***
Увидев ту девушку во второй раз, Нао точно будто с цепи сорвался. А услышав ее речь, ее суждения, ее философию, наверное, готов был бросить все и ускакать к ней, точно горный олень. Гакухо прикрывает лицо рукой. Господи, его никто и никогда особо не интересовал, неужели сейчас все те эмоции одним тяжелым грузом вылились на бедную Момо? Если до этого он только рвался искать ее, то сейчас уже готов был петь серенады под окном. Все мысли парня витали где-то около Момо, очаровавшей его. Естественно, Асано-младшему было ужасно сложно не подшучивать над таким резким изменением Нао. — Так, Гакухо, ты в будущим хотел бы иметь дочь или же сына? — матушка смеется над каким-то из подколов Гакухо, отбрасывая какую-то очередную газету с новостями мира. Она закидывает ногу на ногу и потирает глаза, опираясь на подлокотник кресла. Ее лицо озаряет хитрая ухмылка. Асано-младший сидит на соседнем диване, легко пожимая плечами. — Определенно сына, — он отвечает, немного подумав и скосив глаза на Накано, который чуть ли по полу от счастья не катался, ведь получил печать фотографий леди из своих снов. Плакать хочется от того, как этот идиот изменился. От частый упоминаний Момо, можно сказать, и так умный Асано-младший выучил еще с сотню разнообразнейших синонимов к слову «красный». Казалось, будто эта девушка живет с ними, так часто ее имя всплывало во всех разговорах. Нао переваливается на бок, все же качаясь по полу. Его волосы непривычно рассыпаны по лицу, немного закрывая глаза, напоминая прическу Гакухо, а во взгляде буквально прыгают бесы. Асэми сдерживается от того, чтобы не засмеяться. Кто бы знал, что если этот мальчик влюбиться, то это не просто сильно, но и явно надолго. — Какой же ты сухарь. Я, например, хотел бы, чтобы Момо родила мне дочь. Такую же милую, как она сама. Боже, какая же Момо невероятная, — Нао ставит руку на сердце, будто испускает предсмертный вздох, сжимая во второй руке стопку фотографий девушки. Он сейчас взвоет от того, что она отказалась идти с ним на свидание. — А потом у нее появится какой-то парень, вроде меня или же, что еще хуже, тебя, Нао, — Гакухо с осуждением кивает на него, уже с удовольствием прижимающего к груди огромную фотографию Момо. Асано-младший кривится. Боже, ну и жуть. Тот даже не отвлекается, продолжая рассматривать фотографии девушки, из-за чего второй парень лишь устало вздыхает. Господи, почему жизнь свела его именно с этим идиотом? Поворачивается к матери, брезгливо кривясь. — А я этого не переживу. Чтобы мою маленькую девочку совращал и доставал кто-то такой, как он. А если он додумался, то почему кто-то другой не может додуматься до того, чтобы распечатать ее фотографии и обклеить ими свою комнату? А когда она приведет ко мне своего парня? Или, что еще хуже, я сам его неожиданно увижу в своем доме? А когда она замуж выйдет? Я либо сам застрелюсь, либо его застрелю. Асэми сжимает губы еще сильнее, стараясь не захохотать в голос, но на глаза уже наворачиваются слезы смеха. Боже, какие же они оба еще глупые. Что Нао со своим глобальным обожанием, что Гакухо, слишком критично смотрящий на это все. А то, как комично они смотрятся вместе, наверное, и говорить не стоит. Один еще не понимает свою удачу в том, что Момо его напор не пугает, а скорее раздражает или смешит, а второй даже не представляет, что жизнь его ребенка будет волновать душу, конечно же, абсолютно независимо от пола чада. — Не бойся, если у меня с Момо будет сын, а у тебя дочь, то он станет ее мужем, — Нао поднимает руку вверх, предано смотря на друга, будто и не слышал язвительных комментариев в свою сторону. Это должно было быть утешением? У Гакухо от этой мысли волосы дыбом встают. — Во-первых, с Миядзаки-чан ты наедине говорил первый и, судя по ее реакции, последний раз в своей жизни. Во-вторых, в таком случае, вот этого сватовства я буду остерегаться больше, чем огня, — Асано закидывает ноги на диван, спокойно прикрывая глаза. — Ну же, посмотри, у нас с ней будет чудесный ребенок, Асано-кун. Только глянь, ее волосы, будто спелая клубника. А эти глаза, Гакухо, — парень буквально прыгает на друга, почти накрывает его лицо фотографией и вдыхая в себя еще больше воздуха, дабы воодушевленно продолжить, пока брат пытается скинуть его с себя, — это ведь глаза ангела. Друг, это судьба. Я не видел таких девушек, Гакухо. — Какая мерзость, слезь уже с меня, — пинает Нао, наконец-то сбрасывая его с себя. — Животное.***
