***
Ночь накрывает своим покрывалом тихо, но очень надежно. Джей Ти не спится. Сначала он долго ворочается, пытаясь улечься удобнее, но песок сбился в кучу и впивается то в плечо, то в позвоночник. Листья, конечно, не сильно помогают. Песчинки не забиваются во все дыры, но в остальном все равно жутко неудобно. Не то чтобы пират привык к красивой и уютной жизни, но все же его постель в каюте была куда симпатичнее. Конечно, приходилось засыпать и на полу в кабаке, и в свинарнике, и в конюшне, несколько раз прямо на улице, но тогда он был сильно пьян, а в таком состоянии вообще все равно, где и как спать. Вот бы и сейчас рому… Джей Ти тяжело выдыхает и смотрит на звездное небо. На островах всегда видно больше звезд, чем обычно в городах и прилегающих портах. Даже на палубе не всегда так хорошо, как здесь. Хоть в чем-то есть плюс. Джей Ти не помнит, когда успел заделаться таким любителем природы, поэтому снова отворачивается от устраивающегося на листьях коммодора и пытается заснуть. Но ничего, конечно же, не выходит, потому что ко всему прочему начинает еще и ветер дуть. Пронизывающий, влажный, прямо с моря. А на море-то только недавно был шторм. Джей Ти уже ожидает, как промерзнет насквозь и умрет к утру. Единственное, что его радует — это то, что мучается он не один. Коммодору за спиной тоже определенно не спится, потому что пират слышит его напряженное сопение и пыхтение. Кажется, тоже замерз. Надо же. Джей Ти хмыкает, подкладывает ладони под голову и закрывает глаза, но даже это не помогает. Рому бы, — снова думает Падалеки, в который раз тяжко вздыхая. Но выпивки не видать в ближайшем будущем. Как и нормальной еды, вероятно. Пират немного удивляется, когда чувствует, как сзади к нему прижимается тело. Сначала совсем немного, едва-едва, а потом тепло и вовсе исчезает, будто бы испугавшись. Джей Ти даже не двигается, да что там, он почти не дышит, чтобы не спугнуть единственный доступный источник тепла! Но Эклз все равно вскакивает на ноги немного нервно и идет пытать счастья со своими дурацкими палочками. Сейчас не время, — думает пират, но говорить не спешит. Рано или поздно коммодор и сам заметит, что ветер слишком сильный и уносит даже самые сильные искры. До утра придется как-то перетерпеть, и Джей Ти намерен все-таки заснуть. Ему все равно, что там удумал Эклз, потому что это не его забота. Конечно, было бы теплее вместе, но… Но ему он в этом никогда не признается, потому что, конечно же, упрямый и самовлюбленный. Остается лишь надеяться, что у коммодора отшибет гордость немного сильнее. Джей Ти ждет, затаив дыхание, и чудо случается. Мужчина снова опускает на листья позади него, а потом пират чувствует горячее дыхание где-то около шеи. Он давит инстинктивное желание развернуться и дать в морду, потому что в любой другой ситуации это означало бы только то, что он собирается перерезать ему глотку. Но пока нужно потерпеть, привыкнуть. И Джей Ти терпит, пока рука мужчины ползет ему на талию, а потом тело прижимается сильнее, даря то необходимое им обоим тепло. Падалеки молчит, только подается немного назад, прижимаясь ближе, и закрывает глаза снова, ощущая тяжесть век. Кажется, сейчас самое время заснуть. Он старается не думать о позе, о том, кто позади него, о самой странности ситуации. Их никто не увидит на этом безлюдном острове, так почему бы не согреться так, как получается?.. И Джей Ти проваливается в сон за какие-то минуты, пригретый коммодором. И почему-то успокоенный. Сон сладок и чист. Ничего не снится, никакая бездна больше не тянет Джей Ти на дно. Всему виной, видимо, то спокойствие, которое подарило присутствие коммодора. Кто бы только знал, почему так… Но Джей Ти, конечно же, об этом совсем не задумывается, только нежится в удивительно мягких и теплых объятиях и сладко спит. В его жизни не было любимых людей, которые могли бы обнимать его вот так, оставаясь