Солнце

Их двухнедельный особенный урок плавно подходил к концу. Плавно, возможно, для остальных, но не для Гакуши. Для нее из плавного в нем было разве что плавное снижение уровня энергии в ее теле. Днем она была занята, послушно слушаясь Коро и не готовясь к экзаменам, но также у девушки было свободное время — ночь. С каждым прожитым днем кожа становилась все более бледной, а синяки темными, синими. Рассеянность возросла в разы, нарушив координацию — это непростительно для Гакуши. Кап-кап. Девушка хлопает ресницами, пытаясь сконцентрировать взгляд на белых листах тетради и написанных там числах. Кап-кап. Там красные капли. Что это? Асано вздрагивает, раскрыв глаза. Из носа текла кровь, а Гакуши и не заметила. Голова раскалывалась, в глазах плясали темные пятна. — Боже, — устало шепчет девушка, выдохнув и пытаясь сделать хоть что-то, дабы остановить кровь, которая непослушно стекала по запястьям. Нет, так не пойдет, тетрадь теперь грязная, стол и одежда тоже. Она не успевает ничего понять, как к носу приложили салфетку. — Гакуши-чан, подбородок не так высоко, немного ниже, — заботливый голос сенсея заставляет Асано понять, что ее безбожно поймали на горячем, как непослушное дитя. А еще то, что риск не воспротивится какой-либо опасности намного выше, чем она думала, ведь внимательность упала ниже плинтуса. Гакуши даже не поняла, что у нее нараспашку открыто окно, что свет в каждой из комнат включен, ведь она забыла выключить, и, что самое главное, шпионка абсолютно никак не почувствовала на себе, что кто-то появился в ее квартире. Она не думает оправдываться. Ей не десять, чтобы не понимать возможных последствий своих действий. Гакуши буквально не имеет права написать плохо. Это вызывает панический страх. Она должна, она буквально обязана хоть умереть, но любым способом не упасть в грязь лицом. — Я запрещал готовится, Гакуши-чан, разве не так? — Коро немного строгий, а Асано наконец-то смотрит ему в глаза, подняв глаза вверх. — Правило сорок семь. Пункт третий. Свободное от учебы время я имею право проводить так, как желаю, ведь я ученица «Е» класса. Скажите, сенсей, разве я нарушила ваши слова? — это правило, подставляющее подножку в воспитании трудных подростков, стало лазейкой для совести ученицы. Она тянется к столу и поднимает небольшую, но довольно толстую книгу — школьный устав. — Гакуши-чан, здесь дело совсем не в моих словах, а в твоем здоровье, — Коро говорит спокойно, но с ноткой волнения. Его ученица угасает на глазах. Она действительно права, Коро не имеет права нарушать устав, ведь тогда это приравняется к нанесению вреда ученикам. Гакуши похожа на своего отца, он бы тоже выгнал Коро из-за этого правила, нарушай он его. Но тут проблема совсем не в этом, он не пришел застыдить, он пришел помочь. — Я хочу подготовиться к экзаменам, — Асано искренне не понимает проблемы. Нагрузка во время подготовки к экзаменам в ее родном доме обычно была лишь немного легче, как раз на грани крови из носа. Возможно, это действительно плохо, но… Глаза Гакуши раскрываются шире. Но что? И ведь точно, Асано хотела сказать именно то, что само по себе является проблемой. Да, она хотела сказать «я так делаю, ведь другой жизни я не знаю». Вот в чем проблема. И вот причина, по которой Коро здесь. — Я… Девушка выглядит, будто водой облитая. Ведь это правда, она почти как Гакушу. Так происходит всегда: сначала ты приносишь в жертву себя, а после этого настолько срастаешься со своей целью, что начинаешь приносить в жертву уже людей вокруг. Когда человека начинает контролировать его цель, в перспективе это очень опасно. Гакуши ли этого не знать, да? Гакуши, дочери председателя, сестре Гакушу, дочери Юко, не знать ли к чему это все ведет. А ведь начинается с малого, действительно малого. Такого как… Зацикленность на оценках? — Ради чего ты так маниакально желаешь «держать уровень»? Вопрос учителя бьет в яблочко. Получается, Гакуши вовсе не особенная, как должно было выйти по плану отца. Гакуши абсолютно такой же серый и маленький человек, в чью голову засела идея, транслируемая ей годами. И Гакуши даже не