Момо зевает. Ее визит к Гакухо был вчера, сегодня своим присутствием его почтил сам Нао. Спорить с мужем не хотелось, так что осталась в машине. Тем более, вдруг сына увидит, конец уроков же. А может, украсть его со школы? Все равно он прогуливает иногда, так хоть с матерью побудет. Компания ее мальчика куда приятней, чем двое шипящих кретинов, выясняющих свои отношения. Ей никогда не нравилось лезть в мужские разборки. Поднимает глаза на кабинет директора, зевая. Ну, если окно еще не выбито, а так же оттуда еще не летят стулья, то можно сделать вывод, что Гакухо не сумел вывести Нао на откровенные эмоции, ровно как и наоборот. По времени, кажется, звонок с урока был несколько минут назад. Замирает, видя среди идущих учеников мальчика с рыжими волосами. Чуть ли не давится от того, насколько он похож на Гакухо. Это Гакушу, верно? Ах, Юко, детей носила ты, а похожи они на твоего говнюка-мужа. Так он еще и назвал своих детей так похоже на себя самого. Отводит взгляд от парня. Воспоминание о той светлой блондинке, которую как-то привел к ним Гакухо, кажется, заставляют душу тоскливо сжаться. Момо нужно как-то узнать расположении ее могилы. Во время церемонии прощания они отсутствовали в стране. Акабанэ-старшая узнала о кончине приятельницы лишь спустя два месяца после этого. Это нечестно, Юко, ты должна была стать счастливой. Твои дети должны были иметь мать. Гакухо сходит с ума без тебя. Как же так получилось, Юко? Без тебя ему так холодно, что он, похоже, и о детях забыл. Но кольцо не снял. Момо это сразу заметила. Поднимает к солнцу руку, на которой тоже блестит кольцо, после прижимая его к груди. Ей удалось сохранить свою семью, ты тоже должна была. Неужели тетушка была права и в этом? Карма зевает, спускаясь с горы. Сегодня сенсей, кажется, неплохо опозорился со всеми теми лифчиками. Надо же, если его действительно подставили, к чему Карма, в целом, больше склоняется, чем к варианту, что Коро-сенсей начал записывать размер груди своих учениц прямо в классном журнале, то страшно представить бедолагу, который ночью бегал по их корпусу, распихивая эти лифчики во все дыры. Издает смешок, перескакивая через корень. Парню кажется, что что-то намечается. Ему не показалось, Гакуши стала не такой. Она даже не то, что опять возвела вокруг себя стену. Это как-то не описать словами. У нее будто был стержень, а сейчас куда-то пропал. Она кажется не такой, как раньше. Такое чувство, будто Асано просто перестала видеть смысл во всем, что окружает ее. Гакуши сохраняет вежливость, улыбается, не опаздывает — с виду все так, как и было. Но сейчас эта вежливость отстраненная, не для того, чтобы держать лицо, а просто так, ведь так нужно. Ее интерес точно такой же, отстраненный и описанный одним словом «надо». Она улыбается губами, но не глазами. Раньше ее глаза светились и привлекали внимание всех, но сейчас хочется поскорее отвести взгляд. Его раздражает то, что сейчас она только буквально не двигается на переменах. Даже когда ей задали убить Нагису, даже на острове Гакуши хоть руки сжимала, хоть губы прикусывала, но двигалась. Сейчас она может только перелечь на другую руку. Ему постоянно кажется, что он видел уже все состояния этой девушки, но с каждым новым разом Асано доказывает ему обратное. Выдыхает, закатывая глаза. С переводом в «Е» класс рутина ушла. Оборачивается. Асано стоит около корпуса, смотря в телефон. Он пожимает плечами. Ему не хочется ждать и докапываться до нее. Гакуши бросает взгляд в след прощавшимся одноклассникам, кивая. Дороти не отвечает, Грип просил никак не тревожить его ближайший месяц, но