на ночь в одной с ним постели. Были шлюхи, глупые, ни на что не годные чаще всего. На Тортуге и нет других практически. Были, конечно, и вполне себе сносные, но оставаться с ними в одной постели… Нет уж, увольте. Можно сказать, что коммодор — первый человек, который вот так дарит ему свое тепло, и почему-то для Джей Ти это особенно ценно. Он еще не проснулся, поэтому не задумывается о том, что делает. Но из сна его вырывает сначала тихое поскуливание, а потом и вовсе крик. Коммодор все еще спит, но ему явно снится что-то очень дерьмовое, потому что он дергается на своей постилке, кричит и будто бы захлебывается. Джей Ти сам еще недостаточно проснулся, поэтому несколько секунд просто ошалело смотрит на мужчину, пытаясь понять, кто он и что происходит. Осознание приходит слишком медленно и как-то кусками, что не мешает пирату вцепиться в плечи Эклз и сильно затрясти, приводя в чувство. Только через добрую минуту коммодор открывает глаза и грубо его отпихивает, словно это не Джей Ти тут старался ему помочь. Грубиян какой. Пират ловит себя на этой странной мысли и ухмыляется, думая, что этот королевский ушлепок плохо на него влияет. — Раз уж вы, коммодор, проснулись, то валите-ка мыться в море, вы воняете, — Джей Ти усмехается снова, но теперь над несчастным мужчиной. Ему и самому бы не помешало искупаться, поэтому он подает пример, снимая с себя всю одежду полностью. Смущаться нечего, они оба — мужчины, видели все, что могли видеть, больше на острове, видимо, никого нет, так что думать больше не о чем. Он складывает вещи на листья и несется в теплое, успевшее согреться море. Еще вчера Джей Ти и видеть не хотел соленую морскую воду, а сейчас радостно плескается и плавает кругами, ожидая, когда сир коммодор соизволит добраться до воды. После «ванной» неплохо бы просто передохнуть и поесть, но сначала еду надо добыть. Джей Ти не прочь снова поесть фруктов, хотя можно поискать и что-то получше. Поэтому он одевается, достает припасенный в голенище сапога ножичек и молча идет вглубь острова. Ему все равно, пойдет Эклз за ним или нет. Конечно, толку от них вместе было бы больше, но упрашивать его он не собирается. Поэтому шаг за шагом он углубляется дальше, в темное непролазное царство зелени и неведомых зверей. Джей Ти не страшно, как-то немного странно разве что, ему еще не доводилось мотаться по подобным местам. Но все бывает впервые, как говорится, поэтому он без сожалений идет дальше, старательно осматриваясь. По дороге попадаются разные фрукты, вроде тех же манго, а еще кокосы и ананасы, об один из таких Джей Ти и спотыкается, едва не вмазавшись носом в рядом стоящее дерево. Он решает собрать все это богатство по дороге обратно, а пока надо найти что-то еще. Например, ручей. И чудо! Еще одно, после чуда ночного — Джей Ти находит пресный водоем. Никто, конечно, чистоту его не обещает, но он хотя бы не соленый, так что можно не умереть еще пару дней. Обладая неплохой памятью, мужчина запоминает дорогу к этому священному месту и идет дальше, снова спотыкаясь о лианы и нервно дергаясь от мартышек. Кто бы вообще мог подумать, что в джунглях водятся кабаны. Нет, ну серьезно, кто? И откуда? Не иначе завезли европейцы чудным образом. Джей Ти хочет убить их всех лично за то, что так подгадили, потому что это большое животное сейчас смотрит прямо на него и роет землю копытцем. Конечно, это не бык, на рога не поднимет, но протаранить острыми бивнями еще как может. Пират не сводит взгляда со зверушки, как и она с него. Его маленький ножик тут не поможет, надо что-то куда мощнее, а искать сейчас это «что-то» времени просто нет. Поэтому Джей Ти делает единственное, на что способен в таком случае — бежать. Но это дьявольское отродье по лианам бегает куда быстрее него, поэтому его нога страдает уже через жалкую минуту. Воя от боли, пират прыгает на дерево и отчаянно ползет вверх, надеясь, что эти животные не настолько продвинулись, чтобы лазить по верхам. И правда, кабан сидит внизу, отчаянно хрюкает и бьет лбом в ствол, явно надеясь его повалить. Джей Ти устроился на ветке, которая очень неприятно под ним хрустит, и тихо поскуливает из-за изрядно распоротой голени. Что дальше — он понятия не имеет. Или кабан уйдет, или… Прикончит его. Черт, надо было брать с собой коммодора. Да какая уже теперь разница… Он так глупо попал.***
