О скелетах в шкафу

Гарри вышел из магазина, поднял повыше воротник мантии и взглянул в затянутое серыми тучами небо. В неярком свете фонарей Косого переулка приветливо кружились крупные снежинки. Пахло морозом. Мечтательно улыбнувшись своим мыслям, он спрятал руки в карманы мантии и поспешил в сторону небольшого кафе миссис Товтет, которая, судя по аппетитной вывеске над входом, выпекала самые вкусные пирожки. Кафе манило уютными рождественскими огнями, а у одного из окон за небольшим круглым столиком сидела симпатичная рыжеволосая девушка и неспеша листала меню. Гарри подошёл к окну и взмахнул волшебной палочкой. Девушка подняла на него взгляд и улыбнулась появившемуся в воздухе круговороту звёздочек, которые, танцуя, образовали сердечко. А потом вдруг влетели в стекло и расплылись по нему причудливым рисунком сердца, будто нарисованным морозом. — Ты такой романтик, — улыбнулась девушка, когда Гарри зашёл в кафе и повесил мантию на спинку стула напротив неё. — Привет, милая, — прошептал Гарри, целуя Джинни в щеку. — Привет, — улыбнулась она и положила перед ним дивно пахнущее меню. — Сегодня я хочу как обычно: горячий шоколад и булочки с тыквой. А ты? — Я? — Гарри, потирая замёрзшие руки, внимательно посмотрел меню, — Я бы попробовал что-то особенное… — Повод? — Джинни удивлённо подняла бровь. — А как же, — улыбнулся Гарри. Он взмахнул палочкой, и поверх меню появилась маленькая бархатная коробочка алого цвета и одна алая роза. Джинни просияла. Она понюхала розу, улыбнулась и, аккуратно отложив её в сторону, открыла коробочку… — Ты выйдешь за меня замуж? — спросил Гарри. Джинни моргнула пару раз, разглядывая тонкое колечко с семью небольшими бриллиантами. Потом посмотрела на застывшего в ожидании Гарри. Потом опять посмотрела на кольцо. Ещё раз на Гарри. — Оу, — только и смогла произнести она. — Так выйдешь? — нетерпеливо спросил Гарри. Он был почти уверен в ответе, но все равно волновался, как никогда в жизни. Ну, может, перед первым заданием Турнира Трёх Волшебников он волновался все же чуточку больше. Или перед Святочным балом? — Знаешь, я не ожидала, — смутилась Джинни, доставая колечко и крутя его в руке. Она хитро посмотрела на Гарри, очаровательно улыбнулась, и, надев колечко, продемонстрировала его на пальце. — Ну, как вам кольцо у миссис Поттер? — деловито спросила она, очаровательно краснея от своего нового имени. — Мистер Поттер в восхищении, — в тон ей ответил Гарри. Джинни радостно взвизгнула, вскочила со своего места и бросилась Гарри на шею. — В выходные как раз Рон и Джордж собирались к родителям, — сообщила Джинни пару поцелуев спустя. — Тогда и расскажем. Она была счастливой и уже воодушевлённо щебетала о всяких свадебных мелочах. Гарри же со счастливой улыбкой смотрел на неё и не мог думать ни о чем другом. В голове крутилась лишь одна мысль: "Моя, моя, только моя". В Джинни было совершенно все, начиная от бледнеющих зимой веснушек до слегка заострённых ушей, которых она жутко стеснялась и постоянно прятала либо за распущенными волосами, либо за чарами. Сама того не осознавая, одной своей улыбкой Джинни заставляла терять голову, и Гарри совершенно не хотел этому противиться. Ему хотелось целовать её, обнимать, ощущать тепло её тела и запах её волос. Хотелось слышать её смех и голос. И во всех этих ощущениях самой непривычной оказывалась мысль, что теперь Джинни, его любимая, единственная и прекрасная Джинни, будет его семьёй. Хоть Гарри и привык к дому Уизли, к теплу и уюту общения с близкими людьми, но всегда ощущал себя гостем. Пусть частым, желанным, но гостем. Было что-то, что отделяло его в от других Уизли. Имя? Ощущение? Он никогда не обсуждал эту тему с Гермионой, которая, так же, как и он, была принята радушно и тепло. Но почему-то Гарри казалось, что у Гермионы не было таких же проблем с ощущением себя частью семьи. Гарри в детстве мечтал о любящих родителях. Ему хотелось, чтобы и ему покупали велосипед, и ему пекли шикарные торты на день рождения, и его обнимали и с восторгом воспринимали любые его достижения. Но у него не было родителей. У него не было никого, с кем можно было бы разделить и радости, и горести. Он был одинок и привык рассчитывать только на себя самого. В Хогвартс у него появились друзья. Рон стал тем человеком, который понимал без слов и всегда оказывался рядом. Гермиона же вносила чуточку тепла в их неразлучную компанию. Гарри не осознавал этого до того момента, пока они не стали скитаться по Британии в поисках крестражей. Иногда она рвала цветы и ставила их в небольшую вазочку, которую каждый раз создавала из веток под свое текущее настроение. Чтобы не привлекать внимания Пожирателей, она перестала пользоваться духами, и только в тот момент Гарри осознал, что от неё всегда по-особенному пахло. Он отчётливо помнил тот день, когда она впервые надушилась после Победы. Было раннее утро в