Покорившийся судьбе

      Генрих не мог и подумать, что этот милый мальчик, густо красневший, когда он брал его за руку, может быть таким. В его темных глазах игриво переливался отблеск лампады, и этот огонек делал взгляд омеги еще более глубоким и, казалось, томительным. Невилл шутливо прикусил губу и слегка притянул Генриха к себе, не сводя с него глаз, зная, насколько сильно альфа привязан к его ласкам. Нежная игривость сегодня должна была стать его главным оружием, которое Невилл собирался использовать со всем мастерством, полученным еще от папы.       Генрих осторожно склонился над ним, стараясь не надавить на животик омеги. Он совершил большую ошибку, забыв, что Невилл был воспитан не только священником, но и человеком, сумевшим обольстить женатого альфу. Ему не следовало изначально отвечать на эти ласки, но как он мог устоять?       Вот и теперь Невилл снова играл с ним, медленно расстегивая пуговицы рубашки, и знал, что не встретит никакого сопротивления. Генриху определенно нравились эти легкие щекотливые прикосновения невесомых подушечек пальцев. Но он горько улыбнулся, осознавая, что сам же лишает себя удовольствия чувствовать на себе касания Невилла, когда тихо заговрил, согревая омегу своим дыханием:       — Невилл, милый, не торопись, слышишь? Мне с каждой секундой сложнее сдерживаться, а ты все больше меня мучаешь своей красотой. Знал бы ты, какая это пытка, оставлять тебя, когда все во мне хочет быть рядом, любить тебя и ласкать. За что, за что ты так прекрасен…       — Так оставайся со мной! Ложись рядом, я буду здесь, буду слушать стук твоего сердца и гладить твои непослушные волосы. До рассвета я стану охранять твой сон, а когда солнце встанет… Мы простимся. Да, я напоследок поцелую тебя и пообещаю ждать твоего возвращения.        Разве не этого ты хочешь? Зачем сдерживаешься? Ведь знаешь же, что я готов, что я хочу, но ты терпишь и при этом обвиняешь меня. Генрих, подари мне эту ночь, я прошу тебя. Любое твое пожелание, только не уходи, я хочу быть с тобой, пока еще есть время.       — Да ты весь пылаешь! Что прикажешь делать с тобой? Ты ведь становишься с каждым днем все чувствительнее, милый: то боялся со мной говорить, а теперь снимаешь с меня рубашку. Я боюсь навредить ребёнку.       — Все будет в порядке. Мне можно.       — Нет уж, не поведусь на твои уловки, — Генрих ласково поцеловал омегу. — Я согласен только при одном условии:если вдруг что не так, слишком больно, например, ты не терпи. Ну, договорились?       И омега обрадованно кивнул, осознавая свою победу. Он поддался. Поддался на его просьбы, пламенные обещания и на все его желания. Альфа так привязан к нему, что Невилл понимал, насколько сильно его влияние. Обставь он все немного иначе, омега бы смог даже оставить Генриха в Вальдеке. Ричард все верно рассчитал, и это пугало Невилла, ведь он постепенно становился той самой игрушкой в руках этого дьявола, с помощью которой он собирался уничтожить своего врага. Его горестные мысли прервал пламенный шепот Генриха:       — Умница. А теперь раздвинь немного пошире ножки, я сниму с тебя белье. От платья избавляться не будем, в другой раз, а пока нам хватит и приподнятой юбки, —Невилл послушно выполнил его задание.       Генрих каждый раз одергивал себя, вспоминая, что перед ним лежит слабенький беременный омежка, который пусть и хочет казаться сильным, но на деле остался таким же хрупким, как был тогда в Дюбен. А как ему хотелось войти в него, двигаться часто-часто в такт его пульсациям, а затем дождаться узла и быть с омегой следующие несколько часов.       