Грубо отпихнув от себя пирата, Эклз не почувствовал никаких угрызений совести. Вот еще не хватало извиняться перед этим ничтожным грабителем и безжалостным убийцей! Странно, что Падалеки его просто разбудил, а не пристрелил, как раненого коня. Ах да, у него же нет пистолета, а если бы даже был… Наваждение от дурного сна еще долго стоит густым туманом перед глазами и никак не хочет рассеиваться, вызывая раздражение на весь окружающий мир. Глупость какая: моряку боятся шторма! Ни пирата, который мог бы прирезать его во сне, ни диких хищников, воющих в лесу, а какого-то глупого нереалистичного сна! К чему снится шторм? К новой грозе или, наоборот, к засухе и удушливой жаре? И это тогда, когда их ветхий крошечный плот, принявший облик неизвестного необитаемого острова, перестало мотать из стороны в сторону. Хотя вряд ли ночной кошмар можно назвать настоящим сном — это скорее было воспоминание о пережитом. Эклз трясет головой, пытаясь прогнать остатки дурного видения, и поднимается с настила из листьев. Мышцы болят несколько меньше и руки уже разгибаются, не вызывая желания вспороть себе ножом сухожилья, чтобы избавиться от боли. Утреннее солнце приятно греет кожу, разгоняя злой ночной холод, от которого через полчаса останутся одни воспоминания. Хорошо, что Падалеки не обращает на него внимания и вместо доброго утра желает скорее искупаться. — А вы, капитан, привычны к запаху парфюма? — Эклз весело ухмыляется пирату, будто подначивая старого друга. — Извольте, имел бы я понятие о ваших предпочтениях, обязательно прихватил бы с собой флакончик ароматического жасмина. Впрочем, пират в чем-то и прав. Нет ничего лучше купания в прохладной морской воде после ночи. Эклз следует примеру Джареда, стягивая с себя единственный оставшийся целым предмет одежды — штаны, в которых из-за пятен грязи, крови и песка невозможно признать былые форменные брюки коммодора. Ну и поделом им, на острове щеголять не перед кем, разве что перед обезьянами да пиратом, который выглядит едва ли лучше. Эклз поднимает глаза на голого мужчину и понимает, что никогда раньше не видел человека, пережившего так много. Издали спина Падалеки напоминала подробную карту Лондона — молочную кожу пересекают сотки крупных и мелких, длинных и коротких полос, так похожих на дорожные разметки, а между этих полос залегали затянувшиеся старые дыры от пуль и штыков, сродни таким же отметинам о кабаках и игорных домах. Были ли среди этих шрамов напоминания о службе на флоте? И когда же Падалеки на самом деле начал ходить под черным флагом? От взгляда на его кожу зачесалась собственная располосованная спина — хорошо, что в соленой воды все заживает быстрее. Чаще всего тела, наподобие того, что у Джареда, встречаются у рабов, но никак не у белых людей, пусть и ведущий рисковый образ жизни. Люди, пережившие столько, долго не живут: им зачастую попросту незачем жить. Эклз знал по собственному опыту, сами такие люди выживают, но теряют всех вокруг: друзей, родных, любимых — мало кому удается поспеть за ними и не сломать шею в пути. Но смерть определённо не входит в планы Падалеки на ближайшее будущее, в отличие от купания и плотного завтрака. — Отличная погода, — военный, щуря глаза, оглядывает бирюзовое небо над морем, пытаясь отвлечься от спины Падалеки. Как и вчера, на нем нет ни облачка: ничего не мешает солнцу испепелять песок и обнаженный торс мужчины ядовитыми лучами. Впрочем, хорошая погода