Солнце

— Ты помнишь, тебе рассказывали о матушке твоего отца? — Момо гладит его по голове, проходя мимо. Мама действительно любит прикасаться к нему. Женщина садится напротив, держа в руках альбом. Ей все еще куда больше нравятся настоящие фото, чем цифровые. Они атмосфернее, что ли? Отряхивает его от невидимой пыли, на секунду замирая перед открытием, переводя дыхание. Ей все еще довольно сложно вспоминать всю их историю, да и неловко, ведь это больше относится к мужу, чем к ней. Сын пожимает плечами, скрещивая руки на груди. Довольно скучное начало. — Эта невероятная женщина? — Акабанэ хмыкает. — Конечно, такой ваш восторг мало кто может заслужить. Родители говорили мало на тему семьи отца. Но когда говорили, то вспоминали его мать с особым восторгом. Этот дом, несколько украшений мамы, доля в фирме родителей мамы, принадлежащая отцу еще до их свадьбы, да и вообще довольно устрашающее количество акций — все это принадлежало бабушке. Карму еще удивляло то, что женщина могла вести столько дел в такое время, как было тогда, во времена того еще неравноправия. — Ее звали Асэми, ты это помнишь, верно? Она была ему не родной, — начинает мягко. Сын закатывает глаза. И это все? Интересная, конечно, история, но что за бешеная интрига? — И не приемной. То есть, он не был ее сыном ни по крови, ни по документам. — А? — выгибает бровь. Господи, даже это он делает так же, как и Нао, Гакухо и сама тетушка Асэми. И, что самое забавное, даже не подозревает об этом. — У Асэми-сан был сын. Будучи в младшей школе, он учился в одном классе с твоим отцом. И, честно говоря, особой любовью друг к другу они не отличались. Нао был даже слишком хулиганистым, ему бы подраться с более старшими, да и одноклассников тоже не брезговал использовать в качестве груши для битья, а вот сын тетушки Асэми был отличником до мозга костей. Это был человек с отличной репутацией, отличной богатой семьей и такими же отличными оценками. А вот у Нао семья была, мягко говоря, неблагополучной. Я думаю, ты заметил и его отношение к людям, и то, что спиртного он не пьет? Будь он на моем месте, то уже давно бы облил биологических родителей грязью. У них было невероятное пристрастие к алкоголю и куча долгов в придачу. И да, все правильно, злость эти ребята вымещали на твоем отце, — Момо поглаживает альбом, задумчиво глядя на него и строя в уме свои следующие предложения. Похоже на сюжет фильма, но сыну нужно преподнести максимально ясно и серьезно. Карма слушает ее с интересом, будто мать рассказывает неплохую сказку. Оказывается, его отцу далеко не все было отдано на блюдечке. — И тут он подрался с тем самым сыном тетушки. Ее, естественно, вызвали в школу, чтобы как следует отчитать и унизить перед ней Нао. Тогда к нему, кстати, привязались какие-то ребята постарше. Уж не знаю что он с ними делал, но решили они его здоровски избить за школой. Сын алкоголиков, что из него взять? Никто на них и не подумает. А тут как раз Асэми-сан подъезжает. И что-то дернулось в ней, похоже, чтобы заступится за ребенка. — И что, как в боевике, раскидала всех парней? — фыркает, чувствуя в продолжении рассказа какую-то наигранность. Мать лишь немного улыбается, издавая смешок. Вот уж, у них с Нао такой же характер, но, говорят, минус на минус даст плюс. Так где же этот плюс, где вежливый спокойный характер ее мальчика? — Она была умнее. Знаешь, это, наверное, была единственная женщина в городе, которая ходила с телохранителями за спиной. Муж ее это не одобрял, но, честно говоря, он вообще мало что одобрял. Тот еще урод. Военный хороший, но о семье у него было довольно консервативное представление. Шлялся по женщинам так, что чуть ли домой с ними не заваливался, а она ребенка растила, дом убирала и готовила. Ну, не суть. И вот, забрала она с собой твоего отца. Как-то подружила его с сыном своим, заинтересовала в учебе, гуляла с ними. Ну, знаешь, то есть, Нао даже спать у них оставался. Тогда она еще не разведена была, как ты понял, так что тот говнюк ужасно злился, — Момо отводит взгляд, злобно кривясь, ясно сочувствуя матери своего мужа. И Карма слушает все внимательно, чувствуя, что мама не рассказывает все об этой женщине. — Потом бросил ее, сына своего тоже с ней оставил. Можно было бы сказать, что он женщин своих не уважает, а детей любит, но у меня чувство, будто бы муж Асэми-сан никогда никого и не любил. Но сына он еще более-менее признавал, так что оставил им этот дом, будто бы в издевку бросив несколько своих бесполезных акций и небольшую долю в компании моего отца. — А какая ей с этого выгода? — Акабанэ-младший ложится на стол. Все звучит слишком сладко, в такую историю не веришь. Подводный камень всегда должен как-то найтись в таких историях, иначе это была бы выдуманная сказка для того, чтобы дети чисто верили в добро. — Никакой? Давай, малыш, авторитетно выскажись о том, что это выдумка. Ты вырос таким умным. Я тоже часто думала об этом, но у меня чувство, будто этим решением она спасла и Нао, и своего сына. Не пойми неправильно, они оба хорошие люди, но у каждого тогда был свой минус, который заглушался при общении друг с другом. Ты не был знаком с этой женщиной, тетушка была такой мудрой, а ее аура стала такой величественной, что даже ты бы склонил голову, — Момо еще раз гладит его по волосам, подставляя одну руку себе под щеку. Акабанэ-старшая открывает альбом на первой странице, а после поворачивает ее к сыну. — Изначально твоего отца звали Накано Нао. Он не хотел брать фамилию тетушки просто так, так что взял ту, которая, по его мнению, была похожа и созвучна с его именем. А это, знакомься, Асано Асэми и Асано Гакухо. Их твой отец считает семьей и по сей день. Карма замирает на секунду. Ему послышалось? Это шутка? Может, родители решили протестировать на нем новую шутку. С фотографии на него смотрела Гакуши, но куда старше. В миг притягивает к себе альбом, вглядываясь все сильнее. Нет, не она, у нее волосы будто