***
— Я же говорил, что будет омега, — тем же вечером заявил Этану Джеймс. Альфа только закатил глаза: — Ты очень много чего говорил, дорогой, напомнить? А с чего ты взял, что это омега? — Ты видел, что у него там? Если он альфа, то мне искренне жаль этого мальчика, — усмехнулся Джеймс. Когда Этан удостоверился, что ребенок в целости и сохранности был отнесен в спальню Невилла, он окончательно понял, что никогда не разгадает Джеймса. Зачем он врал? И врал ли вообще или в последний момент передумал? — Почему ты оставил его Невиллу? — А что я должен был с ним сделать? — словно не понимая, о чем идет речь, ответил Джеймс. — Хватит уже. У меня не настолько короткая память. — Ну мало ли, что ты там себе напридумывал… — Джеймс! Омега помедлил. Что ему сказать? Дорогой, мне показалось, что мне улыбнулся ребенок, и я передумал подбрасывать его семье мельника? Звучало как-то неправдоподобно. Джеймс и сам переставал себя понимать. — Этан, я не буду говорить. Ты хотел, чтобы этот ребенок остался? Он теперь здесь, радуйся. И перестань меня донимать, я сделал все так, как ты просил, надеюсь, ты доволен. — Нет, не доволен. Я хочу знать, почему. — За красивые глаза, такой ответ устроит?! — вспылил Джеймс. — Что тебе непонятно? Ты и сам все знаешь, просто хочешь услышать, как я скажу, что мне стало его жалко. Ну вот и услышал! Этого добивался? А теперь отстань от меня! И вообще, ты сегодня спишь один!!! — Интересно даже, почему. — Потому что ты, Этан, дурак. Ничего другого альфа и не ожидал услышать. Это было вполне в характере Джеймса — самому создать проблему, со слезами на глазах решить ее, а потом обвинить во всем Этана. Причем он делал иногда это так искусно, что сам альфа начинал верить, что в чем-то виноват. Но со временем Стюарт научился справляться и с этим. Его способ был довольно прост — Джеймс всегда заканчивал их ссоры какими-то угрозами, и Этан просто начинал их исполнять. Вот и в этот раз он послушно кивнул, медленно, давая Джеймсу время, направился к выходу из комнаты. — Нет! Стой! — тут же не выдержал омега. — Разве не этого ты хотел? — Нет, не этого! — А чего, Джеймс? Чего ты постоянно хочешь от меня?! — Ты меня не любишь, а я хочу, чтобы любил… Началось! Этан знал, что этот страх никогда не исчезнет в Джеймсе. Омеге всегда казалось, что чувства Этана — обман, что альфа давно уже разлюбил его и просто не хочет признаться. Видимо, обида снова натолкнула его на эти мысли. Джеймс отвернулся и заплакал. На все просьбы мужа вернуться к разговору он только мотал головой. Тогда Этану пришлось пойти на крайние меры — он против воли обнял омегу, хотя тот и пробовал вырываться, но вскоре затих и даже сам плотнее прижался к мужу. — Успокоился? Джеймс кивнул. Этан почувствовал, что теперь омега наконец-то стал послушным, таким, каким он был только при нем, и то очень редко. В такие моменты он был самым беззащитным существом, и даже давал Этану слово и не перебивал его. — Я не хотел говорить с тобой, потому что это был не ты. Мой Джеймс нежный, слабенький, тихий, а не тот, кто с огнем в глазах рассуждает о том, куда денет чужого ребенка. Я тебя изрядно помучил? Вот теперь знай, как ты сам издеваешься надо мной, когда обижаешься. Но это в прошлом. Я хочу с тобой помириться, — продолжил альфа. — А знаешь, как я это сделаю? Я тебя сейчас поцелую. Прежде, чем Джеймс успел возмутиться, Этан оказался уже слишком близко. Когда они только познакомились, Джеймс совсем ничего не умел, даже не знал, как правильно целоваться. Но Этан был вполне терпелив и не торопил его, давая достаточно времени привыкнуть к новой роли. Параллельно альфа учил его всему тому, что знал сам, и даже достиг в процессе преподавания определенных успехов, но так и не добился от Джеймса инициативности. Омега все еще не мог первым предлагать ласки, и делал это только в том случае, когда что-то хотел от Этана и приходилось идти на крайние меры. Омега покраснел и, когда поцелуй закончился, осторожно погладил Этана по голове. Альфа знал, что даже такой маленький шаг дался мужу нелегко, поэтому с благодарностью посмотрел на него. — Ты у меня самый лучший, Джеймс. — Я ведь и сам знаю, что я противный. Почему ты меня терпишь? — Как раз потому что люблю тебя. Ну что, мир? Джеймс улыбнулся и осторожно пожал мужу руку. Этан снова поцеловал его и осторожно перенес на кровать. Альфа понимал, что сейчас не самый подходящий момент для близости: Джеймс был сильно уставшим да и к тому же хотел совсем другой нежности. Ее-то Этан и собирался ему дать. Он довольно легко справился со шнуровкой платья и когда омега запротестовал, тот заверил его, что не собирается приставать. Так он и сделал — оставил Джеймсу лишь белье, а сам устроился с ним рядом и долгое время просто смотрел мужу в глаза. Омеге этого, кажется, было вполне достаточно, чтобы окончательно довериться Этану и прижаться к ему, как он это и любил делать. — Этан, а я хоть чуть-чуть пахну? — вдруг спросил он. — Почему ты вдруг подумал про это? — Потому что у нас не получаются дети из-за того, что у меня нет запаха. А у нас были бы хорошие мальчики… Представляешь, какие были бы красавцы, если бы взяли бы, к примеру, мои волосы и глаза, а у тебя нос? Хотя, нос тоже лучше пускай мой будет, у тебя он кривой немного. — Джеймс, у нас будет ребенок. — Как бы я хотел, чтобы ты был прав. Знаешь, я на каждый праздник загадываю родить тебе сыночка. Только не получается у меня, никак не получается… — Ты, кажется, хотел в горы? Будут тебе горы. Сейчас выдадим Генриха, решим все формальности, и я буду весь твой. Каждый день. И появится у нас с тобой ребенок. Возможно, к сожалению, у него будет мой нос. — Ладно уж, — зевнул Джеймс, — пускай даже с твоим носом. У каждого есть свои недостатки.Часть 40. Примирение
22 мая 2020 г. в 01:53
Примечания:
Новая глава уже перед вами!
