О скелетах в шкафу

— Гарри... — начала Гермиона и запнулась, впервые в жизни, не находя слов. Гарри молчал и гипнотизировал взглядом зелье, пытаясь заставить его не окрашиваться в алый цвет. И зелье почти поддалось гипнозу, не приобретя такого насыщенного оттенка, как у Рона и Джинни, родных брата и сестры. Но все же зелье покраснело достаточно, чтобы утверждать... — Северус Снейп — мой родной отец, — без единой эмоции произнес Гарри. Он перестал смотреть на колбу, переведя взгляд на окно и отбивая пальцами замысловатую мелодию. Вот он и получил то, чего хотел — определенность. Но его жизнь не стала легче. Напротив, все запуталось ещё сильнее. И если Битва за Хогвартс расставила все на свои места, то это зелье окунуло в непонятную реальность, выбраться из которой отныне не представлялось возможным. Гермиона продолжала молчать. Любые слова казались ей глупыми. Она не верила. До последней секунды не верила, что все окажется правдой. Но глаза не обманывали, а открывшаяся реальность превосходила самые смелые ожидания. — Что ж, — после недолгой паузы произнес Гарри Поттер, — тебя можно поздравить, Гермиона. Зелье работает. — Оно не очень сложное, — автоматически пробормотала Гермиона. — И тем не менее, ты сварила его великолепно. Гарри избегал ее взгляда, не хотел знать, что именно она думает о сложившейся ситуации. Главным образом потому, что сам еще не был до конца уверен в правильности своих чувств. Все прошедшее время он тщательно избегал мыслей о своем родстве со Снейпом. Поиски нужного зелья имели лишь единственную цель — избавиться от глупого предположения. Неизвестность угнетала настолько, что он считал, что примет любой результат, лишь бы добиться определенности. Но все равно не позволял себе хоть немного размышлять на тему того, что если Петунья права. Гарри никому не говорил ни слова о произошедшем на Прайвет Драйв, а сам предпочитал забыть это, как дурной сон. Но мерзкий комок сомнения проникал в сознание и до отвращения настойчиво нашептывал: а вдруг правда Снейп — твой отец? Тогда Гарри забывался. Зарывался в тонны книг, ища бесполезные факты для работы или распивал бутылку огневиски с Роном. Гнетущие мысли редко удавалось прогнать из головы, казалось, что при попытке избавиться от них, они лишь усиливали свой напор. Но Гарри действительно старался не думать. И вот теперь реальность накрыла своей неоспоримостью. Северус Снейп оказался родным отцом. Что за несусветная глупость? Как один нелепый шанс на миллион, сумел перевесить остальные? И, самое главное, что теперь нужно было делать ему, Гарри Джеймсу Поттеру, который не имел к покойному Джеймсу Поттеру ни малейшего отношения? — Я думаю, — произнесла медленно Гермиона, вырывая Гарри из стремительного потока мыслей, — нам следует провести последний эксперимент. Она решительно оторвала свой волос. Наколдовала третью колбу, и бросила волос в нее. — Твоя очередь, — сказала она. — Зачем? — с нотками усталости в голосе спросил Гарри. Он не понимал, что и зачем задумала Гермиона, если все и так было понятно. Что ещё такого интересного могло поведать зелье для установления родства? — Мы с тобой не являемся родственниками, — принялась объяснять Гермиона знакомым со школы тоном я-знаю-все. — Два образца окрасились в красный цвет, но что, если окрасится и третий? Это будет подтверждением того, что зелье сварено неверно, раз не показывает кровную связь. — Это бессмысленно, — возразил Гарри, но волос все же оторвал. — Ты никогда не ошибаешься. — Впервые в жизни я хочу ошибаться. Гермиона налила в колбу зелье. А Гарри раздумывал, какова вероятность того, что они с Гермионой тоже являются родственниками. Почему бы ему не обрести вместе с отцом еще