Солнце

Домой Момо в сопровождении Гакухо заходит уверенно, пока Карма остается во дворе. Она снимает пиджак, оставляет его в гардеробной, закатывает рукава, а после только задумывается на несколько секунд. Сжимает дрожащие руки в кулаки, оказываясь в прихожей, оглядываясь на друга. Асано только задумчиво осматривает прихожую. Раньше Момо бы что-то сказала, но сейчас только натягивает улыбку на лицо, растягивая в ней красные пухлые губы, словно ни о чем не думает. Она чувствует, что ее колени затряслись, но женщина не отойдет от задуманного. Акабанэ хорошо понимает, что только что ее почти прострелили. Запах ванили гуляет по ее дому. Женщина быстро сбрасывает свои туфли, спеша уйти вглубь. Гакухо следует за ней. Он ей что-то рассказывает, его голос слышат старые стены, вспоминая его заново, но не Момо. Проводит рукой по темным дубовым перилам, проходит сквозь солнечные пятна из окон, словно сквозь туман. Она невозможно скучает по Нао, висящее на стуле платье, которое еще не так давно она должна была надеть для романтического ужина с ним напоминает о его поцелуях. У всего есть цена, Момо знает, но это невыносимо. Акабанэ наконец-то забыла то чувство, когда опасность и риск могильным холодом дышат тебе в шею, ради этого она улетала так далеко, но, в конце концов, все повторяется. Проводит рукой по волосам, утыкаясь взглядом на подоконник, где уже полтора десятка лет стоит такая старая фотография, что немного выцвела под лучами солнца — они с Нао на фоне ночного Токио. Им всего примерно по шестнадцать, они еще не женаты, да и встретились не так давно. Тогда небо было темное, а огни яркие и разноцветные. Он хотел с ней фото, а она хотела поскорее уйти, оставив его одного. Сейчас Момо лишь хочет, чтобы с ее семьей все было хорошо. Она знает, что Нао не оставит их с Кармой одних. Вытирает эту фотографию своим рукавом, с нежностью ставит ее на место, убирая занавеску так, чтобы она не закрывала рамку. Женщина помнит все моменты с ним. Она помнит их первую встречу, помнит каждое слово, которое он ей шептал, преданно прижав ее к себе. Момо больше не дано забыть его глаза, которые глядят на нее с любовью. В их первую встречу она даже не думала о том, чтобы полюбить эти собачьи глаза в ответ. *** Эта девушка была такой необычной, такой красивой и дико невероятной, что Нао восторженно открывает рот, резко останавливаясь. Сердце останавливается, дыхание перехватывает, глаза широко раскрываются. Воздух вылетает из легких рваным выдохом. Может, у него оторвался тромб? Это инфаркт? Инсульт? Господи, к нему снизошла Богиня? Нао готов упасть перед ней на колени, он готов поклясться, что эта девушка идеальна. Хватается за сердце, шепчет что-то неясное. Какое сегодня число? Пятнадцатое декабря? Это чудесно, теперь эта дата станет его новым днем рождения. На ней была типичная черная форма. Это совершенно обычная форма, она бы никогда не привлекла его внимание, не надень ее эта девушка. Темно-синяя матроска, перевязанная красным шейным платком, из-под которой видно горловину темной водолазки, такая же юбочка, черные колготки и лаковые туфельки. Нао уже и не помнил, чья это форма, его взгляд был прикован к ее лицу. Она стояла одна, ее взгляд был таким же скучающим. Легкий снег вовсе не тревожил незнакомку. Девушка подняла руку, все так же незаинтересованно рассматривая снежинки на своей одежде, из-за чего ткань зимней матроски оголила тонкое бледное запястье. Нао зарывается второй рукой в свои волосы. Боги, ее ладошка такая аккуратная, такая бледная, такая маленькая, а ноги в колготках такие стройные. Волосы — отдельная тема. Они по-натуральному волнистые, чуть выше талии, рассыпанные по спине, несколько прядей слегка закрывают лицо, спадая по груди. А этот цвет? Он красный, буквально рубиновый, струящийся и контрастирующий с одеждой и лицом. В книгах это сравнили бы с кровью, но Нао не писатель. Грех сравнивать ее с чем-то настолько банальным. Эта девушка — личность, она особенная, она уникальная, такой больше нет, парень увидел это сразу. У