рука сама тянется к кнопке вызова. Засовывает телефон в сумку. Это прискорбно. После вчерашнего голова так болит. *** Карма ушел, проводив ее. Девушка заходит в молчаливую квартиру. Даже Киссу не видно, он иногда пропадает, прячась где-то. Почему-то ее так тошнит, а руки будто ледяные. Подходит к зеркалу в ванной, осторожно скидывая туфельки. Тишина квартиры убивает, ведь забирает с собой все, давая мысли для размышления. А размышлять Гакуши конкретно не хотелось. Ведь мысли — твой лучший друг и главный враг. Всхлип. Она ненавидит свою реакцию на сильный шок. Осознание приходит не сразу, стадия непонимания у нее длительнее остальных, но когда приходит, то становится так паршиво. Всхлип. Стон. Асано оседает на пол, закрывая рот. За что? Почему она не может просто нормально жить? Ей не нужен адреналин, она хочет в объятия отца. Гакуши хочет, чтобы они ее любили. Если маму уже не вернуть, то почему хотя бы он не может дать ей свою любовь. Почему он больше любит мертвого ученика, чем ее? Почему даже не Шу? Почему не они? Неужели ей тоже нужно умереть, чтобы он захотел ее обнять? Почему его могилу он навещает чаще, чем просто смотрит на нее? Гакуши хочет к нему на руки, чтобы папа сказал, что все будет хорошо, чтобы защитил, чтобы помог. Почему он хранит его мяч, а ее фотографии выкинул? Почему брат не скрыл это от нее? Так почему же она всего лишь замена, если вся ее жизнь выстроена на желании иметь счастливую семью? Скулит, закрывая рот двумя руками. Душу разрывает, дышать сложно, но все равно хочется кричать. Душится в слезах, воздуха не хватает, живот скручивает в спазме. Ее будто вывернет. Сердце колотится в груди. Почему единственный родитель любит ее меньше? Почему она не заслужила хоть капли поддержки? Почему он не может спасти ее, он же обещал в детстве, что всегда будет рядом. Почему он помнит любимые сладости Икеды, но никогда не вспомнит ее любимый чай? Почему ему так плевать? Почему он хранит его фотографии? Из-за чего только она помнит сказки, которые он читал ей на ночь? Почему она готова всю себя отдать за их семью, но ни отец, ни брат не хочет быть вместе? Гакуши так любит их, Гакуши хочет, чтобы все было так же, как раньше. Папа ведь говорил, что любит ее, папа всегда был рядом. Он был теплым и таким невероятным, она любила его всю свою жизнь. Так почему почему когда Накамуру родители забирают вечерами, чтобы не провоцировать судьбу, Асано должна идти сама, пусть вокруг сотня опасностей? Почему ему плевать на то, жива ли она вообще? Почему он измеряет ее состояние оценками? Почему он равнодушен к Шу? Почему это все происходит с ней? Заливается слезами, бьет рукой пол, но даже руку толком разбить не может, чтобы перебить душевную боль. Почему Шу так жесток? Почему брат не ценит то, что живет с отцом? Гакуши тоже хочет утрами ездить школу, сидя рядом с ним, она тоже хочет ужинать, сидя рядом. Почему они так равнодушны? Почему отцу так плевать на нее? Почему она ничего для него не значит? Скулит, как собака, не умея громко плакать. Даже этого не стоило думать в родительском доме. Воет, закатывая глаза, как раненый зверь, лежа на спине в ванной комнате. С потолка бьет белый свет, слезы смазывают все, кроме него. Из груди доносятся хрипы, ее тошнит, ей так больно. Бьет еще раз, но получает только покраснение в руке. Качается в стороны, поджимая ноги. Гакуши хочется расцарапать свое лицо, чтобы они хоть так заметили то, что ей плохо. Гакуши не в порядке, Гакуши впервые хочется исчезнуть. Когда пряди волос на лице становятся мокрыми от слез, Гакуши не может нормально откинуть их, так что теперь эти рыжие пятна перед глазами бьют по душе еще сильнее. Она же так на него похожа, у нее даже мимика такая же, так почему Икеда? Почему папе нужнее этот чертов Икеда? Что он такое делал, чего не может сделать Гакуши? Это вызывает новый приступ боли. Девушка подрывается, истерически втягивая в себя такой нужный организму воздух. Шатается, когда встает на ноги, голова будто бы взорвется от боли. Судорожно всхлипывая, тянется к ножницам. Хочется отрезать все эти пряди, на них так больно смотреть. Хочется больше не видеть их, не видеть этих глаз, таких же, как у отца и брата. Беря локоны в руку, уже приставляет к ним ножницы, как тут же отбрасывает. Холодный метал падает на пол с неприятным отрезвляющим звуком. Да что она вообще делает? Посмешище. Закрывает рукой все лицо, кривясь от внутренней боли. Снотворное, ей нужно побольше снотворного.***
