазрения совести чихнув. А затем посмотрелся в местное зеркало. Поверхность имела странный оттенок, и в нем он выглядел куда бледнее обычного. Всклокоченные волосы требовали помывки – щегольски удлиненные по последней моде Веги, они слиплись от пота и торчали клочьями. В глазах отчетливо виднелись красные паутинки капилляров, превращавшие серо-голубой цвет радужки во что-то болезненное. По морде тоже пошли красные пятна, особенно хорошо выделявшиеся на висках и по нижней линии челюсти. Гордон озадачено пощупал их, нахмурился и потряс головой. В каффе легонько щелкнуло. – А? – Гордон схватился за ухо. "Хиджау" вызывает бригаду, – проскрежетало в ухе. – Есть связь?" – Есть! – бухнул Гордон и тут же понизил голос. – Слышу вас, только хреново. Что, мы улетаем? "Еще чего, – забурчала акустик. – Просто проверяю, вы там шасси не склеили случайно?" – Кх... ща... кха! – голос порядком сел. – Не, не склеили. А откуда подозрения? "Спите больно долго. Четырнадцать часов насчитала по тебе, например". – То-то я жрать хочу, – простонал Гордон. – Кстати, почему на борту фасоль? "А я знаю? – тон акустика изменился на недовольный. – Знаешь ли, я тут сижу, запертая в четырех стенах и трех ярусах. Не имела возможности лично проинспектировать ваши контейнеры". – Ладно, ладно, – буркнул Гордон. – Переживу как-нибудь. Ну, я пошел. "Стоять, – велела Гюзель. – Уровни какие?" Гордон неохотно посмотрел на прозрачный браслет, привычно украшавший запястье. Две тоненькие полоски показывали, насколько он деградировал и насколько тестостерон превысил норму. – О. Почти в норме, – удивленно сказал он. Гюзель проворчала что-то вроде одобрения, и связь тут же оборвалась. Гордон почесал ухо, подергал себя за мочку, проверяя, не стоит ли продуться еще раз, и направился к выходу. Кафф молчал наглухо. Проходя мимо задрыхнувших собригадников, Гордон задумался было, где они шлялись половину ночи – но потом урчание в животе пересилило. Выбравшись из каюты, Гордон первым делом вляпался во что-то влажное. – Фу блядь, господа! – заорал канонир, отлепляя от физиономии плотные брюки. – Ну кто так, блядь, делает! Это же некультурно! Коридор оставался глух к воплям. Утерев физиономию, Гордон свирепо оглянулся. Пространство приобрело человечески-жилой вид. На дверях появились кривые надписи по фамилиям жильцов, явно сделанные в пику яутжа. Возле двух дверей стояли высокие ботинки. Поперек коридора тянулись тросы страховки, а в дальнем тупичке кто-то снял заглушку, и из открывшегося зева с фиолетовым мерцанием тянуло сухим жаром. Развешанные по коридору "домашние" брюки подразделения нежно трепетали на ветру. – Ах вот как?! – еще более грозно казал Гордон в пустоту. – Ну, я предупредил. Нырнув обратно в каюту, Гордон бесшумно перетряхнул "пленку", проверил походный пояс и с торжествующим шипением достал ультратонкий степлер-штопальщик. Потрясая оружием возмездия, он выдвинулся в коридор и набросился на оскорбившие его брюки. Штопальщик работал отлично, брючины им зашивались только так. – Вот теперь мы посмотрим, посмотрим, как вы тряпки-то развешивать будете, – приговаривал Гордон, переходя ко второй паре. Первая, с намертво забитыми штанинами, все так же трепетала на ветру, но уже более солидно – раздуваясь и паруся вовсю. После третьей пары – хвастливые наклейки принадлежали Дорохову – у него закончились нитки, и Гордон снова помчался в каюту. Нарыв запасную кассету, он вернулся на поле боя, готовый мстить до последнего носка. За четвертой парой брюк, прислонившись к косяку, стоял Йенс, вооруженный гигантской кружкой. Даже в пережаренной местной атмосфере от кружки исходил отчетливый дымок. – Че стоим? – поинтересовался Гордон. – Нечего делать? Йенс неторопливо отпил из кружки, и тут Гордон сообразил – у него там было что-то холодное настолько, что в жаркой атмосфере просто испарялось. – Иксар всегда есть что делать, – наставительно сказал технарь. – Я вот сейчас упражняю свой острый ум, закаляя его попытками понять, что