Покорившийся судьбе

      Габриэль долго не решался постучаться в дверь королевской спальни. У него было не так много времени, всего лишь несколько часов, чтобы вместе с Невиллом покинуть Вальдек, но почему-то каждый раз, когда он уже заносил руку, чтобы постучать, его сердце сжималось. И дело было вовсе не в том, что Невилл бы прогнал его и даже не в том, что Габриэля пугала дорога. Самым сложным Габриэлю представлялось то, что ему придется убедить Невилла в том, во что он сам до конца не верил.       А оснований для опасений было достаточно. Если Ричард захочет, он без труда достанет Невилла хоть из-под земли. Это обещался взять на себя Кельвин, но сможет ли он удержать альфу? Зная то, насколько сильно Ричард был привязан к своему омеге, Габриэль не был уверен.       Но нужно было действовать.       Вот раздался слабый стук, Аддерли, кажется, услышал шаги, и дверь распахнулась. Перед ним стоял Невилл в его ночном платье. Его волосы растрепались, кое-где выбились из косы и легли плавной волной на его плечах. Габриэль никогда не видел Невилла таким, на его памяти омега даже в самые страшные минуты своей жизни старался выглядеть самым лучшим образом, то есть, по его собственным представлениям, опрятно.       Но больше всего Аддерли удивило лицо омеги. У него были красные глаза, и на щеках еще блестели дорожки жгучих слез. Невилл понял, что Габриэль заметил эту деталь, и поспешно отвернулся, чтобы кое-как привести себя в порядок. Но всегда попытки скрыть тайну лишь больше ее выдают, и Габриэль, уже порядком уставший от вида слез, решил, что с разговором больше тянуть нельзя. Невилл явно был разбит, и пока и он не разрыдался у омеги на руках, Кельвин должен был действовать.       — Мой король, я пришел к Вам в этот ранний час… Невилл вдруг обернулся. На его лице сияла добрая улыбка, тут же преобразившая его.       — Габриэль, я же просил никогда не называть меня своим королем. Вы мой друг, мой самый лучший друг, один из немногих, кто не покинул меня в трудную минуту. Да и король у нас теперь другой…       — Вам бы все смеяться, а между тем…       Кельвин не знал, с чего ему начать. Невилл так просто смотрел на него, словно бы сам не предчувствовал беды. А между тем Аддерли прекрасно знал, что этой ночью он плакал не только из-за Стюарта.       — Ох, Габриэль, простите мне мою грубость. Я даже не пригласил Вас войти. Прошу, присаживайтесь, я вижу, Вам не терпится что-то мне сказать.       Они вместе прошли в покои Невилла, и Габриэль, снова оказавшись среди когда-то привычной ему роскоши, вдруг вспомнил, кто он такой на самом деле. Вмиг он выпрямился, привычно расправил платье, даже увереннее зашагал. Невилл был рад заметить в своем друге такую перемену: воодушевление Габриэля напомнило и ему о былых днях.       — Здесь ничего не изменилось с тех пор…       Габриэль слишком поздно понял, что совершил ошибку. Чувства Невилла были расстроены, и сейчас нельзя было вдаваться в ностальгию, иначе разговор мог бы пойти совсем в другую сторону. Но слова назад Габриэль вернуть не мог.       — Действительно, я ничего не менял. Но как поменялось все вокруг! Габриэль, ты был одним из трех людей, кто мог заходить в мои покои. Я выходил в свет лишь в те редкие моменты, когда сам Ричард мне это позволял, но почему-то сейчас, когда я волен в любую секунду выйти отсюда, я не хочу.       — Неужели Вы скучаете по прежним временам?       — Мне кажется, что да. Не смотри на меня так, я и сам понимаю, что это глупо. Но даже Вы, Габриэль, не знаете всего, что происходило здесь со мной. Поверьте, мне есть, о чем жалеть. До того дня Ричард любил меня больше всех на свете. Так было и после расправы, но свою любовь он выражал уже совсем по-другому…       Но Вы ведь не знаете, каким он был со мной. Прилюдно он старался не показывать своей привязанности, иногда даже специально был груб со мной. Однажды он при Вас с мужем отчитал меня за слишком большое количество украшений в волосах, помните? Вы еще вступились за меня, сказали, что ему не стоит рассуждать о вещах, которые понятны только омегам. Вы даже себе не представляете, как он разозлился! — Здесь Невилл так звонко засмеялся, что и Габриэль невольно улыбнулся. — А я тогда расплакался. Так Вы не знаете, как он потом ласкался ко мне, когда мы остались вдвоем. Просил прощения, говорил, что сделал это по глупости и больше никогда-никогда…       В минуту, когда Невилл с жаром рассказывал ему все это, Габриэль не мог отвести от него взгляда. Невилл загорелся, его глаза блестели, он оживился. В то же самое время в его голосе чувствовались нежность и мягкость. Он был так красив, когда говорил о Ричарде… В душу Габриэля закрались сомнения.       — Габриэль, мы ведь любили друг друга, —Продолжил Невилл. — Можете не верить, но я тоже его любил, хотя и не так сильно, как он меня. Я часто думаю о нашей с ним жизни и о том, как бы все сложилось, не случись все это. Пожалуй, мы были бы счастливы вместе. Скучаю ли я по прежним временам? Мне стыдно это признавать.       Габриэль долго не знал, что ему ответить. Он вдруг почувствовал, что не знал всего, что на самом деле происходило между Плантегами, хотя и считался знатоком их отошений. Невилл перестал представляться ему загнанным в угол омегой, который был вынужден полюбить. Все это время Аддерли думал, что Невилл лишь притворялся, что любит, чтобы Ричард его не тронул, но теперь… На миг Габриэль даже забылся и попросил:       — Невилл, прошу Вас, расскажите мне о том дне, когда вы впервые увидели друг друга.       Габриэлю вдруг показалось, что именно здесь таится ключ к разгадке всего происходящего. Ведь именно первая их встреча, о которой никто из Плантегов никогда не говорил, должна была иметь решающее значение для Невилла. Ведь Габриэль знал: Невилл согласился стать мужем Ричарда в тот же день, когда его увидел. Возможно, именно понимание того, что тогда произошло, помогло бы ему убедить Невилла оставить Боденштайн.       — Габриэль, ведь я не раз говорил, что не люблю вспоминать свою жизнь в доме Патрика…       — Я вовсе не прошу Вас говорить о Патрике. Я просто хочу понять, почему… Почему Вы все еще любите его, несмотря на все произошедшее? Невилл замолчал и отвел взгляд. Он боялся признаться в этом себе, но теперь, когда Кельвин озвучил мысль, не покидавшую его все это время, имело ли молчание смысл?       — С чего Вы это взяли? Неужели Вы не заметили, что я в последнее время смотрел только на Стюарта?       — Вот поэтому я и прошу Вас. Невилл, поверьте, сейчас это очень важно. Я хочу понять… У меня есть одна догадка, возможно, я смогу помочь Вам. Если я прав, о Боги, если я прав, я смогу освободить Вас. Вы ведь мечтаете о новой жизни? Что ж, новое место и даже новое имя не помогут Вам, Вы все еще живете своим прошлым и, кажется, намеренно цепляетесь за него. Я не осуждаю Вас, я и сам такой же. В моей жизни не было ни дня, когда я бы не вспомнил своего милого Делбера. Но для меня новая жизнь невозможна, а Вы… Вы еще имеете шанс все изменить. Расскажите мне, как Вы познакомились, и, если мои надежды оправдаются, я смогу убедить Вас уехать со мной.       — Я…Я не понимаю, о чем Вы говорите. Куда Вы предлагаете мне уехать? Габриэль, что Вы затеяли? Я сейчас совсем не в том положении, чтобы играть в Ваши игры.       — Прошу Вас, доверьтесь мне, ради Вашего же блага я должен знать. Невилл… Я обещаю Вам, что устрою Ваше счастье. Вы мне верите? Невилл недоверчиво посмотрел на Габриэля. В лице омеги не читалось злобы, Невилл также не чувствовал и злого умысла. Но что-то не давало ему покоя. Он чувствовал, что в его жизни снова грядут перемены.       — Габриэль, зачем Вам все это?       — Все просто. Мое счастье тесно граничит с Вашим.