Хогвартсе. Большой зал уже восстановили, и Гарри сидел за завтраком с Роном и Невиллом, обсуждая план работы на день. Гермиона спустилась вместе с Джинни, слегка невыспавшаяся, держа подмышкой толстенную книгу. Привидения привычно плавали между рядами столов, в зале стоял обычный шум от одновременного разговора многих людей, в большие окна светило майское солнце. Гермиона опустила книгу на стол и потянулась за булочкой, которая стояла около Гарри. И вот тогда Гарри почувствовал её духи. Впервые за долгое время. Никогда до этого он не думал о том, что запахи столько значат в жизни. Но именно запах духов Гермионы дополнил атмосферу Хогвартса, возвращая в привычные школьные будни, забытые за время путешествий. Гарри, будто очнувшись от долгого сна, оглядел друзей. Рон, как всегда забывший причесаться с утра. Невилл, рассеянно жующий свои любимые булочки с тыквенным джемом. Улыбающаяся Джинни, смотрящая как всегда влюблёнными глазами на него и сердитыми на Рона. Хмурая Гермиона, медленно листающая книгу, изредка отпивая утренний чай с лимоном и даже не притронувшаяся к булочке… — Ты меня слушаешь? — спросила Джинни. Гарри улыбнулся. — Если честно, то не очень. — О чем думаешь? — заинтересованно спросила Джинни. — О нас. Семья… это что-то новое для меня. В школе у меня были лишь друзья, да, очень близкие, мы многое пережили вместе. Но это другое. Я не знаю, что ощущаешь в семье. — Тебя постоянно все бесят, — хихикнула Джинни. — Ты хочешь на всех наорать, хлопнуть дверью и уйти в закат. Но стоит тебе сделать пару шагов в закат, как ощущаешь пустоту, раздражение улетучивается и ты вспоминаешь, что не рассказал последние новости тем, кого хотел пару минут назад стукнуть. И ты возвращаешься, обнимаешься и шутишь, и никто даже не вспоминает о недавней ссоре. А потом все начинается сначала. Гарри усмехнулся. — Звучит многообещающе. — Как есть, — пожала плечами Джинни. — Я терпеть не могу книжки о любви, где герои живут душа в душу многие годы. Так не бывает. — А как же твои родители? — Они часто бесят друг друга. Папа уходит перебирать свои очередные магловские штучки, а мама начинает усиленно печь пироги. Папа возвращается к вечеру, полный вдохновения и открытий, мама ставит на стол ароматные чай и пирог, и они обсуждают свой день. При упоминании мистера и миссис Уизли Гарри помрачнел и тихо произнёс: — Думаешь, они примут новые факты обо мне? Джинни накрыла его руку своей, заглянула ему в глаза и твёрдо сказала: — Они поймут. Гарри в этом не был абсолютно уверен. Но считал своим долгом предупредить заранее о том, что их дочь собралась замуж за сына Северуса Снейпа. Профессор был весьма неоднозначной фигурой, далеко не любезным собеседником. И Гарри сомневался, что на коллег Снейп производил более приятное впечатление, чем на учеников. Потому вряд ли кто-нибудь был бы в восторге породниться с ним. Сообщать мистеру и миссис Уизли о помолвке не пришлось. Стоило сияющей Джинни появиться на пороге дома и снять варежки, миссис Уизли восторженно ахнула. — Артур! Артур! — Да, дорогая, — мистер Уизли вышел к гостям и улыбнулся дочери и Гарри. — Они женятся, Артур! — вытирая слезы проговорила миссис Уизли и тепло обняла сначала Джинни, а потом Гарри. — В самом деле? — воодушевился мистер Уизли так же тепло обнимая детей. — Это замечательные новости. Просто замечательные! Новость разлетелась мгновенно, настроение и так приподнятое от долгожданной встречи семьи, взлетело до небес. Джордж призвал свой блокнот с Прытко пишущим перо и принялся расспрашивать Гарри и Джинни о пожеланиях и намерениях в оформлении церемонии. Получив от сестры пару свитков идей, а от Гарри многозначительные "Эээ", "Нууу" и "Мммм", Джордж свернул деятельность и предложил обсудить все попозже. Когда приехали Рон с Гермионой, и им сообщили новость, Гермиона так радостно завизжала, что даже испугала Гарри. — Джинни, я так рада! — повторяла Гермиона, обнимая подругу. Потом Гермиона обняла и Гарри. — И за тебя я очень-очень рада. Рон хмуро смотрел на друга. — Она моя сестра, — пробухтел он, избегая смотреть на Гарри. — Она моя невеста, — просто ответил Гарри, в глубине души соглашаясь со всеми эпитетами, которыми Джинни называла брата в такие моменты непонятной ревности. Рон чуть ли не отшатнулся при слове "невеста" и ещё какое-то время избегал находиться рядом с Гарри или Джинни. Но через пару часов Рон пришёл в себя и уже обсуждал с Гарри квиддич и работу. Дом Уизли гудел до вечера пока все не уселись за обеденным столом. Ужин выдался великолепный. По случаю знакового события миссис Уизли запекла утку, а Джинни приготовила ароматные булочки с тыквой и корицей. И когда все уже наелись и перешли к неспешным разговорам о текущих событиях, миссис Уизли принялась обсуждать детали свадьбы. Девочки быстро поддержали тему, Рон же увлёк отца обсуждением миксера, который Гермиона тщательно выбирала последнюю