бы другой структуры, пусть тоже такие же прямые и карамельно-рыжие. Не совпадает и, вроде бы, форма носа. И губы чуть более узкие. И все же, она была красива. У женщины на фото совсем другой тип фигуры, да и рост немного повыше. Чем больше Карма смотрел, тем больше отличий видел, но эти две между собой были слишком похожи. Женщина на фото улыбалась искренне, будто он вот-вот услышит ее смех. Акабанэ почему-то думает, что у нее довольно звонкий смех. Прямые волосы выглядели густыми, как и у Гакуши, были такими же совершенно прямыми, подтверждая их родство уже не на всю тысячу процентов, но вот взгляды на длину волос они, похоже, не разделяли. Волосы Асэми были даже немного ниже талии, а две акуратно подрезанные пряди осторожно свивали, обрамляя лицо. О фигуре женщины и говорить не стоит — слишком похоже на Бич-сенсей. И да, кажется, глаза у семейства Асано одни на всех и другого не дано, все такие же сверкающие аметистами, перекрикиваясь со спокойным красным оттенком помады тонких губах. Хмурится, спускаясь взглядом ниже. Мама не шутит? Поднимает на нее действительно непонимающий взгляд. Стойте, что, серьезно? Около правой руки бабушки, как привык уже думать о ней Карма, стоял мальчик лет двенадцати. И да, это фактически Гакушу. Господи, да их серьезно всех с одного инкубатора выпускают? Председатель в детстве напоминает своего сына. А вот на себя не похож от слова «совсем». Отмечает, что волосы потускнели. В то время они были такими же, как сейчас у его детей сейчас, но менее блистательными. И разбросаны так, что даже на лицо падают, в отличии от обычной прически, которую привык видеть на председателе Карма. Такое чувство, что перед ним Гакушу несколько лет назад, а не Асано-старший. Взгляд спокойный и вовсе не острый, с ноткой радости, без этих острых и подлых огоньков, будто Акабанэ заглядывает в глаза Гакуши, но без присущей ей готовности ко всем мерзостям мира, без легкой усталости. То есть, он похож на действительно чистого ребенка, со своими шалостями, но без боли внутри. Это действительно сюжет какого-то в край сопливого сериала, которые любит смотреть Накамура. Тошнотворного, высосанного из пальца и настолько неправдоподобного, что блевать тянет. Но хитрые глаза отца, которого мать директора Асано обнимает так же, как и своего родного сына, глядят все так же насмешливо, как и сейчас, еще более несдержанно и будто бы говоря, что все это бразильское шоу произошло на самом деле. — А сейчас? — Карма крутит в руках альбом, ухмыляясь одним уголком губ. Одна за другой мелькали фотографии с Асано-сан, на них видно то, как менялись директор и его отец. И, кажется, они действительно считали друг друга братьями. Оба тут совсем другие, не такие, какими их видит Акабанэ-младший. Отец явно доверяет Асано, а Гакухо довольно улыбчив с ним. И это весьма удивляет. Почему он не знал об этом раньше? Это стало бы лучшим уколом для самоуверенного Гакушу. Стоит использовать эту информацию выгодно для себя. Хотя, точно ли Асано не осведомлены об этом? Гакуши явно не знает, ведь этот дом для нее явно чужд, а что насчет ее братца? Хотя, он никогда даже не трогал тему своего отца. — А сейчас эти два кретина разругались. Почему? Ибо они оба те еще идиоты, не спрашивай больше, — устало выдыхает, помахивая рукой перед лицом сына. Момо явно показывает свое отношение к ситуации. — Я еще не видел, чтобы кто-то из взрослых называл директора идиотом, — парень фыркает, откидываясь на спинку стула. Стоит все обдумать. Информация действительно… Занимательная, если так можно сказать. Но разве это объясняет странноватое поведение родителей? Нет. Маме еще явно есть что сказать. И Карма даже не знает стоит ли лезть к ней напрямую, ведь она человек той силы, которая способна подавить его самого. Если мать не захочет говорить, то лишь все так же невинно и весело улыбнется, разводя руками. Сразу отмечает, что тогда легче будет растрясти отца, ведь уж он-то болтливый до ужаса. В целом, Карма и так это сделает. — Но ведь сам ты иногда думаешь о нем в таком ключе? — Момо суживает глаза, слишком лукаво смотря на сына. Думал, конечно же, она знает, что думал. Ее Карма не подлиза, он объективно оценивает ситуации и людей. А если смотреть объективно, то Гакухо последние года творит неясно что. Даже на собрания партнеров не ходит, зато на с виду не сильно выгодных ему мероприятиях он в центре внимания. А ситуация с дочерью это просто нечто такое, что выходит за рамки. Как бы, Асано был свидетелем на свадьбе, да и они на его тоже успели побыть на этих почетных местах. Так как можно было скрыть наличие дочери? Видя, что сын кивнул, она весело улыбается, всплескивая руками и скрывая свои мысли. — Видишь, а острым языком ты пошел в нас. Так чему ты удивляешься, малыш? Неудобное для Момо молчание проявилось на кухне. Иногда ей сложно общаться с сыном. Эти подростки, с их гормонами и бунтарством, наверное, дарят родителям лучшие эмоциональные качели в их жизни. А ее своенравный Карма это вообще нечто. Интересно, у Гакухо такие же дети? Судя по тому, как недовольно умеет смотреть та девочка, пассивная агрессия в ней проявляется. Но ведь и Гакухо педагог высшего уровня, что ему стоит справится с этим переходным возрастом, особенно когда он прожил с Нао столько времени. Хотя, это их прошлый Асано, а что сейчас? С ума сходит? Отправляет юную дочь на ночь к мальчикам? Это еще ладно, дело молодое, выбор их детей. Ограничивать их в этом смысла нет, эффект будет другой. Особенно если в отношениях Карма подобен своему отцу. Может, ничего не было или, скорее всего, если и было, то они с Кармой уж явно предохранялись. Ее сын не идиот, пока что для него карьера на первом месте. Вопрос в другом. Момо немного хмурится. Почему Гакухо позволил ей под утро самой добираться домой? Ведь он знаком с темой изнасилования девушек настолько хорошо, что слов нет. А по статистике, девочки примерно ее возраста попадают в руки ублюдков