и сестру? По крайней мере Гермиона в качестве сестры устраивала его больше, чем Снейп, как отец. Если уж превращать свою жизнь в фарс, то почему бы не делать этого до конца? Тянулись минуты томительного ожидания. Зелье не краснело, но порой Гарри казалось, что вот сейчас или вот теперь, оно чуть покраснело. Сознание, будто хватающийся за тонкую тростинку утопающий, использовало любую призрачную надежду. — Я же говорил, ты не ошибаешься, — наконец, резюмировал Гарри, перестав вглядываться в колбу. — Мне жаль, — ответил Гермиона. Гарри посмотрел ей в глаза, впервые с момента эксперимента. — А я не знаю, жаль мне или нет, — вдруг честно признался он. — Я все время отказывался верить в возможность того, что Снейп — мой отец. Не хотел думать об этом. Но вот я узнал. И я не чувствую разочарования, нет. Может, это даже какая-то странная радость? Ведь у меня жив отец. Понимаешь? — Но это же не Джеймс оказался жив. А профессор Снейп… — Да. Возможно, я не понимаю, как это: когда твои родители живы. Я вообще не понимаю, кто такие родители. Для меня они всегда были людьми на фотографии. Просто словом, без возможности поговорить и обсудить. Да, мой отец не Джеймс. Это дико, непонятно… но мой отец жив! Это же фантастика! Я могу к нему прийти, поговорить в конце-концов! Может, даже удастся поладить. — Поладить с профессором Снейпом? — уточнила Гермиона, хмыкнув. — Ну нельзя же распространять ненависть на школьного врага на меня вечно! — Именно это он и делал все твое обучение в школе, — в задумчивости произнесла Гермиона, а потом спохватилась и добавила: — Не подумай, я очень хочу, чтобы у тебя был отец. Но профессор Снейп — это самый непростой вариант. Вы оба… вспыльчивые. И я боюсь, что тебе не хватит такта, чтобы наладить отношения именно с ним. — Хватит, — твердо ответил Гарри Поттер. — Должно хватить. Он мой единственный родной человек, Гермиона. * * * Вызов был брошен в порыве гриффиндорского азарта. Оставшись наедине с собой, Гарри попытался разобраться в странных чувствах. Он ожидал, что новость о родстве со Снейпом взбесит его, но нет. В душе встал мерзкий комок предательства. Будто самый близкий человек плюнул в душу. Всю жизнь мама для Гарри оставалась непогрешимой. И если об отце он слышал довольно противоречивые мнения, даже своими глазами видел далеко нелицеприятные поступки, то о Лили Эванс никто и никогда не отзывался дурно. Дурсли не в счёт. На их предвзятость Гарри уже привык не обращать внимания. Смелая, талантливая, добрая, отзывчивая, понимающая, решительная. Все это было о прекрасной Лили Эванс. И вот… Лили Эванс изменила мужу. Это было неопровержимо. Как и почему? Что могло послужить раздором между двумя любящими людьми? Гарри не раз видел, как по пустякам ссорятся Гермиона и Рон, даже сам неоднократно ругался с Роном из-за сущей ерунды. Но в то же время, его отношения с Джинни были настолько безоблачными и ровными, что сама возможность предательства не укладывалась в голове. Гарри точно знал, у кого именно он сможет получить ответ на свои вопросы. Северус Снейп. Мерзкий ненавистный с самой первой встречи человек. Да, Гарри Поттер всеми правдами и неправдами защищал Снейпа во время суда после победы над Волдемортом. Но тогда речь шла о жизни, справедливости и свободе. И личные отношения были совершенно не важны. Но теперь, когда все ужасы войны остались позади, встреча со школьным учителем не вселяла оптимизма. Гарри не знал, как сказать Снейпу о случившемуся. Не знал, что спрашивать и будет ли вообще возможность задать хоть один вопрос. Вполне логичным казалось, что Снейп просто выставит его за дверь, даже не став слушать. Ведь если внешнее сходство со школьным врагом сына любимой женщины так раздражало Снейпа, то что уж говорить о том, что родной сын оказался копией того самого врага. Да и какой вопрос стоило задать: “Профессор Снейп, а вы, случайно, не изнасиловали мою мать?”