утром не значит, что к полудню небо не затянут тучи. Можно знать бесконечно много пример о дождях, но на островах ни на одну из них нельзя полагаться. Обязательно нужно будет найти укрытие. Вторую ночь морозить бока на пронизывающем ветру станет только безумец. Все-таки нож припрятал, негодник, — думает Эклз, ловя отблески лучей от небольшого лезвия стального клинка, — Убийца всегда раздобудет оружие. Сначала Дженсен крадется попятам за Джаредом, получая от него пару раз отогнутыми ветками по животу, а потом вспоминает о капитанской гордости — почему это он должен идти вторым и прятаться за спину какого-то бесчестного пирата! Ну, допустим, пусть Падалеки пока и демонстрирует наличие чести, но это все равно не делает его главным на острове! Завидев просвет между деревьев, Эклз сворачивает, намереваясь дальше самостоятельно обследовать остров. Конечно, если он найдет что-то интересное, он поделится с Падалеки, ведь еще неизвестно, сколько им вместе здесь куковать, но идти за ним… уж лучше встретиться лицом к лицу с диким голодным волком! В лесу спокойно и тихо. На мягкой черной земле хорошо видны следы разных непуганых человеком животных: вон мелкие лапки птичек, вон бежали белки или кто-то размером с них, вон смазанный отпечаток какого-то копытного зверя. Для лошади маловат и узок, а ослам здесь без людей делать нечего. Впрочем, Эклз уверен, что единственное, чего можно опасаться в этом лесу, помимо Падалеки, — это змеи, но и они разбегаются в стороны, почувствовав влажным прохладным пузиком вибрацию от шагов мужчины. Одну из них он принимает за палку, но вовремя спохватывается и отдергивает руку. Было бы обидно пережить всю свою команду, пиратский плен, шторм и сдохнуть от укуса маленькой ядовитой чертовки. На мгновение поднимается сильный ветер, раскачивающие могучие кроны экзотических деревьев, и приносит за собой с юго-запада странный шум. Эклз считает необходимым проверить источник этого шума, ведь нет разницы куда идти в лесу, и следует на звук. Спустя несколько минут он выходит к небольшому водоему, образованному в лучших традициях островов у подножия водопада. Эклз никогда не был так рад видеть воду, как сейчас, особенно если она была пресная. Вот только бежать к ней и бросаться с головой в лазурную глубь мешал кабан, осевший на противоположном берегу. Здоровенный такой боров с высокими загнутыми бивнями и горбом, напоминающим шерстяной камень, спокойно сосет водичку. Недолго думая, Дженсен решил повеселиться и, спрятавшись в кустах, подобрал с земли увесистые камушки. Первые два пролетели мимо, а третий попал прямо в горб кабану, отчего животное несчастно взвизгнуло и отпрыгнуло от воды, вертясь по кругу. Бедный свин даже не смог сообразить, откуда на него напали. Ему явно не нравился непрошеный гость, но набрасываться на невидимого противника животное не решалось. Тогда Эклз сунул пальцы в рот и пронзительно засвистел, спугнув с деревьев стайку мелких птиц, поднявших такой галдеж, что мужчине самому захотелось заткнуть уши. Ошарашенный кабан перестал крутиться и, взяв низкий старт, побежал на кусты, притаптывая их массивными копытами к земле. Благо, Эклз сидел в других зарослях и в голос смеялся над незадачливым животным, а потом, когда угроза миновала, полез пить прохладную спасительную пресную воду. Интересно, а как обстоят дела у Джареда? Ответом на вопрос послужил глухой удар, разнесшийся эхом по лесу. Кажется, перепуганный кабан влетел лбом в дерево. А потом еще раз и еще. Животное решило покончить с собой? Среди ударов послышался крик, отдаленно напоминающий человеческий — и тут Эклзу стало не до смеха. Очевидно, животное пыталось покончить не с собой, а с кем-то… скорее всего, двуногим. Промочив рот, коммодор, стараясь переступать через ветки и создавать как можно меньше шума, направился по следам от копыт хряка. Если зверь сдури бесится, то Дженсен оставит