за херню вы творите, канонир. – Может, тут и твои штанишки висят? – осведомился Гордон, пощелкивая степлером. – Мои-то? Не, мои не висят. – Отлично, – сказал Гордон и куснул степлером штанину темно-зеленых брюк. – Не то слово, – Йенс подышал на свою бурду, откинул со лба мокрые волосы и вновь приложился к краю. – Я штаны Лоске отдал. – Кому? – Ну, епта, кому-кому, че ты как неродной? Тут у клыкастых доступ к стиралке есть, не то что у нас. Вот я и закорешился, и штаны отдал. Кроме тапочек ПС-1, на Йенсе ничего одето не было. Гордон скользнул взглядом по шраму на груди технаря, покосился на крепкий живот и с мысленным вздохом признал, что высадка на станцию помогла не особо. Эрекция уснула намертво. – А, может, ты ему еще и воинскую честь с достоинством отдал? – уточнил Гордон. – Жопу на уши натяну, – обстоятельно сказал Йенс. – Ты помни, что у меня диплом прокладчика, и впереди у нас много сладостных месяцев уединения. Я, ты и мой грейд. Возможно, мы с грейдом сверху. – Ну, это, – неопределенно сказал Гордон. Настроение зашивать чужие брюки пропало. – Че злой-то такой? Я вообще тут по делу. Столовку не перенесли? Йенс еще раз глотнул из кружки, полез за ухо и достал цигарку. – Перенесли, – сказал он. – Силами яутжа. В соседнее помещение, подальше от, – он откашлялся, – наглых жоп, смеющих восседать на ценных образцах. Гордон хрюкнул, пару раз щелкнул степлером вхолостую, кивнул и двинул по коридору. – Вторая дверь после прежней, – подсказал Йенс ему в спину. * * * Малик сосредоточенно отжималась на брусьях. Помимо мощной системы генерации изображений, оранжереи и прочих удобств, на "Хиджау", как бывшем корабле колониального назначения, предусматривалась еще и зона свободной культуры тела. Иксар незатейливо называли ее качалкой. И не прочь были провести свободное время, тягая блочные тренажеры и ворочая железо. Особенно отличались Дорохов и Хогби. Первый стремился превратить себя в гору мускулов, второй с таким же рвением вытачивал из себя совершенный атлетический образец. Малик даже слегка им завидовала – вернее сказать, их упорству. Сама она тоже регулярно наведывалась в качалку, но таким неугасимым энтузиазмом не обладала. К тому же генетические особенности ставили ее в более выгодное положение, и считать все достижения исключительно личными она не могла. Дверь в качалку открывалась бесшумно, однако перед Малик было зеркало, отражавшее не только ее потную красную физиономию, но и значительную часть качалки, включая вход. Поэтому пилотесса кивнула зашедшей Зульфар и продолжила вслух. – Сорок шесть, сорок семь, сорок восемь... Зульфар тоже кивнула. Не торопясь прошлась по помещению, хозяйственно подвинула несколько блоков, достала тряпку из кармана и протерла заслуженные "козлы". Некоторые вещи, доказавшие свою эффективность, не менялись уже лет триста. Малик досчитала до ста, зависла на выпрямленных руках и с наслаждением поболтала ногами. – Уф! Прыжок на пол получился не таким легким, как хотелось бы. Потоптавшись на месте, она развернулась и направилась к стойке. Без воды сейчас никакой разговор не мог состояться. Добулькав, Малик плюхнулась на диванчик – еще один ретро-привет, привинченный к полу намертво – и вытянула ноги. – Рассказывай. Что у нас хорошего? – Я все-таки полезла ниже, чем нужно, – Зульфар тщательно протирала руки той же тряпкой, которой полировала "козлы". На Малик она не смотрела. – И кое-что нашла. И как-то мне это все не нравится. Малик оглянулась, словно их кто-то мог подслушивать. – Здесь чисто, – перехватила ее взгляд Зульфар. – Они просили место, где никто не будет за ними шпионить. – А ты им, конечно, отказать не могла? – через силу улыбнулась Малик. Зульфар выпятила подбородок. Серьги тихонько звякнули. – Я в принципе подумала о том, что неплохо бы иметь глухую зону. – Я так и думала. Ну, продолжай тогда. – Так вот, о странном... – Зульфар снова помедлила. – Короче, под нами оружейная платформа! – Чего-чего? Малик выпучила глаза. Не