Тенебрис

Он медленно приходил в себя. Сильно болела голова, в горле пересохло, тело ослабло и не слушалось. Он лежал на кровати, но по ощущениям явно не у себя дома. Глаза не желали открываться, веки, казалось, налились свинцом. Пытаясь осмотреться, мужчина почувствовал дискомфорт и понял, что лицо перевязано бинтами, оставляя снаружи только нос и правый глаз. А когда начал ориентироваться, то заметил, что не один в комнате. Он хотел привлечь внимание и попросить о помощи, но из горла, вместо привычного, мягкого баритона вырвался лишь слабый хрип. — Я вижу, вы пришли в себя? Хорошо. Я беспокоилась. — Мадам, находящая в палате, поднесла к его губам стакан с водой. — Вы поступили глупо. Я ведь предупреждала вас, что он может быть опасен. И просила обращаться ко мне при малейших признаках нестабильности. Конечно, вы меня не послушали. После нескольких глотков воды, голос слушался мужчину лучше. — Что вы здесь делаете? — Мысли путались, слова никак не хотели складываться в логичные предложения. Глупее вопроса придумать было сложно, но сегодня разум — его самый лучший инструмент, обычно, отказывал ему. — Пришла. — Мадам усмехнулась. — Кто-то должен присмотреть за вами. Насколько я поняла, друзей у вас нет, а семья далеко. Ваши коллеги известили вашу кузину, но она отказалась ехать сюда. — Правильно сделала. У нее и без меня достаточно проблем. — Мужчина наконец справился с руками и коснулся повязки, она закрывала половину его лица. — Где он? — Я сомневаюсь, что вам стоит встречаться. Да-да… — Перебила женщина, уже поднявшего руку, человека. — Вы скажете, что никто не в праве решать за вас, но позвольте уж мне взять на себя смелость, я позаботилась о нем. Никаких ужасов, что вы там себе на представляли? — Видя, что мужчина дернулся при ее словах, торопливо заговорила Мадам. — У меня есть знакомая в детском доме. Я попросила ее взять его волонтером. Я обеспечила ему полный пансион, на одежду и всякие мелочи он заработает сам. Вы знаете, насколько он любит детей, там он никого не обидит. И присматривать за ним будут хорошо. — Она встала и отошла к окну, прячась от взгляда мужчины. — С чего такая доброта? — Отчасти я виновата в том, что с вами случилось. Ведь я все знала. Какое-то время они оба молчат, собираясь с мыслями, пережидая головную боль и сухость в горле. Через несколько минут Мадам обернулась и глядя мужчине в глаза произнесла: «Мы будем ждать вас в клубе. Под покровом темноты можно исполнять разные роли. Вы попробовали себя в одной из них. Возможно, вам придется по душе другая?» Мадам давно уже ушла, а он все думал, глядя в потолок. Думал о мальчике, о том, как у них все закончилось, думал о словах Мадам, думал о том, в какой момент его жизнь покатилась под откос на столько, что сейчас он лежал в больнице в одиночестве. Он не был мягким человеком, он не был приятным, ему обычно даже лень было притвориться приветливым с людьми, которых он считал, если не близкими, то хотя бы не сильно раздражающими. Он хотел быть один, считал это верным выбором. Один раз он решил изменить свой выбор и вот он лежит в больнице. Все так же один, только лед на месте его сердца превратился в черную пустоту. Он помнил все, но не мог угадать момент, когда он упустил что-то важное. Он помнил, как привел мальчика к себе домой. Показывал комнаты, рассказывал, какой бы он хотел видеть порядок. Особенно подчеркнул наличие его личного пространства, в котором он бы не хотел видеть посторонних — его кабинет. Его мальчик радовался, улыбался уголками губ, смотрел восторженными глазами на комнаты, оформленные в строгом стиле, удобные, функциональные, лишенные лишних деталей. — У тебя много книг. Ты читал их все? — Мальчик открывает книгу скандинавских сказок и увлеченно разглядывает иллюстрации. — Некоторую часть. — Мужчина чуть смущен, у него остается так мало времени на книги, все съедает работа. — Тогда зачем они тебе? — Недоумение во взгляде мальчика задевает мужчину и он забирает открытую книгу, увлекая мальчика в следующую комнату. — Я хочу их прочитать. Предполагалось, что я прочитаю их, когда дойдут руки. Планировал свое счастливое будущее, полное книг, тишины и праздности. Работа отнимает все мое время. — Что мешает тебе начать это будущее прямо сейчас? — Мальчик удивлен. Разве нельзя бросить работу, если она мешает читать любимые книги? — Брось свою работу! — Мир устроен не так просто, чтобы можно было себе такое позволить. Пойдем ужинать. Я голоден. — Мужчина видит, как сильно переполняют мальчика эмоции, как хочется ему бежать со всех ног, но тот берет мужчину за руку и степенно двигается по направлению к кухне. Он помнил, их первую близость у него дома. Мальчик был спокоен, расслаблен после неспешного ужина, наполненного обсуждением вкусовых пристрастий, но, когда мужчина коснулся его, вздрогнул и замер с широко распахнутыми глазами. Его взгляд был напряженным и внимательным, пока мужчина приближался к нему для поцелуя, их первого поцелуя. Когда губы соприкоснулись, мальчик закрыл глаза предплечьем, его губы дрожали. — Возможность видеть причиняет тебе неудобства? — Шепот мужчины коснулся уха мальчика ласковым облачком. — Я никогда не делал этого без маски. — Мальчик не отрывает взгляда от лампы за плечом мужчины. — Для беспокойства нет причины. Большинство людей занимается сексом без маски. Получает удовольствие не только осязая партнера, но и наслаждаясь визуальными образами.