неделю. Гарри ни о чем болтал с Джорджем, когда Билл с лёгкой насмешкой заметил: — Гарри, что-то ты не выглядишь таким уж счастливым. Гарри неуютно поежился, откашлялся и громко произнёс, чувствуя на себе взгляды всех собравшихся, вдруг прервавших свои разговоры: — Есть кое-что, что вы должны знать обо мне до того, как… как мы с Джинни поженимся. Веселье в мгновение утихло. Рон и Гермиона переглянулись, Джинни положила руку на руку Гарри. А остальные Уизли заинтересованно посмотрели на Гарри. Он был напряжен весь вечер, ожидая неприятного разговора, но понятия не имел, как именно его начать. — Это касается моих родителей. Я узнал не так давно совершенно случайно. И то, что я скажу — правда. Даже, если в это трудно поверить. Все молчали. Гарри взъерошил волосы. — Дело в том, что… Сказать правду Рону и Гермиона было не очень просто. Но куда проще, чем произнести её вот так, перед многими людьми. И Гарри с радостью бы встретился с десятком тёмных волшебников сразу, чем сообщил подобные новости. — У мамы в детстве был друг. Их отношения не сложились, мама вышла замуж за другого. Но… Мистер Уизли продолжал внимательно слушать, а вот взгляд миссис Уизли смягчился. Гарри ощущал себя школьником, не выучившим урок: настолько сложно оказалось внятно сформулировать всю историю. Признав своё поражение, Гарри решил побыстрее покончить с этим фарсом: — В общем, Джеймс Поттер мне не отец. Повисла тишина. — Мой отец — Северус Снейп, — быстро произнёс Гарри, не дожидаясь вопросов и не выдерживая театральную паузу. Миссис Уизли ахнула, приложила руки ко рту и сочувственно посмотрела на Гарри. — Что?! — воскликнул мистер Уизли, перестав улыбаться. — Что за бред! — вскричал Джордж. Билл ничего не сказал, он молча качал головой и внимательно смотрел на Гарри. — Гарри, милый, это точно? — неуверенно спросила миссис Уизли. — Как такое может быть? — Это точно. Мы с ним уже все обсудили и проверили. Миссис Уизли обеспокоенно посмотрела на мужа и среднего сына. Джордж неосознанно потянулся к отсутствующему уху, а потом опомнился и пригладил волосы. Слегка нервно. — Как ты сам к этой новости относишься? — нарушил молчание мистер Уизли, поправляя очки. Гарри отметил абсолютно спокойный тон, без тени неприязни и предположил, что не последнюю роль в быстром преодолении стрессовой ситуации сыграл опыт общения с детьми, которые часто сообщали невероятные факты о себе и друг о друге. Гарри пожал плечами и немного выдохнул. По всей видимости мистера и миссис Уизли нельзя удивить ничем. — Море мыслей и эмоций, если честно, — нервно улыбаясь, ответил он. — Еще бы! — фыркнул Джордж. — Старина Снейп — отец. ***! — Джордж! — воскликнула миссис Уизли. — Найди более подходящее слово, мам, — парировал Джордж. — Я понимаю, это звучит дико, — сказал Гарри. — Но я бы не хотел, чтобы это всплыло после свадьбы. У нас с ним не самые теплые отношения, но он много сделал для меня. И я не буду делать вид, будто его нет в моей жизни. На самом деле Гарри собирался сделать все, чтобы достучаться-таки до отца. Их разговор, прошедший в довольно нейтральной и открытой атмосфере зародил в сердце надежду на возможность общения. Но с тех пор они не встречались и, по правде сказать, Гарри понятия не имел, в каком настроении пребывал Снейп. — Да, конечно, это разумно, — неуверенно произнесла миссис Уизли. — Но все же, вы настолько сильно не ладили, что я сомневаюсь… — Я не хочу афишировать наше родство, — спокойно произнес Гарри, переходя к сути. — Но я хотел бы видеть его на свадьбе. Повисла пауза, Гарри продолжил: — Но я понимаю, что у Джорджа могут быть претензии к нему, и хотел бы решить этот вопрос заранее… Джордж усмехнулся, вставил палочку в то место, где раньше было ухо, откинулся на спинку стула и произнес вполне буднично: — Он подарил мне очень удобный держатель палочки. Какие у меня могут быть к нему претензии? Джинни хихикнула, мистер Уизли опустил голову, чтобы скрыть улыбку. Миссис Уизли неодобрительно покачала головой. — Мы никогда не были с ним в теплых отношениях, — сказал мистер Уизли. — Но и неприязнь после войны забылась. Я во многом с ним не согласен, но считаю его хорошим специалистом своего дела. — Да, — подхватила миссис Уизли. — Иметь живого отца — это замечательно. Я очень рада. Но сама ситуация… Гарри понял, что миссис Уизли интересовали подробности произошедшего, но чувство такта не позволяло спросить напрямую. — Мама и он дружили, а потом рассорились. Он сказал, что жалеет о каждом своем слове и поступке. Я не берусь кого-то из них судить, лезть к нему с расспросами. Он рассказал мне столько, сколько считал нужным. Да, со стороны кажется, что неправы были оба. Но это со стороны. Я принял их историю, как факт. Мне достаточно того, что я знаю. — Да, конечно, — излишне внимательно поправляя салфетку, произнесла миссис Уизли. — Мудрое решение. — Спасибо, — улыбнулся Гарри. С