будь ее руки сейчас такими же неподъемными, как оба пульсатора "Хиджау", она бы ими всплеснула. Но пришлось оставаться на месте и таращить очи. – Мне тороидальник покоя не давал, – с жаром продолжила Зульфар, – прямо горело все! Я думаю – ладно, хрен с ним, уже и так начерпали говна, так чего париться? Вот и копнула! – А замки? – свистящим шепотом спросила Малик. – Так я дура, что ли, через них переться? Я в другом месте дырку просверлила. – Дырку? – медленно повторила пилотесса. – Не думаю, что инженеры рассчитывали, что экипаж начнет пилить пол, – хихикнула Зульфар. Тряпка убралась в карман на поясе. Малик почти против воли присмотрелась к рукам Зульфар, представив, как в крепких, но ухоженных пальцах вибрирует дисковый преобразователь, пропиливая в полу инженерного отсека дыру. – Да не руками же, – опять угадала ее мысли Зульфар. – Короче, неважно. В общем, я туда пролезла. И этот ярус, я клянусь тебе, это платформа! Зульфар взмахнула рукой, вызывая логикалик. Серьги опять зазвенели. Настройщица в три жеста вытащила схему "Хиджау" и решительным ударом отсекла пространство сразу под жилой частью. – Вот она! Целиком, на весь корабль, там... там ходов одних километров на сорок! А лифт – вот. Шахта лифта, позволяющего спуститься с верхних уровней в выгрузной док, проходила все закрытые части корабля. Но Малик даже не могла вообразить, что каждый раз, преодолевая первые десять секунд спуска, она проезжает мимо оружейной платформы. "Хиджау" вооружением не обладала. Не должна была обладать. У человечества просто не хватало технических возможностей. Лазеры, ракеты – все оказалось неэффективным для гигантских расстояний, вакуума и маневрирования. Поэтому Малик отчаянно пыталась вообразить, на кой Иблис понадобилась оружейная платформа – гигантская неуклюжая черепаха, несущая заряды разного калибра – да еще и встроенная в корабль. – Чуешь, чем попахивает? – прошипела Зульфар. – Идиотизмом это попахивает, – очнулась Малик. – Зачем нам платформа? Может, ты путаешь? – Ты еще скажи, что я сопроводиловки читать не умею! – Да что за день такой, – с досадой протянула Малик. – То Гюзель встречу назначает в конфиденциальной обстановке, то в трюме пушки... А что дальше, ты случаем не смотрела? – Мне и этого хватило, – повела плечом Зульфар. – То есть, я б хотела посмотреть. Но там все очень сурово. Дырку не провертеть. – Пока сосредоточься на балансире, – вздохнула Малик. – Зарядка у нас точно идет? – А не чувствуешь? – Зульфар расправила воротник рубашки. – Скоро сможем смотаться. Если выпустят, конечно. – Не надо пессимизма, – буркнула пилотесса. Зарядку она чувствовала прекрасно. Волны, похожие на сжатие, захлестывали голову постоянно. Инъекции оксомата пока справлялись, но для себя Малик уже отметила: надо будет составить график отходов от корабля. Полностью бросить его они не могли, но и сидеть под постоянным прессом без балансира — тоже. – Какой пессимизм? Теперь у нас есть оружейная платформа, если что, – ухмыльнулась Зульфар. – Может, это как раз на случай захвата корабля неприятелем? Втягивают они нас в брюхо, и тут мы – бабах! – Кто втягивает-то? – не выдержала Малик. – Кому мы, шайтан нас съешь, интересны со своими кораблями? Это ж по местным меркам доисторический век! – Хотят взять нас в рабство и заставить размножаться, – уверенно сказала Зульфар. – Инопланетные извращенцы! Малик покрутила пальцем у виска. Зульфар рассмеялась и положила руку ей на плечо. – Ладно, пойду к себе, – Малик с трудом поднялась, преодолевая еще и вес чужой руки. – А то реально встреча через полчаса, а у меня даже подворотнички не наглажены. Свет мигнул. Зульфар настороженно вскинула голову. Свет снова мигнул и загорелся по-прежнему ровно, но чуть тусклее. – Ассенизаторские примочки, – свистящим голосом сказала настройщица. – Да чтоб вас всех... Теперь настала очередь Малик раздавать сочувствующие хлопки по плечу. Зульфар яростно щелкнула лямками комбинезона и, не прощаясь, устремилась к выходу. Малик