Мне нравится на тебя смотреть. Мальчик не сопротивлялся, когда мужчина раздевал его, он послушно поднимал руки и ноги, но не проявлял никакой инициативы. Когда они оба остались обнаженными, мальчик перевернулся на живот, подставляя спину, становясь беззащитным для взгляда и прикосновений мужчины. — Посмотришь на меня? Мне бы доставило удовольствие видеть твои глаза. — Мальчик отрицательно мотает головой, он явно не готов к такой близости. Он привык, что его телом пользуются и не знал, как пользоваться им сам. — Хорошо. Не переживай. Я все сделаю сам. «Я хочу чувствовать тебя в себе, мне нужно твое тепло. Ты так мне нужен.» — Мальчик злиться на себя, что не может произнести вслух, ему кажется, мужчине было бы приятно услышать эти слова, но он молчит, удерживая в себе даже стоны. Их первый раз дома ничем не отличался от того, что было в клубе. Сожаление по этому поводу преследовало мужчину до сих пор. Какое-то время мужчина не мог нащупать подход к мальчику, тот дичился, боялся сам выходить из дома, практически ничем не интересовался. Их близость, казалось, была еще одним подавляющим, пугающим фактором. Мальчику нравился только один вариант: когда он ничего не видел и никак не мог повлиять на происходящее — лежал на животе уткнувшись в подушку и только тихонько стонал, когда мужчина прижимался к нему сзади. Как ни старался мужчина раскрепостить своего партнера, поначалу тот оставался скованным и пассивным. Зато когда все заканчивалось, его можно было вызвать на откровенный разговор, чем мужчина иногда пользовался, пытаясь вызнать больше о его жизни. — Ты хорошо помнишь свою семью? — Сидя в ванной, мужчина намыливал спину мальчика. Прохладная вода остужала их разгоряченные после секса тела. — Только какие-то отрывки. Помню старших братьев, сестренку, я тебе рассказывал о ней. Родителей плохо, редко их видел. — На мгновение мальчик замирает, вспоминая. — А знаешь, я помню, как мы ягоды на соседском огороде собирали. Кушать очень хотелось. А они такие вкусные были. Мммм… — Он облизывается, а мужчина ловит себя на мысли, что такое мечтательное и немного озорное выражение лица очень идет его мальчику, и ради этого он не позволит ему голодать. Он стал стараться чаще бывать дома на выходных. Раньше все его время занимала работа, ему нужно было постоянно держать руку на пульсе, чтобы не упустить изменений на финансовом рынке. Стоит чуть-чуть зазеваться и можно потерять много денег, а вместе с ними и должность. А ведь мужчине нравилась его работа, он чувствовал себя естественно среди цифр и формул, ему нравилось ощущение эйфории, когда он угадывал развитие событий на бирже. Умение пойти на разумный риск, точно рассчитать возможные последствия, внимание к мелочам, способность быстро принять жесткое решение и огромная работоспособность — вот качества за которые его ценило начальство и, что скрывать, он сам. Однако, все эти качества не обеспечивали простых радостей жизни. Мальчик же внес в его жизнь немного уюта, мужчина не хотел так просто это потерять. Он не мог сказать, что влюблен, но ощущение тепла и покоя рядом с ним приносило облегчение после стольких лет одиночества. — Чем ты занимаешься по выходным? — Они вместе полулежали на диване в гостиной. Мальчик прижался к мужчине и осторожно поглаживал его по животу. — Как это ни прискорбно, но как правило работаю. Кроме того, читаю, встречаюсь с коллегами из других городов, просто сплю. Иногда хожу в оперу. — Мужчина склонил голову, уткнувшись носом мальчику в макушку. — Оперу? Я никогда не был в опере. Если у тебя будет время… — Мальчик сильно смутился, он всегда краснел и мялся, когда нужно было что-то попросить у мужчины. — Хорошо. Я посмотрю, что смогу сделать. Он помнил, что его не устраивало, когда мальчик проводит время, как домработница. Для самого близкого человека он желал бы другой судьбы. К тому же, все три года, что мужчина жил этой квартире, он пользовался услугами приходящей горничной, которая раз в неделю проводила генеральную уборку, заводила стирку и отдавала нужные вещи в химчистку. С мелким наведением порядка он справлялся сам. Раскладывать все вещи по своим местам всегда доставляло удовольствие. Готовить же он не умел и не любил, но соорудить самые простые блюда был в состоянии, если вдруг приходил домой рано. Чаще всего обедать и ужинать приходилось на работе. Поэтому желание мальчика накормить его всевозможными блюдами, рецепты которых тот находил в обширной библиотеке, стало приятным сюрпризом. — Очень вкусно! Ты великолепно справляешься с приготовлением самых изысканных блюд. Спасибо тебе за чудесный ужин. Я рад, что ты нашел себя в кулинарии. — Мужчина слегка улыбнулся, но тут же нахмурился, продолжая. — Но меня не устраивает твой скудный список увлечений. Ты молод, у тебя безграничные возможности! Я мог бы оказать тебе помощь. Кончено, если ты изъявишь желание. Воспользуйся возможностью, пойди учиться на кулинара. — Я хочу готовить только тебе. Мне хорошо тут.