души упал камень. Гарри вполне резонно предполагал, что последствия заклятия Снейпа, которое лишило Джорджа уха могли вызвать неприязнь у мистера и миссис Уизли. Разумеется, Гарри сообщил им еще во время следствия против Снейпа, что заклятие было случайностью, а целью был Пожиратель. Но Гарри не был уверен, что эта информация могла изменить отношение к Снейпу. Впрочем, Джордж с самого начала относился к ране философски. Сначала подсмеивался сам над собой вместе с Фредом. Потом отрастил волосы, чтобы скрыть шрам. После войны — усы, чтобы не вспоминать о Фреде. Но Гарри так и не мог понять, скрывается ли за напускным безразличием ненависть. Джордж развеял его сомнения в тот же вечер, стоило им оказаться наедине. — Знаешь, приятель, — произнес Джордж в полголоса. — Мне правда все равно на ранение. Ты сказал тогда, что это была случайность, и я вполне допускаю это. Сам чуть не попал в Билла. Гарри кивнул, а Джордж продолжил: — Но вот отец Снейп… я тебе сочувствую. После всего того, что было в школе. Джордж многозначительно кивнул. — Хоть я и не злопамятный, — зачем-то добавил он. — Да, — согласился Гарри. — Я тоже сначала так думал. Джордж похлопал Гарри по плечу и ушел искать Рона. Гарри вышел на улицу вдохнуть уже теплого зимнего воздуха. Сказка снежного Рождества продлилась недолго, и вокруг густилась темнота. Гарри был благодарен Уизли за их понимание. Это значительно упрощало дело. Но куда больше ему хотелось такого же понимания со стороны Снейпа. После всего того, что он узнал из дневника матери, он иначе взглянул на неё. Образ хрупкой рыдающей девушки никак не выходил из его головы. Пролистывая её дневник, рассматривая нарисованные ею цветочки, звёздочки, рожицы, всматриваясь в её красивый почерк, Гарри будто общался с ней живой. Мама перестала быть просто словом. Она превратилась в живого человека. А живому человеку свойственно ошибаться. После прочтения о её переживаниях, метаниях, пролитых слезах, Гарри стало легче. Он больше не видел ненависти к себе, желания насолить ребёнку или даже Северусу. Нет. Лили поддалась сиюминутной обиде и натворила таких дел, решить которые не смогла. Мог ли Гарри судить её? Нет. Он чувствовал, как она переживала, он знал, какого это: сделать ерунду, поддавшись эмоциям, и сожалеть потом всю жизнь. Но удивительным для Гарри оказалось то, что и Снейп, обычно непробиваемый в проявлении чувств, также близко к сердцу воспринял эту боль Лили. Да, Гарри видел воспоминания отца, которые тот отдал в Визжащие хижине. Но одно дело, слышать о том, что человек кого-то там любит, и совершенно другое ощущать это. Снейп любил её. До сих пор. Ему стало невыносимо осознание того, что Дамблдор не помог рыдающей Лили. Гарри видел, как Снейп сжимал кулаки, как нервно крутил палочку во время рассказа о поисках крестражей. Это не была реакция безучастного человека. После того разговора Гарри решил не форсировать события, дать Снейпу свыкнуться с информацией, которая занимала мысли Гарри около года. Но время шло, а никаких новостей от Снейпа не приходило. Гарри и не ждал, что тот в одночасье начнет общение с ним. Да и поводов к общению не было. И все же чувствовал, что больше не безразличен отцу. Снейп хотел разобраться с влиянием крестража, а Гарри отказал. Он действительно не чувствовал в себе желания копаться в этой дряни, даже если бы это было поводом к общению. Потому Гарри искал другие способы коммуникации. И где-то через месяц ему представился случай. На работе встретилось довольно нестандартное зелье. И Гарри, изучив всю информацию, до которой смог докопаться, решил проконсультироваться со своим учителем. Он написал вполне деловое письмо и отправил его совой. Ответ пришел через пару дней. Обстоятельный, полный, деловой. Гарри написал еще одно письмо, хотел в конце чуть сгладить деловой тон, но так и не смог придумать вопроса. Не писать же "Спасибо за помощь. Как ваши дела? ". Ещё хуже выходило: " Как ваше здоровье? ". Снейп тоже не поинтересовался личной жизнью Гарри. С тех пор с изрядной периодичностью Гарри отправлял отцу письма с просьбой о помощи и консультациях. В одном из писем он упомянул об отпуске и встрече с бывшими одноклассниками. Снейп предпочел проигнорировать этот абзац, будто его вообще не было. И вот теперь Гарри раздумывал… — Видишь, а ты переживал. Я же говорила, что Джордж легко к этому относится, — Джинни незаметно подошла к нему сзади и обняла. Спине сразу стало тепло. Гарри положил свою руку на её. — Да. Я не знаю… как лучше. Написать ему про свадьбу или сказать лично. Джинни помолчала, глядя в непроглядную даль. — А как бы ты хотел на его месте? Гарри развернулся к Джинни лицом и внимательно посмотрел в её голубые сияющие глаза. Конечно, он бы хотел позвать лично. Но Снейп не был человеком, с которым общаешься ни о чем. А тащиться в Хогвартс только, чтобы сказать две фразы, услышать отказ и