довольно часто. Может, было бы лучше, если Нао действительно поехал за ней? То есть, это могло бы испугать ее, но так бы Акабанэ-старшая точно знала, что девочка доехала до своего дома. — Позвони ей, — бросает сыну, потирая глаза. Вот уж, не подумала как-то. Здравый разум немного кольнул ее, вмешивая в кровь тревожность, расползающуюся по телу. — Спроси, пожалуйста, дома ли она уже. — М? — Карма шутливо ухмыляется, но улавливает изменение в настроении матери. Как-то она больно задумчивая. Шесть утра, они прилетели два с половиной часа назад, а она даже спать не собирается. Не секрет, что мама хорошо переносит полеты, но в основном они сразу после душа идут спать. Конечно, задумчивость мамы более обычное дело, чем ситуация, когда серьезное выражение лица появляется у отца, но все равно парню кажется, что что-то надвигается. — Ты же сам знаешь. Об этой милой особе в твоей футболке, которая осталась с тобой ночью, а еще приготовила тебе ужин. Дочь Гакухо, верно? — пожимает плечами, вставая. Ухмыляется одним уголком рта. — Ты так внимательна и проницательна. Это… — он бы продолжил, но мать перебивает его смешком. Карма даже не удивлен. Его мать всегда любила держать все в своих руках. Если мама и отец с председателем были друзьями в молодости и находились под влиянием бабушки, то, значит, это она привила им всем эту властность? Да что это за женщина? — Не стоит отчитывается, милый. Прошу, просто сделай меня бабушкой лет через десять. Я еще слишком молода для этого, — Момо посмеивается, подходя ближе к сыну и склоняясь к нему пониже. Парень выгибает бровь в ответ на ее слова. Вот этот жест, кстати, начался с тетушки. Акабанэ-старшая хмыкает и нежно касается его щеки. Какой же это вымученный ребенок. Не верится, что он уже водит к себе девочек, да еще и каких. Но знает ли об этом Гакухо? Лохматит Карме волосы, снова возвращая на лицо веселое выражение. — Да-да, все мы знаем, что ты очень любишь свою внешность. Но не было ничего из того, что ты уже придумала. Гакуши просто моя одноклассница, — скучающе смотрит прямо в глаза женщины. Что же, Гакуши бы, наверное, сочла за оскорбление вот эти слова его мамы. Асано определенно милая, особенно в его футболке. Она черная, а в черном он Гакуши еще не видел. Похоже, эта девочка предпочитает светлые цвета, но на темном ее волосы выглядят особенно ярко. Что же, стоит признать, это было красиво. Но не в этом смысл, Гакуши могло бы сильно обидеть то, что о ней думают в таком ключе, как сейчас думает его мама. Закатывает глаза, фыркая, когда Акабанэ-старшая машет рукой. Ей даже не интересно? Тогда какого черта Карма вообще оправдывается? Фыркает. — Лучше скажи, Карма, почему ты даже не вызвал ей такси? — Момо меняет тему. Ее сын умный, но такой не вежливый. Он зовет Асано-чан по имени, но даже не поинтересовался ее безопасностью. Вот же, ну что за эгоистичный малец. А, может быть, просто не опытный? — Лимузин для принцессы? — кривится и раскидывается на стуле еще больше, показывая, что серьезность темы утеряна и ему нужно обдумать всю взвалившуюся информацию. Одному. Что же, когда родители бывают дома, то вместе с ними появляется невероятной громкости шум. Акабанэ-старшая несильно хлопнула по столу ладонью. Черные глаза его матери на секунду заискрили злостью, но тут же стали такими же ласковыми, как и обычно. Парень напрягается. Обычно мама никогда не злится на него, обычно ей вообще плевать, а тут даже прихлопнула, чтобы он не отвлекался. — Забота о жизни и здоровье подруги. Будь это одноклассница, девушка, коллега, подруга или жена, она задержалась до рассвета, так что тебе все равно нужно позаботится о том, чтобы она спокойно добралась домой. Тебе стоит понять, Карма, что есть люди слабее тебя. Среднестатистическая беззащитная девушка не сможет противостоять мужчине. А если он будет вооружен, то это уже совсем другая, куда более печальная статистика. Домогательства и изнасилования у нас сплошь и рядом. Две трети девушек подвергаются домогательствам в метро. Спрашивал ли ты хоть у одной своей одноклассницы насчет этого? Ты вообще интересовался чем-то таким? — Момо старается не давить на сына, но она обязана втолкнуть это ему в голову. Он не психопат, он должен понять. Правда ведь? — Она не среднестатистическая девушка, — вид Кармы не меняется, но внутри все же задумывается. Сила не является коньком Асано, оружия у нее нет, а он сам на экскурсии в Токио не смог победить даже пятерых парней-старшеклассников. Стоит учитывать, что их там было уж куда больше. Что если убрать из этой ситуации всех одноклассников, оставив только ее и, например, пятерых наиболее агрессивных парней? В целом, Гакуши может убежать, как-то выкрутится. И ровно с таким же шансом у нее может не получится выбраться из ситуации. — Она девушка. Это главное. В этой ситуации ты не прав, прости. Я верю тебе насчет ее статуса. Но я хочу, чтобы ты понял, в этой стране все еще совершенно разные жизни женского и мужского пола, за это я терпеть не могу Японию. Это для всех у нас сейчас равноправие, на деле женщина же просто может свободно работать и, в целом, конкретно государство задумается о ее проблемах, если она пойдет в суд с заявлением. Это не равноправие. И вина даже не столько в правительстве, сколько в самом обществе. Одним, как тебе, плевать, другие же этим пользуются. Сегодня под утро ты можешь лечь спать, а она может провести его, убегая от ублюдков. И это в лучшем случае. Каждый раз, когда ты вот так безрассудно оставляешь девушку одну в темноте, ты можешь сам сделать так, что видишь ее в последний раз. Просто из-за того, что мы не видим будущего, милый, нам стоит беречь тех, кто нам хоть немного дорог, кто подставил себя под удар ради нас, кто остался с нами в тяжелой ситуации, кто заботился и берег нас самих. Я знаю, в основном, тебе плевать, но задумайся о последствиях. Ты считаешь, что этого нет, но тебе просто никто об этом не рассказывает, Карма.