допустила мысли, не допустила сценарий, что может быть по-другому. А что изменилось бы, если у нее действительно будет низкий бал? Что изменилось бы, не убивайся она за этим? На кого бы это повлияло? На ее самолюбие? Так у Гакуши нет такого самолюбия, Гакуши привыкла быть «под кем-то», у собаки нет хрупкого чувства достоинства. Тогда что? Она боится разочаровать кого-то? Но кого? Асано приоткрывает рот. А действительно, кого? Кто, кто еще не отрекся от Гакуши, отречется от нее из-за каких-то результатов экзаменов? Разве она сама отреклась бы от Кармы или Рио из-за их плохих оценок? Нет, ни в жизни. Вывод напрашивается сам собой, а у Гакуши нет сил, чтобы нежелание принять это победило. Все легко, Асано всего лишь жила по инерции и делала действия без смысла лишь ради того, чтобы сделать их. От этого не было смысла. Но разве Гакуши робот? Рука с школьным медленно уставом опускается. Гакуши неправа. Гакуши как человек-телевизор. Она так привыкла к этому, словно это какой-то ритуал, от невыполнения которого кто-то умрет. Здравый смысл присутствовал, но инерция была сильнее. Девушка опускает глаза. *** Эта страница из жизни «Е» класса закончилась хорошо, но роман об их учебе еще совсем не закончился. И пусть они подарили этим детям не только новое невероятное здание и велосипед для директора, а и показательный пример того, какими нужно быть людьми, как только ученик открыли перед собой новую страницу своей истории, так сразу с треском там провалились. Насколько у Гакуши всё плохо? Относительно. Она на восьмом месте. Это высоко, это очень хорошо, но это не то, чего девушка бы хотела. Честно говоря, Асано немного разочарована. Гакуши была готова к этому, а если ты предупрежден, то автоматически и вооружен. В процентном соотношении она упала в результатах даже больше, чем ее одноклассники, чье место в рейтинге упало, как максимум, только на половину, в то время как у Гакуши почти что на все сто процентов. И, возможно, это не было большим горем в масштабах ее класса, ведь она все еще на уровне лучших этой школы, то для нее это несчастное восьмое место было числом такого поражения, которого у нее не было за всю жизнь. Это был ее фронт. Это был фронт, на котором ее почти никто не сумел бы победить. Это был фронт, который был отдушиной Гакуши. И как бы Асано не старалась, принять свое падение тяжело. Она вздыхает, а Рио похлопывает ее по спите, как бы говоря «все будет хорошо». Утешала ли Рио этим и себя? Наверное, но совесть и чувство вины не позволяли говорить о себе. Гакуши выдыхает, смотря на это. Тебе же хуже, Рио, она знает. У тебя дома строгие родители, у нее — никого. Ты будешь под напряжением, Гакуши же не привыкать под каждой камерой чувствовать на себе разочарованный и недовольный взгляд председателя. — Я так и знал, что им просто повезло, — клекот заставляет учениц остановится. Говорят явно не к ним, уж слишком далеко они стоят, но, обернувшись, девушки видят Нагису и Сугино, напротив которых стоит вся шайка Гакушу. И, конечно же, сам Гакушу. — Что за… — Рио нахмурилась, повернув голову в ту сторону. Ее брови резко опустились вниз. Гакуши, в принципе, реагирует не особо иначе. А самое обидное то, что и сказать нечего. Нечего, ведь каждый из них под надзором камер, которые зафиксируют любой порыв нагрубить «элите» школы. — Что, сказать нечего, да? — говорят они, а стыдно Гакуши. Больше всего стыдно за то, что впереди всех их стоит Гакушу, который мог бы пресечь это в секунду, но лишь удовлетворенно наблюдает за этим со своего победного места. Гакушу, а ее ты продашь за оценки? Гакушу, насколько низко в твоих глазах упадет твоя родная кровь, когда ты увидишь, что Гакуши не вошла даже в топ-10 мест в рейтинге? Асано останавливает Накамуру и мотает головой. Нет, стой, тебе это навредит. Ты боишься смотреть в глаза Рену, а Рен не слишком любит тебя, чтобы не воспользоваться этим. Но и смотреть на эти насмешки Гакуши откровенно не хочет. И молчать она не будет, пусть и из-за своих плохих оценок ей психологически некомфортно и даже немного стыдно, если быть честной. — Оценки в школе превыше всего. Эти