***
Джеймс недовольно нахмурился и в сотый раз попытался застегнуть узкий кафтан, который никак не хотел сойтись на плечах мужа. — Милый, это бесполезно, давай попробуем найти другой. Отец был уже меня в плечах, ты так ничего не добьешься, — Этан устало закатил глаза. Уговоры совершенно не действовали на Джеймса. «Упрямый и себе на уме! Уже давно бы новый померили, нет, этот ему нужен. Еще злится!.. Зато какой красивый, когда сердится!», — Этан попытался поцеловать мужа, но тот ловко увернулся. — Ты бы лучше меньше болтал! Вертишься, вот он и не налезает, не надо тут костюм винить. Его еще твой прадед надевал, твой отец тоже, а этот выискался, посмотрите! Это же традиция, Этан, тебя все детки ждать будут! Ох, и зачем ты такой огромный?.. Ага! Наконец Джеймсу удалось застегнуть на нем нарядный кафтан, расшитый камнями и яркими нитями. Довольный проделанной работой, он ласково улыбнулся и притянул к себе мужа, тот снова попробовал намекнуть на поцелуй, но омега лишь ласково провел рукой по его щеке. — Я так рад, что в этом году Джонатаном будешь ты. Вы ведь уже подготовили подарки для детей? Уже скоро вам нужно появиться на площади… — Да, всё погрузили еще вчера. Надо будет проверить, не забыли ли чего. — И даже для Уилфреда? Этан нахмурился и отвернулся. Джеймс осторожно заглянул ему в глаза. Казалось, альфа был в ярости, но по его поджатым губам и грустному взгляду омега понял: муж был просто обижен и вовсе не злился. — Этан, он всего лишь переживает смерть родителей, понимаешь? Конечно же он любит тебя и ни в коем случае не ненавидит, но… Вспомни, что ты почувствовал, когда узнал, что папа умер? … А когда отец? А теперь представь, что ты- десятилетний мальчик, оставшийся без самых дорогих ему людей. Раньше он видел тебя от силы раз в год, когда ты возвращался из походов, а теперь мы живем все вместе, конечно же ему непривычно считать тебя своим. Но он любит тебя, и когда-нибудь он поймет и оценит все твои старания. А сейчас Уилфред еще ребенок, который ждет своего подарка от доброго дедушки. Неужели он не достоин этого? — Я… Я купил ему новые стрелы и кое-что из сладостей, как думаешь, понравится?— Этан смягчился и с надеждой посмотрел на Джеймса. Он вовсе не хотел оставлять брата без самого светлого праздника. — Я знал, что ты у меня самый лучший Святой Джонатан! И Джеймс поцеловал его крепко-крепко, так как Этан больше всего любил: долго и сладко. За это альфа был готов на все, даже простить мальчишке его грубые слова.***
«Едут!» — зашумела толпа, и Уилфред крепче схватил Генриха за руку. Генрих прижал его к себе, чтобы брата случайно не затоптали, он как старший должен защищать его, пусть у них и разница-то всего в десять месяцев. Отец завещал им быть вместе, значит, так тому и быть, да и сами братья были не против. Уилфред любил, когда брат помогал ему, а Генриху нравилось чувствовать себя старшим, пусть это иногда было непросто. Вот и сейчас Уилфред придумал ему задачку: провести его к Святому Джонатану. Уилфред всегда мечтал ближе рассмотреть сказочного старика, но теперь у него к Святому было настоящее дело. Недавно он был очень груб с Этаном и теперь боялся, что его заберут амши, которые были всегда готовы подшутить над непослушными детьми. И Генрих конечно же согласился помочь ему, вот только сам еще не представлял как. Праздничная процессия въезжала в город. Отовсюду играла веселая музыка, лошади звонко стучали копытами. Святой Джонатан ехал впереди всех, нарядный и высокий, а окружали его амши, которые кидали в толпу детей сладости и иногда монеты. — Пошли! — рванулся Уилфред, но Генрих быстро снова прижал его к себе. — Да стой же. Не шуми, нам нельзя было покидать замок, помнишь? Если узнают, что мы были здесь раньше срока… Надо подобраться к нему, когда народу поменьше станет, а то сейчас мешаться будем. Стой смирно да не привлекай внимания. Уилфред заметно погрустнел, но Генрих обнял его и улыбнулся: — Да не боись ты, успеем до ночи. — А если нет? — и Уилфред заплакал, отвернувшись от Генриха, но тот все же заметил