***

После выходных Гакуши выглядела куда хуже, чем обычно. Три ночи, а сна часов на десять. Когда пришла от Кармы, то уже и уснуть не смогла. Там ее ждал здоровский подарок в виде следов того, что ее навещал брат. Было примерно шесть часов утра, так что более важным был вопрос о времени его присутствия. Наконец-то открыв телефон, Гакуши сорок восемь пропущенных от него и одно сообщение от Кармы. Тогда девушка завалилась на кровать, отписав брату лишь то, что была в гостях. Не хотелось ни оправдываться, ни объяснять ничего. Удивительно, но сообщение от Кармы порадовало ее куда больше. Ей это приснилось или Акабанэ действительно спрашивал о том, нормально ли она добралась домой? Немного краснеет от этого. Довольно мило с его стороны. В любом случае, тогда Асано проспала около часа, вспрыгнув с тяжелым дыханием и колотящимся сердцем, наконец-то вырвавшись из лап кошмара. Что снилось? Она не помнит, но ей было слишком страшно опять засыпать. С воскресенья на понедельник делала домашнее задание. Потом опять кошмар. Кошмар, кошмар, кошмар. Да когда же это пройдет? Еще с трудом удалось выпросить встречу с майором, наставница опять пропала куда-то. Столько забот, так хочется выспаться. Рио замирает, стоя перед ней. Синяки под глазами Ши стали более отчетливо видны. Это не портит ее, даже придает более милый вид, но Накамура волнуется, беря ее лицо себе в руки. Рио хотелось спросит о Карме, но подруга выглядела так, будто сейчас испустит дух. На приветствие отвечает слабо, смотрит как-то мыльно. Выдыхает, садясь на свое место. Гакуши не настроена на разговор. Девушка обнимает себя, согнувшись и положив голову на парту. Асано слушает разговор одноклассников не внимательнее, чем рекламу на телевизоре. Они говорят об именах, еще что… Что же делать с братом? Как все решить? Что делать с майором и Нагисой? Это еще не решено. Куда так резко пропал Грип? Где Дороти? Она скучает за ней. Как там председатель? Его Гакуши тоже давно не видела. И вообще ей так хочется домой. Тихо стонет от роя мыслей в голове. — Асано-чан, а ведь твое имя похоже на имя твоего брата? — Исогай потирает шею, вспоминая об этом. Асано, как и следует, приподнимается, дабы вежливо смотреть на собеседника. — Да, верно, к тому же, первая часть имени у нас абсолютна идентична еще и с отцом. Вторая разная. У меня эта часть указывает на что-то связанное с «вызывающий восхищение», у брата — «превосходящий». Невероятно самоуверенные имена, но их выбирала мама, так что они неоспоримы и идеальны, — она вяло пожимает плечами, не оставляя места и для обсуждения. Ей не хочется продолжать эту тему. На самом деле, разговаривать вообще не хотелось. Никогда Гакуши не хотелось менять имя. Это имя связывает ее с семьей, его выбирала мама — этого достаточно, чтобы воспринимать его, как единственное, которое подойдет ей. — Да, ребятки, не повезло вам с именами, верно? — Карма разводит руками, стоя у входа в класс. Рио фыркает в кулак. О, он уже пришел? Сегодня Карма проснулся от того, что кто-то гладил его по голове. На лице матери было все такое же задумчивое лицо, которое мигом сменилось веселой и невинной улыбкой, когда женщина увидела на себе взгляд сына. Видимо, она не ожидала, что сын может проснутся. Недовольно закатывает глаза. Это единственные люди, с которыми невозможно что-либо сделать. И сегодня его мать резко решила наведаться в школу по поводу его поведения. Господи, серьезно? Оно-сенсей, тот идиот, его прошлый учитель с маленькой буквы, насколько Карма помнит, уже несколько месяцев настойчиво вызывал их почти каждую неделю, а Акабанэ-старшая решила все же обрадовать их своим приходом только спустя четверть после того, как его перевели в «Е» класс. Их даже никогда не интересовала учеба сына. Да ну, правда? Либо мать перешла на новый уровень своеобразности, либо что-то происходит, а его намеренно оставляют вне игры, будто она предназначена совсем не для детей. Самое раздражающее то, что она заставила его подняться и честно пойти в школу, не прогуливая уроков. Ее не перепереть, а этот невинный взгляд падает на голову еще более сильным ударом. Ужасная женщина, но ей это даже сказать нельзя. Задеть Акабанэ-старшую сложно, но ему бы крайне не хотелось этого делать. Последний раз Карма сделал это лет шесть назад, но от ее реакции удар по его гордости и призрачной совести был нанесен такой, что он все еще помнит это. Потягивается. Парень кивает Накамуре, хлопает Нагису по спине, что той вскрикивает, нагло ухмыляясь одноклассникам. Подходя ближе к своему месту, видит и Гакуши. Уже открывает рот, но выгибает бровь. Она опять приняла ту позу, в которой сидела до слов Исогая, обращенных к ней. Даже если Асано сейчас и слышала его шаги, то все равно и головы не подняла. Падает на стул за соседним местом, осматривая ее. — Кто бы говорил, Карма… — под гул одноклассников Гакуши уходит в себя все больше. Почему же она так плохо спит? Нужно купить снотворного и устроить на выходных марафон сна. В целом, кошмары бывают постоянно, но это все уже как-то слишком. — А давайте сделаем кодовые имена. Прямо как у киллеров! — крик под ухом вырывает с мыслей. Эта идея была странно-забавной. Когда Коро раздал им бумажки, Гакуши немного задумалась. Что же, это действительно весело. Рука немного подрагивает, но это мелочи. Напротив имени «Карма» останавливается. Оставляет его пустым, но потом все же вписывает туда «Господин Победитель». Можно сказать, это с расчетом на будущее.