цвета ее волос нет названия. Это цвет самых спелых ягод клубники, морозного заката, который он видел лишь несколько раз в жизни, это огонь в факеле революции, самое дорогое и любимое вино в изысканном ресторане, драгоценный шелк, привезенный в подарок императору. А это лицо? У нее аккуратный тонкий нос, приятно блестящие большие губы, похожие на сердечко, пышные ресницы, острый подбородок. Щечки лишь слегка розовые. Ее узкие, будто бы злодейские глаза, лишь на секунду прошлись на нем, как и по людям вокруг. Незнакомка смотрит на мир, как на скучную серую массу. Ох, стоп, а глаза? Какой цвет глаз способен закончить эту неимоверную картину? Кажется, от них парень опять перестает дышать. Он точно умрет сегодня. Боги, что это были за глаза? Другие скажут, что они всего лишь черные. Нао лично отобьет этому человеку его дрянной рот. Он закатает его в асфальт, заставит исчезнуть. Ее глаза не просто черные. Они темнее ночи, глубже той чертовой Марианской впадины, они не сравняться ни с чем, они — это настоящая черная дыра в космосе. В них таятся тайны мира, ангельская забота и дьявольская хитрость. Это нужно ему, ее взгляд теперь важнее кислорода. Бог это, дьявол или какая-то другая высшая сила, но Нао готов тут же примкнуть к ним, лишь бы эта незнакомка обратила на него свое внимание. Он все еще не дышит, он умрет без ее взгляда. Ему плевать, она нужна ему, она рождена для любви, которую может дать только он. Только он сможет понять ее. Он отдаст ей сердце. О, что за банальщина? Нао отдаст ей почку, печень, легкие, да и вообще все, что эта леди только захочет. Сейчас ему не важен Гакухо, который уже спокойно ожидает очередной выходки друга, серая толпа вокруг них, машины, снег или ужасное серое небо. Парень прорывается к незнакомке, оказываясь рядом буквально через несколько секунд, грубо и наплевательски толкая всех, кого видит на пути, перепрыгивает через ограждение. Буквально чувствует, что Асано устало смотрит ему в спину, а еще абсолютно точно выгибает бровь. Мысленно шлет его, наконец-то опять видя эту невероятную девушку с ног до головы. — Выходите за меня, — прорывается к ней, падая на колени, хватает ее за руку, прижимая к своей щеке. Люди смотрят косо, но Нао шлет и их. Ему плевать, он встретил саму судьбу, он это знает. Он будет с ней, у него после этой встречи уже нет выбора. Вскрик, пощечина. Гнев появляется в темных глазах девушки, сверкая в холодном свете. Богиня гроз, богиня тьмы. Он еще никогда не видел таких чёрных глазах. Это прекрасно. От ее удара парень лишь расплывается в радостной улыбке, прикасаясь пальцами к алеющему следу на щеке. — Что вы делаете? — негодование девушки достигает максимума. Да что же это такое, почему он улыбается? Что ему от него нужно? Брезгливо отряхивает руку. Может, он заразил ее чем-то? Но ведь выглядит парнем из приличной семьи. Гакухо осматривает ситуацию, уже натягивая улыбку для общества, пока люди начинают все больше косо смотреть на них. Этот кретин совсем с ума сошел. Ну почему со всех возможных людей жизнь выбрала связать судьбу Асано с вот этим человеком? Устало выдыхает. Как же ему это надоело. — Мы очень извиняемся, моему брату стало плохо. Я не знаю что на него нашло, я обязательно свожу его к доктору, простите, — одним движением поднимает Нао с колен, кланяясь по всем правилам. — Пусти меня, Асано, — упирается ногами в землю, с раздраженной ухмылкой отталкивая схватившего его Гакухо. Снова падает перед Момо на колени, прямо на асфальт, припорошенный снегом. — Я люблю вас. *** Момо чувствует комок, который подходит к горлу, так что скорее выгружает все из своей сумочки, отбрасывая ее. Возможно, стоит взять оружие? То «черное», незарегистрированное нигде, контрабанда, но зато никто не сможет пробить его по базам. Отмахивается, ведь это может разрушить их план, но уже через секунду суживает темные глаза, накручивая красный локон на палец и собирая волосы в небрежный хвост, чего не делала никогда. «Но ведь нет никаких проблем, если оно будет у Асано?», — рождается мысль у нее