Солнце

Гакухо не заходит в палату к Нао, а остается один в коридоре, когда Карма поднимается и уходит куда-то, бросая на Асано презрительный взгляд, но Гакухо сейчас не до этого безусловно талантливого, но глупого ребенка. Мужчина пропускает это мимо глаз. Пускай идет, это лучше, чем накалять атмосферу. В конце концов, этот щенок мог бы сорваться и начать гавкать. В нынешний ситуации это было бы проблемно, у него есть другие дела. Сбрасывает пиджак на стул. Мысли о Гакуши забитой тревогой звучат в голове, но он отбрасывает их, как и всегда, не давая лицу изменить свое холодное выражение. Не время, пусть едет к ним домой. Это самое безопасное для нее место. Она не настолько глупая, чтобы ослушаться его сейчас, он точно найдет дочь в ее комнате, когда приедет домой. Ты же всегда была такой. Гакухо знает, что он для нее авторитет, так было всегда, в любой ситуации. Было бы лучше это все проконтролировать, увезти домой на своей машине, накормить и уложить спать, чтобы она не испытывала такой стресс, но сейчас нужно зачистить все мелочи, которые она не учла. Сегодня его маленькая Ши превзошла все его ожидания, она такая умница. Поворачивается, когда слышит быстрый цокот каблуков. Момо проходит мимо него, сразу забегая в палату. Она не переодетая, ее одежда вся мятая, а волосы небрежно собраны в растрепанную косу. Врачи ей не мешают, она падает на колени около мужа, хватает его за руку без гипса, что-то ему говорит, явно плачет, Нао же едва заметно улыбается через боль. Гакухо несколько минут смотрит на них сквозь окно в палату, все еще не желая заходить. Когда глаза Акабанэ немного сдвигаются от жены, сквозь фигуры врачей он смотрит на Асано. Момо замечает это, тоже поворачивая свое бледное заплаканное лицо к старому другу. Это будто нож под ребра. Гакухо тоже смотрит на них несколько секунд, но после отворачивается, когда его начинает выворачивать от их глаз. Он не видит в их глазах ни омерзения, ни презрения, ни обвинений с ненавистью, а это самое отвратительное. Ведь Асано понимает, что это он виноват. Гакухо начал ошибаться непозволительно часто, он не смог проконтролировать все. Они не должны так по-доброму смотреть на него. А самое главное, это бы имело смысл и не заставляло бы его чувствовать себя также, как когда он с каждым днем все больше терял Юко. Из всех чувств Асано больше всего ненавидит это. — Гакухо, — он снова оборачивается, но уже на голос Мацуоты, который вышел из палаты. Ему кажется, седина в волосах его водителя стала еще более явной. — Ты не зайдешь? — Не сегодня, — холодно, спокойно и кратко, как и всегда. Мужчина устало выдыхает, подходя ближе. Ему кажется, с каждым днем Асано все больше отгораживается от всех. Ты такой несносный, Гакухо. — Что делать с той сумасшедшей? — отступает, не желая провоцировать Гакухо на резкость. Не в этот раз, сегодня им всем нужен отдых. Мацуота имеет ввиду, конечно же, Кёко. Воспользовавшись случаем, старик буквально сплавил что Оно, что Кёко в руки тех крепких ребят, от чего их бедный главарь, если его так можно назвать, теперь истерически названивает ему. Плохо, конечно, но ничего личного, он слишком стар для этого дерьма. Если Оно они отправят в больницу, из которой он уже не выйдет, то насчет Кёко он не знает. В любом случае, нужно это все поскорее закончить. — Делай так, как считаешь нужным, — Гакухо равнодушно поворачивается обратно к окну, будто Мацуота потревожил его чем-то абсолютно неважным. — Ты серьезен? — старик засовывает руки в карманы брюк. — Абсолютно. Можешь больше не ставить меня в известность о ее дальнейшей судьбе, — Гакухо цинично приподнимает брови, будто объясняет самую простую вещь в мире, а Мацуота ее не понимает. — Хорошо, — Мацуоте не остается ничего, кроме как принять решение Асано. Тот подходит ближе и ставит руку ему на плечо, другой же выкладывая ключи от машины на подоконник. — Езжай домой, Гакухо. Сегодня ты уже ничего не решишь. Мужчина только осматривает своего водителя. Возможно, он частично прав, но Асано согласен на это только из-за того, что ему стоит проведать своих детей. Как минимум, Асано не слышал ничего о Шу целый день. Мацуота уходит, а Гакухо вертит в руках ключи от машины, смотря на свое нечеткое отражение в окне. Была бы его воля, он бы уничтожил Кёко в пепел, пусть она и всего лишь тряпичная кукла, не играющая никакой особой роли в произошедшем. Сжимает ключи. Она, как и Оно, замахнулась на святое, просто немного иначе. Асано слишком хорошо помнит Юко, он слишком хорошо