Это знамение времен

Боль была бесконечной, словно ничего на свете больше не существовало. Кажется, у Гарри болело всё тело — он не мог бы сказать точно, потому что чувствовал, что его конечности отделены друг от друга. Всё, что можно было ощутить здесь и сейчас — больное от бесконечных рыданий горло, липкие крошки слез вокруг глаз, сухие уставшие глаза, стертый кончик носа и ужасные тупые вспышки в голове. Существовали ещё спазм в желудке, трясущиеся ноги и руки, желание провалиться в небытие, но это было невозможно физически, поэтому Стайлс продолжал лежать на полу холодной комнаты, прижимая к лицу старую тряпку, что раньше была футболкой Хорана, и тихонько скулить. Каждый звук приносил лишь больше боли, но Гарри не мог остановиться. В какой-то момент он отключился, а когда включился обратно, тело болело еще сильнее, глаза почти полностью слиплись и опухли. Изнутри жгла сухая боль — заплакать вновь не получилось. Гарри отнял от лица футболку, закинул её на плечо и пошел умыться. Лицо, которое он мельком увидел в зеркальном шкафчике, было еще страшнее, чем он привык видеть. Его кожа выглядела морщинистым печеным яблоком, белки глаз казались красными, и Стайлс, если честно, не сразу смог сфокусировать зрение. Холодная вода обожгла воспаленную кожу, Гарри приник к ледяной струе искусанными губами, несколько секунд просто утоляя жажду. Зубы неприятно свело. Наконец, он тяжело выдохнул и снова посмотрел на себя. Ему хотелось ударить себя по лицу, впиться себе в горло ногтями, причинить себе такую боль, чтобы хоть на миг забыть о том, что Найла больше нет с ним. Его волосы совсем выбились и теперь струились по плечам. Гарри не мог смотреть на них — наемнику так нравилось к ним прикасаться, перебирать, переплетать. Он даже думал вплести в них проклятые цветочки. Скрутив их в хвост, Стайлс раскрыл дверцу шкафчика, вытащил оттуда ножницы и вновь посмотрел на своё отражение. – Если ты больше не можешь к ним прикоснуться, то никто не сможет, – высохшим голосом проговорил он, отчаянно щелкнув туповатыми ножницами над резинкой. Волосы поддались не сразу, пусть и были не такими же густыми, поэтому Гарри пришлось приложить усилия и сдвинуть лезвия четыре или пять раз, неровно срезая волосы. Хвост тяжело упал за его спиной, и Стайлс поднял его не сразу. Несколько секунд Гарри просто смотрел на себя в зеркало. Теперь он был настоящим уродом. Красное опухшее лицо, полуприкрытые глаза, небольшая растрепанная копна, которую теперь нельзя было убрать назад. Швырнув хвост в мусорное ведро, Гарри вернулся в комнату — взгляд наткнулся на сухую композицию, и Стайлс понял, что заплачет снова, если будет продолжать здесь находиться. Спрятав футболку Хорана за пазуху, Гарри покинул спальню наемника и, едва перебирая ногами, вернулся в свою комнату. Бонсай выглядел значительно лучше — Гарри раздобыл для него новую почву и привел в порядок ветви, что пытались расти вразнобой. Хоран был бы рад видеть, что Стайлс так заботится о его подарке, а теперь он не будет рад никогда. Теперь Найла просто не будет на свете. Его уже не было на свете, вот что казалось самым страшным, жутким и болезненным. Горе вновь сдавило ему грудную клетку, и Гарри просто без сил рухнул на кровать. Стайлс не помнил, чья сегодня смена, должен ли он находиться в столовой или его сменщик будет хозяйничать вместо него — ему было всё равно. Пусть бы его вызвали, пусть бы его отчитали, это не имело никакого значения. Он не знал, сколько лежал в отключке на холодном полу в комнате Хорана. Ему просто хотелось, чтобы всё это скорее закончилось. Чтобы он вновь мог впасть в сон или что-то похожее и не думать о том, что любимого наемника больше никогда не будет рядом. Но в голове был Найл, прямо между болью в висках и ужасным зудом в лобной доле. Его улыбка, которая исчезла вместе с лицом, потому что зубастая тварь решила поживиться его наемником. «Ты выбросил мою голову», – хрипло выдавил из себя Найл, глядя на него почти с яростью. Он чуть руку ему не сломал, но Гарри и сам тогда был вне себя от злости. «К несчастью, не