— Карма, — Момо подходит к сыну, окрикивая его. Парень оборачивается. Ему кажется? Они теперь все время будут здесь проводить? Приподнимает брови. Похоже, в этот раз она не собиралась выходить к людям. Сегодня она оделась куда менее пафосно, даже чем-то напоминая учительницу. Осматривает ее. Какая-то большая белая рубашка, черные классические брюки, темные сапожки на каблуке — сегодня куда холоднее, но по ее наряду и не скажешь. Только обувь теплее, а так, будто весна пришла, хоть вчера и была осень. Удивительно, как мама в любом виде может быть похожа на самую уверенную в себе и своей красоте женщину. Ей даже не нужны эти наряды, как у Бич-сенсей, чтобы обратить на себя внимание других. — Вижу, вам понравилось проводить время с председателем, — скучающе закатывает глаза. — Ты был прав, он стал еще более противным. Но не осуждай его, хорошо, милый? Гакухо не был таким раньше, — пожимает плечами, на секунду опуская взгляд. Она не уверена, что не изменилась бы так же, как и старый друг, если бы с ее Нао что-то случилось. Асано обожал свою жену, для него ее смерть точно стала сильным ударом. Кивает ему за спину, улыбаясь. Он оборачивается, видя медленно идущий силуэт Асано. — Лучше познакомь меня с той милой особой, которой ты отдал свою футболку. — Она ее уже вернула. Вчера я напомнил ей об этом, — Карма переводит тему на свою футболку, чтобы отбить у матери желание знакомится. В основном, она не любит новых людей. То ли гордая слишком, то ли еще что, но сейчас первой она подходит знакомится довольно редко, ведь авторитет в ее кругах уже заслужен. Не нужны ей маленькие девочки или эскортницы партнеров по бизнесу, ведь Момо не зря трудилась столько лет, чтобы обеспечить себе жизнь, которая не зависит от чужих. Если это действительно нужно было для бизнеса, то мама выступала лишь в роли спутницы отца, но никак не доминирующей особы. Ухмыляется. Да эта женщина с места не сдвинется, пока ей самой не захочется, столь своенравной она является. — И ты взял? — ее ироничный взгляд не вписывается в мягкий тон голоса. — Слушай, ну ты и дурак, милый. Ты ее еще и требовал? Может, девушка спать в ней хотела? — Я дико рад, что на пьедестале любого дела ты видишь меня, но твои фантазии выглядят нездоровыми, — Карме не нравится то, что мать его задерживает. Ему, как человеку, который не сильно-то и привык к столь сильному и длительному вниманию к себе от родителей, в целом, это не кажется чем-то нужном. Эта чрезмерная опека раздражает. — Она не тот тип, о которой ты уже подумала. Она никогда не фанатела от меня. — Правда? — женщина лишь шире улыбается. Унаследуй Карма полностью ее характер, а не только хладнокровность, то, наверное, с ним было бы куда меньше проблем. Парень хмыкает, ожидающе смотря на мать. Момо уверенно идет вперед, помахивая ладонью. — Тогда ты не можешь упустить такого сильного сообщника, это было бы просто грехом. Акабанэ-старшая ожидает увидеть яркие глаза, которые показались правильными еще во время той минуты, в которую они встретились. Так на мир смотрят победители. Такой живой взгляд — нечто редкое. Она ожидает услышать смех этого ребенка, ее речь, оценить и сравнить. Момо хочет вспомнить прошлое, смотря не только на своего сына, но и на детей Асано. А как Нао рад будет? Вот же идиот, нужно было сначала познакомится с, судя по всему, близнецами, а не трясти их отца. И так как Карма больше ладит с девочкой, лучше сначала познакомится с ней. — Асано-чан, — зовет ее, не оставляя сыну выбора. Момо знает, что он не может обижать собственную мать. Даже у него есть какие-то