***

Сиськи И Хвостик, Вечно Плоская, Персонаж Эро-Игры… Что же, Солнечный Зайчик было не настолько плохим прозвищем, сколько вводящим ее в ступор. Это… Кто это вообще написал? Терасака тоже осматривает всех, останавливаясь на невозмутимом Акабанэ. Не он ли? Но, кажется, нет, не Карма. Рёма сжимает в руке лист бумаги. Пока он медлит, кто-то уже может действовать. Например, Карма. Если Гакуши ему приглянулась, то у него сто и один способ быть с ней рядом. Он особенно близко общается с Нагисой и с Рио. В пятницу они даже вместе пошли к нему домой, прихватив с собой Асано. Гакуши слабо посмеивается. Наверное, больше всего повезло Карме с Накамурой, ведь их звали вполне сносно. Ведь Полувыпускник и Американка — это даже неплохо? На игре Асано было довольно сложно далеко не в плане новых кличек одноклассников. Память работает отлично, она помнит новые «имена» всех. А вот слабость в теле унять сложно. Все смеются, наконец-то у них получилось переиграть Карасуму-сенсея, но девушка лишь понимает, что ей слишком плохо. Болит все и сразу. Переодевается быстро, так, что никто, включая Рио, даже не замечает огромное количество синяков и царапин от прошлых тренировок и сцепки с Шарлоттой. — Это было довольно забавная игра, — Каяно действительно весело. Гакуши кивает. Пока Сугино и Нагиса разговаривают, она собирает вещи. Когда Нагиса предлагает сходить в кафе, где по слухам работает Исогай, Гакуши довольно кивает головой. Рио не пошла, как и Карма.

***

Пусть это все и нарушает устав, Гакуши не думает об этом. Имеет ли устав какую-то ценность, если на это Юму толкает болезнь матери и бедность? Пока Нагиса, Каяно и Окаджима обсуждают идеальность Исогая, Гакуши с удовольствием заказывает очередной кусочек торта. Ах, честно говоря, так себе, слишком приторно, но, в целом, с чего бы ей капризничать, если сахар поднимает активность. Но даже этот вкус теряется, когда она видит в кафе брата с его друзьями. С трудом проглатывает кусок, в миг ставший тошнотворным и мерзким. Они не просто так здесь, да? Оглядывается на Коро-сенсея, сидящего сзади в своей ужасной маскировке. Прокашливаясь, встает вместе со всеми, когда Гакушу вызывает Исогая на улицу. На выходе ее приостанавливает рука брата. Его взгляд довольно строгий, он буквально заставляет ее встать на месте около входа, не подходя ближе. — Останешься, с тобой мы еще поговорим, — говорит довольно холодно, окидывая взглядом сестру. Она и здесь влезла. Даже в нарушение устава. Пускай, Ши не будет писать жалобы, но могла бы и не приходить сюда с этими неудачниками. Асано-младший действительно недоволен. Ужасно недоволен. После очередного разговора с отцом он встречает сестру в компании отбросов. Сестру, которая до пяти часов утра шлялась неясно где. — В прошлый раз тебя просто перевели в «Е» класс, когда заметили нарушение устава. Но, похоже, мало что изменилось. Ты мало чему научился, — не реагируя на мольбы Исогая, парень говорит насмешливо. Намекает на исключение настолько грубо, что даже случайные прохожие бы это поняли. — Я был о тебе лучшего мнения. — Асано, не мог бы ты об этом не говорить? Пожалуйста, дай мне доработать один месяц, чтобы накопить денег, — Юма напряжен. Если не он, то кто поможет их семье? Парень бегает с работы на работы, весь по уши в заботе о младших, а тут еще и исключение. Но Гакушу даже не меняется в лице. Деньги? Ухмылка становится еще шире. Их всегда можно заработать, имея максимум желания. И если бы его мать действительно хотела бы этого, то ничто бы ей не помешало. И Асано-младший это не придумал, он знает это на опыте своей семьи. Его бабушка смогла сделать это во времена, когда о равенстве и не слышали толком, а здесь такое горе просто так? Если ты действительно хочешь, то сделаешь все, на что только способно твое тело и душа. И Гакушу не жаль. Это не та ситуация, которая требует его жалости. Асано-младшая стоит чуть дальше, все слыша. Она опустила голову вниз, закусив губу и постукивая туфелькой по плитке. Бедность. Он никогда не знал ее, никогда не знала такого и сама Гакуши. С детства их содержал отец, невероятным способностям которого они с братом и были обязаны возможностью взять все, что хотелось. После начала работы в агентстве, Асано-младшую полноценно обеспечивали работодатели, отдавая ей приличную плату за ее работу. «Приличную плату» — это значит, что у нее всегда была возможность заказать элитный чай, стоящий сотню долларов за небольшую коробочку, даже не особо ощутив это. Дороти опекала ее так, как могла, ведь Ши была для нее настоящим протеже. И они с братом, к счастью, не познают на себе значение этого слова, но всегда могут представить несчастье тех, кто не имеет возможности жить, дыша на полную. Тем более, это все так тоскливо, что ли? На самом деле, ее задела история о матери Исогая. Знает ли о ней Гакушу? Понимает ли, что они потеряли свою маму с деньгами, а у Юмы даже их-то толком нет? В этом мире выражение «нет денег» почти что равноценно выражению «нет надежды». Сжимает руки в кулаки. Брат, да что с тобой? — Дай подумать, я хотел бы дать шанс, — парень делает вид, что задумывается. Нагиса вздрагивает. Когда Асано-кун что-то задумывает, он становятся копией директора. Такие же хитрые и расчетливые глаза, внимательный прищур, легкая ухмылка на лице, будто парень уже вышел победителем. — Я промолчу при условии, если ты докажешь свой боевой дух. Тогда мы закроем на это глаза. — Боевой дух? — Исогай приоткрывает рот. Асано-младшая взглатывает. Он закинул наживку. Такую, чтобы у них не было другого выбора, кроме как повестись на нее. — Согласно школьным традициям, в обществе люди с боевым духом стоят выше остальных. Боевой дух достоин такого уважения, чтобы закрыть глаза на нарушение правил. Так почему бы нам не проверить его на школьном фестивале? Думаю, толкание брёвен — идеальный вариант, — парень улыбается столь мило, будто делает одолжение. Но Гакуши знает, что если он все это начал, то будет идти до победного конца, как на футбольном матче. Девушка отводит взгляд, когда сталкивается с глазами брата. Хочется влезть, но он же не простит, если она в открытую полноценно выступит против него.