Генрих мечтательно улыбнулся, но, разумно рассудив, что сейчас ему важно доставить удовольствие не столько себе, сколько своему милому мальчику, отогнал посторонние мысли прочь и склонился над омегой. Только сейчас Невилл догадался, что Генрих будет делать, и хотел было возмутиться, но вдруг почувствовал, как Стюарт начал ласкать его языком, и покорно откинулся на изголовье кровати.       Это были необычные ощущения. Невилл привык сам ласкаться к альфам и никогда не знал ответной нежности. Теперь же он сам изнемогал от удовольствия, когда Генрих с каждым разом брал его член все глубже, попутно играясь языком. Его пальцы нашли узенькое отверстие, и омега ощутил сначала один, а следом за ним и второй. Невилла удивляло то, как Генрих не стесняется выслуживаться перед ним, ведь в Вальдеке ни один альфа не стал бы ублажать своего омегу. А этот словно даже сам получает от этого удовольствие.       Генрих не мог перестать думать о том, насколько красивым в эту минуту был Невилл. Его алеющие щеки, затуманенный взгляд и поблескивающая легкая испарина на бедрах сводили альфу с ума. Невилл изгибался, отвечая на ласки приглушенными стонами, и альфа нисколько не жалел, что пожертвовал своим сном.       Невилл протяжно застонал, и Генрих понял, что омежке осталось недолго. А чего он хотел, неужели долгой выдержки от этого нежного и чувствительного мальчика? Альфа стал терпеливо ждать, пока тот кончит, осторожно поглаживая ствол его члена.       — Я тебя жду, не торопись. Видишь, я никуда не ухожу? Невилл тяжело вздохнул, когда почувствовал, что Генрих решил ему слегка помочь, проникнув языком внутрь его возбужденного тела. Сильные пальцы альфы ласкали его член, слегка надавливая. Эти страстные движения языка у него внутри, эти волнующие касания! Невилл сдавлено вскрикнул и кончил, обрадовав Генриха.       Альфа вновь высвободился и, довольный своей работой, примирительно поцеловал его животик, чтобы как-то успокоить омегу. Невилл тяжело дышал и, хоть и был возбужден, порядком устал. Не раздевая его, Генрих укрыл омегу одеялом и какое-то время остался лежать подле него, умиляясь тому, как Невилл, не открывая глаз, прильнул к нему и… заплакал.       — Ты чего? Неужели больно где-то? Я старался… Ох, ну мы же договорились, зачем ты молчал?       — Нет, не больно, просто… Просто ты не вернешься…—Он плакал тихо, не переходя в рыдания, но Генрих явственно ощущал, что от этого его боль не становилась меньше.       — Это почему ты так решил, а?       — Потому что… Зачем я тебе такой? Толстый и слабый…       — Толстый? Да ты, кажется, сам забыл, что ты беременный, милый! — Генрих усмехнулся и заглянул ему в глаза. — Какой у тебя, кстати, срок?       — Уже четвертый месяц примерно пошел… Значит, ты обещаешь, что вернешься за мной?       — Торжественно клянусь! — и Генрих шутливо положил руку на грудь, будто бы действительно клялся. А вот Невилл воспринял его шутку всерьез.       — Тогда я тоже… Клянусь! Невилл на глазах у Генриха переодел кольцо с указательного пальца на безымянный и, счастливо улыбнувшись, легонько поцеловал альфу в щеку. Генрих хотел было снова приласкать его, но Невилл отвернулся и сказал альфе, чтобы тот скорее шел к себе:       — Скоро будут делать обход. Ты же сам приказал проверять все комнаты, забыл?       Генрих хотел так много ему сказать, но он лишь горестно улыбнулся, и, опустив голову, вышел из комнаты, стараясь скрыть от омеги свой стояк. О себе он мог позаботиться и сам, а этой ночью он хотел сделать приятно именно Невиллу.       А омега уткнулся лицом в большую подушку и заснул, даже не подозревая, какую страшную ошибку он совершил.