вернуться, совсем не хотелось. Гарри сомневался. Снова и снова. Ему хотелось, но он понятия не имел, как осуществить свои желания. В раздумьях и сомнениях прошли следующие недели. Гарри неоднократно брал перо и пергамент, а потом подолгу сидел над ними, не зная, как написать. Джинни периодически подсказывала формулировки, но Гарри они казались неправильными. Все было не тем, не таким. Банальным, глупым, пафосным. Он изводил бы себя еще дольше, если бы в один из дней не проснулся с внезапным осознанием происходящего. Было холодное утро середины февраля. За окном шел то ли дождь, то ли снег. Ветер завывал, поднимая вверх мусор и сломанные зонты. Гарри проснулся еще в темноте и никак не мог сомкнуть глаз. Он вертелся с боку на бок, переворачивал подушку, то кутался в одеяло, то скидывал его с себя. Джинни то и дело что-то нечленораздельно бурчала во сне, когда Гарри в очередной раз нервно менял позу. В голове крутились мысли о работе, какие-то отчёты, которые надо было передать Майклу через пару дней, а Гарри их даже не начинал. Вспоминался обыск у Ноттов на прошлой неделе, во время которой Гарри всем телом ощущал присутствие темномагического артефакта, но никак не мог его найти. И он всё не мог понять, чем же его так нервировала довольная и пренебрежительная ухмылка старой миссис Нотт. Гарри в очередной раз перевернулся на спину, закинул за голову руки и уставился в потолок. Джинни заворочалась во сне, подкатилась к нему под самый бок и доверчиво свернулась калачиком. Гарри осторожно укрыл её краешком одеяла и, кое-как изловчившись, едва ощутимо погладил по волосам. Джинни не пошевелилась. Гарри продолжал бесцельно смотреть в потолок, но все мысли на этот раз фокусировались на теплой спине Джинни, которой она его согревала. Сон никак не шёл, нервы были напряжены до предела, но тело хотело ощущать тепло. Гарри подумал о том, как забавно и необычно работает наша психика, как успокаивает и расслабляет нас прикосновение других существ. Ещё будучи учеником и проводя каникулы в одном доме с Гермионой, Гарри заметил особую магию, которую приносил с собой Живоглот. Стоило коту запрыгнуть на колени, рука сама тянулась провести по его густой мягкой шерсти. Живоглот неизменно отвечал на ласку глухим урчанием, от которого на сердце становилось тепло. Гарри думал, что таким образом проявляется магия книзлов, но когда стал жить с Джинни понял свою ошибку. Никакая магия не заменяла тепло тела, радость от общения, ощущение нужности. Именно об этом говорила Джинни. Именно об этом Гарри так мечтал все своё детство: быть нужным. Семья давала то непохожее ни на что ощущение безусловного принятия, доверия, тепла. Дарила роскошь человеческого отношения. Гарри резко сел на кровати. Безусловное принятие. Человеческое отношение. Именно это Гарри хотел найти в общении со Снейпом. То, чего никогда не видел по отношению к себе, но зачатки чего уловил в последний разговор. Гарри не хотел плести интриги, хитростью заполучать внимание или одобрение. Он просто хотел общаться, не ища при этом каждый раз для этого повод. Спокойно разговаривать, что-то обсуждать, не держа в голове возможный подтекст, не слушая оскорблений и не задумываясь о том, как слова будут поняты. Именно родного человека для такого нормального общения никогда не было у Гарри, и он подозревал, что у Снейпа тоже. Окончательно проснувшись от открывшегося осознания своих желаний, Гарри спустился на кухню, налил стакан ледяной воды и залпом выпил. Холод привел в чувства. Он вдруг почувствовал ледяной пол под ногами. Легкий, ещё не выветрившийся до конца запах вечерних пирогов. Услышал, как барабанит в окна дождь, а на стене тихо тикают часы. Мир вдруг обрел краски, звуки, запахи. Органы чувств очнулись от какого-то длительного сна. Гарри хотелось действовать, куда-то бежать. Ему не хотелось больше сомневаться. Было важно здесь и сейчас. Не вчера, которое уже прошло, а через пару лет забудется. И оставит лишь горькое сожаление об упущенном времени. Не было важно и завтра. Оно не наступило, и покрыто туманом, будто в шаре прорицания. Многие часы Гарри провёл, вглядываясь в эти шары, но ни разу не видел в них будущего. Так же и в жизни. Завтрашнего дня нет. Нет вчерашнего. Есть только сегодня. И в этом сегодня есть он, Гарри Джеймс Поттер. И только он владеет своим будущим и отношением с каждым человеком в своей жизни. Он больше не маленький мальчик девяти лет, который ждал чуда в чулане под лестницей. Он - Аврор. Но кроме этого, теперь он и муж. Глава семьи. И его семья будет именно такой, какой он захочет её видеть. Гарри ясно осознал, что только он несёт ответственность за то, сколько усилий вложит в этот нелёгкий труд, который называется "Семья". Не думая ни секунды, Гарри призвал пергамент и чернила. Даже не садясь на стул написал пару строк, свернул письмо и поспешил наверх. Темную комнату наверху, у самого