его в покое, а если нет… то придется вмешаться. Конечно, судьба подсовывает второй вариант. Кабан с пеной у рта уже протоптал дорожку по прямой от кустов до дерева, беря разгон перед ударом о ствол. Эклз поднял глаза вверх и заметил повисшую на дереве странную обезьяну. Без корабля и моря пират явно чувствовал себя менее уверенно, чем с ними. Ну что ж, было бы славно оставить заклятого врага на растерзание дикому зверю, но все-таки часть вины за то, что кабан загнал Падалеки на дерево, лежала и на плечах Эклза. И теперь надо что-то с эти делать… Осмотревшись, коммодор нашел подходящую длинную палку. Без особых усилий отломав сухую корягу от дерева, мужчина, задержав дыхание от внезапно накатившего нелепого страха, ткнул концом кабана в бок. Но толстой волосатой шкуре это было, как крошечная волна о корпус флагмана: животное вновь взяло разбег и кинулось на дерево, которое угрожающе заскрипело. Еще пара толчков и ствол грозился переломиться, как переломилась матча «Марии» под градом ядер пущенных с корабля Падалеки. Тогда Эклз, подсчитав момент, с силой саданул кабана по ноге и тот, оступившись перевернулся, а затем, пронзительно хрипя и визжа, вновь вскочил на лапы. Внимание от Падалеки отвлечь удалось, а вот что делать теперь и как спасать собственную шкуру, Дженсен представлял слабо. Оказаться под копытами бешенного тяжелого хряка не хотелось, поэтому выставить перед собой палку показалось разумным решением. Древесина выглядела прочной только со стороны — под напором массивных бивней животного она за секунду превратилась в щепки. Мужчине не оставалось ничего другого, кроме как выбросить бесполезную палку и удирать наутек. Как и в случае с Падалеки, погоня выдалась недолгой, но, в отличие от пирата, коммодор знал куда бежать. Противные визжащие крики кабана раздавались буквально над ухом, от загнутых острых бивней спину Эклза отделяло расстояние меньше метра и, когда кабан приготовился к финальному прыжку, мужчина развернулся боком и проскользнул между шершавых стволов двух стоявших вплотную друг к другу толстых вековых деревьев. Голова кабана тоже прошла между ними, но вот раздутые покатые бока намертво застряли, зажатые деревьями. Замершее на месте животное принялось верещать и брыкаться, пытаясь сначала пролезть вперед, а затем назад, но плотная туша застряла слишком крепко. Эклз не был уверен, что кабан с его-то силищей задержится надолго, поэтому поспешил вернуться к Падалеки, благо, далеко от его дерева убежать не удалось. — Быстрее нож! Кидай! — Эклз не был уверен, что Падалеки доверит ему оружие или что он его не потерял в чаще, но ничего другого не оставалось. Благо, не потерял. Подбирая ножик с земли, Дженсен поразился размеру лезвия: такой нож пригоден только чтобы в зубах ковырять да конверты вскрывать! Но выбирать не приходилось, зажав «зубочистку» в руке мужчина вновь скрылся среди раскидистой островной зелени и в следующий раз вернулся к Падалеки уже неспешным шагом и перепачканный в крови. — Слезайте, капитан! Сегодня у нас будет, — Эклз сорвал какой-то лопух, утирая об него кровь с рук, — достойный ужин. Не думал, что мой богатый опыт общения со свиньями пригодится на необитаемом острове. Надеюсь, ваш желудок переносит рульки. Спуск с дерева занимает у Падалеки значительно больше времени, чем подъем. Эклз за это время успевает отдышаться и теперь без особого интереса наблюдает за пиратом. Сперва коммодор не замечает крови, пропитавшей штанину пирата, и не обращает внимания на скованные резкие движения. Но вот когда пират оступается и соскальзывает с ветки, Эклз машинально делает шаг вперед и подхватывает его на руки. — Что, не пиратское это дело, по деревьям лазать, капитан? — Коммодор не может удержаться от колкости. Он опускает пирата на землю и только тогда замечает, что Падалеки не может наступать на ногу. — Это еще что такое… Идти сможете? Кабан вас