его слезы. — А если нет, то я тебя все равно никому не отдам. Тем болен каким-то амши! Они остались сидеть в обнимку на самом краю площади так, чтобы их не заметили. Снег крупными хлопьями ложился на их каштановые волосы, и Генрих каждый раз отряхивал Уилфреда, а тот только сильнее прижимался к брату. Они оба выскочили без шапок, решив не тратить время, но теперь уши покраснели на морозе, и Стюарты всеми силами старались согреться друг от друга. Вечер уже плавно переходил в ночь, когда празднование подошло к концу, Генрих осторожно разбудил брата, заснувшего у него на плече. Все дети расходились по домам, лишь они вдвоем наперекор толпе пробрались ближе к войску Святого Джонатана. Уилфред был все еще сонным, он потирал заспанные глаза и шел медленно, иногда спотыкаясь, но Генрих бодро подгонял его: Святой Джонатан их ждать не будет, Уилфреду нужно торопиться с тем, чтобы все ему объяснить. Вся площадь была украшена огнями и праздничными игрушками, и даже брусчатка была усыпана разноцветными лентами и флажками. Святой Джонатан раздавал подарки опоздавшим детям, как вдруг заметил Стюартов и тут же отвернулся: нельзя было, чтобы дети узнали в нем Этана. — Отвернулся! — Уилфред опять чуть не заплакал, но Генрих легонько толкнул его в бок. — Да ты чего?! Будешь ныть, он тебя даже слушать не станет. И Уилфред, жалобно шмыгнув носом, вытер выступившие слезы. — Простите! — его голос дрогнул и прозвучал слишком высоко, Уилфред и сам это понял, поэтому еще больше испугался. Этан выругался про себя и, не оборачиваясь к Стюартам, слегка наигранным старческим голосом произнес: — А, Стюарты! Ну, здравствуйте. Почему вы одни, разве вам не нужно быть вместе с братом и свояком? Представьте, как они переживают! Скоро ведь начнется Святая ночь, глядите, как бы вас не подобрали мои амши. — Нет, пожалуйста, не надо. Это я привел Генриха, он просто боялся меня одного отпускать. Я… Я пришел, чтобы попросить Вас не отдавать меня амши, хотя бы пока я не извинюсь перед Этаном. Понимаете, я недавно ушел без разрешения из замка, ну, Вы знаете, у Вас записано ведь… Так вот, он меня ругать стал, а я что-то обиделся, ну и сказанул ему, что он мне вообще никто и учить меня не может. Но я так не считаю! Я не знаю, зачем так сказал, просто иногда я скучаю по отцу и папочке, может, поэтому… Но я не оправдываюсь. Пусть они заберут меня, я лишь хочу объясниться с Этаном, чтобы он понял, что я его люблю. Можно? Но Святой Джонатан не ответил. Этан стоял в растерянности, не зная, что и ответить Уилфреду, который теперь еще больше занервничал, переминаясь с ноги на ногу. Наконец он собрался с мыслями и обернулся к детям. Стюарты моментально его узнали, и Этан усмехнулся тому, насколько удивленными они выглядели. — Чего рты раскрыли? Вас Джеймс наверное уже с собаками ищет, а вы здесь ошиваетесь. А ну садись, я сейчас же прикажу, чтобы вас отвезли. С тобой мы еще дома поговорим, — Этан ласково потрепал Уилфреда по голове и обнадеживающе посмотрел ему в глаза. Уилфред ответил ему жалобным всхлипыванием, а затем самой яркой улыбкой, которую Этан когда либо видел.***
Сказать, что Джеймс ругался — значит не сказать ничего. Омега встретил их то ли рыданиями, то ли истошным воплем. У него сбились волосы, подол платья был измочен, видимо, он искал их и на улице. Он хотел чуть ли не убить Стюартов, когда те появились на пороге гостиной, но вдруг увидел их жалобные глаза, холодные руки и запорошенные снегом волосы и тут же стал хлопотать, чтобы детей привели в чувства. Позже вернулся Этан и перед ним открылась картина, которую он всегда мечтал видеть в своем доме: на полу возле камина сидел его милый Джеймс уже в домашнем платье, у него на коленях спали Генрих с Уилфредом, укутанные во все тёплое, что только нашлось в замке, а рядом в колыбели маленький Стивен сладко причмокивал соской. Альфа улыбнулся и устроился рядом с мужем. Сначала Джеймс недовольно отодвинулся, но затем укрыл одеялом и мужа, а затем мягко улыбнулся, когда вдруг понял, что теперь у него наконец появились дети.