чердака, отвели для совы. Большая серая сова, грузная и самовлюблённая сидела на перекладине у раскрытого нараспашку окна. — Есть для тебя работка, — едва открыв дверь, сказал Гарри. Сова приоткрыла один глаз, закрыла его и недовольно повернулась спиной. — Ты доставишь это в Хогвартс. Но не утренней почтой, ближе к вечеру, — объяснил Гарри, привязывая письмо к толстой лапе совы. Сова ухнула в ответ. — Вот и умница, — Гарри погладил птицу по голове, почесал шею и достал с полки кусочек печенья. Когда сова скрылась в дождливой мгле, Гарри почувствовал облегчение. Он, наконец, принял решение, которому сопротивлялся. И знал, что был прав. У него есть отец. И Гарри не будет воспринимать его иначе, как бы отец ни относился к нему. Прошлые обиды стёрлись очищающей правдой войны. Школьные разногласия закончились. А впереди была целая жизнь. В новом мире, в котором многим предстояло заново искать своё место. Весь мир изменился. И лучше времени для изменения себя не было. * * * Порой Снейпу хотелось зайти в библиотеку и найти материал относительно магических портретов. Или обсудить с Поппи Помфри возможность передачи склонности к странным затеям через укусы. Или, что скорее, через лимонные дольки. В этот раз подобное желание возникло у Северуса после часового разговора с Минервой об организации клубов по интересам. В частности клуба авроров и клуба интуитивного зельеварения. И если зелья, тут Северус до конца не определился, к радости или к сожалению должен был взять на себя Гораций, то клуб авроров по непонятной причине целиком и полностью ложился на плечи Северуса, как учителя по защите от темных искусств. Филиус, конечно, обещал помочь и проконсультировать, как прекрасный практик в дуэлях и защитных заклинаниях, но не собирался ничего организовывать. Любые попытки донести до Минервы мысль о глупости предложенной идеи не увенчались успехом. И Снейп, не спеша, спускался из ее кабинета, прикидывая, как бы еще откреститься от такого потрясающего времяпрепровождения. Он почти дошел до конца коридора, когда его внимание привлек стук в стекло. Обернувшись к темному окну, он увидел два огромных глаза бесформенной почтовой совы. — Какого Мерлина, — прошептал Снейп и взмахнул палочкой, открывая окно. Сова недовольно протиснулась в явно недостаточно большую для нее щель под потолком, стряхнула капли дождя на каменный пол и опустилась на плечо Снейпа растрепанным шариком. Отдав письмо, сова негромко ухнула на прощание и поспешно скрылась в темноте ночи. Снейп озадаченно посмотрел ей вслед, а потом перевел взгляд на конверт в руке. “С.С. Хогвартс” Больше никаких опознавательных деталей не было. Но Снейп узнал корявый почерк Гарри Поттера. — Странно, — пробормотал озадаченный конспирацией Снейп, открывая конверт на ходу. Обычно Гарри присылал сов с утренней почтой, да еще впихивал в конверт столько пергаментов, что их хватило бы на небольшую книгу. Это же вечернее письмо было необычайно тонким. Да и состояло всего из одного клочка бумаги, на котором Гарри написал всего пару строк. “Отец! Мы с Джи решили пожениться. И мы приглашаем тебя посетить нашу свадьбу. Мне бы очень хотелось, чтобы ты разделил с нами этот важный день. П.С. Я не хочу больше делать вид, что ничего не произошло и отрицать реальность.” Подписи не было. Задумчиво и медленно, не глядя на письмо, Северус сложил его и убрал во внутренний карман мантии. Гнетущая безнадёжность окутала своими чёрными крыльями и незаметно, но очень резко, пробралась внутрь. Стало душно, тело будто отяжелело, голова гудела, от одного пульсирующего слова "отец". Снейп попытался вдохнуть, но воздух замка показался слишком вязким и плотным. В голове продолжало пульсировать. Дышать становилось все сложнее. Северус медленно пошёл по коридорам Хогвартса в сторону ненавистной Астрономической башни. Он избегал её с того самого дня, как убил там Дамблдора, но теперь по иронии она оказалась ближайшим местом, где можно было постоять в тишине и уединении на свежем воздухе. Лестница казалась длиннее обычного, а память услужливо подкидывала картинки с Той ночи. Но Снейп не спешил применять Окклюменцию. Он не хотел. Ему нужны были голые эмоции, чтобы понять… Ледяной ветер тут же окропил лицо острыми каплями дождя. Снейп завернулся в мантию, прислонился к стене и уставился в непроглядную тёмную даль, жадно вдыхая свежий воздух. Дождь то усиливался, то почти прекращался. Но Снейп не замечал. На холоде он стал приходить в себя. Пульсация в голове почти прошла, и он смог сосредоточиться на мыслях. Отец. Гарри с упорством гриффиндорца продолжал обращаться к нему таким образом. Хотя во всех письмах до этого писал по-деловому: "Профессор". Северус, сам того не замечая, даже перестал ворчать от этих писем и ждал их, поскольку задачки Поттер периодически подкидывал действительно интересные. С удивлением для себя, Снейп увидел в Авроре Поттере довольно