потянулась, наклонилась вправо-влево и последовала за ней, на ходу вытягивая шпильки из скрученных в узел волос. Перед встречей с акустиком был временной люфт, и у Малик в планах стояли гигиенические мероприятия. В отсутствие иксар можно было не экономить на водных процедурах. После душа расправлять голенища сапог было особенно приятно. Малик полюбовалась на них, в сотый раз провела специальной тканью и вытянула обе ноги. Безупречно. Маячок вызова замигал внезапно. Малик промедлила несколько секунд, прежде чем сообразить, что вызов идет от одного из иксар. Наконец, она коснулась маячка пальцем. – "Хиджау" на связи. – Привет, Малик, есть вопрос, – без предисловий сказал собеседник. – Ну давай. Джино – имя светилось рядом с маячком – откашлялся. – Малик, что такое импалинговая система размножения? – Что-что? – Ну, – иксар взял паузу, словно пытался придумать другое название, – импалинговая. Малик пару секунд щурила глаза. – Понятия не имею. Но судя по всему, что-то травматичное. – Я так и думал, – удовлетворенно сказал штурман. – Ладно, спасибо. Пока. – Эй, подожди! Связь уже прервалась. Малик попробовала кинуть обратный вызов, но сигнал заглох. Малик нахмурилась. Создавалось ощущение, что ковчег то и дело проводит какие-то свои сеансы, напрочь глушащие коротковолновой сигнал "Хиджау". Пилотесса кинула рассеянный взгляд на справочный экран. Обычно логикалик подхватывал и отображал перевод неизвестных слов в трансляции. На этот раз результатов не было никаких, только подмигивал курсор ввода. Малик убрала справочник, откинулась в кресле и задумалась. – А что у нас с телеметрией? Малик подскочила на месте. – Гюзель! – Что? – акустик вынырнула из-за спины. – Ты меня не слышала? – Нет, конечно! Фу, ты что так выпрыгиваешь? Облысеть можно. Двигалась акустик бесшумно, как цифровая проекция. Хотя даже от проекций в воздухе слышалось потрескивание. Гюзель же подкралась вообще без единого звука. – Привычка, – Гюзель чуть усмехнулась. – Знаешь ли, ходить по каютам и смотреть, все ли дышат – отличная тренировка. – Зачем? – выпучилась на нее Малик. – Мрут часто, – без прикрас ответила акустик. – Это же иксар. В них всегда какой-то процент брака. Вовремя на поводок не подхватишь – и все, кто-то забыл, как дышать во сне. – Аллах милосердный. – Вот именно. Так что с телеметрией? – Понятия не имею. А почему спрашиваешь? Гюзель обошла кресло и присела на край стола. Затем вывела на логикалик всю телеметрию. Рассыпанные по полукружью яркие точки выглядели... не такими яркими. С момента высадки каждая точка-иксар пылала, словно дуговая сварка, показывая раздражение владельцев. Сердечные ритмы, биохимические потоки, электромагнитная аура – все складывалось в единую сердитую точку и только при развороте детализаций начинало отображать пиковые показатели. Теперь точки почти угасли. – Случайно обратила внимание, – Гюзель покрутила логикалик. – Они все время на пределе, а тут буквально часов за двенадцать один за другим начали успокаиваться. Слишком резко. – Связывалась? – Почти все время висяк. – Думаешь, проблемы? – Не похоже, – Гюзель продолжала крутить логикалик, а затем ткнула пальцем в одну из точек. – Давай посмотрим. Бортмеханик, Баль Альрави, двадцать семь лет, вылет шестой. Продажа клонированных органов без сертификата соответствия. Малик вздохнула. Здесь, на борту, иксар выглядели приятными ребятами, и стоило большого труда держать в памяти список грехов, за которые общество их отвергло, выплюнуло из себя, лишив всех виртуальных связей, а следом и вовсе отправило в чужие миры. – Вот, допустим... – Гюзель так же одним пальцем приблизила несколько показателей и протянула их лентами по временной шкале. – Смотри: ровно, ровно... То есть это вообще плохие показатели, но они стабильны. А вот... Один взлетел за пределы стандартной шкалы и отвесной линией свалился в яму. – И что это? – понизив голос, спросила Малик. – Сугубо внешне это очень похоже на возбуждение и разрядку. Если ты понимаешь, о