***

Провинившийся Исогай с опущенной головой пошел с одноклассниками и Коро-сенсеем, отпросившись с работы. Девочки же, пытаясь поддержать друга, болтались около него с обеспокоенными взглядами. Свой взгляд Асано прятала. Ее, будто провинившуюся, Гакушу остановил, отгораживая от их компании. Он лишь отмахнулся от Сакакибары, взяв сестру за руку, почти насильно сажая ее за стол. Парень настойчиво говорит друзьям, чтобы они уходили без него. — Зачем ты это делаешь? — сестра поднимает на него огорченный взгляд. Это злит еще больше. Почему она даже не пытается поддержать его? Асано-младшая тоже задавалась этим вопросом. Девушка обещала, что всегда будет за него. Но сейчас он не прав. Максимально. Слишком. Парень вредит сам себе и окружающим, так нельзя. Если его сейчас не остановить, то что же будет дальше? Гакушу лишь ради собственного самодовольства начнет уничтожать всех, включая невинных? Оставил бы уже «Е» класс, они же и так победили в футбольном матче. Ведь брат хранил эту информацию о работе Исогая, не сегодня же узнал. И вот, сейчас он решил использовать это. Зачем? Просто так? Ему просто так захотелось показать свое превосходство? Тихо вздыхает. Ей кажется, что было бы куда лучше, если бы здесь присутствовал Карма. Он бы занял Гакушу спором, а она бы ушла с одноклассниками под шум их вечных споров. — А тебе их жалко? — ухмыляется, смотря на сестру с таким же разочарованием. — Мне больше интересно то, где ты была в ту ночь, когда явилась домой под утро. — Я уже писала, я была в гостях, — Асано-младшая вполне понимает, что он просто нападает на нее, чтобы самому не защищаться, ведь Шу привык так делать. Но она просто не может не реагировать на это. Он ее сейчас обвиняет? В чем? В наличии личной жизни? — До утра, да? — внутри Гакушу буквально горит злость. — У кого же? — У Накамуры, — выпаливает, даже не зная причины своих оправданий. Да, она была у Кармы, но ничего не было. — О, да ну? Правда? А Араки говорил, что ты была в их районе. И да, знаком там тебе только Акабанэ, — повышает на нее голос. Он был не уверен в том, что она осталась не просто так. Ши слишком добра, а, если верить записям, Акабанэ тогда болел. И если ему действительно было плохо, то сестра бы осталась, чтобы помочь ему. Это нормально. Это не особенное отношение. Ши неравнодушна к мусору, ей всегда было жаль разнообразных животных. Но она солгала. Парень злобно смотрел на нее, застывшую от того, что ее неожиданно прижали к стенке. Она солгала сейчас, наврала и во время обещания, что не будет сближаться с этим чертовым Акабанэ. Ши какой раз врет ему, какая искренность? Это злит его до ужаса. Она буквально переметнулась к врагу Шу, ведь ради Кармы начала безбожно врать ему, ее же кровному брату. Ему, единственному, кто никогда бы не предал ее ни за что, тому, кто был с ней момента их зачатия. Черт побери, они вместе родились и росли тоже вместе. Зато она за эти короткие года успела бросить его, а сейчас еще и променять на парня, которого знает месяца три. Даже не пытаясь ничего объяснить ему, зато желая продолжить использовать его, как брата. Ей абсолютно плевать на его чувства. С каких пор она стала такой жадной, лицемерной и корыстной? Глаза девушки смотрят прямо ему в лицо, остро и даже как-то чуждо, будто это не она перед ним. Ее губы поджаты, лицо полностью бледное, но они не останавливаются. — Это мое дело, — Гакуши почти взрывается, резко вставая. Да как он смеет смотреть на нее так презрительно? Почему она вообще должна отчитываться ему? Да хоть переспи она с Акабанэ, брат должен быть последним, кто бы ее осуждал. Да, девушка соврала, но лишь для того, чтобы Гакушу не начал этого всего. Как может он так унизительно глядеть на нее? Уже какой день она убивается по тому, что врет ему, а он еще и настолько злобно покрикивает на нее. Асано-младший почти задыхается от возмущения. Первый раз его доводят до такого уровня злости. В его глазах ураган, губы брезгливо скривлены, а руки сжаты. Да как она может? Не его дело, что ей больше нравится всю ночь заниматься разнообразным дерьмом с Акабанэ, имея при запасе брата-идиота, который прибежит бедной сестрице хоть среди ночи, ведь «Гакуши же такая несчастная», чем жить нормально, не обманывая свою же семью? А считает ли она его вообще семьей? — Да ты не лучше нашего отца, — буквально выплевывает ей это в лицо, заставляя все внутри Асано-младшей похолодеть от ярости, а после загореться злостью с еще большей силой. Она прекрасно понимает смысл сказанного Гакушу, это уж совсем не комплимент. — А может, это ты куда больше похож на него, нет? Хотя, куда там, он хоть немного заботится обо мне, в отличии от тебя, — ее мелко трясет от ярости, так что Гакуши безрассудно поддается эмоциям. Девушка встает, но он тут же тянет ее обратно, грубо держа за руку. Люди уже поглядывают на них, но лезть в чужие семейные дела не желает никто. Асано-младший склоняется к ней через весь стол. — Хоть немного заботится? Правда? Кстати, хочешь послушать кое-что интересное о нем? — Гакушу узнал это не так давно. Он не хотел посвящать в это сестру, зная ее внутреннюю веру в их отца. Но сейчас это все буквально льется из него. — Что? — Гакуши замирает, переставая делать попытки вырваться. — Так вот, ты знала о первых учениках нашего директора? Два мальчика, одна девочка. И был там один паренек, Икеда. Уж не знаю каким он был, но как же любил его председатель, как вертелся вокруг этого ученика. Даже нас приносил и давал подержать на руках, настолько доверял им, а ему в особенности. Как-то он даже назвал его своим ребенком, так они были близки. И да, Икеда тоже считал его ближе всех. Представляешь, этот черствый мужчина помогал ему во всем. Говорят, особенно он любил шоколадное печенье. Помнишь, да? То самое печенье, которое было нельзя есть нам. Вот и задумайся, действительно у нас болел от него живот или же это просто было для Икеды, — он садится обратно, все еще держа ее немного ослабшее запястье. Девушка перед ним в замешательстве. Что? Причем здесь это? — И? — ей неприятно, но хочется узнать все. Ведь она лучше всех знает, что брат никогда не начинает что-то просто так. — Сколько стоила наша семья? Сейчас я тебе раскажу, ты же должна это знать, да? Наша семья стоила жизни одного несчастного и по-настоящему идиотского слабого шестнадцатилетнего мальчика. Он спрыгнул с моста. Ты, я, мама — мы все ниже него в глазах господина председателя, даже если сложить нашу ценность вместе. Потому что никто из нас не так и не смог толком заменить ему Икеду, потому что мы не он, мы совсем не такие, — это звучит слишком бредово. Глаза Шу злобные до ужаса, но ровно такие же честные. Рот Асано открывает, а брови жалобно выгибаются