Солнце

Карма немного открывает рот, когда в водителях Гакухо видит того, кто раньше был его любимой нянькой. Он стоит около серебристой машины председателя, когда они оба выходят. У Асано действительно нет времени на объяснения для Мацуото, нет его и для того, чтобы привязать этого бешеного щенка к чему-то, дабы он не рыпался. Гакухо где-то просчитался, это все повлияло на детей, теперь Карма обо всем знает, а Гакуши имеет дело с той сумасшедшей. Гакухо даже ничего толком не говорит, сразу открывает дверь на водительское место. Карма резко и нещадно открывает ближайшую дверь на заднее сидение и вваливается туда без разрешения. В зеркало заднего вида он видит раздраженные холодные глаза. Акабанэ не подозревал, что председатель умеет так хорошо водить. Тот ставит телефон на держатель, фиксируя место, где Кёко задержалась. Жмет на газ сильнее, змеем проезжая мелкими улицам в попытках проехать эти чертовы пробки. И это у него водитель? Когда они сквозь все застои в городе все же подъезжают к нужному месту, то Гакухо резко останавливается. Карма выглядывает и видит полицейских, которые опрашивают людей. Сквозь толпу на земле он видит две светлые туфельки. Гакуши? — Это туфли Гакуши, — говорит Акабанэ, но мужчина ничего не отвечает. Он и сам это знает. Гакухо мигом выходит из машины, хлопая дверью, а Карма вылетает за ним. Парень не верит председателю. Когда он пробирается сквозь зевак, то Асано уже говорит с тем полицейский, который выглядит ответственным за все действия. — Здесь много камер, наши специалисты уже получили их, — слова полицейского звучат как-то затуманено, а его взгляд нацелен четко в глаза Гакухо. — Да? Это так славно, — мягко говорит председатель, будто бы убаюкивая. Он протягивает полицейскому свой телефон. — Ответьте, пожалуйста. Гакухо суживает свои глаза. Получается, им поступил звонок о женской драке здесь, но по приезду полиция обнаружила только туфли его дочери. Сердце стучит быстрее, но мозг заглушает все для здравого анализа. Кёко действовала совершенно нелогично, значит, она действительно только тряпичная кукла, которая сейчас с их подачи начала своевольничать. Но почему не Момо, а его Ши? Почему не взрослая женщина, а просто ребенок? Он не должен был допустить того, что Кёко вспомнила об их детях. И, конечно же, Гакухо соврет, если скажет, что у него нет желания раскрыть карты и с линией полиции искать Гакуши. В конце концов, это просто ребенок. Но сейчас Гакухо от всех в этой ситуации отличает именно холодная голова, из-за чего и остается твердой его позиция о недопустимости привлечения полиции в это дело. — Да? — полицейский бледнеет, слушая голос в телефоне. Асано всегда знал людей, которых можно использовать, чтобы спокойно давить на других и иметь относительно чистые руки. Карма напряженно смотрит на Гакухо. Что он делает? Он отводит полицию от этого дела, даже когда речь идет о том, что опасность грозит его дочери? Карма действительно все понимает, акции, престиж и репутация самого Асано, но разве речь идет не о твоем ребенке? Чувствует, что омерзение подкатывает к горлу. Только сейчас Акабанэ сполна чувствует тошноту по отношению к этой холодной фигуре в дорогом костюме. Выглаженном, будто вчера из химчистки — одном из многих костюмов, о котором председатель заботится больше, чем о своем ребенке. В его глазах нет ничего, кроме холодного расчета. — Мы можем забрать туфли? — он мягко улыбается и говорит чисто, вежливо, будто бы стерильно. Вопрос, судя по всему, риторический, но собеседник ему кивает. — Все видео с камер наблюдения излучите и отправьте человеку, с которым разговаривали, пожалуйста. Председатель благодарит полицейского, натянуто улыбается и прощается. Карма больше не пытается его понять. Асано бросает скользкий взгляд на Акабанэ. — Подними ее обувь и поставь в автомобиль, — голос сменяется сухим, будто бы пропала надобность в мягкости и притворстве. Он так спокоен. У Кармы пробегают мурашки по коже от этого равнодушия. — Вы, — Карма хмурит брови, как его мать, но Гакухо в очередной раз не дает ему договорить, бросая в него холодный острый взгляд. Парень понимает, Асано требует полного подчинения, не допуская ни единой возможности чужого личного мнения. И он обязательно поязвил бы. Учитель? Гакухо ему не учитель, у Кармы к нему отторжение. И более того, Акабанэ еще это точно сделает. Парень пересиливает себя, на минуту оба давят друг в друга взглядами, но это все