– Мальчик робко улыбается, подставляя голову под ласкающую ладонь мужчины. — Здесь мое место. Ты прогонишь меня? «Не прогонишь? Не отдашь, как они снова? Я так люблю тебя. Не смогу без тебя. Не отпущу!» — Мальчик скрывает панические мысли, положив голову на колени мужчины. — Нет, не прогоню. — Мужчина растаял от слов подопечного. — Я взял на себя ответственность за твою судьбу, когда забрал тебя из клуба и не могу пойти на попятный. Я беспокоюсь за тебя. Послушай, никто не застрахован от несчастного случая. Представь себе, что я не вернусь. Каковы будут твои действия? — Я не знаю. Можно, я не буду думать об этом сейчас? — Мальчик в растерянности опускает голову, ему не хочется думать о будущем. Он не привык к этому. В клубе он жил сегодняшним днем, не заботясь о том, что будет завтра. И вот, здесь и сейчас он чувствует себя защищенным, пожалуй, впервые с тех пор, как его забрали от родной семьи. Ему хочется насладиться этим, а не устраивать свою жизнь. — На твоем месте, мне было бы невыносимо полностью зависеть от кого-то. От его настроения, от его благополучия. — Хмуро шепчет мужчина, глядя, как мальчик разбирает тарелки после ужина, и добавляет уже громче. — Я открыл тебе счет в банке. Оставил денег, на случай если со мной что-то произойдет. Мальчик не вслушивается в слова, ему достаточно, что рядом есть близкий человек, хоть и немного тревожно, потому что тот больше не хочет его постоянно. Ему нечего предложить мужчине в ответ за заботу, кроме своего тела, и это гложет парня. «Если ты выбрал меня, и я — твой, разве может что-то случиться? Если ты не оставишь меня, я стану самым лучшим для тебя. Только скажи.» — Засыпая в одиночестве на огромной кровати, мальчик думал, что может потерять своего мужчину, ведь приходится делить его с многими. Вот и сейчас мужчина ушел разговаривать с иностранными партнерами, оставив его одного в темноте. Мальчику было горько и страшно. Он помнил, как привел мальчика впервые послушать оперу. Возможно, именно тогда в их отношениях впервые появилась трещина, которая не была связана ни с трагедией, произошедшей в жизни мальчика, ни с его тяжелым характером. Ему стоило отнестись к этому событию с бо́льшим вниманием. Быть более чутким по отношению к партнеру. Но ничего уже не вернуть… К сожалению, в единственный его свободный день, давали только «Бал-маскарад» Джузеппе Верди. Мужчина уже видел оперу в другой постановке, но все равно был заинтересован происходящим. Он шепотом рассказывал мальчику подоплеку сюжета. — Почему король выбрал для маскарада костюм оленя? — Мальчик ерзает на сидении, то устремляя внимание на сцену, то снова оборачиваясь к мужчине. — В данной постановке использована аллюзия на миф об Актеоне. Актеон был юношей, который потревожил богиню Артемиду во время купания, она разгневалась и превратила юношу в оленя. Его задрали собственные собаки. Мораль данной истории в том, что, увидев запретное, то, что не должен был, Актеон погиб. Король также не должен был присутствовать при гадании, не должен был знать, что Амелия любит его. Знание стало причиной его гибели. — Такая печальная история о любви. Мне жаль, что они не смогли соединиться. — Люди в зале аплодировали исполнителям, примадонне уже с трудом удерживала все подаренные цветы. Мальчику тоже хотелось подойти к статной женщине, посмотреть вблизи ее расшитый золотыми нитками костюм, прикоснуться к обладательнице волшебного голоса. — Их любовь была запретной. Они сами осознавали ситуацию. Пока они боролись с собой, конфликта не возникало. — Овации заканчивались, можно было двигаться к выходу из зала. — Как ты можешь так говорить? Король умер из-за любви. — Мальчик, взявший мужчину под руку при выходе из зала, остановился, не в силах двигаться от возмущения. — Король должен нести ответственность за каждого своего подданного. Он принял верное решение — противиться соблазну. — Любовь должна побеждать все. — Есть разные виды любви. Он любил и своего друга тоже, соответственно, не должен был его предавать. — Мужчина аккуратно потянул своего спутника к выходу. — Это Ренато предал его. Подлый, мерзкий предатель. — В этой истории нет совершенно правых и виноватых. Вернемся к постановке, сейчас будет чрезвычайно красочная сцена. — Мужчина тихонько засмеялся и взъерошил мальчику волосы. Все-таки его партнер был таким ребенком… В его крови бурлил юношеский максимализм. После оперы они немного задержались в фойе, мужчина встретил коллегу из зарубежного филиала их корпорации и остановился обсудить последние новости. Беседа затянулась. С этим человеком они были почти приятелями, у них сходились взгляды на многие вещи и оба были увлечены своей работой, оба старались следить за последними публикациями в сфере финансов. Во время обсуждения особенно интересной недавно вышедшей статьи, мужчина поймал взгляд мальчика и осекся. — О, я вижу твой юный друг совсем заскучал. Я прошу прощения, молодой человек, нам не часто удается выкроить время для приятельской беседы. Но такому обворожительному юноше, не стоит беспокоиться, что я надолго завладею вниманием твоего спутника. Ох, молодость. — Произнося это коллега мужчины ни на минуту не оставался неподвижным, он то касался щеки мальчика, то размахивал руками, качая головой. Мальчик не выдержал навалившегося на него за этот день. Он бросился к выходу, на ходу надевая пальто. Ему хотелось плакать, самому себе он казался никчемным и серым. Страх, что он снова окажется один, что его снова будут заставлять делать неприятные вещи, что он никому не нужен по-настоящему, заставил мальчика бежать все быстрее и быстрее. — Постой! Что же ты творишь? Пойдем домой. — Догнавший его мужчина прижал к себе дрожащее тело мальчика. — Было невежливо убегать во время разговора. — Этот твой… Коллега. Он же лапал меня! И ты… Ты с ним бы, если бы не было меня, да? — Мальчика трясет, он захлебывается словами. — Его сюсюкание. А ты смотрел на него… Так, как будто… — Так. Во-первых, у него жена и двое детей, он в них души не чает. Во-вторых, я никогда не имел на него видов. В-третьих, то, что ты назвал сюсюканием есть проявление их национального темперамента. Для меня стала шоком первая зарубежная командировка. Уже на второй день меня посещало желание ломать руки. Мне