твою», – нашелся Гарри. Внутри так клокотало, адреналин бурлил. Между ними разве что воздух не искрился. Стайлс закрыл лицо руками. Надо было поцеловать его еще тогда. Что бы люди подумали? Что он запал на этого наемника, который ему вовсе не пара (или лучшая пара на свете)? Ну, так это правда, Гарри запал так сильно, как не западал никогда. Его злость всегда гуляла по тонкому льду, да не просто гуляла — прыгала в шипованных ботинках, и он всегда удовлетворял себя, представляя Хорана после каждой их стычки. Скорее всего, Найл тоже, но об этом они так ни разу и не поговорили. А теперь и не поговорят. Дверь распахнулась без стука, пропуская в комнату сквозняк. Может, стук всё-таки был, просто Гарри не обратил на него внимания, перепутав с ужасным непрерывным пульсом висках. Всё его тело было перебитым, сам он был весь переломанным. Стайлс больше не мог успешно ориентироваться в этой реальности, чтобы знать наверняка, реальны ли звуки или это плод его воспаленного воображения. Его сердце уже отозвалось — это Найл, конечно, это он. Найл вернулся к нему. На пороге высветился силуэт другого наемника, и Гарри закрыл глаза, отгораживаясь от всего мира. Всё, чего ему хотелось, умереть здесь и сейчас и не думать о том, что на свете есть кто-то еще, кроме него и Найла. – Нужно поговорить, – сказал Зейн нерешительно. Его голос никогда не звучал так тихо и разбито. Стайлс, у которого о наемниках было лишь одно мнение, всегда думал, что Малик просто не может говорить без наглости и заносчивости в интонациях. – Убирайся, – ответил Гарри, понимая, что так просто этот наемник не исчезнет. – Я не хочу ни с кем говорить. – Он был моим лучшим другом, – сказал Зейн, проходя в комнату уже увереннее. Наверное, ему казалось, что это должно переубедить Гарри, но Стайлс не мог заботиться о чужих чувствах сейчас, когда его собственные были скручены, вывернуты наизнанку, размазаны по асфальту. – Я тоже его любил. – Ты его любил. А я его люблю. Зейн сел на койку его соседа, быстрым движением расправив покрывало. Его руки на миг закрыли лицо, словно он не мог собраться с мыслями. Гарри посочувствовал бы ему, если бы мог чувствовать хоть что-то, кроме разрывающей боли, и скручивающий внутренности тоски. Его наемника больше не было. Его растоптали в джунглях, не оставив от него мокрого места, и это то, что Стайлс не мог себе простить. – Он всё время о тебе говорил, – сказал Зейн, наконец. У Гарри невольно перехватило дыхание, до кома из слез в горле. Он никогда об этом не думал. Будто догадывался про себя, но никогда не позволял своим мыслям выбрать это направление, пуститься в размышления и несмелые мечты. Стайлс сел на кровати и перевел заплывший взгляд на Малика. – Правда? – спросил он еле слышно. – Каждый день, – ответил Зейн, грустно улыбнувшись своим мыслям. Вероятно, он сильно скучал по лучшему другу, даже по тому, что раньше его немного раздражало. – В последний раз он сказал, что любит тебя таким, какой ты есть. Что, когда тебя целуешь, будто живешь по настоящему. Он был очень вдохновлен, – заключил Малик. Губы Стайлса задрожали, невольно потянувшись вверх, и новые дорожки слез пролегли на щеках. Горячие и соленые. – А что он еще говорил обо мне? – тихо поинтересовался Гарри. – Сказал, что скучает по тебе, – откликнулся Малик. – И что ты скучаешь по нему. Поэтому Вы оба не одиноки. Гарри неловко вытер слезы шершавыми запястьями, чтобы не касаться повлажневших глаз пальцами. Значит, он чувствовал его. Значит, Найл всё-таки знал, как тяжело было ему отпускать наемника в такое длинное и опасное путешествие. Путешествие, стоившее ему жизни. Тем утром Гарри перебрал в голове всё, что знает о динозаврах. Он словно чувствовал: что-то пойдет не так, и ему нужно было предупредить Найла на все случаи, что могли произойти. В его голове хаотично крутились сведения о наземных хищниках, о летающих ящерах, о водных убийцах, и Гарри хотел донести до наемника всё, каждую крошечную деталь. Времени было мало, информации много. Возможно, Стайлс упустил что-то важное, именно то, что могло бы помочь Хорану