человеческие чувства. У нее же чудесный ребенок. Девушка оборачивается. Она очень похожа на Гакухо. И на свою бабушку. Действительно, от Юко ей явно что-то досталось, но эти детали весьма незаметны на общем фоне. Может, нос и губы от матери, но общие сходства с отцом перекрывают все. Надо же, какие, оказалось, у Асано доминантные гены. Но фигура явно от Юко. Встречается с девушкой глазами. Вздрагивает, замирая на месте. В ее взгляде нет ненависти. Нет неприязни. Там нет ничего. Абсолютно. Это другой человек. Она выглядит примерно так же, как и тогда, но от дочери Гакухо буквально веет усталым равнодушием. — Вы что-то хотели? — Карма понимает, что Гакуши даже не спрашивает знакомы ли они. Может, и поняла по волосам, но, в основном, она была схожа с послушным ребенком, не разговаривающим с незнакомцами. И всегда придерживалась правила о знакомстве, никогда не начав бы разговор, пока собеседник не представится. Гакуши смотрит на женщину перед собой. Это мать Кармы? Вот как, они наконец-то приехали к сыну. А она действительно красива. Ей бы восхитится, но сил на это почти нет. Асано понимает, что Карма похож на мать почти так же, как и она похожа на отца. Внутри кольнуло. Поднимает глаза выше, цепляясь взглядом и за женщину. Только Акабанэ-старшая не променяет своего ребенка, судя по взглядам обожания, которые она шлет своему сыну. Вот как. Ему так повезло. Папа у Кармы тоже так же смотрит на свое чадо? Она буквально цепляется за женщину взглядом без надежды или веры. Девушка душит таким взглядом. Это еще хуже, Момо молчит. Это еще что? Так дети не смотрят. Так смотрят те, кто устал от всей дряни в их жизни, уже даже не скрывая этого. Эти люди смотрят так, будто им душу выжгло, сожгло, как дешевой химией. Бедный, бедный ребенок. Какой же бедный ребенок. Куда смотрит Гакухо? Как можно довести дитя до такого состояния? — Юко. Я дружила с Юко. Пожалуйста, отведи меня к ее могиле. *** Момо никогда не была слишком близко к Юко, но, наверное, являлась самым близким человеком для нее, если смотреть на людей из группы «не родственники». Они познакомились давно, когда пара будущих Акабанэ решила резко наведаться к Гакухо в Гарвард. Шутка ли, столько не виделись? Нао даже приуныл от этого расставания, из-за чего тетушка Асэми дала полное разрешение на сюрприз для сына. И вот, Момо снова приехала в Америку впервые за почти десять лет. Еще в аэропорту она слышала запах свободы и независимости. Тогда они сразу погнались со всех ног к Гакухо, оставив вещи в номере, пусть девушка и хотела отоспаться. Их встреча была довольно своеобразной, но все же приятной и активной настолько, что никто даже не заметил случайного свидетеля. Что же, это была девушка Гакухо. Акабанэ-старшая уже не помнит встречались ли они с Гакухо на тот момент, но весь свой «отпуск» компания провела вместе. Возможно, это и дало первый толчок для активного развития их отношений. Несколько раз они вместе приезжали в Японию, когда университет позволял. Все же, Гарвард это не третьесортное местечко, которое можно прогуливать. Момо понравилась Юко. Они были разными по характеру, но будущая Акабанэ все равно не умела заводить настоящих друзей, так что с головой окунулась в приятельство с девушкой друга. А Юко наконец-то нашла подругу, которая не собирается таскать ее по мутным местам, знакомить с какими-то ублюдками, а так же тащить куда-то против ее воли. Блондинке нравилось то, что Момо не была против успокоится и провести вечер где-то в саду, без шума и криков. Американки были ей не по духу. Сразу было понятно, что Юко — домашний человек. Не любила она ни вечное веселье, ни присущую американскому духу лень, да и кучу «бойфрендов» иметь не хотела, так что не спешила переводить кого-то из поклонников в статус своего парня. И нет, не зануда, просто более семейный человек, который, в отличии от Момо, с самого детства чувствовал вкус свободы, из-за чего не имел внутренней необходимости в приключениях. Акабанэ любила полеты, ей нравились путешествия, ей нравилось