неучи не имеют право говорить с теми, кто выше их в рейтинге, — Сакакибара самодовольно щебечет почти сразу, как только Асано о нем думает. — А я? — Гакуши на вид спокойная. Она не гневается, не краснеет, подходит своим обычным тихим шагом. Да, стыдно, но это вовсе не конец мира. Она подходит ближе довольно медленно, а Рену кажется, будто к нему подкрадываются, дабы съесть. Сакакибара поворачивается первый и сразу утыкается взглядом в ее глаза. Глаза Гакуши тоже спокойные, но взгляд выжидающий. В них ни капли от того образа спокойной и заботливой «младшей сестры», которая заваривает чай. Нет, перед ним Асано Гакуши. И это, возможно, очень плохо для Сакакибары. — Что насчет меня? Хэй, Сакакибара-кун, ты же не пойдешь против нее, верно? Да, ты теперь ее певчая птичка, но не ожидаешь ли ты, что вы теперь по одну сторону? Нет, Рен, Гакуши понимает твои слабые места. И если ты будешь нападать на ее друзей, то не думай, что Асано не защитит их. Она склоняет голову в сторону, пока бродит взглядом по этой компании. От взгляда Гакушу дышать тяжело, страшно услышать что-то, что разобьет ее сердце, но Асано упорно идет до конца, ведь за ее спиной те, кого в этот раз нужно защитить. А она уже столько слышала, что бежать от слов больше никогда не будет. Это восьмое место — отдельный урок и для Гакуши. И вовсе она не особенная, а точно такой же человек, как и другие. У нее есть минусы, есть плюсы. Не обязательно быть идеальной, дабы тебя любили. Не обязательно умирать раз за разом, дабы заслужить эту любовь. Достаточно, правда. Сакакибара чувствует, что ситуация накаляется. Гакуши не отступает. Гакушу расправляет спину, смотрит сверху вниз, уперевшись в свое еще больше, чем ранее. Его глаза суживаются, а самоуверенное лицо сменяется холодным и серьезным, когда он смотрит на сестру. В этот раз он не собирается спускать ей это с рук. Ты его сестра, ты должна быть рядом с ним, так что ты творишь? Сколько можно идти против своего собственного брата, дабы только защитить мусор? Как какие-то незнакомцы стали тебе дороже за него? Гакуши, разве ты не его сестра? Рио буквально чувствует то, как ее живот скручивается от этого холодного молчания. И, что самое пугающее, это молчание медленно, но верно подходит к концу, грозясь взорваться. Виртуозы затихают, как и ученики «Е» класса, наблюдая за этим, будто за тем, как на взрывчатке таймер подходит к концу. — Лучше скажите другое, — впервые этот голос заставляет всех выдохнуть, будто голос мессии, спустившегося с небес. — Получается, никто из вас не может говорить со мной? Карма появляется неожиданно. Парень подходит к виртуозам со спины, сверкая довольной ухмылкой и прерывая эти баталии семьи Асано. Глаза двойняшек тут же обращаются к нему. Гакуши смягчается, Гакушу наоборот становится еще более холодным. И Карма доволен. Во-первых, нет ничего более приятного, чем раздражать Асано-младшего. Во-вторых, лучше так, чем то, что могло бы произойти, сцепись эти двое словами сейчас. Это странно. Карма думал, Гакуши наоборот начнет все больше попадать под влияние своего брата, снюхавшись с Сакакибарой, но сейчас близнецы выглядят довольно… Парень не знает как это описать. Чужими? Что-то вроде этого. Гакушу это злит. Акабанэ, ты и в подметки ему не годишься. Твой максимум это пользоваться его сестрой, дабы сделать Гакушу похуже. Ты не знаешь честной борьбы, ты просто мусор, которому от природы по ошибке передалось немного таланта. Ты можешь вертеть Гакуши, со своими шавками коллективно запудрив ей мозги, но никогда не станешь таким, как Гакушу, ведь ты ни разу не переживал то, что пережил Гакушу. И только Гакушу, закаленный жизнью и своим отцом, может быть по-настоящему сильным, а потому, соответственно, и правым. — Ты еще не понял? Только я серьезно подошел к учебе. Остальные из класса «Е» отстали от вас, ребята, — он вальяжно проходит мимо, направляясь к Гакуши, подарив Гакушу только ухмылку, взглянув на него только краем глаза. — Говорят, вы потеряете лицо, если будете постоянно проигрывать. Рен молчит, сцепив зубы. Нужно поскорее разойтись, дабы это все не переросло во