пришлось приложить усилия, чтобы он уяснил на сколько мне неприятны такого рода телесные контакты. Я достаточно подробно ответил на твой выпад? — Всю дорогу до дома они молчали, думая о своем. Им предстоял нелегкий разговор, и они страшились его последствий. — Ты был прав. Я уже не ребенок. И не в клубе. Я бы хотел сдать экзамены. Те, когда выпускаются из школы. Если ты позволишь, я бы занимался по разным предметам… Вместо ответа мужчина нежно поцеловал мальчика. С одной стороны, он был благодарен инциденту, мальчик встряхнулся, выпал из своего розового тумана, с другой стороны, мужчина понял, что привязанность к нему мальчика на столько всеобъемлющая, что становится опасной. Он помнил, что, когда мальчик привык и стал чувствовать себя уверенней, их вечера стали проходить по стандартному сценарию. Мужчина возвращался с работы уставшим и голодным. Мальчик ждал его дома с горячей едой. Приготовление пищи было единственным, что по-настоящему привлекало его. После ужина мальчик терпеливо дожидался, пока мужчина примет душ, а после начинал раздеваться, ласкать себя и растягивать. Он редко касался мужчины, но свое тело уже освоил в совершенстве. — Послушай, вовсе не обязательно заниматься сексом ежедневно. Мы можем провести время по-другому… — Мужчина снисходительно смотрит на мальчика, в его взгляде сочетаются раздражение, усталость и смирение с неизбежным. Если сейчас он остановит его, тот непременно уйдет в себя, замкнется, перестанет заниматься подготовкой к экзаменам. Такая постановка вопроса всегда вызывала злость. Неужели мальчик не видел этого? Или именно этого он и добивался? Во власти злости и раздражения мужчина не проявлял нежности во время близости. Не зарывался пальцами в волосы, массируя затылок, не ласкал вздрагивающий живот, осторожно переходя на внутреннюю часть бедер, не пытался исследовать языком шею и ключицы, в попытках угадать чувствительные места. Становился властным и немного грубым, лишая мальчика возможности двигаться и отвечать. «Я твой, твой, » — думал мальчик, чувствуя глубокие толчки члена мужчины, — «а ты мой!» — Мысленно кричал он, выплескиваясь в руку мужчины. Такой секс неизменно приносил удовольствие им обоим. Они расслаблялись и как будто становились ближе друг другу. Однако, мужчина смутно чувствовал, что к настоящей близости сердец, душ и разума это не имело никакого отношения. В тот день он пришел домой позже обычного. Срочные дела обрушились на него лавиной, с трудом удалось выкроить время на обед. Он спешил домой к своему мальчику, чтобы насладиться его теплом. — Ты поздно. — Мальчик стоит на кухне квартиры мужчины только в коротких шортах. В руках у него поднос с пирогом. Он готовил его последние несколько часов. Ждал мужчину с работы. — Нужно было закончить презентацию для завтрашнего собрания. — Мужчина устало опускается на стул, одновременно пытаясь пригладить волосы. Он не смотрит на мальчика, прикрывая покрасневшие глаза. — Я ждал тебя. — Я знаю. Я работал. Как продвигаются твои занятия? — Мужчина протягивает руку, пытаясь коснуться волос мальчика. — Сможешь расстаться со своей ношей? — Кивает на поднос и пытается улыбнуться. Он устал, ему хочется посидеть в тишине. Но мальчику нужно внимание, иначе он не даст мужчине доделать запланированное. — Я приготовил для тебя пирог. Поужинаем? — Вроде бы мальчик успокоился, занялся сервировкой стола, достал нож для разрезания пирога. — О чем ты думаешь? «Я так скучал по тебе, твоя работа отбирает тебя у меня. Пожалуйста, подумай обо мне, пожалуйста, пожалуйста.» — Мальчик сам не понимает к кому обращается, чувствует только как растет в душе отчаяние от слов мужчины. — Если завтра все пройдет как запланировано, фирма сможет получить выгодный контракт. Признаюсь, я замучился составлять графики о наших, если можно так выразиться, достижениях для приезжающих инвесторов. — Мужчина говорил о своей работе вдохновенно, пусть он устал, но его дело приносило ему удовлетворение. За время жизни с мальчиком, он привык много говорить, это больше не было для него проблемой. Возможно, отвлёкшись на свой монолог, он и пропустил удар. Лезвие ножа сверкнуло короткой вспышкой. В первый момент он не почувствовал боли, только кровь, текущую по щеке. Стало темнеть в глазах, мужчина все пытался стереть кровь с лица и разглядеть мальчика, который беспорядочно метался по кухне, то обрушивая на мужчину град слабых ударов первыми попавшимися под руки предметами, то роясь в ящиках в поисках аптечки. — Прости, прости! Я не хотел. Не надо! Не умирай. Сколько крови! — Мальчик плакал, пытался нащупать рану, скользкими от крови руками гладил мужчину по голове. — Почему ты не со мной? Ты так отдалился? Я ведь книги твои читаю, чтобы быть ближе к тебе, а ты! Я все сделаю, только не умирай! — Мальчик тихонько подвывает от ужаса. — Почему? Я только мешаю тебе! Ты такой же! Как они все. Как все… — Он кричит и бьется на полу, не обращая внимания на мужчину. Кое-как мужчина смог дотянуться до телефона и вызвать скорую. Перед глазами плавали темные круги, голос мальчика звучал глухо, то приближаясь, то отдаляясь. Мужчина не помнил, как потерял сознание. Ему было горько и страшно. Из больницы его выписали только через две недели. Оказалось, что мальчик ударил его не только ножом, но и чем-то тяжелым. Кровопотеря и легкое сотрясение приковали его к постели. За это время он успел обдумать слова Мадам вдоль и поперек и прийти к выводу, что ее предложение нужно как минимум рассмотреть. В любом случае его жизнь уже не будет прежней. И если начинать