вниз. Сердце бьется особенно быстро, в ушах шумит. В один фон сливаются все звуки, кроме рассказа брата. Но… Это бред? Это же бред, да? Но она уже изначально понимает, что продолжает искать оправдания, не желая верить абсолютной правде. — Стой, — в животе девушки все скручивает. Тело трясет. Ее тревожность бьет все границы, отравляя организм, точно ртуть из разбитого градусника. Но брат не останавливается. — А теперь забавные факты из биографии председателя. Где он был в то время, когда у мамы случился инфаркт? О, на могиле Икеды. А ведь ты помнишь, в то утро она умоляла его остаться, будто чувствовала что-то. Ты это знаешь, Гакуши. Кто знает, что было бы, если бы он остался? А когда она легла в больницу, то где он был? С ней? С нами? Он все так же ездил на могилу Икеды. Потому что Икеда, бедолага, умер. Он даже тогда променял нас всех на прах в вазочке. Ибо он ездил на могилу чужого, слабого, жалкого парня, который не сумел решить свои проблемы, решив оборвать все, но наведывался к собственной жене раз в черт знает сколько времени. А мы? Скажи мне, Гакуши, обнимал ли этот мужчина тебя хоть раз? Тебя, маленькую девочку, скорбящую о матери так, что хотелось только плакать в кровати? Он поддерживал тебя? Ему было не плевать на твои чувства? Он вообще замечал тебя в то время, а? Нет? Вот и меня. А за это давай-ка поблагодарим его «настоящего ребенка». Ты и я похожи на него так, что все другие родители завидовали ему, послушнейшие дети, лучшие ученики, но мы все равно никогда не могли получить той любви, которую он готов был давать даже мертвому Икеде. Почему-то Гакушу пробивает на смех. Вот уж, она бы видела свое лицо. Что, уже не так свято веришь в своего папочку? Может, начинаешь понимать, что ты ему нужна не более, чем инструмент? Твоя ценность в его глазах сродни карандашу в руках ученика. Хороший, но один из множества. Дорогой, но просто подделка под тот, которым он учился писать. Ведь такого карандаша, как тот, первый, к сожалению, не повторить. Или, лучше сказать, не повторить те чувства, которые были с ним? Смирись, Гакуши, для отца ты, как и он, Гакушу, просто дорогая качественная подделка на Икеду-куна. — Хей, кстати, он уничтожил тех парней, которые затравили Икеду. Сам же. Лично. А что он сделал для тебя? С этими ребятами из Америки. Ты говорила, он не мог? А теперь задумайся хорошо. Это ты так думаешь или это правда? Он не мог или просто не посчитал это стоящим? Он вообще пытался? — его слова бьют по ней сильнее любого из ударов Шарлотты. Они оставляют раны куда больнее тех, которые остаются после тренировок у Карасумы. Она чувствует себя так, будто сегодня жертвой убийства является она. Гакушу убивает ее изнутри, разрывая сердце на все более мелкие кусочки. — У него нет наших фото. Он их не хранит. Помнишь, у мамы было милое фото, где ты в белом платьице? А фотография с моего первого дня в школе? Он их выкинул. Зато знаешь, милая, что стоит у него в кабинете? Альбом с фотографиями того класса. Председатель их пересматривает. Иногда этот мужчина выбрасывает меня из машины, чтобы самому побыть в районе, где жил Икеда, — разводит руками, ухмыляясь. Он не может, но, что самое главное, просто не хочет останавливается. Его буквально распирают эти чувства. Ши уже даже не останавливает его. — И знаешь что? Ты видела его кабинет? Думаешь, там стоит фото матери? Или я? Может, ты? Ее кольцо? Или вот эта подвеска? Мои награды, твои грамоты? Или хоть что-то, напоминающее о нас? На стол что-то падает. Парень достает спрятанный кулон в виде солнца. Цепочка от него раскидывается по столу, будто пято. Красное золото отливает ярким оранжевым, точно их волосы, но обращает на это внимание только Сакакибара, наблюдавший за всем около входа. Последние дни Асано-младший носил это с собой, пусть в школе и был запрет на любые украшения. Это… Да что у них там происходит? Гакушу никогда не терял самообладание, особенно до такой степени. — Это же ее украшение. Откуда оно? — подхватывает его, крепко сжимая в руках. — О, нет, внимательно слушай и запоминай. Вместо всего этого в кабинете председателя стоит баскетбольный мяч Икеды-куна, — Гакушу выплевывает это с таким количеством яда, что мороз пробирает душу. Легкий хрип вырывает из груди Асано-младшей. Ее дрожащие руки опускаются полностью. — Любви, которую фактически никогда не получали мы, ведь не были достаточно хороши, на удивление, получил прах чужого человека. Боже, это так смешно. Так что, как там? Все еще считаешь, что в этой ситуации есть две стороны медали и он тебя любит? Парень все еще сильно сжимает запястье сестры, до такой силы, что его собственные пальцы стали белыми. Наконец-то отпускает ее, буквально откидывая руку Гакуши от себя. Девушка чувствует, что внутри что-то рвется, легкие будто бы прекращают дышать. Все горит. Горит сердце, горят всевозможные надежды, вспыхивают и превращаются в пепел, как лист бумаги в уже полыхающем костре. Слова Гакушу проникают в разум, бьют по самому больному, как и привык делать парень. Даже не смотрит на то, что лицо сестры побледнело, а губы искусаны до крови. Ее рот то раскрывается, то закрывается, судорожно втягивая воздух. Самое ужасное, что он говорит искренне. Гакушу сказал все, что знает. Гакушу убил ее правдой, а от нее лекарства нет. — Достаточно строить иллюзии, семьей мы для него никогда не были, — парень встает, оставляя подвеску у Гакуши. Мама ведь хотела, чтобы она осталась у сестры? Вот, он все сделал. Уходит, не говоря ни слова. Кажется, даже не замечает Сакакибару. Асано сидит еще пол часа, продолжая пить один чайничек, но больше даже не прикасаясь к торту. Смотрит как-то равнодушно и потеряно. Вот как. Икеда. И это все? Если Гакушу вынюхал о самоубийстве ученика директора, то он уже переискал все, что мог. Темных мест в биографии председателя больше нет. Значит, это действительно так. А она-то думала, отцу не плевать. Они были всего-то забавным дополнением к любимому Икеде. А после смерти этого мальчика стали не более, чем его заменой. Председатель просто свыкся с мыслью о том, что они с Гакушу замена. Он просто уже не хочет привыкать к другим, так что пытается сохранить привычную подделку. Именно из-за этого директор тогда остановил мяч, брошенный Гакушу. Господи, а она-то считала, что не все так четко. Что, раз он защищает их, то в глубине души любит своих детей. А это всего лишь нежелание искать новую подделку под Икеду, если сломаются они. Гакуши завидует Икеде. Выходит из кафе, оставляя подвеску на столе. На лице нет ни горя, ни чего-то еще. А смысл? Это ведь ничего не изменит. Ноги немного подгибаются, тело все еще дрожит. Что нужно пить, чтобы внутри все перестало болеть? Нужно будет спросить у учителей.