приятного собеседника, с которым оказалось комфортно работать. Он не напрягал бессмысленными разговорами, был дотошен в важных мелочах, и никогда не поднимал тему родства с того разговора о событиях последнего года войны. В тот день Снейп испытал такой фейерверк эмоций, что ему пришлось применить все свои познания в Оклюменции. И вот теперь одним предложением Гарри вновь выпустил все спрятанные эмоции на свободу. У Северуса никогда не было нормальной семьи, близких и доверительных отношений с родителями: он понятия не имел, что должен испытывать отец к своему ребёнку. Ненависть к Гарри прошла, но гордости не возникло. Появилось лишь уважение, как и к любому профессионалу своего дела. Деловое общение выходило довольно неплохо, но воспринимать Гарри сыном совершенно не хотелось. Ощущение себя отцом оказалось для Снейпа некомфортным и достаточно тяжёлым, чему особенно способствовала далеко не дружелюбная история отношений. Ненависть, в которой Северус попытался утопить любовь к Лили, резко прошла, когда Гарри рассказал о роли Дамблдора. Старый манипулятор перетянул все на себя, и Снейп перестал хоть чуточку корить себя за его убийство. Возможно, Авада вышла бы куда мощнее, знай Северус о том разговоре Дамблдора и Лили заранее. Но на смену ненависти пришла вина, и окутала своими дружелюбными объятиями сполна. Порой Снейп не мог понять, перед кем он испытывает больше вины: перед Лили, которую не защитил, не удержал, предал и отправил прямо в лапы Тёмного Лорда или перед самим Гарри за то же самое. Коварная и безжалостная вина то и дело напоминала о себе и в мелочах о школьных годах Гарри. И Снейп, не привыкший позволять слабости никому, и в первую очередь себе, старался забить все свои переживания подальше внутрь себя, чтобы не думать. Но одним письмом Гарри высвободил и вину, и ненавистные воспоминания и… страх. Неведомый и странный страх за другого человека. Мысль о крестраже внутри его ребёнка услужливо напомнила и о смерти Лили, и о недооценке тёмной магии, и о собственном бессилии. Когда-то давно Тёмная магия так увлекла его самого, что он почти потерял свою человеческую сущность. Северус до сих пор с содроганием вспоминал тот ужас, окутавший его тело, когда он вдруг понял, что не может больше произвести Патронуса. Заклинание казалось таким простым для ученика Тёмного Лорда, что неспособность его сделать наносила ощутимый удар самолюбию. Именно тогда Северус вдруг осознал, что потеря Тёмным Лордом человеческого облика — это путь вниз, а не к величию. Следующим прозрением об истинном лице Тёмной магии стала смерть Лили. Все книги, зелья и заклинания мира оказались бессильны перед хрупкостью жизни. А презрительно отвергаемые, как слабые, чувства сопливых подростков утопили, накрыв с головой. Колоссальные усилия приложил тогда Северус, чтобы загнать подальше оборванную любовь, щедро пропитанную виной. Но Тёмная магия не отпускала даже после такой боли. Она манила и обещала нечто великое, о чем простой волшебник не смел и мечтать. И возникавший внутри восторг был сродни наркотику. И лишь колоссальными усилиями воли Северус заставил себя уйти от притягательной власти. Он с головой ушёл в обожаемые зелья, поднял все старые записи, дни напролёт проводил в библиотеке Хогвартса только лишь для того, чтобы не видеть напоминаний о тёмной магии. Школа оказалась прекрасным местом. Она выматывала морально и физически, прочищала мозги своей непредсказуемостью. У Северуса почти не оставалось времени на то, чтобы тосковать по Тёмным искусствам. Очень сильно помогали и другие преподаватели: Флитвик, МакГонагалл особенно. В минуты отдыха они поднимали интересные темы, уводящие мысли от запретных Тёмных искусств. И вот теперь Тёмная Магия вновь вернулась в его жизнь. Подло, грозно и беспощадно. Он чувствовал угрозу, её цепкие лапы, её коварную усмешку, но оказался бессилен. Гарри был прав: влияние крестража на людей и живых существ не было описано в книгах. Его никто никогда не изучал. И Снейп не находил ни одного законного способа изучить крестражи лично. А интуиция подсказывала, что палочку ему в Аврорате вернули не просто так, а поставили следящие чары. По крайней мере сам бы он именно так и поступил. А потому произносить сильные темномагические заклинания не стоило. Порой он подумывал о том, чтобы купить вторую палочку и поэкспериментировать с ней. Но по непонятной причине ощущал некое омерзение от самой мысли, а руки непроизвольно тянулись к уже имеющейся палочке, ища физического контакта с ней. Но ради Гарри, и это было для Снейпа настоящим открытием, он готов был рискнуть и подставить себя перед Авроратом, и попытаться довести уровень взаимодействия со второй палочкой до безопасного для применения серьёзных чар. Чего же сделать ради Гарри Снейп не мог, так это создать крестраж. Расколоть душу надвое. И фактически обречь самого себя на непрекращающееся