что-то менять, то лучше всего начать с себя. И в этом деле нужно заручиться поддержкой. Когда он наконец решился действовать, оказалось, что Мадам уже ждала его. — О, я рада вас видеть. Вы заставили меня поволноваться. Готовы к переменам? — Они встречаются в той же гостиной, что и в первый раз. Место навевает болезненные воспоминания, но мужчина уже кое-как научился не думать о мальчике. — С момента знакомства с вами я все удивляюсь вашей манере общаться. Она наводит на мысли, что вы вторгаетесь в мое сознание против моей воли, с целью узнать компрометирующую информацию. Или же не допускаете самой мысли, что можете быть неправы. — А я с момента знакомства с вами не могу понять, почему нужно так сложно выражать свои мысли? Ведь могли бы сказать — «Какого черта, Тенебрис, ты так себя ведешь?» — Мадам смотрит на мужчину с мягкой насмешкой. — Мы не были представлены друг другу должным образом и не пили на брудершафт. — Мужчина кривит губы в презрительной гримасе. Сейчас он уже не так уверен, что ему стоит здесь находиться. — Хватит. — Мадам хлопает в ладоши и решительно подходит к мужчине, беря его руки в свои. — Посмотрите на себя, пойдемте, я покажу. Вы ведь такой привлекательный мужчина, страстный, красивый, интересный. Что? С каким из определений вы не согласны? Взгляните! Мужчина вглядывается в зеркало. Его волосы отросли еще сильнее и теперь достигают лопаток, они почти черные, но после инцидента с мальчиком, появилось несколько седых нитей на висках. Он похудел после больницы, кожа стала желтоватой, а карие глаза потускнели. Или же это произошло давно, из-за его работы, а он и не заметил? И конечно, его шрам, начинавшийся над бровью, пересекавший щеку и заканчивающийся на подбородке. Видимый след, который оставил мальчик. След, который остался в его душе, не виден никому. — Мне тяжело это признавать, но вы ошиблись во всем, Мадам. — Он тяжело вздыхает и отворачивается от зеркала. — Если мы приглушим свет, под покровом темноты становимся другими… Можем сыграть любые роли… И вот перед нами уже не сорокалетний мужчина, усталый, одинокий, обезображенный шрамом, а загадочный, сексуальный, притягательный образ. Не худоба, а гибкость и сухощавость, не холод во взгляде, а тайна, намек, обещание наслаждения, не усталая отрешенность, нет, многозначительное молчание. Сможете общаться только языком тела? — Боюсь, я буду чувствовать себя неуверенно в маске. — Прошептал мужчина, потрясенно рассматривая себя в полутемном зеркале. — Бросьте, маска нужна для того, чтобы держать в узде безмозглых юнцов. Взрослым людям она ни к чему. Вы ведь не испытываете желания посплетничать о клиентах? Я так и думала. Если мое предложение все еще вас интересует, то, возможно, вы возьмете себе псевдоним? — Что ж, раз моя манера говорить вам категорически не нравится, я буду всегда молчать. В связи с чем, вполне уместным будет взять псевдоним Тачет*. Шрам пока еще едва затянувшийся, покрытый тонкой, словно бумага, кожей причинял боль. Не давал возможности бриться, чесался, и приносил множество других неприятностей. Но одновременно он был символом изменений. Первым делом мужчина бросил свою работу, денег он скопил достаточно, вложив их в ценные бумаги. Не из-за взглядов коллег, частью косых, частью сочувствующих. Пришел к начальнику и попросил расчет. Конечно, его не хотели отпускать, он был отличным специалистом. Но поверили, что болезнь подточила его здоровье, он больше не сможет работать как прежде. Это было не далеко от истины. Головные боли не отпускали, стоило поработать за монитором компьютера больше часа, как начиналась резь в глазах, а голова грозилась немедленно взорваться. Как ни странно, книги не вызывали такого эффекта. Поэтому спасаясь от скуки, ожидая, пока рана на лице достаточно заживет и можно будет прийти в клуб, мужчина много читал. Прочесть все, до чего не доходили руки всю жизнь, конечно, было невозможно. Но он старательно наверстывал упущенное, отдаваясь этому хобби, как самому страстному любовнику. Он переехал. Забрав из старой квартиры только книги, единственное, что, по его мнению, стоило того, чтобы забрать с собой, единственное, что несло отпечаток его личности. Он подобрал себе новый гардероб, не из ярких, красочных вещей — нет, по-прежнему черное, белое в сочетании с синим и серым. Он гордился, что смог побороть в себе желание купить привычные строгие костюмы, остановился на джинсах и рубашках. Приобрел он кое-что и для клуба. Посмеиваясь про себя, назвал покупки рабочей униформой. За время болезни он сильно похудел. Его тело всегда было стройным и поджарым, хоть и не отличалось накачанными мышцами, он не допускал появления животика или дряблости, хоть и не занимался собой специально. Теперь же, рассмотрев себя в зеркале у Мадам, решил заняться своим телом, истязая себя ежедневными тренировками. К тому моменту как шрам окончательно зарубцевался тренировки дали свои плоды и мужчина будто помолодел на десяток лет. Поверхность загадочного зеркала Мадам отражала именно такого человека, какого она описывала в прошлую их встречу. Он был ошарашен произошедшими переменами. Вместе с Мадам они проработали окончательный образ Тачета: длинные черные волосы, распущенные по плечам, простые джинсы и нанесенный хной рисунок на груди. Он выбрал растительный орнамент. Мадам только смеялась, говоря, что их первая встреча не только на нее произвела впечатление. К удивлению мужчины, разговоры с Мадам стали неотъемлемой частью его вечернего досуга, хоть он и считал, что совершенно не способен поддерживать