Покорившийся судьбе

Я очи знал, – о, эти очи! Как я любил их – знает бог! От их волшебной, страстной ночи Я душу оторвать не мог. В непостижимом этом взоре, Жизнь обнажающем до дна, Такое слышалося горе, Такая страсти глубина! Ф. И. Тютчев "Я очи знал, – о, эти очи!"

      — Здравствуй.       Этот голос Невилл слишком хорошо знал. Тихий и вкрадчивый, он преследовал его даже во сне, а когда омега силился забыть эти леденящие душу змеиные отзвуки, голос становился все громче и вовсе не отпускал его. Но теперь, как и тогда в поселении хетов, это были не воспоминания и не сны, он стоял сзади, за спиной, настоящий и живой.       Ричард появился вечером того дня, когда Стюарты покинули столицу. О том, что Плантег жив, знали немногие, и Невилл был удивлен тому, что он осмелился прийти в замок. Генрих не разгонял придворных, Боденштайн по-прежнему был заселен теми представителями знати, которые выжили при Ричарде. Казалось бы, Ричард оставил игру и ушел в тень, но теперь Невилл понял: Плантег хочет вернуться к власти, и он знает, как это сделать.       — Что же это такое? Мой милый мальчик уже не хочет и поздороваться со своим мужем? Неужели ты забыл, как делал это раньше? Что ж, позволю себе напомнить. Когда я возвращался, скажем, с охоты, то первым делом шел к тебе, ты меня всегда ждал, уже готовый… Я протягивал тебе руку и ты целовал ее, стоя на коленях, и я каждый раз хвалил тебя, особенно если на тебе было одно из тех платьев. Что было дальше, помнишь?       — Прошу, не надо. Я не хочу говорить об этом и…       Он не успел договорить. Невилл почувствовал размеренное дыхание, его сильные руки на своих плечах и то, как Ричард ласково по своему обыкновению перебирал пряди распущенных на ночь волос. Он заплел ему легкую косу, не подвязывая ее, и, довольный своей работой, прошептал:       — Омега должен распускать волосы только тогда, когда его альфа хочет этого. А я тебе разрешения не давал… — Невилл ощущал его прикосновения, но боялся пошевелиться, зная на личном опыте, к чему может привести непокорность, а Ричард и не стыдился воспользоваться этим страхом. Альфа мягко надавливал на глубокие рубцы, которыми была изъедена спина омеги, и явно получал удовольствие от того, какую боль ему причинял. — Представляешь, я помню каждый из них. Например, этот ты получил, когда я узнал, что ты тайком ездил на могилу к отцу. Ну-ка скажи мне, о чем мы договорились тогда в Дюбен? Что я попросил у тебя, какое единственное обещание ты мне дал?       — Быть только твоим, — Невилл слегка вздрогнул, но приложил усилия, чтобы не выдать страха.       — И ты не смог справиться даже с этим, дорогуша. Вот, вот он, мой любимый! Самый глубокий и самый красивый. И стоил этого твой Аддерли?— альфа указал на шрам в форме креста.       Движения рук Ричарда были медленными, он старался как можно дольше насладиться легкими прикосновениями к телу Невилла. Вдруг он резко развернул омегу к себе лицом и тут же, слащаво улыбаясь, нежно притянул к себе, словно извиняясь за свою грубость.       — Я скучал, — Ричард сказал это шепотом, боясь даже на секунду показаться слабым. Невилл молчал. — Может, хотя бы поцелуешь меня? Я рисковал собственной жизнью, чтобы прийти сюда, я имею право требовать награду за свой подвиг…       И альфа, не дожидаясь ответа, медленно склонился над омегой. Ричард достаточно хорошо знал его, чтобы, не смущаясь равнодушия омеги, с наслаждением ласкаться к нему. Он покрывал поцелуями его оголенную шею, слегка прикусывал тонкую кожу, а иногда принимался играться с мочкой уха.       — Ричард, я... Я не хочу! Зачем ты пришел? Генрих здесь, в Боденштайне, и если он тебя заметит...       Альфа замер, озадаченно глядя Невиллу прямо в глаза. Ему вдруг вспомнилось, как омега смотрел на него раньше. Сколько преданности и благородной любви было во взгляде этого юного мальчика, когда он садился к Ричарду на колени и прижимался к нему всем телом. Как же альфа любил его тихий бархатный голос, слабые стоны и то, как лунный свет мягко мерцал на изгибах его тела. Какой удивительно правдоподобной тогда казалась эта любовь.       