Дарье

      Когда я проснулся… Проснулась?.. Неважно. При пробуждении мне стало очень стыдно. Настолько, что я даже вставать не хочу. Просто зарываюсь поглубже в одеяло и решаю, что теперь это мой новый дом, и я никогда отсюда не уйду. Надо же было вчера так напиться, чтобы начать приставать к сестре Рейвиха! Он, если что, точно сможет мне парочку (десятков) костей сломать. Тут, конечно, женщин за такое не избивают, а отсылают в монастыри, но, мне кажется, его это не остановит, если бравый воин узнает, чем мы с его сестренкой занимались… Надеюсь, она сама сказать побоится. А то и её в монастырь упекут. Будет жаль, если ей придётся обрезать её восхитительные локоны из-за этого.       Но всё же я встала и, после всех утренних процедур, решила, что я ещё поболею один денёк, посему надела одно из сшитых специально для меня платьев: серое. После чего вышла к охране и, уведомив их о состоянии Дарье Иртаса, приказала распорядиться о том, чтобы в его покои подали завтрак на две персоны. И осталась ждать в комнатах. Линда забрала мне волосы в пучок.       Разделив с Линдой свою трапезу, я отправилась по своим делам. Первый делом пришла к Хранителю и, представившись собственной сестрой, чем ввела его в недолгий ступор, спросила о своей вчерашней знакомой. Я знала, что она сестра Рейвиха, а он племянник верховного князя и сын высшего князя Ровааля, а она, соответственно племянница и дочь. Оказалось, что у князя Ровааля трое дочерей, и две из них имеют медные кудри, поэтому пришлось упомянуть неприятную деталь… Но я узнала, то что её зовут Ториэтт, и то, что она получила эти ожоги сорок лет тому назад. Меня изрядно удивило это, ведь за такое время у эльфийки могли и уши новые отрасти, как мне известно. Но на это Хранитель лишь развел руками и сказал, что об этом должен знать хранитель дождевой крепости. Поблагодарив, я ушла из библиотеки дальше.       Брат встретил меня немного раздражённо: сказывалась обида от того, что я вчера от него сбежала. Но я была оскорблена сильнее, потому была непоколебима. Я сказала, что Дар всё ещё болен, потому я и сегодня вместо него, а Альберт на это лишь усмехнулся. Конечно, как это может быть, чтобы женщина представляла интересы королевства?! Да быть такого не может! Не считая семидесяти трёх лет назад, когда у власти была королева Кларисса. И ста пятидесяти, когда была королева-регентша Ларит… И… Да ну его в бездну. От брата я ушла крайне злой и раздражённой, а он остался с пощёчиной. Бесит он меня!       Потом я выцепила служанку и спросила, здесь ли после бала осталась княжна Ториэтт и, если да, где. Она сказала, что княжна в данный момент в своих покоях вместе с братом. Я приказала проводить меня к ним.       Стоя перед дверью и волнуясь, как маленькая девчонка, я проклинала свою пагубную страсть к сладким винам. Вот если бы не она, то я сейчас бы не мялась перед дверью, как нашкодивший котёнок. Но всё же я постучалась. На последующий вопрос: «Кто там?» я ответила очень лаконично:       — «Не леди».       Я не долго ждала, пока откроется дверь, всего где-то сорок ударов сердца… Помноженные на сотню, если подключить моё личное восприятие. Но вот передо мной стоит удивленный Рейвих, а из-за его плеча вдали комнаты выглядывает моя знакомая рыженькая эльфийка (всё ещё со вчерашней повязкой на лице), которая ещё и пунцовая от смущения при виде меня.       — Не ожидал Вас здесь увидеть сейчас… Вообще не ожидал Вас больше увидеть, — признался воин, пропуская меня внутрь покоев сестры. — И я думал, что… А Вы знакомы с Дарье Иртасом? — неожиданно прервал свою мысль эльф.       — У нас один отец и одна мать… А Вы как думаете? — я ухмыльнулась, а Ториэтт приглушенно захихикала.       — Ясно… — он внимательно на меня посмотрел, — но почему же Вы пришли? Я думал, что Вы уже решили не исцелять мою сестру, — он явно заострил штыки против меня.       — Я такого не говорила. Ториэтт, — я позвала красавицу, — я правильно произнесла? — она кивнула. — Не пройдёте ли Вы со мной на смотровую башню? Нам ещё есть, что обсудить. Наедине.       — Брат… — девушка жалостливо посмотрела на Рейвиха.       — Идите, но… Не дай бог, если с Тори что-то случится, госпожа… — он выжидательно посмотрел на меня, чтобы я назвалась.       — Дори, — я пожала плечами (а почему бы и нет?) и услышала более громкий, но ещё удерживаемый смех эльфийки (истерический смех).       