все-таки задел клыком? — Эклз недовольно хмурить, смотря на ноги своего невольного напарника. — Это может быть опасно, нужно помыть рану и перевязать. Здесь недалеко есть водоем, вы его видели? Черт, угораздило же вас так… О том, что это из-за него Падалеки оказался ранен, Эклз старается не думать. Он просто любезно подставляет его плечо для опоры и обхватывает рукой за талию. Хорошо, что Джаред запомнил дорогу к пруду, и, двигаясь по его указаниям, они быстро вышли к цели. — Кровь привлечет других диких животных, — резюмирует Эклз, усадив пирата на камень у воды, и сам опускается перед ним на корточки. — Кто знает, какие хищники бродят по этому острову. Падалеки не барышня, чтобы бережно с ним обращаться, но Эклз все равно старается стянуть с мужчины сапог, причинив как можно меньше боли. Выходит не очень, судя по сжимающимся в кулаки рукам пирата. Сапог изнутри залит кровью, как если бы его владелец ушел по колено в кровавую лужу. Кажется, Падалеки не совсем нравится такая забота. — Не глупите, капитан, позвольте, — Эклз разгибает ногу, проверяя, не сломаны ли кости. Кажется, целы, мешает нормально ходить только вывих и неглубокий порез. Коммодор закатывает штанину пирата почти до колена и окунает ногу по щиколотку в прозрачную прохладную воду, осторожно промывая кровоточащую рану. Вода тут же становиться темной, багряной, не сулящей ничего хорошего. Эклз просто делает то, что должен: его не терзают сомнения, он просто помогает человеку, лицо которого искажено гримасой боли, пусть он и пытает ее не выдавать. — Жить будете — сами видите. А теперь снимайте вашу рубашку, спасибо, — оторвав кусок ткани, мужчина обмотал им голень и поднял глаза на своего заклятого врага, впрочем, не ожидая от него в ответ ни благодарности, ни едких замечаний. Когда они добрались до пляжа, потратив на путь времени в три раза больше, чем рассчитывали, солнце уже клонилось к горизонту. Ну что ж, с поисками укрытия придется подождать до завтра, а сегодня опять ночевать на ветру и на пальмовых ветках. Скинув с себя Падалеки на место их прошлого ночлега, Эклз протянул ему две палки, намекает на необходимость развести огонь, а сам решил вернуться обратно в лес, чтобы успеть спасти хоть немного свежего мясо.***
Джаред не может вспомнить более идиотской ситуации, в которую он попадал. То есть, конечно, и шторм, и плен, и чертовы засады на флоте имели место, причем часто это было из ряда вон выходящим явлением, но настолько глупо он никогда еще не проваливался в дерьмо. Такое ощущение, что все боги разом от него отвернулись, да еще и поплевали сверху, чтобы неповадно было. Мужчина перестает считать секунды где-то на седьмой минуте, потому что кабан снова бьет лбом о дерево, оно качается, опасно кренится и скрипит, а Джаред едва не сваливается вниз. Он уже почти мысленно дописал завещание, отдавая все свои пожитки в виде ножа и рваных штанов этому острову, когда является коммодор. Сказать, что Джаред удивился — ничего не сказать. Он смотрит на Эклза, приоткрыв рот, и честно не понимает, откуда он мог взяться. Он оставил его на берегу, отчетливо понимая, что следом он не пойдет из гордости. Так ее у него что, совсем отбило? Или он решил пойти своим путем и случайно наткнулся на уморительное зрелище? Джаред не уверен, что хочет знать ответ. Точнее, знать его он не хочет, его больше волнует беснующееся животное и жутко ноющая нога. А еще в мыслях проскакивает, что коммодор, вообще, скорее всего отдал бы его на растерзание этому зверю, да еще и помог бы скинуть с дерева. Но Дженсен делает ровно противоположное. Джаред смотрит на него удивленно, пока мужчина отвлекает внимание опасного самца на себя, и пытается не свалиться с дерева совсем от боли и внезапно накатившей усталости. Это точно никому бы не помогло, поэтому он держится руками что есть сил. Коммодор, однако, едва ли не вступает в поединок с жирным