Проклятье! А ведь Ричард до сих пор не смог разлюбить его. Зачем он пришел? Альфа убеждал себя, что это часть его плана, но в глубине души знал: он просто хочет снова увидеть эти глаза, светлые волосы и даже его живот. Вся ложь моментально отходила на второй план, когда Невилл говорил с ним, смотрел ему в глаза. Нет, Ричард был слишком привязан к нему, чтобы просто отпустить.       Ричард замахнулся, чтобы ударить омегу по лицу, Невилл жалобно вскрикнул и попытался закрыться руками, хотя знал, что это никогда не спасало. От этого альфа лишь сильнее разозлился.       — Дрянь! Я ведь прекрасно знаю, что он уехал этим утром! Врешь ведь! Вздумал его в свои защитники возвести, а? А ну смотри на меня! — альфа резко задрал юбку Невилла и поднес к его животу лезвие своего охотничьего ножа. Омега попытался отстраниться, но Ричард лишь увереннее притянул его к себе, хищно улыбаясь.       Острый кончик ножа уперся в живот Невилла. Омега вдруг прекратил свои попытки вырваться и замер, словно неживой. Этого Ричард и добивался. Стоило ему лишь слегка надавить, и тонкая кожа поддалась острию, из ранки вырвалась струйка крови. Омега окончательно присмирел и с мольбой смотрел на Ричарда, который, поймав момент тишины, продолжил:       — Вот теперь хорошо. Смотри на меня и запоминай. Ты уже попытался вести свою игру, когда не приехал в Дюбен вместе со своим рабом, и я думал, что еще в деревне хетов достаточно доходчиво тебе объяснил, чем закончится твое своенравие. Ты можешь пытаться обойти меня, предугадать мои действия, но я предупреждаю тебя: у тебя ничего не выйдет. Ты — глупый мальчишка, мой глупый мальчишка, так что делай, как тебе говорят и без самодеятельности. Захотелось свободы? Что ж, пожалуйста, только помни, что у всего на свете есть своя цена. И в твоем случае она растет с каждым днем, — Ричард указал лезвием на живот омеги и снова его коснулся. — И даже не думай о своем Стюарте, поверь, он не на много умнее тебя. Кстати о нем…       Ричард вытер тыльной стороной ладони кровь с живота омеги и расправил его юбку. Невилл все еще был недвижим и нервно дрожал, не сводя глаз с альфы. Он старался понять, что Ричард задумал на этот раз, и вдруг вспомнил его приказ: « Влюбить его в себя…»       — А затем избавиться, — смеясь, продолжил вслух его мысль Ричард. Иногда Невиллу казалось, что альфа видел его насквозь. — Я думаю, сейчас самое время, вы ведь недавно были вместе, так? Не отрицай, от тебя идет его запах. Ну и как он тебе?       Невилл не ответил.       — Можешь не говорить, я и сам знаю. Наверняка такой заботливый был, даже к узлу не принуждал… Он ведь тебе отсосал, не больше, так ведь? Невилл, он вовсе не защитник, он нянька, любящая и добрая. Я же любезно протягиваю тебе руку и предлагаю снова стать моим маленьким мальчиком. Ты знаешь, я был готов разорвать любого за каждую твою слезинку, а что может Стюарт? Я напугал тебя, даже ранил, но ведь это ради твоего блага! — Ричард осторожно прижал Невилла к себе, но омега все не мог прийти в чувства. — В моих объятьях тебе нечего бояться. Сделай, как я тебе говорю, и ты будешь самым счастливым омегой на свете и…       Он покорно замолчал, чтобы дать омеге слово, когда вдруг увидел, что губы Невилла зашевелились. Омега, казалось, ожил, но все еще дрожал, и на секунду Ричард даже подумал, что ему не стоило так угрожать.       — Ричард, умоляю тебя, уходи. Нет, не это альфа ожидал услышать, но сдержал новый порыв гнева и, грубо оттолкнув Невилла, процедил сквозь зубы:       — Я сделаю все сам, когда он вернется, но можешь больше не рассчитывать, что твое отродье останется в живых.       — Это твой ребенок! Не смей его так называть!       Невилл вдруг закричал, то ли от испуга, то ли от злости. Его грудь вздымалась, глаза загорелись жаждой справедливости, и Ричард узнал этот огонек. Огонек, разожженный любовью в столь хрупком сердце.       — Посмотрим, когда родишь.       И Ричард испарился в переходах замка, оставив Невилла наедине с осознанием того, что он сам привел Генриха в эту ловушку. Нельзя было целовать его, нельзя было прижиматься, нельзя было расчесывать его волосы и улыбаться. Ведь он теперь вернется, обязательно вернется, и этот деспот убьет его… Нет, Невиллу нельзя было его любить. А как хотелось!..