длинные, неспешные беседы на отвлеченные темы. — Черт возьми, Тачет, поправь меня, но неужели ты боишься? — Не боюсь. Скорее переживаю за репутацию твоего заведения. Возможно, я совсем не подхожу для такой профессии. — Да с чего ты взял, что это теперь твоя профессия? Какие глупости! Временами людям нужно выйти за грань своих представлений о реальности, чтобы они могли жить дальше. Потому что в таком состоянии они не подходят миру. И если с миром невозможно договориться, то единственный выход — это измениться настолько, чтобы стать другим человеком, о котором мир еще ничего не знает, к которому не имеет счетов. — Мадам говорит очень серьезно, даже сурово, как будто объясняя прописные истины. Но в следующий момент снова смеется, гладит мужчину по щекам, усаживается в кресло, мечтательно откидывая голову. — По моему скромному мнению, но мироздание часто со мной соглашается, так как человек существо социальное, то и измениться ему могут помочь только другие люди. Считай, что это свидания вслепую. Говорят, ночные встречи с людьми, с которыми ты не можешь встретиться днем, бодрят и освежают. Потом расскажешь так ли это. — Ты сумасшедшая. — Мне это не мешает. Я помогаю людям встретиться. А называют они себя клиентами, шлюхами или гостями, для меня значения не имеет. Решай сам, как ты хочешь себя называть и ощущать. — Ладно. Раз мое времяпрепровождение здесь не будет учитываться как работа, то я не желаю, чтобы на меня распространялось правило о постоянных клиентах. — Конечно, не будет. В твоем случае чем разнообразнее, тем лучше. Может, нескольких за ночь? — Мадам подмигивает и проводит языком по губам. Получается скорее забавно, чем сексуально. — Не смешно. Ты ведешь себя как ребенок. — Возможно, это ключ к твоему сердцу. Подумай об этом. А теперь иди. Не стоит заставлять себя ждать, Тачет. Подходя к двери, за которой его ждал первый партнер, как про себя мужчина решил называть тех, с кем будет проводить ночи в клубе, он испытывал одновременно восторг и нервную дрожь. Само по себе в сексе со случайным партнером не было ничего нового. Но невозможность отказаться, настоятельная необходимость доставить партнеру удовольствие тем способом, который выберет не он сам, и дополнительная сложность — молчание, все это заставляло нервничать. Войдя в комнату, он остановился на пороге, пораженный увиденным: на кровати лежал внушительных размеров обнаженный мужчина — высокий, с накачанными мышцами и шрамами по всему телу. Шрамы змеились по груди, уходили на спину, сползали по мускулистым бедрам. Дополняла картину военная выправка, короткий ежик светлых волос и татуировка оскалившегося тигра на предплечье. Выглядящий таким властным и уверенным, что худощавый Тачет выглядел по сравнению с ним как щуплый подросток-ботаник впервые вышедший из дома без родителей. Некоторое время они молча разглядывали друг друга. Один с любопытством и напряженным ожиданием, другой с удивлением и опаской. Видя нежелание Тачета подходить к нему другой мужчина встал сам. В его взгляде сквозили насмешка и вызов, а замешательство Тачета вызывало у него кривую усмешку. Однако, на самом дне глаз притаилась горечь. На такую улыбку с двойным дном можно было ответить только одним способом… Подойдя вплотную Тачет, глядя прямо в серые глаза партнера, бестрепетно очертил кончиками пальцев самый страшный шрам, пересекающий всю грудную клетку, а затем повторил весь путь губами. По удивлённому взгляду он понял, что его сегодняшний партнер не стесняется своих шрамов, но слишком часто сталкивался с тем, что другие люди не могут оценить красоту его тела, видя только поврежденную кожу. — И не противно тебе? — усмехнулся мужчина. — Можешь Тигрисом меня звать. Вместо ответа Тачет толкнул того к стене, удерживая запястья и впиваясь зубами в шею партнера. Конечно, если бы тот захотел, то легко мог бы освободиться, но, по-видимому, решил проверить, как далеко они смогут зайти. Кожа у обладателя татуировки была горячей и шершавой, ее было приятно ощущать под языком и губами, засасывая кусочек в рот, а затем зализывая покрасневшее от прилива крови место. По такой коже хотелось бесконечно скользить руками, вызывая короткие резкие выдохи и невольную дрожь большого тела. Было так странно и безумно приятно, что сильный, волевой мужчина тает под твоими прикосновениями. Такая реакция толкала на более безумные вещи. Почувствовав порыв перехватить инициативу, Тачет, практически не отстраняясь, развернул партнера лицом к стене. — Да что ж ты делаешь?! — Прозвучало бы грозно, если бы не закончилось всхлипом, когда мужчина с силой прикусил кожу на загривке, как раз там, где кончались короткие волосы. А потом еще раз и еще, пока не почувствовал, как расслабляется тело еще недавно незнакомого мужчины, внезапно ставшего таким желанным. Тигрис тяжело дышал, у него подкашивались ноги, по всему телу разбегались колкие мурашки, собираясь в низу живота. Об прижимавшееся сзади горячее тело хотелось потереться, выгибаясь до хруста в суставах. Ни один его партнер, с тех пор как он поступил на военную службу, не делал с ним такого, не заставлял хотеть принадлежать, до головокружения, до звона в ушах. — Кто тебя такому научил? Я и не знал, что можно… Так чувствовать. — Шептал он, подставляя шею под новые поцелуи и укусы. — Снимай уже свои штаны и займись делом! «Не упустишь своего шанса покомандовать? Ну уж нет.» — усмехнулся Тачет. Сам себя лишивший права говорить в слух, он невольно начинал общаться со своими партнёрами про себя. Оттолкнувшись от стены, Тачет потянул