Рейвих всё ещё был недоволен моим предложением его сестре, однако мужчина уступил под давлением рыжеволосой эльфийки (такая редкость в этих краях, не налюбуюсь) и отпустил её, хотя и в своём сопровождении вплоть до смотровой башни. Кстати, смотровая башня здесь, это не то, что у нас: это самая высокая башня, на которую разрешен вход обычным гостям для того, чтобы подарить взором окрестности с высоты птичьего полёта. Да, у нас такого нет. У нас просто таких высоких башен строить не умеют, чтобы не обвалились. Раньше строили…       Пока поднималась по тысячам ступенек этой бесконечной башни в платье, уже пожалела не только о том, что я это предложила, потому что боялась снова идти в сад, но и о том, что вообще когда-то пришла к отцу и попросила себя приютить, как мальчишку-бастарда… Настолько всё было плохо. Но мою прогнившую душу радовало то, что эльфийка при подъеме запыхалась не меньше, чем я. Так что, поднявшись до конца, мы обе рухнули на пол, чтобы отдохнуть. Правда Ториэтт скорее последовала моему примеру, так что я была инициатором данного бесстыдства. Как всегда, собственно.       — Ууух, — я тяжело вздохнула, убирая со лба прилипшую прядь волос, — я не думала, что это будет так сложно… Зато здесь нас точно не подслушают, — почему-то именно на этих словах девушка покраснела ещё сильнее, если мне не показалось.       — О чём Вы хотели поговорить? — так же задыхаясь, как и я, спросила Ториэтт, тяжело поднимаясь на ноги.       Я тоже нехотя поднялась на ноги, отряхнулась и оглянулась по сторонам. Горы. Так близко, что не верится. Спящие каменные великаны, что укрылись снегом, как одеялом, чтобы не замерзнуть от жестоких северных ветров. Мама…       — Когда-то моя мама обещала, что мы отправимся на север, чтобы я увидела снег и самые высокие горы на континенте… Но Вы правы, я должна сказать то, зачем сюда пришла, — я повернулась лицом к княжне и покраснела против своей воли. — Я пришла узнать, как Вы себя чувствует после вчерашнего…       Эльфийка вспыхнула, как факел, и отвернулась лицом к «окну», теребя переднюю прядь волос, чтобы я совсем не могла разглядеть её покрасневшее личико. Я приблизилась к ней, а она отделилась, вжавшись боком в стальную решётку. У меня перехватили дыхание. Сегодня она была одета в простое домашнее платье широкого покрова красного цвета с красивой шнуровкой на спине. Мне захотелось прикоснуться к ней. К шнуровке? К княжне? Не знаю, я остановила себя.       — И ещё я хотела бы извиниться за вчерашний инцидент. Я не хочу оправдываться, но я была пьяна и слишком влюблена…       — Вы именно оправдываетесь… — она всё же приблизилась ко мне, но неожиданно вздрогнула, — влюблена?! Что, простите?       — А Вы слишком обворожительны, — я сама отступила и отвернулась от смущения, — и я не смогла противиться вашим чарам… — я прикрыта свой рот рукой, но было поздно: меня не спасло даже то, что я сказала это на людском.       Она взорвалась. Я была уверенная, что эльфийка сейчас кинется на меня с кулаками и изобьёт до полусмерти, а я не смогу сопротивляться просто из-за собственной глупости. Как же мне стыдно за себя. Мне нельзя больше пить никогда. Вообще. Нет. Она красивая… Ох, орк!       — Вы издеваетесь?! У меня половина лица похожа на подгоревшую оленину!!! Какая красота?! — он и вправду подошла ко мне со спины и начала легонько колотить под лопатками, но каждый такой удар становился всё слабее и слабее. — Я… Я уродина… От меня все отказались… Т-только брат… — и я услышала судорожные всхлипы за спиной.       — Тише… Тише, красавица, — я развернулась и обняла девушку. — Всё хорошо, я помогут тебе излечиться…       — Правда? — она оторвалась голову от моей груди и посмотрела мне в глаза, а я вытерла льющиеся из правого глаза слёзы. — Но только не так, как Вы говорили!.. Не близость… — она снова положила свою голову мне на грудь, чем совсем взорвала мне разум.       Такого тяжёлого вздоха не выбивал из меня даже бесящий меня Альберт во время женских проблем. Она хочет, чтобы я её не касалась, но при этом сама же ко мне лезет. Иногда даже женщина не может понять другую женщину. Так что я просто продолжала гладить её по волосам, отчего Ториэтт постепенно успокаивалась. Это прогоняло боль из моего сердца.       — Я знаю ещё один способ вылечить тебя, но это непросто и опасно для меня, поэтому я потребуются от тебя клятвы на крови, — она внимательно посмотрела на меня, прямо с моей груди.       — Это настолько плохо для тебя? — обеспокоено спросила княжна, отрываясь от меня.       — Меня скорее всего после этого найдут и убьют, как мою мать, — сухо ответила я.       — Что же это такое?       — Я скажу только после того, как ты согласишься. Если не согласиться на клятву, то я буду молчать. Даже Хранители не могут знать о том средстве, что я хочу тебе предложить, — увидев её непонимание, я пояснила. — Если ты от любопытства захочешь узнать сама, то тебе помогут с этим лишь… Не скажу, кто. Не хочу умереть, прожив лишь десятую часть возможной жизни.       — Ты ещё такая маленькая?! — удивилась княжна.       — Нет, мне тридцать лет… Для людей это половина жизни, не так ли? — но она начала про другое:       — Я была ужасна ещё до твоего рождения.       — Может быть, ты расскажешь, как получила эти раны? — по интересовалась я. — Возможно, я пойму, как их легче можно будет вылечить.       — Только после того, как ты скажешь, как намерена меня лечить без… Кхм… этого… — девушка смутилась, и я тоже, но по другому поводу.       — Какая Вы хитрая… Так не хотите дать мне клятву о молчании?       — Я должна посоветоваться с братом…       — Понятно, — я развернулась и снова посмотрела на горы, чтобы скрыть свои блестящие глаза, — Вы мне не доверяете… — я попала в зловещий капкан: от боли в груди хотелось рычать. — Но и я бы себе не доверяла. Тогда подумаете о своём решении до завтра и сообщила его Дарье Иртасу, — я ухмыльнулась, а по моей щеке стекла слеза. — Он передаст Ваше решение мне… А сейчас ступайте к брату… Вы должны поговорить.       — Дори… — от моего детского имени с её губ меня бросило в дрожь, но тем не менее я была непоколебима.       — Ступайте, — я услышала шаги. — И я рада, что Ваши губы начали заживать, — девушка остановилась и хотела сказать мне что-то, но я опередила её. — Прощайте.       Я знала, что Рейвих не позволит своей сестре дать мне клятву на крови, чего бы она не касалась. А Ториэтт не посмеет возразить брату, тем более пойти против его слова, она так воспитана, что просто не может возразить мужчине. Он запретит рыженькой красавице даже приближаться ко мне на расстояние вытянутого копья. Мы больше никогда не заговорим.       — Прощай, — перед закрытием двери произнесла Тори.       Не только я это понимала. Наши пути разошлись так же стремительно, как и сошлись. Так кончился мой первый роман, такой же ненормальный, как и я сама. Я же обещала себе никого никогда не любить…       Я вспомнила изуродованное тело моей матери перед тем, как в её сердце вонзили уродливый кинжал. Вспомнила, как закричала в этот момент и как мне от этого едва не перерезал горло тот мудак, которого я убила тем же кинжалом. Ненавижу терять. Я скривилась, будто объелась лимонов, и заревела… Сегодня последний день, когда я — женщина. К орку траханную боль!!!       Я вытерла слёзы и тоже спустилась с башни. Сегодня вечером у меня начнутся женские дни, и у меня возникла мысль о том, как их можно было бы использовать: существует один способ стать женщиной раньше положенного и прекратить уже бесполезное взросление. Я больше не хочу снова быть женщиной, поэтому полноценное женское тело мне ни к чему, только помешает.       В покоях меня встретила верная Линда с тревогой на лице. Я не была в состоянии что-то внятно рассказать, так что попросила принести обед сюда. И легла, не желая даже пошевелиться. Ничего я не хотела.       Вечером же я начала собираться. Есть не хотелось, что было даже хорошо, однако придётся зайти на кухню за сырым мясом. А пока я попросила Линду достать мне голубое платье, потому что его я могла надеть и снять самостоятельно. Ещё взяла с собой канделябр с семью свечами.       На кухне меня едва не прогнали с такой просьбой, однако я стояла на своём до последнего. На конюшне меня вообще не ожидали, но я с лёгкостью вывела свою Звёздочку и повела её к главному выходу. Там меня сначала не хотели выпускать, а потом передумали с моей убедительностью. Ехала я до ближайшего ручья (без седла и в платье это было более, чем необычно). Там я начертила необходимый семиугольник и расставила свечи на его концах, зажгла их и запела. Не знаю, что именно я пела, но я знала, что нужно говорить для этого… Каждое моё слово было переполнено болью, грустью и тоской. Я знала, что сейчас выполняю непоправимое.       Закончив пение, я достала небольшой кусок сырой крольчатины и с отвращением впилась в его зубами. Я плакала, поедая тушку невинного кроля, и от моих слёз таяли остатки снега и начала почти расти трава. Потом я умылась от крови и поехала назад в замок. Теперь мой путь лежал к брату. Всё же его я знала лучше всех в этом замке, так что он — самый подходящий выбор.       У его покоев я оказалась после наступления сумерек. Альберт был очень удивлён и обеспокоен причинами того, почему я так поздно пришла к нему. Я лишь вошла в его покои и пошла в спальню (наши комнаты оказались идентичны). Принц совсем растерялся и, последовав за ним, снова спросил:       — Зачем ты пришла?       Я смерила его холодным взглядом и ничего не ответила. Я потянула за шнурок на корсете, и платье свалилось с меня. Под ним ничего не было.