хряком, и Падалеки хочется заорать, что ничего не выйдет, это не собака и не заяц, его не убить просто так, но Эклз все понимает лучше него, когда несется прочь во весь опор, а кабан скачет следом. Он уже было начинает заново отсчитывать секунды, но резкий визг животного прерывает мысли, а появившийся после Дженсен — удивляет. Джаред и хотел бы что-то сказать, но в голове сумятица из боли, отчаяния и неподдельного удивления, поэтому он молча кидает нож под ноги мужчине и терпеливо ждет развязки. Если он завалит кабана, а он скорее всего завалит, то уж с пиратом ему разделать — как нет ничто. У него в руках нож, пускай и не сильно большой, и перевес в силе и возможностях, теперь-то у Джареда еще и с ногой непорядок. Хотя он мог бы и не спасать его от кабана, тогда и руки не нужно было марать… Пират никак не может решить, стоит ли дальше доверять коммодору или же нет. От этих мыслей его немного отвлекает очередной визг животного, причем очень душераздирающий, а потом — тишина. Как будто молчит даже океан вдалеке. Коммодор возвращается весь в крови. Хорошо, что тушу не притащил, не до нее сейчас было б, ой, не до нее. Спуск с дерева оказывается удивительно более тяжелым занятием, чем подъем. На адреналине все как-то лучше выходит, а уже в более спокойном состоянии — вообще ничего. Джаред спотыкается, соскальзывает, ветки трещат и крошатся прямо под пальцами. Итог очевиден, мужчина пытается оттолкнуться больной ногой, которая, конечно же, его не слушается, и падает совсем. Подумать о том, что к ноющей ноге теперь прибавится еще и больная голова, он не успевает. От неминуемой встречи с землей спасает, удивительно, снова коммодор, который ловко перехватывает его на руки. К счастью, покраснеть как девица он не успевает тоже, потому что Дженсен уже возвращает его в вертикальное положение и не замечает ничего подозрительного. Ничего, кроме его ноги. — Вы слишком беспокоитесь, коммодор, вам не кажется? — Джаред не может не съязвить, но сил делать это красиво просто нет, поэтому он выдавливает жалкую фразу и охотно опирается на подставленное плечо. Руки у мужчины все еще в крови, теперь и рубашка пирата будет такой же, но это сути не меняет, ему все еще больно и тяжело. Джаред действительно благодарен даже за такую посильную помощь в передвижении, сам бы он добирался целую вечность даже до того же ручья. — Вон за тем деревом, видите, на нем еще дупло, нужно направо, а потом вниз, там как раз будет выход к воде, — он указывает, все тяжелее опираясь на плечо врага. Врага ли? Поддаваться коммодору не хочется. То есть его помощь, конечно, очень ценна, но делать вид, что без нее Джаред не выжил бы, очень не хочется. Но руки у мужчины уверенные и сильные, им противостоять практически бесполезно, поэтому пират сдается, смотрит внимательно с пару секунд ему в глаза, а потом закрывает их, позволяя таким образом делать все, что душа пожелает. Не сказать, что Дженсен осторожен. Может, он и пытается хоть как-то не делать больно, да вот только ничего не выходит, и Джаред шипит от боли все равно. Он стискивает пальцы в кулаки, хрустит суставами, но стонать себе не позволяет, еще чего. Дальше — немного лучше. Прохладная вода освежает и тело, и мысли. Движения мужчины становятся то ли осторожнее, то ли просто без сапога ноге легче дышится и двигается. Джаред не хочет опускать взгляд, чтобы увидеть, что там с его голенью, если бы что-то ужасное случилось, по звукам, исходящим от коммодора, он понял бы это. Видимо, все терпимо. Он просто старается выровнять дыхание и успокоиться. Но расслабиться, конечно же, не удается, потому что рану щиплет, а всю ногу едва ли не сводит. Он снова шипит и сначала никак не реагирует на просьбу коммодора, но потом соображает, что это для его же блага, и стягивает рубашку. По дороге к берегу мужчина старается выбросить из головы то, как встретился глазами с глазами Дженсена. Как