что-то очень плохое и очень серьезное. — Но мы выложимся на полную в следующий раз. Когда начнется третий триместр, у нас поменяются уроки, так как мы должны выдержать вступительные экзамены в старшую школу, а вам их проходить не нужно. Следующие экзамены будут последними, когда у нас будут одинаковые задания. Последние экзамены второго триместра через два месяца, — Карма встает рядом с Гакуши, засунув руки в карманы и лишь немного развернувшись к виртуозам. — Тогда все и решится. Гакуши устало выдыхает. Девушка действительно горда за Карму. Поражение его не сломало, а только сделало сильнее. Да, Гакушу, Карма сейчас на шаг вперед от тебя, ведь ты панически вцепился в монополию на первое место, боясь проиграть, а Акабанэ пережил падение с высоты. У вас разные ситуации, Гакушу, она знает, правда, ей очень жаль. Гакуши тебя так не хватает, ей сложно спать с пониманием, что она снова живет без тебя, когда ты так близко, но так нельзя. Председатель заигрался, а ты, стремясь одолеть его, строишь свой путь на такой же крови. Нет, Гакушу, главная проблема в том, что твое мировоззрение становится все более похожим на философию председателя, чем ближе к его «свержению» ты подходишь. И Гакуши должна сделать все, дабы сломать эту философию и твою веру в нее, иначе это сожрет тебя. Карма ставит руку ей на плечо, похлопывая. Ты расстроилась из-за оценки? Твой брат успел что-то сказать тебе? Гакуши поднимает на него глаза, мягко улыбнувшись, как умеет только она. — Ты молодец, — в усталых фиолетовых глазах девушки играет искренность. — Ты победил меня, как я и просила. Гакушу кривится и молча разворачивается от них. Почему ты хвалишь не его? Почему ты не сказала ему ни слова, но так сладко улыбаешься отбросу? Почему хвалишь за второе место? Ты такая же, как отец Гакуши. Ты лживая и любишь подбирать подделки. Плевать, он все равно на первом месте. Но тогда почему так паршиво? Асано хочет покурить. Рен легко машет виртуозам, как бы говоря, что все, время уходить. — А ты что думала? — Карма широко ухмыляется, пока к ним подходят другие. Они все ничего не знают, но он все помнит. На уход виртуозов никто и капли внимания не обращает. — Хэй, Гакуши, хочешь сок? Акабанэ знает, что тебе сейчас тоже тяжело. Твой брат так занят собой, что даже не видит этого, но Карма видит то, как ты покусала свою нижнюю губу. Он слишком внимательный, дабы не заметить этого. — Карма, ты видел их лица? — удовлетворенно смеется Рио, наконец встав рядом с ними. Ух ты, какие голубки, о чем только говорите? На губах появляется привычная хитрая ухмылка. — Кажется, Асано-кун очень недоволен твоим появлением, — кивает ее словам Нагиса. Гакуши только вдыхает, дабы сказать что-то, как чувствует, что грудь будто ножом режут. Боль пронзает тело. Девушка кривится, закусывает губу от боли, прижимая сжатую в кулачок руку к груди. Немного склоняется, закрыв глаза. Волосы прикрывают ее лицо, но сразу ясно, что Асано больно. — Ши? — Рио ахает, в секунду оказываясь рядом и придерживая Асано за предплечье. Что? Что такое? Что случилось? — Ши, что случилось? Рио знает, что есть болезни, которые передаются по женской линии и проявляются со временем. И пусть до этого момента все было хорошо, но Асано, кажется, совсем уж не жалела свое тело, засыпая на ходу. Разве это бы не помогло какой-то болезни прогрессировать? Разве нет? Оборачивается то к парням, то к подруге. — Гакуши? — Карма приседает перед ней на одно колено, рассматривая немного искривленное лицо девушки. Нагиса склоняется над ней, пытаясь понять, что с ней. — Может, скорую помощь? — Сугино быстро достает телефон. Асано судорожно выдыхает. — Все хорошо, сердце находится в другом месте, — на одном дыхании проговаривает Гакуши. Все хорошо, просто она так склонилась, что и правда не видно куда именно она приложила руку, пытаясь унять боль. Девушка хлопает ресницами, тяжело дыша. Каждый вдох отдается болью в груди, но вскоре начинает немного утихать. Асано понемногу поднимается. — Продуло. Скорее всего, просто продуло. В последнее время я забываю надеть пиджак. Простите, что заставила волноваться, все