помнит свое состояние после ее похорон, чтобы простить такое нахальное осквернение своей покойной жены. Он никогда не позволит никому решить, что с ее образа можно устроить клоунаду, даже если это будет последним, что он сделает в этой жизни. Для Кёко это потеха и сумасшествие, для него — боль всей жизни. *** Асано выпивает виски. Дерьмовое пойло обжигает горло, но он заливает еще. Если бы он мог, то сейчас лучше бы залил в себя гребаного керосина. В двадцать три года он закончил магистратуру, пришло время уезжать. Докторантура — это чудесно, но ему хотелось скорее действовать. В конце концов, потом он все равно прошел и ее. И все же, тогда хотелось работать и менять мир. Америка ему нравилась, но все равно тянуло в Японию — там семья, родина и дети, погрязшие в ужасной системе образования, которую он помнил со времен школы. И вот именно тогда встал вопрос о том, поедет ли его любовь с ним или им нужно сказать друг другу «прощай». Учась вместе с семнадцати лет, в общей сложности они были знакомы уже шесть лет, примерно пять из которых встречались. Такая любимая, такая сладкая и теплая, Юко стала частью его жизни. Такая хорошая, такая нежная, верная и заботливая. Ю была ярче звезды, ярче солнца и прекрасней за всех на свете. Эти слова звучат так банально, но ведь суть любви, наверное, как раз в том, чтобы наконец-то понять это. Гакухо не представлял своего погружения в сон без этой девушки под боком, чью талию обвивает его рука, Гакухо любил ее смех, Гакухо привык к запаху ее шампуня, Гакухо обожал ее, обожал каждый миллиметр тела, каждую частичку души. Он полюбил все, что было в ней. Асано любил все ее недостатки. Он настолько любил ее, что почему-то даже не допускал и мысли о расставании. Четыре года они уже жили вместе, съехавшись сквозь все протесты родителей Юко. Какая это была жизнь? Невероятная студенческая жизнь с человеком, которого хочешь видеть рядом с собой до самого конца. Это было так хорошо, что просто невероятно. Ты просыпаешься, а по всей кровати раскиданы ее золотистые светлые волосы, целуешь ее, прижимаешь к сердцу, испытывая восторг от осознания того, что она рядом. Она красится, параллельно напевая что-то под нос, а ты ищешь и гладишь рубашки, которые прошлой ночью были сорваны и брошены куда-то в угол. Они могли опаздывать, но ему казалось, что весь мир подождет. Он брал ее за руку и бежал вперед, смеясь и оглядываясь. Гакухо действительно казалось, что у них впереди целая вечность. Ю, прости, он правда так думал. Ю, если бы он только знал. Юко, боже, он бы отдал тебе свою жизнь. Он познакомил ее с матерью примерно через год отношений, как раз когда они решили жить в месте. Да и в его извечной компании Юко была уже привычной, наверное? Нао звал ее невесткой, а ее статус, по сути, воспринимался также, как и статус Момо, хотя стоит понимать, что последняя стала женой Нао очень, буквально ужасно рано — уже в семнадцать лет, едва закончив школу, когда Гакухо только переходил на второй курс и еще даже не встречался с самой Юко. И все же, они постоянно вели себя, будто жених с невестой. Она даже часто ездила с ним не только по штатам, но и в Японию. Страсть была, но больше всего Гакухо любил ее саму — всю ее натуру. Он обожал ее смех и голос. Он обожал все в ней. Асано сейчас понимает, что мысль об их совместном будущем была у него в голове скорее фактом, чем мечтой. Он знал, что они поженятся, он решил где купить землю на дом, он уже построил план на бизнес и, конечно же, осознал, что потом они заведут детей. Гакухо уже был счастливее всех, а от этого осознания его сердце и вовсе готово было замереть. У него было довольно наивное отношение к детям, он тогда, наверное, и вовсе не понимал реальности, но уже готов был сказать, что будет любить их детей больше всего на свете, что они у них будут самыми желанными детьми в мире. Гакухо знал, что хочет разделить с Ю свою жизнь и фамилию. А родители Юко были так яростно против. Против чего именно? Против всего, что было хоть как-то связано с ним, здесь и говорить особо нечего. Была у них какая-то необоснованная ненависть к Японии и самому Гакухо в целом. Мол, не зря оттуда уезжали, чтобы дочь туда вернулась. Ее отец работал ювелиром, денег у них не то, чтобы очень много было, но и не мало. Они всегда холили и лелеяли дочь, она росла почти что во вседозволенности, но было чувство, будто эти люди растили ее исключительно для себя. Будто Юко должна была быть с ними вечно, оставаясь маленькой любимой дочкой-куколкой с фарфоровым лицом. Кое-как уладились их отношения, когда Юко переехала к Гакухо, покинув родительский дом, а вот уладить их ссоры после вопроса о переезде в Японию и свадьбе с Асано, к сожалению, уже не удалось. Такой крик поднялся, столько оскорблений вылилось на них, что у Юко даже чемодан вещей отобрали, чуть ли руки не оторвав. В конце концов, все закончилось поставленным ультиматумом — либо он, либо мы. А она лишь молча смахнула слезы, осмотрела в последний раз родителей, взяла его за руку и вышла оттуда без ничего. Правда, эту чертову подвеску-солнце все же взяла с собой, ведь постоянно носила ее на шее. Если бы знал о ее проблемах с сердцем, то выкинул бы эту дрянь еще в аэропорту. В любом случае, следующим же вечером они с Юко экстренным рейсом улетели в Токио. Больше она о них не вспоминала. Отдельным воспоминанием в жизни Гакухо осталась их свадьба. Он сделал ей предложение уже в середине того лета. Тогда было так тепло, Асано помнит то, как наконец-то решился. Кольцо он купил еще по приезде в Японию, заказав у лучшего ювелира, но пол лета провел в раздумьях, пребывая в этом странном состоянии волнения, которое есть у всех перед такими важными событиями. Не то, чтобы Гакухо сомневался — нет, ни в коем случае. Это было нечто необъяснимое. И все же, под конец июля парень взял себя в руки и стал перед ней на колено. Асано тогда так волновался, было такое чувство, что у него сердце осколками вылетит, если она откажет. Мужчина прикрывает глаза. Он действительно обожал Юко. Он все еще обожает ее, черт побери. Виски закончился, так что он берет еще одну бутылку, но уже не смотрит чего именно. Прошлую от отчаяния бросает черт знает куда, слыша только звук разбитого стекла. Да пошло оно все. Ему хочется напиться и больше никогда не проснутся. Невозможно, чтобы ее больше не было, Гакухо не хочет в это верить. Гакухо тошнит от количества выпитого. А сама свадьба была теплой осенью, когда оттенками красного горели деревья. У Юко было пышнейшее свадебное платье, нарушающее все каноны Японии, зато невероятно красивое. Ей не хотелось выглядеть слишком просто, но и поп-дивой тоже быть не хотелось. Платье было красивое, открывающие плечи и шею, но полностью закрывающие зону декольте, с рукавами-фонариками, которые в то время как раз опять вошли в американскую свадебную моду. Они были из другой ткани — более легкие и слегка прозрачные. С особым акцентом на талию, корсет делал ее фигуру еще более хрупкой на вид. Юбка была очень пышной, в ней было буквально несколько слоев, но Юко очень нравилось. Два слоя той самой легкой и полупрозрачной ткани, что и на рукавах, наверное, зацепили ее тогда особенно сильно. Нижний был диной в сантиметров тридцать или тридцать пять, второй где-то на семь сантиметров короче. И они были действительно интересно сделаны, ведь не лежали на платье, а вились подстать завивке волос невесты, словно легкие морские волны. Правда, она была такой красивой. Он так ее любит, боже. Почему она, а не он? И ее светлые волосы были такими пышными, что парикмахер даже не смогла сделать ту прическу, которую хотела изначально — пучок. Точнее, пучок-то получился, но он был поверх распущенных волнистых волос. Две широкие завитые пряди у лица ветер таскал буквально так, как желал, но это все равно выглядело так невероятно. Она в тот день выглядела лучшей принцессой в мире. Ей собрали букет из лилий. Как сейчас помнит те попытки найти идеальные лилии для ее букета, ведь каждый раз попадались какие-то не такие, а нужны были самые лучшие. Для его самой лучшей в мире невесты. Они занимались этим не сами, а даже привлекли целое свадебное агенство, что тогда тоже было в качестве заграничной диковинки. И фата длинная-длинная была, до самих бедер, но лицо не сильно скрывала, уж скорее просто прикрывала белым нежным туманом. Помнится, Гакухо еще тогда здоровски, буквально неприлично хорошо подзаработал, так что ввалился в ювелирный и решил выбрать своей невесте нечто невероятное, помимо, естественно, уже давно купленного кольца. Он за час осмотрел буквально все, что было. Ему хотелось чего-то, от чего всех затмит восхищение, при этом без особого гламура или вульгарности. Юко любит практичность, так что Асано выбирал так сосредоточенно и с такой любовью, что слов не было. Он решил, что его будущей жене обязательно нужны сережки-капельки. Асано тогда был молод и действительно не сильно разбирался во всех этих названиях, но что могло убрать волну энтузиазма и восхищения любимой? Ничего. Так что, ему