в голове. Гакухо смотрит на нее внимательно, стоя в дверном проеме. — Гакухо, на чердаке сейф. Возьми оттуда что-то, ладно? — Момо хорошо осознает, что он понимает все. Он знает и местоположение чердака, и то, что в сейфе лежат не деньги. Почему? Ведь он такой же. — Код — день рождения тетушки. Конечно, какая-нибудь винтовка была бы более уместна, чтобы стрелять с дальнего расстояния, но, откровенно говоря, это все бессмысленно. Это могло бы быть динамично, могло бы быть так пафосно, что текли бы слюни, но ты не чувствуешь никакую гордость за себя, ты не чувствуешь ничего светлого, держа в руке оружие. Когда ты допускаешь возможность убийства человека, это не круто. Когда в тебя стреляют, это не динамичное приключение, это может быть последним моментом в твоей жизни. Ситуация приобретает все более серьезные обороты, ведь время идет, часы тикают, а от Нао нет вестей. Это не сказка, они не главные герои, им не обеспечен хороший конец. Момо закрывает глаза рукой. Было бы легче, если бы все было именно так. В конце концов, ее настигло то, от чего она так упорно убегала. — Ты хочешь, чтобы на нем были мои отпечатки? — уголок его губ немного приподнимается вверх, будто он шутит, но это не похоже на радость. Это звенящее напряжение? Момо не отвечает, но не из-за правила «молчание — знак согласия», а просто из-за погружённость в себя. Она идет следом за ним, с теплом и грустью рассматривая каждую частичку дома. Поднимается на чердак, осматривая и его, фактически впервые за шесть лет. Гакухо приседает перед спрятанным открытым сейфом, уже рассматривая оружие. Он не задает вопросов о нем. Да, это так, ведь они выросли в той обстановке, когда нельзя было не иметь оружия в доме. Но, конечно же, оно все почти всегда было нелегальным. — Мацуота уже вернулся, — кивает мужчина в сторону улицы. Акабанэ медленно кивает. Она выглядит так, будто еще не до конца смирилась, но уже на пути к этому. — При этом стоит упомянуть, что ее жучок не останавливается на одном месте, так что она не пошла домой. — Тогда, наверное, нам стоит поспешить, — улыбается она. Если все пройдет успешно, завтра они с Нао вычистят машину, уберут регистратор, напишут заявление об ее угоне и будут долго-долго отдыхать в кровати. Возможно, они сходят куда-то вместе с Кармой… Да, было бы неплохо провести время вместе. А потом, может быть, повезет увидеть и Асано? О плохих вариантах Момо не думает. Она натыкается на вещи, которые заставляют ее опустить голову вниз. Женщина приседает не так далеко от Гакухо, задумчиво осматривая все. Ох, вероятнее всего, это некоторые работы Кармы. Что-то вроде детских поделок и рисунков. Она слабо улыбается, поднимая один из листочков, что оказывается одним из его первых сочинений — маленький текст о его семье. Иероглифы на нем стали светло-синими, а сама бумага на углах порвалась, но все еще можно было прочитать слова. «Мою маму зовут Акабанэ Момо. Она очень красивая, а еще любит пить кофе», — читает в уме эти предложения, пропитанные детской наивностью. Перебирает это все с нескрываемой любовью. По сути, женщина даже не обращает внимание ни на то, как Гакухо сует пистолет во внутренний карман, ни на то, что он уже ждет ее у входа. Свет падает в единственное окно на крыше, освещая все то, что она перебирает, будто святыню. Гакухо слишком много видел, чтобы не понимать ее эмоций. Она уходит с дома так, будто уже не собирается возвращаться: засматривается на старые фотографии, протерла фото у себя в комнате, поставила деньги для Кармы на видное место, а сейчас так бережно перебирает его детские вещи. Момо ласково улыбается этим вещам, а Гакухо лишь неслышно выходит. — Я готова, — Акабанэ собирается с силами и хмурит брови. Но она совсем не слышит ответа. Когда Момо оборачивается, то не видит никого. Она поднимается и подходит к двери, дергает ее, но та не открывается. Момо была настолько задумчива, что не услышала даже поворот ключа. — Гакухо? Никто не отвечает, только звук ступенек говорит о том, что кто-то спускается отсюда вниз. Акабанэ вздрагивает. Она бьет дверь кулаками, но никто так и не отвечает. — Асано, открой мне сейчас же, — Момо кричит и бьет в дверь кулаками, наваливаясь на нее, пусть и знает, что это никак не поможет — вес слишком маленький, чтобы выбить ее. — Асано! Ты слышишь меня, Гакухо? Открой эту чертову дверь и пусти меня к мужу. Асано, я выйду и задушу тебя, если не выпустишь меня, ты слышишь? Он запирает ее, слышит эти удары в дверь, слышит ее крик, злость и непонимание, но выпустить не может. Прости, Момо, но так нужно. Надевает пиджак, все еще слыша ее отдаленный крик. Она кричит так громко, что, кажется, действительно задушит его, если Гакухо ее выпустит. Все перешло грань. Асано мыслит холодно. Если что-то уже случилось с Нао, то это несет потенциальную опасность и для Момо, что они уже увидели на той улице. Если и с Момо что-то произойдет, на что всегда есть шанс, то как быть с ребенком? Время пошло на часы, а значит, нужно действовать быстро и решительно, ведь времени не осталось. Если они провалятся с этой идеей, то придется менять план буквально за минуты, это создаст немыслимую панику. Мужчина выходит из дома, открывая телефон, чтобы посмотреть место пребывания Кёко. Он не сомневается в тебе, Момо, но нельзя допустить ни шанса, что тебя заденет. Гакухо знает, Нао бы хотел, чтобы поступили именно так. В этот раз риск слишком большой, раз на них напали днем среди улицы. — Где моя мама? — Гакухо поднимает голову и видит Карму. Преграждает ему путь в дом. Парень суживает глаза. Что задумал этот мужчина? — Выпустите ее. Гакухо выдыхает. Нужно что-то решить с этим надоедливым ребенком, чтобы он не вмешивался. Акабанэ действительно имеют свою эгоцентричную натуру, так что такое может произойти. — Нет, — останавливает его таким холодным и властным тоном, что Карма действительно невольно останавливается. Акабанэ действительно не любит этого мужчину. Ему сложно поверить, что Гакуши является его дочерью. — Ты этого не сделаешь. — С чего вы это взяли? — огрызается, сцепив зубы. Почему его мать так кричит? Почему Гакухо ее закрыл? Какую игру ведет директор? — В ином случае мне придется приставить к тебе временную няню, — суживает глаза. Прямая линия губ Асано на секунду дергается, лишь немного выдавая его ярое раздражение. Ставит руку парню на плечо, склоняясь и холодно смотря в глаза. — Послушай, Карма-кун, не лезь во взрослые дела, ведь это не закончится чем-то хорошим. Тебе стоит понять, что над вами сейчас нависла огромная опасность, которую ты не уладишь, просто позвав своих одноклассников. Это настолько огромная опасность, что даже твоя мать не должна себя ей поддавать. Так что тебе стоит отбросить любую мысль о том, чтобы выпускать ее. Карма чувствует, будто его окатывает загробным холодом от этого леденящего кровь властного взгляда. Он кажется мошкой перед волком. — А вы уверены, что сами справитесь с тем, что вас ожидает? — Карма цепляется в него своим взглядом. Карма не знает, если честно, поддается он влиянию председателя или же это всерьез голос логики. Мужчина крепче сжимает его плечо. — Или вы уже передумали искать моего отца? — Карма-кун, — Гакухо убирает руку. — Это действительно не твое дело. Тебе стоит сидеть здесь и не давать своей матери как-либо выйти. Можно сказать, что я обязан твоему отцу, так что будь уверен в моей искренности. — Искренность? У вас? — он фыркает, со злостью и раздражением смотря в фиолетовые глаза. Лицо Гакухо как камень. Он наконец-то отпускает руку парня и идет к выходу. Карма не глупый, Гакухо это хорошо знает. Сейчас это дитя лишилось даже слишком высокого мнения о себе, перестав переоценивать свою важность и способности. Останавливается. — А? Это же дом Гакуши, — внезапно Акабанэ хватает ту руку, которая только что его отпустила, переворачивая экраном телефона вверх. Гакухо чувствует, что петля в желудке завязывается. Таких совпадений не бывает. Ему кажется, будто в этот момент паника, которая, следуя его расчетам, могла быть у у Момо, скорее всего, медленно впитывается в его собственную кровь.