хорошо. Карма выдыхает. Вот как. Простудилась. И все же, это тоже плохо. Парень поднимается, уже готовый снять с себя свой пиджак, дабы отдать ей, но замечает, что Нагиса опережает его. — Возьми, Асано-тян, — парень сбрасывает свой кардиган, протягивая ей. Карма чувствует какое-то неясное недовольство внутри, но виду не подает, просто наблюдая. Гакуши пытается что-то возразить, но Нагиса уверяет ее в том, что его дом находится значительно ближе, из-за чего ничего страшного не будет, даже если он пройдется к нему без кардигана. — И правда, оденься скорее, Ши, — Рио обеспокоенно мотает головой, а Асано таки сдается. В кардигане тепло. Девушка чувствует тепло Нагисы и укутывается в ткань одежды. Наверное, стоит переодеться, становится холоднее. Пиджак в последнее время кажется таким неудобным, холодным и колючим, напоминающим о председателе и этой школе. Он серый. Гакушу идет, а ей, наверное, не очень. Нежный желтый нравится Асано намного больше. И туфли почему-то кажутся неудобными. И в гетрах вечерами холодно. Она все чаще теряет свою извечную черную заколку, ведь жизнь перестала протекать по графику. И Гакуши, наверное, уже не нужно выглядеть так серьезно, если ей это неудобно. Дорога домой была… Теплой? Да, теплой. И солнечной. Гакуши, держа в руках обещанный сок (правда, апельсиновый, а не клубничный), со своим смятым листом, показывающим ее проигрыш, почему-то чувствовала себя намного счастливее, чем когда была в тройке лидеров Кунугигаоки. Лица провожающих ее Рио и Кармы были спокойными, их не волновал ее рейтинг, они никак не напоминали холодные и недовольные фиолетовые глаза, не вызывали тремор в теле. Теплая ткань почему-то грела намного лучше твердого дорогого пиджака. И впервые за долгое время Асано чувствует себя спокойно во сне. На следующее утро ее рука почему-то останавливается, когда, надев рубашку, тянется за юбкой. Девушка ловит себя на мысли, что не хочет, чтобы ей снова было холодно. И она знает, что в ее силах это изменить. Вместо белых гетров Гакуши медленно натягивает на худые ноги темные колготки, а только после надевает школьную юбку, впервые полностью заправив рубашку. Повязывает черный галстук, а после причесывается. Боковая челка падает на глаза, но рука не берется за заколки. Нет, пускай… Пускай челка будет. Девушка берет простую коричневую резинку, используя ее, чтобы сделать слабый низкий хвостик. Накидывает сверху уже свой кардиган, а не Нагисы, но вместо неудобных туфель достает из коробки черные мокасины, примерно как у Рио. Они мягче. Просто нравится больше, просто хочется, так почему нет? *** Гакушу относительно редко приходил к нему на ночевку, хотя жили они рядом. Комната Рена в коричневых тонах, отличается от белой комнаты самого Гакушу, светодиодная лента переливалась то синим, то фиолетовым, плавно переливаясь оттенками. Сакакибара не выдерживает молчания, выдыхает, опирается на подоконник руками, после чего наконец-то обращает свой взор на друга, который спокойно сидит на игровом кресле. Гакушу приоткрывает рот, откуда медленно выходит белый дым, рассеиваясь по комнате. Еще раз. Затягивается, хотя спальня Сакакибары уже, кажется, насквозь провонялась этим фальшивым запахом ягод. Асано едва слышно стучит по столу пальцами, пока его глаза смотрят в экран, будто парню действительно интересно видео перед ним. — Ты так и будешь молчать? — Рен чувствует себя не просто неудобно, а так, будто его ведут на расстрел. Он признался в том, что ночевал у Гакуши. Сказал правду, признался даже о Рио, хотя Гакуши ясно дала понять, что она будет очень недовольна Реном, если это всплывет, но иначе он не может. Сакакибара не тот, кто может врать, смотря в глаза Шу. Парню бы хотелось, чтобы Асано его просто ударил, но это не в их стиле. Поклялся еще, говорит, не сделал бы ничего, что бы разочаровало Гакушу, но друг молчит уже минут тридцать. Молчит, даже не смотрит на Рена, будто бы того нет в комнате. Поверь, Шу, Рен верен только тебе до гроба, он бы никогда не посмел так ударить тебя в спину. Разве ты этого не знаешь? Разве ты не веришь? — А что мне тебе сказать? Спасибо