Тигриса к постели. Скользнув голодным взглядом по раскинувшемуся перед ним телом, он прикоснулся к напряженно стоящему члену партнера, сразу беря того в плотное кольцо пальцев, двигаясь в быстром темпе, доводя до исступления обоих. Когда жажда обладать стала нестерпимой Тачет достал смазку и жестко зафиксировав бедро партнера одной рукой, пальцами другой кружил около входа, пристально глядя в лицо Тигрису. Его пьянило ощущение власти, он прекрасно видел какое острое удовольствие испытывает мужчина под ним от пальцев, проникающих в его тело. Ему хотелось стать ближе, хотелось быть возле эпицентра такого удовольствия, хотелось стать его единственной причиной. — Давай уже, ну пожалуйста. — Теперь он просит, интуитивно чувствуя, что только так добьется желаемого. Они оба сошли с ума, хрипя, притягивая друг друга ближе, как будто пытались вплавиться друг в друга, стать совершенным механизмом из двух идеально подогнанных деталей. Ближе, еще ближе, глубже, жестче. Не разрывая контакта взглядов, они видели отражение своего безумия и страсти в глазах другого. Оргазм накрыл их почти одновременно, ошеломляющий, жаркий, невозможно сладкий. — Ты знаешь, я снизу давно не был. — Тигрис лежит на постели, раскинув руки и ноги в стороны. — Контролировать люблю. Любил. А, черт возьми… — Тигрис раздраженно хлопает себя по бедру. — На меня никто с таким желанием не смотрел. — Он поворачивает голову к Тачету, который сидит на полу у постели, и шепчет чуть ухмыляясь. — Спасибо. Некоторое время они молчат, восстанавливая дыхание. После пережитого удовольствия хочется растечься уютной лужицей в объятиях другого, но оба понимают, что ни один из них не готов к такой степени близости. — Ты крутой мужик. — Хмыкает Тигрис, свешиваясь с постели. — Я на свои шрамы плевать хотел, знаю, что привлекательность моя в другом. Так, стараюсь детям и нервным дамочкам на глаза не попадаться. Не думал, что они могут стать моим главным козырем. — Он хрипло смеется и сам себе до конца не веря выдыхает. — А вот поди ж ты… Как оно… — Тенебрис, ты хотела, чтобы я испугался. — Мужчина был возмущен до предела, он нервно ходит по кабинету Мадам, жалея, что не курит. — Если бы я думала, что тебя можно испугать, я бы не позвала тебя. — Мадам говорит серьезно, но в глазах у нее пляшут искры смеха. — Ты забываешь, что я забочусь обо всех, приходящих сюда. Может быть, эта встреча была больше нужна не тебе, а ему? — Тенебрис больше не в силах сдерживать смех. — Но, признайся, тебе ведь понравилось? — Да! Мне понравилось, невозможная ты женщина. — Мужчина уже совсем собрался махнуть рукой, но понял, что такой жест совсем для него не характерен, и остановил движение на пол пути. — Я даже не буду просить тебя не устраивать мне больше таких сюрпризов, все равно не послушаешься. — Даже один сюрприз серьезно исправил твою манеру говорить! Подойди, — Мадам с заговорщическим видом перекидывает свои тяжелые волосы через плечо, — посмотри, у меня даже не свернулись уши в трубочку после твоей реплики. Мужчина, склонившийся было к шее Мадам, резко отскакивает от нее, укоризненно качая головой. Ему давно пора домой. Завтра он снова придет сюда и перед этим нужно отдохнуть. Но как уйти, когда кажется, что по сосудам вместо крови течет шампанское, и его пузырьки рождают внутри приятную щекотку? Как уйти, когда Тенебрис, в очередной раз устав от роли чопорной хозяйки борделя, с луковой усмешкой между делом рассказывает о самом главном? Наученный предыдущим опытом, в этот раз он заходил в комнату с тщательно подготовленным выражением лица, в котором сочеталось каменное спокойствие, немного доброжелательности и легкая заинтересованность. Однако, никакая подготовка не помогла бы ему справиться с ожидавшим его. По комнате нервно расхаживала из угла в угол строго одетая женщина. «Тенебрис, что б тебя! Я же никогда не спал с женщинами. А ведь я ей даже сказать этого не могу!» — Мужчина был в отчаянии, не видя достойного выхода из положения. Женщина замечает, что не одна в комнате, и бросается к нему как к последней надежде. — Вы удивлены? Я объясню. Мне сказали… Это часть терапии. Послушайте, я знаю, что вы не хотите… Но мне так нужно, необходимо… — Женщина жалобно заглядывает в глаза, она путается в словах, явно не зная, как объяснить свою деликатную проблему. Тачет, сам себе не веря, осторожно привлекает к себе дрожащую женщину и успокаивающе гладит ее по плечу. Нужно дать ей время прийти в себя. Пытаясь понять, что же ей нужно от него, он вслушивается в перемежаемые всхлипами слова. — Он бросит меня, непременно бросит. И мне нужно научиться. Вы поможете? — Она поднимает на Тачета блестящие от слез глаза. — Они меня ледышкой зовут. Стервой. Акулой. Представляете? — Она снова уткнулась в его грудь лицом, слезы щекотно стекали по его телу, устремляясь к ремню на джинсах. — Но это так тяжело. Я не могу! Она бросается к столу, лихорадочно перебирая разложенные предметы: фаллоимитаторы, анальная пробка, наручники, смазка. Она наносит слишком много смазки на самый большой фаллоимитатор, размазывая ее повсюду, нервно крутит его в руках, словно не зная, что это и что с ним делать. Мужчине просто необходимо взять все в свои руки, пока она не причинила себе вреда. Но сначала нужно понять суть проблемы. Поэтому он вытягивает игрушку из ее рук, оттесняя от стола к креслам. Кровать кажется ему плохим выбором для предстоящего разговора. Некоторое время женщина сидит судорожно вцепившись в подлокотники, а потом начинает говорить более связанно. — Я познакомилась с ним