чем я. – Очень смешно. – То-то и оно, – Гюзель смущенно похмыкала. – Кроме оргии ничего в голову не идет. Поэтому я не знаю, что это. Но сейчас у половины из них ритмы глубокого сна. Я бы сказала, на грани комы. Малик положила руку на кнопку экстренного вызова. Тридцать минут – и у них будет четыре боевых скафандра: по одному на каждого члена экипажа и запасной самоходный. – А вот этого не надо, – Гюзель взглядом показала на ту же кнопку. – Ты как это представляешь? Отважно атаковать станцию силами трех человек экипажа? – Так мне спокойнее, – проворчала пилотесса. – Подождем. Я отправила запрос к Хогби, – Гюзель соскочила со стола. – Связь тут хреновая, но периодически проскакивает полынья. И все-таки пока еще они просто спят. – Ясно. Это была тема нашего разговора? Или еще что-то? – Ну, скажем так, это было... самое странное, что я хотела тебе показать. А тема коротенькая, – Гюзель шагнула в сторону выхода. Посмотрела на Малик через плечо и проронила: – Скажи Зульфар, чтобы в оружейке не копалась. Себе дороже. * * * "Пленка" сидела, как всегда, в обтяг, поддерживая мышцы и, чего уж там, набитое брюхо. Вообще иксар любили как следует пожрать, но в этот раз Гордон превзошел себя и одолел даже нелюбовь к фасоли. Столовка пустовала, так что обсудить кошмарные сны не вышло, и Гордон решил прогуляться: развеяться и утрясти сожранное. Три подноса укоризненно вопияли пустыми внутренностями, пока он не запихнул их в местный утилизатор. В коридоре тоже было пусто, если не считать привычной захламленности, и остановить Гордона было некому. На всякий случай он пошарил взглядом, выискивая что-нибудь похожее на большую спасательную капсулу с отковырянной пластиной доступа, но не нашел ничего подходящего. Контейнеры опять стояли в новом порядке. Похоже, любимым развлечением яутжа было перетаскивание барахла с места на место. Проверив наличие ножа, Гордон начал систематическое передвижение по коридорам, включавшее в себя проверку всех дверей на закрытость. По большей части индикаторы отзывались негодующими вспышками фиолетового цвета, но иногда переходили на зелено-голубой. Два доступных лифта исправно протаскали его по ярусам, которые Гордон исследовал с настойчивостью лабораторной мыши. Единственным открытием оказалась еще одна галерея, невероятно напомнившая "Хиджау". Очень убедительно коричневели и рыжели кусты, несло терпким влажным воздухом – и все это умещалось на двадцати квадратных метрах. Отчаявшись найти интересного на верхних уровнях, Гордон вернулся к уровню расселения. На главном перекрестке скромно притулился справочный терминал, который Гордон до сих пор игнорировал – там крутился чужой язык. На этот раз канонир пристально всмотрелся в указатели и пояснения, плавающие в воздухе. Стоило отвести взгляд, как они начинали меркнуть. Гордон поморщился и сосредоточился. Но без переводчика он не мог обратиться к подсказкам, и чужой язык оставался набором символов. В коридоре застучали шаги. Гордон зло нахмурился и поправил кафф, пытаясь отрешиться от звука. Топал неизвестный так, словно за каждый децибел ему приплачивали. Яутжа, не глядя на него, уже прошел мимо, но затем притормозил и оглянулся. – Что делаешь? Гордон опять поправил кафф. – И тебе доброго дня, неизвестный мне зубастый хрен. Яутжа развернулся и направился к нему. – Привет, хуманк. Чем занимаешься? – Карту читаю. – Какую карту? – сощурился яутжа. – Вот я и ищу ее, – на ходу переобулся канонир. – Должна же здесь быть карта, – он помахал рукой, пытаясь ткнуть в какой-нибудь из символов. – Я никак запомнить не могу, куда пойти, чтоб культурно развлечься, и еще лазарет нужен, а то от вашей атмосферы то понос, то блеванина... Он молол, не останавливаясь, и старался не слишком косить на яутжа. Тот встал с ним плечо к плечу и уставился в воздух, шевеля клыками. – Ты их видишь? – наконец озвучил он. – Значки-то? Конечно, – буркнул Гордон. Яутжа чуть повернулся и неожиданно ухватил его за подбородок. Гордон ударил