время. А время — жизнь. Отца, Гакуши, не его жизнь — чужая. Если председатель настолько труслив, что готов этим рискнуть, то Карма чужим не рискует. На самом деле, его сейчас интересует другой вопрос. Карма легко поднимает туфли, проходя мимо людей, открывая дверь незакрытой машины на том же месте, где он был. Почему так быстро? Это же Гакуши, неясно как чувствующая любое передвижение, дыхание и взгляд. Это Гакуши, которая была и шпионом, и жертвой шпионажа. Это человек, который буквально держится на плаву благодаря таким способностям. И получается, что какая-то сумасшедшая тряпичная кукла без каких-либо умений смогла тихо к ней подойти, быстро поймать, утащить в машину и увезти куда-то без проблем? Ставит туфли в угол, чтобы они не летали по салону. *** Нао чувствует себя настолько уставшим, что слов нет. Сколько он тут дней? Два или три? Четыре? Еще бы он различал это, было бы вообще чудесно. Черт его знает. Гребаный неудачник Оно, как же это все достало. Он разобьет его лицо о плитку, как только распилит эту толстую веревку. Нао действительно повезло, что в ласково и заботливо подобранном для него Оно старейшем стуле один гвоздь не был достаточно хорошо забит. Это дало Акабанэ возможность поскорее вернуть ему этот старый долг. А Нао ведь пытался все забыть, забыв старые обиды и списав их на глупости молодости. По-хорошему, Оно мало убить. Он бил связанного человека, трусливо завязав ему глаза, чтобы тому даже в лицо ему плюнуть не было возможности. А хотя, будет ли кто-то смелый использовать беззащитную женщину, чтобы привести к себе врага? Нао никогда не испытывал столько омерзения, как сейчас, когда нет даже возможности по-человечески пойти в туалет или умыться. Хотя умывание у него эти дни было часто, когда это существо поливало его водой. Злобно хмыкает. Спасибо, что не кипятком. Акабанэ вспомнит твою доброту, Оно, когда наконец-то распилит эту веревку. Он вспомнит все твои удары с надеждой на разрыв селезенки. И эти порезы на его руках, за кровь на губе. Но это мелочи, Оно, такие мелочи. Нао уже столько не видел сына и жену, будто бы вечность. Как они? Прости, Момо, он не оставил тебе никаких зацепок. Зря Оно завязал ему глаза, так зря он делал это каждый раз, ведь в этой темноте он видит свою семью. Ты своей подлостью просто выиграл несколько дней. Он искренне постарается быть с тобой не слишком строгим. Так сказать, по старой дружбе, ведь Нао изменился со времен школы. Жаль, не изменился Риота. Риота всегда был тем еще ублюдком. Ему всегда казалось, что он непризнанный гений, что Нао на уровень ниже него, ведь он всего лишь из какой-то нищей семьи, что Гакухо все отдают по блату. А особенно больной для него темой была Момо и женская независимость. Женщина, которая имеет право выбора и собственное мнение? Нет, это слишком. Каждый раз он пытался заставить Момо быть его украшением, навязывая ей то, что она его девушка, хотя будущая Акабанэ никогда на это своего согласия не давала. И проблема была даже не в том, что ему тоже нравилась Момо — это совершенно нормально, сам Нао влюбился в нее при первом же случайном взгляде. Нет ничего плохого в справедливом соперничестве за сердце женщины. Вот только тогда Оно сам всё за всех решил, признав пару Нао и Момо только после того, как его семья разорилась. И то, это не глаза открылись, просто сыграл его комплекс неполноценности, из-за чего он всем рассказывал, что Момо ушла от него из-за денег. Интересно, каких? Какие деньги могли быть у Нао, который ничего конкретно своего тогда не имел? И он не собирался больше говорить с тем, кто не знает человеческого языка. Акабанэ надеялся, что Оно вырос с обиженного неполноценного мальчишки, но ничего не изменилось. Веревка почти перепилена. Нао растягивает рот в ухмылке. Давай, еще немного. И пусть рук. Пережаты до ссадин и синяков, но сейчас это спадет. Конечно же, убивать он никого не будет, просто по-тихому сдаст их всех правоохранительным органам. Нет столько желания мести, сколько есть желание увидеть свою семью. Он надеется, Момо как-то оставила детей вне этого. Так что, Нао попытается быть максимально гуманным, даже в этой ситуации. Свое решение о сдержанности и гуманности Акабанэ откидывает, когда в этот мрачный, влажный и сырой сбрасывают кого-то, чей голос очень похож на голос Гакуши. От толстой веревки остался маленькая нить. Похоже, не судьба закончить все относительно мирно, если они втянули в это детей.