на благотворительном вечере. Он не похож на этих модно одетых красавчиков с напомаженными волосами. — Она мечтательно прикрывает глаза. — Мы тогда сбежали от всех и говорили о цивилизации майя. Смешно, правда? — Женщина грустно улыбается. — Мы оба мечтали увидеть храмы Чичен-Ицу. Такая схожесть взглядов, самой не вериться. Женщина отворачивается и смотрит в стену. Похоже, что на этом хорошие новости заканчиваются. Чтобы подтолкнуть подопечную к дальнейшему рассказу, мужчина садиться на подлокотник кресла и берет ее за руку. — Я влюбилась сразу. Глупо, конечно, в моем положении надеяться на что-то. — Она прикусывает губу и, кажется, сейчас снова заплачет. — Я даже ходила к психотерапевту. Он и сказал мне, что все дело в стеснении. И помочь может шоковая терапия. Я должна ласкать себя и довести до оргазма, а вы смотреть. Вот так вот! — Закрыв лицо руками, она всхлипывает, но тут же берет себя в руки. Поможете? «Идеальный мужчина, который не может помочь избавиться от комплексов? Я бы подверг сомнению его идеальность. Что же мне с тобой делать, красавица моя?» — Тачет вспоминает свою кузину, которая тоже долго не могла найти себе мужа и считалась фригидной. Ему самому легко далось принятие своей сексуальности, повезло с наставником. Он до сих пор с теплом вспоминал его. Может быть, пришло время вернуть долг? Он бережно поглаживает ее по руке, лаская каждый палец, а потом целует ладонь. Отводит упавшие на лицо волосы, читая недоумение в ее взгляде. Она напряженно следит, как он роется в шкафах, разыскивая необходимое. Шелковая повязка скользит по ее лицу, надежно закрывая глаза. Ее рукой он проводит по своему лицу, давая понять, что смотрит. Крепко сжимает ее пальцы на своей руке, так она будет знать, что он рядом и поддержит. Ее губы приоткрываются в немом вопросе, но он закрывая ей рот рукой, заставляет замолчать. В полной тишине он подхватывает ее на руки и несет к кровати. Руки скользят по теплой коже, освобождая от одежды. Она смущена и растеряна, но не сопротивляется. И снова он ведет ее рукой, но уже по ее телу. По красивому лицу с точеными чертами лица, по тонкой шее, хрупким плечам и тонким ключицам, спускаясь к небольшой упругой груди. Она смелеет и начинает действовать сама, оглаживая то одну грудь, то другую, легонько сжимая соски, кружа вокруг них большим пальцем. Ему нельзя говорить, но выдохнуть ей на ушко тихое «Не бойся» он может себе позволить. Никто не узнает. Зато ей станет легче. Тихий стон становится ему ответом. Тогда его губы вновь чуть касаются ее ушка, заставляя выгибаться навстречу ласкающим пальцам. Мужчина смотрит на нежный румянец, выступающий на скулах женщины, на приоткрытые покрасневшие губы, потемневшие напряженные соски, тонкие пальчики, скрывшееся между стройных ножек. Она не вызывает в нем желания, но он находит ее прекрасной, впервые по-настоящему раскрывшей свою чувственность. Она сжимает его руку, и он чувствует себя причастным к захватившему ее оргазму. Легко читаемая во взгляде мужчины жажда убийства заставляет Мадам подняться из-за стола и отступить к окну. — Случай был очень тяжелый. Не могла же я послать к ней гетеросексуального мужчину. — Мадам обходит стол, стремясь спрятаться от разозленного мужчины. — Да и твое молчание пришлось кстати. Другой бы наверняка не удержался от комментариев. Пожалей, бедняжку! — Я тебя сейчас просто молча придушу. И это будет очень кстати! Как ты могла? Я чуть со стыда не сгорел. — Мужчина возмущен до глубины души поведением Мадам, всему есть предел. — А если бы я испытывал отвращение к обнаженному женскому телу? — Последнюю фразу мужчина чеканит прямо в лицо Тенебрис, он все-таки поймал ее между столом и окном. — Но ты ведь не испытываешь? — Мадам кажется равнодушной, похоже, что ее совсем не волнует, что мужчина яростно сжимает ее плечи. — И какой же урок я должен был вынести из этого свидания? — Мужчина понимает, что спорить с Мадам бесполезно. Та не только останется при своем мнении, но и его переубедит. У нее на все есть объяснение, которое на первый взгляд кажется бредом сумасшедшего, причем, обкурившегося для верности. А на второй является той самой истиной, о которой ты и сам давно знал, но не решался задуматься. — Узнал о себе что-то новое? Может, наконец, поверишь, что не такой плохой, как тебе кажется. — Тон Мадам намекает, что он сейчас не желанный гость в ее кабинете. Ее ждут другие дела. А ему надо о многом подумать. В третий раз он возвращается в клуб только через неделю. И чувствует, что изменился. После всего того, что подкинула ему жизнь за последние полгода, он никак не мог остаться прежним. Он не стал душой компании или расхлябанным балагуром. Нет, его педантизм, его уравновешенность, рациональность и холодность остались при нем. Но с удивлением он понял, что способен испытывать страсть, неконтролируемую похоть и желание доставить удовольствие, что зачастую нуждается в дружеской беседе и даже редких подтруниваниях, он может проявить сочувствие и понимание даже в самой дикой ситуации. Он перестал быть эмоционально-глухим. Может быть темнота принесет ему немного счастья? Мадам была занята, он не стал ждать пока она освободиться. Помощница Мадам передала, что его уже ждут, что про него спрашивали уже не раз. Хихикая, она прошлась по его обнаженному торсу ласкающим взглядом и добавила, что тот становится популярным. Мадам, ярая поклонница сказок, приберегла для него самый тяжелый удар именно на третью ночь. Тачет замер на пороге, даже не успев закрыть дверь. Мальчик. Его мальчик здесь. Ждет его?