. Или лучше подходил вариант: “А почему вдруг Лили Поттер сбежала от мужа и пришла к вам?”. Гарри бесился, потому что даже предположить не мог, кто оказался в сложившейся ситуации пострадавшей стороной. Он склонен был винить во всем Снейпа. Но молчание и унесенную в могилу тайну Лили Поттер не относил к чему-то справедливому и даже лицеприятному. Гарри боялся делать окончательные выводы в такой странной ситуации. Ему нужны были факты. Уж слишком часто в своей жизни он ошибался в людях. И, к его великому сожалению, в Северусе Снейпе особенно. Факты. Каждый раз факты приводили его к Снейпу. К отвратительному в общении человеку, с которым Гарри не желал иметь больше никаких контактов. Он с радостью оставил в прошлом детские обиды, ещё с большей радостью вернул, как ему казалось сполна, все долги во время судов. Даже пересилил себя после оглашения оправдательного приговора и поздравил. Но больше не собирался встречаться со Снейпом никогда. Их школьная вражда была для него закрытой историей, где более никто никому ничего не был должен. Новость о родстве положила начало истории другой. Пока непонятной и запутанной, где главным, и единственным, источником информации должен был стать сам Снейп. Гарри это совершеннейшим образом не устраивало, поскольку он понимал, что взгляд заинтересованной стороны всегда субъективен. Однако выбора не оставалось. Зелье показало родство, и Гарри не мог оставить свои вопросы без ответов, сделав вид, что ничего не было. Было, ещё как было. И пока что во власти Гарри оказалось лишь возможность понять свои чувства к Снейпу. Отвращение, ненависть — такие бы слова подошли во времена поиска крестражей. Уважение, благодарность, вина — эти чувства возникли на эмоциях после победы. Время все перемешало и расставило по местам. Если бы в утро перед посещением Дурслей Гарри Поттера спросили, что он думает о профессоре Снейпе, он бы честно ответил: “Я уважаю его, благодарен за его помощь, но как человек он мне неприятен”. В пылу азарта Гарри сказал Гермионе, что считает Снейпа единственным родным человеком. Но это была неправда. Такого доверия, какое внезапно появилось в визжащей хижине к Сириусу, в этот раз не возникло. Но все же фраза “отец жив” возымела свой эффект. Это была детская мечта, над которой порой не властны взрослые люди. Ещё не зная о волшебном мире ничего, маленький Гарри мечтал, как придет его чудом выживший отец и заберёт к себе. Взрослый Гарри уже не мечтал, что отец заберёт его, но сама фигура отца оставалась в мечтах. В школьные годы у этой черной фигуры появились лицо, история. Но теперь фигура приобрела другие очертания. Гарри хотел ей довериться. В глубине души он действительно готов был налаживать отношения с отцом. Но, как правильно заметила Гермиона, этим отцом оказался самый непростой человек из всех: Северус Снейп. Любви к нему сразу же не возникло. Да и неприязнь не ушла. Зато появилась совершенно детская обида за несправедливое отношение в детстве. И даже разочарование. Почему-то Гарри заранее знал, что Снейп не захочет иметь с ним, своим сыном так похожим на школьного врага, никаких отношений. Но попробовать стоило. И Гарри нужен был план. А уж в этом он был мастером. Но во всем этом фарсе оставался один неприятный вопрос: знал ли Северус Снейп о своем ребенке? Что если причина ненависти Снейпа крылась как раз в этом? Можно ли вообще ненавидеть своего ребенка из-за того, что у него не та внешность? Гарри не знал ответов. И вынужден был действовать наугад.