***

Темнеет. Карма идет домой, смотря вверх. Ему действительно интересно послушать рассказ матери о походе в школу. Да и рассказы отца о делах в их компании уже походили на традицию, пусть чем-то напоминают раздражённое нытье. Жаль, припозднился из-за очередного козыря из рукава Асано, который оказался выкинутым против Исогая. Нашел себе противника, вот же идиот. Неконфликтный Юма уже думал согласится с исключением, но это совсем не в их духе. Они не сдаются, пока шанс победить больше, чем десять процентов. И Карма чувствует, что они смогут. Пора отдать Асано долг за футбольный матч. В конце концов, у Акабанэ теперь тоже есть невероятная информация для сына директора. Проходя мост, фыркает, видя знакомую фигуру. Подходит к ней со спины, ставя руку на плечо. Гакуши даже не подпрыгивает. Она вообще не особо реагирует на это. Ее плечи даже не напряглись от неожиданности, а глаза не открылись пошире. Асано неестественно расслаблена. — Прыгнуть решила? — ухмыляется так, как умеет только он, но девушка лишь пожимает плечами. Ее лицо бледное, зато пальцы покраснели от холода воздуха и перил, за которые она держалась. — Нет, с чего бы мне прыгать? — Асано смотрит на него почти уж равнодушно. Она не прыгнет, не выстрелит, не перережет вены, не завяжет на шее петлю и не наестся таблеток. Раньше это было сказано с продолжением о мотивах, но сейчас это все еще не имеет смысла. Розоватое небо кажется серым. Просто Гакуши куда сильнее Икеды. А, может быть, просто еще не готова взглянуть в глаза смерти, прыгнув к ней в объятия. Девушка просто пришла посмотреть. Что же особенного у места, где покончил с жизнью единственный, кого любил председатель? Говорят, у особенных людей все особенное. Но здесь ничего особенного. Все та же река, те же фонари. Ничего интересного. Карма склоняется к ней, желая смутить так же, как делает всегда, но она даже не отходит. Даже не краснеет. Ничего. Гакуши просто немного склоняет голову в сторону, приподнимая брови. Впервые она будто бы вцепляется ему в глаза своими взглядом. И в нем, вроде бы, ничего не изменилось, кроме того, что не было того, что отличало Гакуши от других. Блики в ее глазах были, но это уже не закат, а простые белые фонари. Это все такой же глубокий цвет, как и раньше. И оттенки от света есть. Но все не то, Акабанэ так не нравится. И волосы у нее без той самой одной заколки, закрывающие лицо. И пиджак как-то не так надет, и поза не присущая ей, и вообще это будто нечто, что просто приняло образ Асано. Где этот фонтан эмоций от нее, даже когда она спокойна? Где румянец? Куда всего за несколько часов эта девочка дела свою индивидуальность? Остался лишь запах персика от ее волос. От этого ему как-то тоскливо на подсознательном уровне. Фыркает, отклоняясь. Ему не нравится. Гакуши не похожа на ту Гакуши, с которой он был знаком эти месяцы. Это скучно до ужаса. Где-то дальше включились фонари. В голове так же резко включились нотации матери о домогательствах. Ставит руку обратно ей на плечо, ведя за собой. Закатывает глаза, когда даже на это она не реагирует нормально. Нельзя так реагировать на чужие прикосновения. Гакуши бы так не проигнорировала это. Гакуши действительно похожа на солнечного зайчика, она бы сейчас делала все, кроме равнодушного цепкого взгляда, если бы вела так, как обычно. Может, Коро позвонить? — М? — оборачивает голову к нему, рассматривая парня. У него такие яркие волосы. Это особенно видно в темноте. — Пойдем, там открылся новый магазин с забавными штуками. Хочу прикупить немного для друзей твоего брата, пойду с тобой, — он пожимает плечами, ухмыляясь. — Может, получится сыграть в рыбалку. — Рыбалка? — она все равно говорит отстраненно, будто этого просто требует вежливость. — Будешь наживкой, — дьявольски ухмыляется, на что одноклассница только опять пожимает плечами. — Да ладно, Асано, что с тобой? Неужели моя футболка полиняла, когда ты ее стирала? Не бойся, ты всегда можешь компенсировать мне это. Он смеется, задевая то, что обычно выводило ее на эмоции. У него все такой же приятный смех, как и всегда. Но Гакуши это не помогает. — Нет, все хорошо. Я отдам ее тебе завтра, если пожелаешь. Я думаю, она еще не высохла, — девушка кивает. Теперь Карма уверен, что что-то не так. И все же, не жалеет, что пошел с ней. На улице действительно много разнообразного мусора. Кто знает, в этом состоянии она бы, может быть, даже не сопротивлялась, если бы кто-то из них решил бы повеселить свое самолюбие. Мать действительно была права. Кривится. Ему не нравится быть не правым. Гакуши только тихо идет сзади. Ее шагов все так же не слышно. Похоже, она даже не думает откровенничать с ним на тему своего состояния, как делала раньше. Хмыкает.