Это случилось рано утром. Невилл разбудил Генриха, и тот по одним только испуганным глазам омеги понял, что происходит. Как ни странно, сам Стюарт нисколько не боялся, ему даже удавалось успокаивать Невилла, который заметно нервничал. Хотя традиции Детмольда и допускали присутствие альфы на родах, Невилл наотрез отказался — ему казалось, что Генрих не должен видеть его в эту минуту. Лоуренс честно признался, что боится, но, к неудовольствию Этана, быть рядом с Невиллом вызвался Джеймс.
Отношения между ними так и не улучшились. Омега все еще не понимал, почему муж стал холоден к нему, а по замку уже ползли сплетни, которые, впрочем, имели мало отношения к реальности. Тем не менее Джеймс старался не терять лицо — он смеялся в глаза тем, кто говорил, что у Этана появился любовник, потому что прекрасно знал, что это не так. А между тем он бы даже обрадовался, если эти перемены вызвал какой-нибудь фаворит Этана, ведь с чем-то подобным Джеймс бы справился быстро. Но омега чувствовал, что дело здесь было гораздо серьезнее, однако муж отказывался с ним разговаривать, видимо, надеясь, что омега сам догадается. “А я ведь даже не знаю, как мне себя с ним вести. Обычно всегда обижался я”, — думал Джеймс.
Роды были непростые, но нельзя сказать, что тяжелые. Прошло каких-то девять часов, которые показались Генриху бесконечными. Если в тот момент, когда Невилл дрожащим голосом произнес: “Почему простынь мокрая?”, Генрих оставался спокоен, то теперь, когда чувствовал, что никак не мог помочь омеге, который находился буквально за стенкой, он готов был сойти с ума. Кое-как его удерживал Уилфред, раз за разом напоминая ему просьбу Невилла не заходить к нему.
— Почему я вообще его слушаюсь? Разве не будет лучше, если я буду сейчас рядом с ним?
— Нет, не будет, — вздохнул Уилфред, в сотый раз повторяя одно и то же. — Ты что ли оглох, не слышишь по его крикам, что это не наше с тобой дело? Неужели ты правда не понимаешь, почему он не хочет?
— Не понимаю. Что я у него не видел, скажи мне?
— Генрих, там сейчас не Невилл. Вернее, там есть его часть, внешняя оболочка, а вот все то, что делает Невилла Невиллом, вернется только через несколько часов. В данный момент там животное, которое пытается произвести на свет потомство. Эти крики, разве человек так может?
Генрих помедлил с ответом, а потом заключил:
— Уилфред, какое счастье, что мы альфы…
— Рад, что ты наконец-то начинаешь понимать. И нечего нам там делать.
— А ты сам бы тоже не пошел туда?
— Не знаю, может, если позовут… Но лучше бы не звали.
И вот момент настал. Послышался последний крик, а за ним то ли писк, то ли плач. Генриха как ошпарило: он забыл и про все просьбы, и про собственный страх и вбежал в комнату, не обращая внимания на недовольство Уилфреда. Он увидел Невилла, заплаканного и изможденного, а у него на руках… некий комочек странного цвета, который нелепо корчился и вздымал крохотные ручки. Подле омеги был и Джеймс, тоже усталый, но счастливый, хотя с радостью Невилла ничто не могло сравниться. Наконец Невилл заметил и Генриха: он явно заволновался, пробовал поправить спутавшиеся волосы, но делал только хуже. Однако, альфа еще долго оставался недвижим. Когда уже Уилфред бесцеремонно сзади подтолкнул его, он понял, что пора было уже подойти посмотреть на ребенка. Невилл безмолвно развернул малыша к нему лицом и ждал вердикта.
Генрих смотрел на маленькую копию Невилла. Это был тот же носик, те же белесые волосы и даже разрез глаз. От Ричарда, кажется, ничего не было. “Красивый”, — только и сумел выдавить из себя Генрих.— “На тебя похож”. Невиллу такого ответа вполне хватило, хотя всем остальным слова альфы показались достаточно холодными. Омега же знал: только они останутся вдвоем, Генрих тут же станет совсем другой.
На ребенка пришли посмотреть и Лоуренс с Джеймсом. Лоуренс отказался брать его на руки, боясь уронить, а вот Этан, к удивлению Невилла, согласился. Ему даже на секунду показалось, что Этан улыбнулся малышу. Затем ребенка передали Джеймсу, при этом альфа многозначительно посмотрел на мужа.
Джеймс внимательно посмотрел мальчику в лицо. Взял его крохотную ручку в свою и поймал на себе пристальный взгляд Невилла: омега внимательно следил, чтобы никто не навредил ребенку. Вдруг произошло то, чего Джеймс никак не ожидал — младенец, лежа у него в руках, слегка улыбнулся. Этого, кажется, никто не заметил, и Джеймс даже подумал, что ему показалось, но в ту же секунду, когда он засомневался в увиденном, мальчик сделал то же самое! Его вернули Невиллу, который, казалось, только этого и ждал.