смотрел дольше положенного. Как не мог отвести взгляд, а потом поблагодарил, причем так искренне, как мог. Джаред не помнит, когда в последний раз вообще кого-то благодарил. Это не в правилах пирата, его дело — отнимать, убивать, а никак не говорить всем подряд «спасибо». Почему коммодор удостоился такой чести, всего лишь перевязав рану? Кто бы знал. Он спас его из океана. От бивней кабана. От встречи его головы с землей, в конце концов. Может, это достаточный повод? Джаред не знает. Он вообще ничего не знает о благодарностях. Поэтому он и старательно молчит, не отпуская даже никаких подколок по пути к берегу. Опирается все на то же услужливо подставленное плечо, доверчиво отдается руке на талии и кое-как переставляет ноги. Кажется, что проходит часа три, не меньше. И Джаред жутко вымотан, готов просто упасть и заснуть. Желательно, до конца этой жизни. Но спать ему никто не позволит, потому что коммодор сразу же по прибытии на берег начинает раздавать команды, беря на себя эту ответственность и снимая ее с пирата. Ему почему-то тяжело дышать. Палки развести костер никак не помогают, и пока Дженсен ходит за едой, Джаред кое-как ковыляет к лесу и у самой его кромки набирает сухих веток и пару приличных камней. Может, так дело пойдет лучше. И действительно, через еще час мучений, когда край солнца приблизился к горизонту, огонь занимается на веточках, даруя тепло и защиту от легкого, но уже прохладного ветерка. Джаред едва ли не от счастья светится, когда возвращается мужчина. Ему хочется, чтобы тот его похвалил за то, что он, такой молодец, костер разжег. Но этому, конечно, не бывать. Они взрослые люди, а еще — не друзья. Джаред на миг забывает об этом и дергает уголком губ в приветственной улыбке. Что это за проблески эмоций, капитан? Вы с ума, часом, не сошли? Коммодор благоразумно поработал ножом где-то в лесу, чтобы не тащить всю тушу кабана к берегу. Поэтому теперь у него в руках лишь несколько кусков мяса, достаточных, чтобы наесться до отвала двум мужчинам. Их приготовление Джаред берет на себя, раз уж Эклз их принес. У него не большой опыт в готовке, но он старается, причем думает почему-то не только о себе как обычно, а еще и о том, чтобы мясо понравилось его… соостровнику. Вымоченные в соленой воде кусочки через час-полтора румянятся, хоть этого и не видно толком, а запах дурманит лучше всякого алкоголя. Мужчины понимают, как сильно хочется есть, и тут же принимаются за трапезу. Молча, конечно, они вообще теперь не разговаривают. Если утром Джаред брал на себя обязанность нарушать тишину, а потом коммодор старался за двоих, пока мужчина корчился от боли, то теперь подкалывать друг друга отчего-то не хочется, а других слов пока не находится. Джаред ложится спиной прямо на песок там же, где и сидит, и смотрит на звезды, ощущая приятное тепло в животе, да и во всем теле. С костром все приятнее, особенно после вкусной пищи. Ему хочется надеяться, что однажды он попадет обратно на материк или хотя бы более развитый остров, но кто знает… Может, эти звезды станут последним, что он однажды увидит. Потушив костер, мужчины перебираются ближе к лесу, чтобы ветер не тревожил так сильно во сне. Коммодор берет на себя обязанность постелить «постель» им обоим, а потом сразу же ложится, странно выжидающе посматривая на пирата. Джаред делает вид, что не замечает взгляда, но ложится рядом, все так же спиной к мужчине. Он ждет. Даже и не думает спать, зная, что это должно случиться. И через несколько томительных минут случается. Эклз двигается ближе и как и в прошлую ночь прижимается всем телом к спине пирата. Джаред даже не дергается, удобнее устраиваясь в уютных объятиях, и случайно, а может и нет, кладет ладонь поверх ладони коммодора, обхватывающей его талию. Ему хорошо и спокойно. И даже если этот мужчина решит убить его этой ночью, то это будет лучшей из возможных смертей.