воздействие Тёмной магии. Куда бы его привела эта дорога Снейп предпочитал не думать, здраво рассуждая, что куда-то в никуда. Сейчас, стоя на холодном ветру Астрономической башни, Снейп вдруг вспомнил неожиданную твёрдость в голосе Гарри, отказывающегося от исследования крестража. Гарри был так решителен, что вряд ли бы одобрил идею отца создать свой крестраж. Мысль заставила Снейпа усмехнуться, хоть и вызвала дрожь. Или это был ледяной дождь? Никогда прежде Снейп не задумывался о том, как его поступок воспримут другие люди. Да, он внимательно следил за собой в моменты шпионской деятельности, но то был тщательно спланированный спектакль. Но что делать с отношениями? Обычными человеческими отношениями. Снейп привык к одиночеству, к независимости и совершенно не собирался меняться ради кого бы то ни было. Ему было комфортно с самим собой и он не собирался подстраиваться под других людей, как и не ждал, что другие будут подстраиваться под него. Но Гарри абсолютно не подходил под собирательное понятие "другие". За один разговор он заставил Снейпа пережить эмоций больше, чем за многие прошедшие годы. Страх, сочувствие, уважение, благодарность, отчаяние, бессилие, вину. Вина. Яркая, сильная и противная. Та мысль, которую Снейп ненавидел больше всего. Те чувства, которые не давали ему вздохнуть спокойно все эти годы. Он был виноват перед Гарри за смерть Лили. Он один был виноват в том, что сдал её Волдеморту. — Как же ты не понимаешь… я не могу, — прошептал Северус, неосознанно протягивая руку к карману с письмом сына. — Я предал тебя. Я предал тебя и Лили. Снейп закрыл глаза, закусил губу, сжал кулаки и откинул голову, подавляя рвущийся наружу стон. Всякий раз, когда он забывал об Оклюменции перед сном, он видел её. Такую прекрасную, красивую, сияющую. Но она никогда не улыбалась. Она всегда смотрела на него с осуждением и неприязнью. И каждый раз говорила: — Я ненавижу тебя. А ты? Любишь ли ты меня? Снейп мечтал избавиться от этого дикого сна. И история с Гарри оказалась удачным поводом перебить любовь ненавистью. Снейп почти смог возненавидеть Лили за то, что она умолчала о сыне. Но тут он узнал правду. Правду о Дамблдоре, и столь хрупкая ненависть разбилась вдребезги перед многолетней виной. Забитая глубоко внутрь любовь прорвалась наружу и заставила защищать Лили даже в мыслях. Он был виноват перед Гарри, он предал и убил его мать, он не имел никакого права на сколько-нибудь человеческое отношение к себе. Не говоря уже об обращении "отец". Но тем не менее, Снейп чувствовал, что Гарри его не ненавидит, даже не боится. В его взгляде больше не было вызова, так свойственного Поттеру в школьные годы. Но что тогда? Какими чувствами Гарри заменил эту многолетнюю ненависть? Жалостью. Снейп поерзал, кутаясь в промокшую мантию. Гарри Поттер жалел его. Это было очевидно и понятно хотя бы по тому отвратительному моменту повествования о смерти Лили. Гарри замолчал и не хотел рассказывать, потому что считал подробности слишком шокирующими. — Чёртов засранец! — прошипел Снейп. — Ты считаешь меня нытиком и жертвой, посмотрев мои воспоминания. И наверняка решил проявить снисхождение, пригласив на свадьбу и проявив щедрость. Но к своему изумлению, Северус не ощутил привычной злости при мыслях о Поттере. Внутри не взорвался гнев, заставляющий язвить. Скорее появилось странное желание доказать Поттеру, что он ошибается. Что это он, Северус Снейп должен защищать и помогать. Будущее Гарри оказалось вдруг не безразлично, а новость о женитьбе на мисс Уизли захотелось прокомментировать, как "отличный выбор". Разумеется, Снейп никогда бы себе не позволил произнести этого вслух, но всегда считал Джинни Уизли очень толковой волшебницей. Ей было далеко до блестящих результатов другой ошивающейся около Поттера девушки — мисс Грейнджер — но для своей семьи Джинни была хороша. Она напоминала Снейпу сразу двух людей: своего брата Билла Уизли и незнакомую ей Лили Эванс. Северус был уверен, что с возрастом её сильный магический потенциал себя непременно проявит с лучшей стороны, а весьма приятные человеческие качества приведут к большему успеху, чем того же Перси Уизли. Снейп усмехнулся глупой мысли о том, что действительно считает Джинни Уизли достойной и удачной партией для Гарри Поттера. Дождь слегка утих. Ветер прекратился. И теперь по крышам тихо барабанил моросняк. Снейп продолжал стоять, прислонившись к стене и глядя в тёмную даль, где на самом горизонте уже проявлялся светом конец тучи. На душе было непонятно и неспокойно. Ставшие привычными за годы эмоции утихали, а на смену им приходили новые. Рациональная часть Северуса Снейпа находила миллион отговорок и доказательств тому, чтобы никогда не пересекаться с Гарри Поттером. Но глубокая эмоциональная часть, о существовании которой Северус даже не подозревал, уже давно свыклась с мыслью о сыне и приняла его в свою жизнь.