нужны такие, чтобы не слишком большие, но при этом заметные. При этом они обязательно должны быть из красного золота. И такой же кулон. Гакухо взял набор, который ему везли из Токио, настолько настойчиво он желал его и настолько скрупулезно выбирал. А потом, когда уже все было оформлено, мужчина решил, что было бы неплохо подобрать еще и что-то вроде золотой тиары-заколки. Такой же — из красного золота, нежной, при этом элегантной и величественной. В этом нет практичности, зато будут воспоминания. Воспоминания действительно остались, вот только теперь хранятся они в недрах закрытой на ключ тумбочки, спрятанные в закинутую шкатулку из белого дерева. Гакухо не может их выбросить. Он не снимает кольцо, сверкающее даже сейчас, только прижимает эту руку ближе к истекающему кровью сердцу, будто бы стараясь утешить его хоть чем-то, связанным с ней. Но, боже, какой же по-особенному красивой она была. Такой, что дух перехватывало, что дышать было невозможно. А какой счастливой? А каким счастливым был он? И, наверное, впервые в жизни действительно волновался. Гости, шум, восхищение, Нао и Момо, притащившие несколько хлопушек — самый шумный праздник в его жизни. Ее руки были в длинных перчатках — тоже тогдашний писк свадебной моды в Америке. Белая принцесса фей — его душа, его любовь всей жизни, хлопающая слезливыми от счастья серыми глазами. Они кружились в танце, а Гакухо слышал только звук своего сердца. Он помнит это, будто все случилось вчера, настолько ясной была картинка этого эпизода в его голове. Первую брачную ночь они провели за распитием какого-то белого вина и поцелуями. Он кое-как развязал ее корсет, счастливо смеясь и любуясь кольцами на их безымянных пальцах, а после упал на кровать, слегка пьяно улыбаясь, держа за руку. Сил оставалось немного, настолько сильно Гакухо тогда устал. Только вино красное открыли, немного разлив ему на рубашку, а после сразу с горла вместе пили, когда лежали в темноте на диване, смотря в открытое окно. Они оба тогда были такими пьяными и счастливыми. Асано понимает, что это больше никогда не повторится. Не будет ее смеха, не будет румянца на щеках, не будет поцелуев в шею, объятий со спины — у них больше никогда ничего не будет, ведь ее больше нет. Тебя больше нет, Юко. Бьет рукой по столу, закрывая глаза ладонью. Как же ему плохо, солнечное сплетение горит огнем. Его тошнит, а он пьет еще больше. Шатаясь, разбивает бутылки, с которых начинал. Гакухо взвывает, закрывая лицо руками и ложась на стол. Отчаянье накрывает его с головой. Он сжимает кулаки. Ему хочется умереть вслед за тобой, Юко. Если бы не эти дети, он бы так и сделал. Он бы не жил без тебя, Асано знает, что никто тебя не заменит. Без тебя невозможно жить. Гакухо бы предпочел умереть, если бы их не было, но сейчас он ни за что на этом свете не позволит себе потерять еще и их. Все хорошо, сегодня он оставил их на Мацуоту, ведь они не должны видеть его таким, но уже завтра приступит к родительским обязанностям заново, он обещает. Они будут самыми счастливыми, Юко. Он ни за что не умрет, пока не будет уверен в их силе. Он сделает так, чтобы они никогда не страдали. А сейчас Гакухо остался полностью один. Облил помоями самых близких друзей, всех отодвинул, мать давно ушла, а теперь нет и тебя. Он полностью один. Гакухо не сможет жить без тебя. Он должен, но не сможет. Он чувствует, что ломается. Тяжелое дыхание не успокаивается, но Асано не может позволить себе плакать, хотя глаза мокрые. Мужчина бьет стол рукой до покраснений и боли, но ему так все равно. Юко, прости, Юко, если бы он только обо всем знал, то никогда бы не ушел тогда на работу. Если бы он знал, то никогда бы не был таким с тобой. Ю, прости его, прости, ему так жаль. Гакухо ненавидит себя всей душой. Он бы развелся с тобой, если бы знал то, как сложно тебе было. Прости, прости, Юко, прости его. Он так любил ее. Он так любит ее. Он всегда будет любить ее. Юко, как же ему жить дальше без тебя? Как ему дышать дальше этим дерьмовым воздухом, зная, что тебя больше нет? Задыхается в своих слезах, которых даже не чувствует. Он никогда так не плакал, даже когда ушла мать, даже когда умер Икеда. Боже, Ю, неужели это конец? *** Дома Гакухо понимает, что Ши здесь нет и не было. Он сухо ухмыляется, чувствуя горькость во рту. Да, Гакуши, сегодня ты действительно превосходишь все его ожидания. Ты действительно умница. Асано легко поднимает одеяло на уснувшем в зале Гакушу, получше укрывая его, тихим шагом проходя в свой кабинет.