по руке, соскользнувшие когти чуть не расцарапали ему челюсть. – Стой спокойно, – зашипел яутжа. – Руки не тяни, бля! Че за привычка? – Нормальная привычка, – яутжа поднес палец к его подбородку, но не прикоснулся. – Дай мне посмотреть в твои глаза, хуманк. Не закрывай их. Пожалуйста. Гордон уставился на него в упор. Яутжа осторожно уперся пальцем ему в бровь и потянул, задирая веко. Гордон не выдержал и моргнул. – Странно, – изрек яутжа. – А не должен. – Ась? – У нас очевидно разное зрение. И под вас никто ничего здесь не настраивал. Но ты их видишь? – Да чихал я, – Гордон опять дернулся и высвободился. Снова попробовал схватить указатели и зацепил один из них пальцем. Указатель тут же засветился и вывалил из своего нутра текст. – Ого. – Да, это так работает. Может, ты еще и читаешь по-нашему, хуманк? – Не особо, – уклончиво ответил канонир. – Так не особо или вообще никак? – Отвали. Яутжа сделал шаг в сторону. – Э, постой! – завопил Гордон. – Ну не читаю! Что ты сразу-то сворачиваешься? Помощь не помешает! Яутжа шагнул обратно и протянул руку. Ткнул черным когтем в самый верхний указатель, похожий на пирамидку. Пирамидка тут же взбухла и распустилась, превратившись в конус с длинными лапами стапелей. – Ты какой-нибудь язык, кроме вашего, знаешь? – Ну так, ревойский чуть-чуть. Яутжа поводил когтями, касаясь символов, и язык резко сменился на давленых червяков. – Спасибо, – очень вежливо сказал Гордон. – Мы здесь, – яутжа ткнул в середину. – Уровень Илга. Санчасть тут, – он провел пальцем и ткнул в стороне. – Но на вашем месте, хуманксы, я бы не высовывался. Вам тут не слишком рады, честно говоря. – Спасибо большое, – добавил градуса вежливости Гордон, сощурился и уставился на текст. Попытки вызубрить ревойский со скуки были не слишком-то удачными, но словарный запас у него имелся, и с грехом пополам увязать кривые загогулины Гордон мог. Яутжа рассматривал его несколько секунд, потом кивнул и направился дальше. Гордон машинально проводил его взглядом и поперхнулся от неожиданности. – Постой! Клыкастый остановился и оглянулся. Клыки выжидающе шевельнулись. – А это, – Гордон вытянул руку, стараясь держать вздрагивающий палец под контролем. – Это откуда у тебя? Под нижней челюстью яутжа красовалась длинная белая латка, по краям обрамленная темной зеленью. Прямо там, где сплетается нервный узел. Гордон ощутил прилив жара. – Это? – яутжа небрежно коснулся латки пальцем. – Не стоит беспокойства. Бытовая травма. – Ага, – бормотнул Гордон, опуская руку. – Ну... ладно. Не болей! Яутжа фыркнул, развернулся и прошествовал прежним курсом. – Херня какая-то, – пробормотал Гордон, запуская пальцы в волосы. Десять минут спустя он более-менее освоился с управлением картой. Дважды за это время он ухитрился закрыть всю схему, и только крепкие матюги и везение помогли развернуть ее снова. Гордон пожалел, что у него нет планшетника, чтобы зарисовать Иблисовы значки, вдобавок имевшие свойство мигрировать при каждом новом развороте. Но бегать по коридору и ломиться к тем, у кого планшетник мог оказаться, не хотелось – гордость требовала немедленно разнюхать как можно больше, не делясь с товарищами. Поэтому он постарался запомнить, что объемная звездочка с фигурными лучами – это то, что закрывает всю схему. Судя по чертежам, перевал строили классически: технику убрали вниз, жилые блоки разместили в защищенной середине, а на самом верху расположились оружейные блоки. Едва разобрав описание тех самых блоков, Гордон чуть не забил пятками в экстазе. Вся сущность встрепенулась, и во рту мгновенно пересохло. Жаль только, добраться туда не получилось бы. Оставалось только знакомство с площадкой парковки для прибывших. От усердия морща лоб и шевеля губами, он всматривался в давленых червячков. Те наползали друг на друга, игриво помахивали хитро выгнутыми хвостиками, подмигивали обильно раскиданными точками – и, наконец, сложились. – Ага, – торжествующе сказал Гордон. "Вылет", – значилось в надписи.