за то, что рассказал спустя две недели? Спасибо за то, что не сделал мою сестру своей бабочкой? — Гакушу метает в него глазами, пусть голос и ровный, как всегда. Чудесно, здесь все и каждый решили водить его за носа? Клацает по мышке, останавливая видео и складывает руки на груди. Какая дешевая драма. Злится ли Гакушу? Разве что немного, где-то в душе. И больше, конечно же, на сестру. Нормально ли, что Гакуши так легко впускает всех к себе? Нет, стоит спросить не об этом. Даже если сестра не боится, что ей сделают больно, то нормально ли, что открестилась от Гакуши, словно от чужого человека? Да, конечно, она пыталась извиниться, но грош цена этим извинениям, судя по всему. Можно было бы скинуть это все на подготовку к экзаменам, но и там Асано прогорела. И дело вовсе не в оценках. Не интересуясь собственным братом, Гакуши точно интересовалась Кармой. Рен же, как минимум, ему все рассказал. Он подтвердил, что его позиция совсем не изменилась. И да, Гакушу ему верит. У Рена не такой характер, как у Гакуши, его ветер призрачной свободы никуда не несет. Он сам является этой вязкой сущностью сплетен и лукавства, но все это играет на руку только ему, Гакушу. И пусть шанс остается, Асано только выдыхает. Пускай. Не сегодня. — Успокойся, ты правильно поступил, что рассказал мне, — кивает Гакушу. В конце концов, ты ограждал его от проблем, ты поступил глупо, но делал это только ради самого Асано. Парень суживает глаза. — Но в следующий раз так не делай. Я достаточно сильный, дабы решить любую проблему. Асано снова затягивается и прикрывает глаза, откинув голову. Сакакибара же выдыхает и смиренно кивает в ответ на его слова. Да, Шу, ты сильный. Ты прав. Рен не сомневается. Наверное, пошел отсчет до конца вашей дружбы, ведь каждый уже поставил ставки. А когда ставки сделаны, их уже не отменить. Рен отводит взгляд к небу, где не видно звезд. Почему-то ему кажется, что он ввязался во что-то очень опасное. *** — Я хочу работать у тебя, — Нао бессовестно пользуется тем, что секретаря пока что нет, грубо проходя мимо пустой стойки прямо в кабинет уважаемого господина Асано. Его глаза лукавые, горят энтузиазмом и готовностью еще десять раз, пока его желание не исполнят. «Десять», — Гакухо выдыхает у себя в уме. Кому он врет? Какие «десять»? Нао придет все тридцать, а, если нужно будет, то и все сто раз. Господи, на Нао все, как и всегда, заживает, словно на собаке. Грубое сравнение, но это правда. Словно все его с трудом дышащее состояние Гакухо просто приснилось, словно этого никогда и не было, Акабанэ стоит перед ним, расставив рук в стороны. Свежий, выспавшийся, сдувает з глаз пряди темных волос. Асано поднимает на него спокойные глаза, отставив документы и вовсе не удивляясь такому вторжению. Недовольный ли Гакухо? Да, он все еще не хочет видеть Нао тут. Нао не будет учителем. Ни в коем случае. И дело даже не в том, что Акабанэ попробует разнести все, что Гакухо строил. Основная проблема даже не в том, что он не разделяет идеологию председателя, не в том, что не понимает философию — Нао просто совершенно не такой человек, каким должен быть учитель. — Нет. Во-первых, у вас нет нужного образования. Во-вторых, опыта работы. А еще у вас плохая характеристика с вашей собственной школы, — Асано откидывается в кресле. Нао приходит уже третий раз. Он не может выкинуть его с помощью охраны, но и слушать это становится невозможным. Рот Акабанэ просто не закрывается. — Что? — возмущению в голосе мужчины нет предела. Это еще что за дерьмо? Какая еще характеристика? — Где ты ее достал? Наш директор умер года три назад, ты забыл? Кто это написал? — Я, — ни один мускул не дрогнул на лице Асано. Он серьезен, как никогда. Нет, пока Гакухо жив, ты учителем работать не будешь. — Все-таки, я был президентом студенческого совета. Гакухо рассматривает мужчину, чьи темные брови насмешливо выгибаются. Пальцы постукивают по столу. Он явно размышляет, только краем уха слушая весь поток возмущений старого друга. Суживает острые глаза, думая о своем. Хотя, возможно, у Гакухо правда есть вариант того, как решить этот вопрос.