восполнять то, что раньше никак не развивалось. Момо любила чувствовать себя независимой, это делало ее счастливой. На свадьбе Акабанэ они с Гакухо стояли на местах свидетелей. Когда они с Асано переехали обратно в Японию, то почти сразу поженились. Оставленная без любых связей с прошлым, с отказом родителей от себя, Юко общалась только с Момо. Этого было достаточно. Будущая Асано не хотела сближаться с кем-то еще без особой надобности, так что мирно проживала свои деньки, работая в школе, пока не забеременела. А потом их мужья разорвали общение. Спустя время Юко и сама нехотя, но отдалилась от Момо. Может, это влияние Гакухо. А, может быть, она сама так захотела. Кто знает, к мужу новая миссис Асано была слишком терпелива. А вот других людей всегда могла отбросить от себя. А потом ее не стало. Вот так. Они с Нао тогда приехали с Франции. Провели там несколько месяцев, до этого были в Норвегии, в перерыве проведя дома где-то неделю. И уже через день после их возращения Сакакибара-сан рассказала о том, что месяц назад были похороны Юко. И сейчас, стоя напротив могилы, Момо трясет. Момо все еще пугает смерть. Это страшно. Слишком. Очень. Девушка за ее плечами стоит молча, смотря в одно место. Ей и здесь не лучше. Состоянии Гакуши не улучшилось, она лишь сильнее замкнулась в себе. — Ты хочешь послушать о прошлом своих родителей? — Момо поворачивается к ней, ставя лилии на могилу. Как там Нао? Акабанэ знает, что муж хотел бы побывать здесь. Юко тоже была его семьей. Асано слабо сжимает руки. Внутри все дрожит. Она уже слушала о прошлом своего отца. Достаточно. — Нет, простите, — закрывает глаза. Эта женщина появилась слишком резко. Подошла с заявлением о ее родителях. Миссис Акабанэ почему-то выглядела не такой уж чужой, но это не изменило состояние Гакуши. Не будь она матерью Кармы, девушка бы отказалась ехать с ней на могилу своей мамы. Хочется спать. Не хочется общаться с кем-либо. — Вот как, — Момо уже точно заметила, что это не обычное состояние Асано-младшей. Что же случилось у этого бедного ребенка? Но нельзя давить. Наверное. Акабанэ не педагог. Наоборот, даже педагог не вытянул ее с этого состояния. Или не заметил. Гакухо, чертов ублюдок, как можешь ты так не смотреть за детьми. Страшно подумать о том, что происходит у Асано-куна. — Я завезу тебя домой, иди к машине, хорошо? — Благодарю, — Гакуши кивает. Миссис Акабанэ не только очень красивая, но и весьма добра. Мама бы не дружила с плохими людьми. Даже не волнует то, как они познакомились и причина, по которой девушка никогда не слышала имя этой женщины от родителей. Это не ее дело. Ей вообще не стоит сунуть нос в прошлое родителей. Знает только, что Карме так повезло. Может быть, она не всегда рядом, но в ней видно искренне восхищение своим ребенком. Интересно, отец так же смотрел на Икеду? Ценил ли он это внимание со стороны Асано-старшего? Душу обволакивает липкое чувство зависти. Девушка впервые познает это чувство. Гакуши так завидует. Завидует до дрожи в коленках. Гакуши ненавидит Икеду. Момо смотрит на нее краем глаза. Девочка, почему ты так? Ты даже не подошла ближе. Акабанэ приседает перед могилой, зарываясь руками в волосы. Рассматривает камень, вазочку, белые лилии, которые редко где можно сейчас достать. Белые лилии… На языке цветов это значит чистоту, непорочность, невинность. Тетушке вот, например, тоже нравились белые цветы. И все же, Асэми-сан никогда не называла свой любимый. Зная цветок, который нравится человеку, говорят, можно узнать его настоящего. Может, из-за этого она никогда не называла ничего конкретного? Мать мужа научила ее видеть символизмы. Ветер немного треплет волосы женщины. — Это все так неожиданно, правда. Твои дети очень милые, но от них сердце кровью обливается. А как тебе мой Карма? — шепчет себе под нос, будто говоря сама с собой. — Я постараюсь, Юко. Мы с Нао постараемся помочь им, обещаю. Он будет рад встретиться с ними. В конце концов, мы семья. Когда женщина уходит, ветер все так же треплет белые лепестки цветов.