выжить и вернуться в его объятия. Теперь все мысли, даже самые теплые, сводились к чувству вины. Гарри знал, чувствовал, что мог бы помочь своему наемнику, но сделал не всё, поэтому Хоран погиб, не узнав о его истинных чувствах. – Я пришел, чтобы разобраться с ситуацией, – вырвал его из размышлений голос Зейна. – Я был в штабе, и меня... – Малик виновато замолчал. – В общем, меня назначили на его место. Всё это слишком быстро, я думал, что можно отказать, но операция должна быть закончена, поэтому меня поставили новым капитаном отряда особого назначения. Стайлса сильно резануло между ребрами, и он схватился за футболку, словно пытался защитить себя от ран. Действительно, слишком быстро. Кровь Найла еще не успела высохнуть в мокрых джунглях, его останки еще не до конца обглодали мелкие хищники, но Хорана уже вышвырнули ненужным мусором. Назначили нового капитана, лучшего друга предыдущего, и никого не заботило, как это выглядело. Как себя чувствовали те, кто его любит. – Чего ты ждешь, благословения? – с отвращением спросил Гарри. – Поздравляю с назначением, надеюсь, ты отлично повеселишься на его месте. Зейн поморщился то ли от слов Гарри, то ли от своих мыслей. – Они отдали его комнату мне, но я... в общем, она твоя, – игнорируя выпад Стайлса, проговорил Малик. – Его и твоя. Я буду спать в казарме, и пока я жив, я позабочусь о том, чтобы никто не смог присвоить её себе. – Вот спасибо, – сквозь злые слезы рассмеялся Стайлс, почти с ненавистью взглянув на Малика. – Вот это перспектива, теперь я прямо чувствую себя в безопасности! Вы же дохнете, как мухи. Динозавры вас топчут, жрут без соли, – злобно выплюнул Гарри, чувствуя, что его трясет, словно лист на ветру. – Сегодня он, завтра ты. Отличная гарантия, спасибо за заботу. – Я не хочу, чтобы его вещи выбросили, – продолжил Зейн, хотя его лицо всё-таки перекосило от боли. – Не хочу, чтобы то, что он с таким трудом принес, ушло в чужие руки. Найл любил их и любил тебя. Стайлс был близок к тому, чтобы истерично расхохотаться. Злые слезы хлынули с удвоенной силой, и он уже не трудился их стирать. – Да, вот только ты ничего не можешь с этим сделать. Они отнимут у меня всё, а ты будешь мертв, как Найл мертв сейчас, – теплые слезы совсем промочили ему колени. – Вы все умрете. Я умру, – прошептал он отчаянно. – Ни у кого из нас нет будущего. Всё это бесполезно, как бесполезно и строить планы, когда живешь в этой вонючей дыре, где даже нет настоящего воздуха. – Ты думаешь, Найл хотел бы этого? – спросил Зейн, и это рассердило Гарри еще больше. – Я не знаю, чего бы Найл хотел! – почти крикнул Стайлс и болезненно схватился за голову. Несколько секунд он пытался отдышаться, потому что собственные крики оглушили его самого, заставили глотку саднить. – Найл не мыслил категориями прошлого. Поэтому я не знаю, чего бы он хотел, – с болью повторил Гарри. – И его нет сейчас с нами, чтобы спросить. Всё, чего ему хотелось, чтобы Зейн убрался из его комнаты и перестал травить ему душу этими разговорами, воспоминаниями. Он больше не мог говорить о Найле, не мог делать вид, что жизнь продолжается, когда ему хотелось просто умереть. Быть там, где есть наемник, или не быть нигде. – Не только ты по нему скорбишь, – жестко проговорил Зейн. Гарри поднял на него злые глаза, как бы говоря, что наемник понятия не имеет, что между ними было. Малик спорить не стал. – Найл был удивительным человеком. – Я не могу поверить, – проговорил Гарри, хлюпнув носом. – Как я могу поверить, я не видел его тела. Кто видел, как его съели? – отчаянно спросил Стайлс. – Кто видел, как его растоптали? Малик тяжело выдохнул, прикрыв глаза на долгий-долгий миг. Когда он их открыл, они были сухими, но беспокойными. – Я всё обшарил в округе, я звал его, я... искал его. Там... ни от кого ничего не осталось. Только обрывки одежды и кровавые пятна повсюду, не различишь, кто есть кто. Он мог быть кровавой кашей на земле, мог быть лужей на траве, – Зейн выглядел так, словно мог вывернуться наизнанку от собтсвенных мыслей. – Это была большая особь, Гарри. Мне очень жаль, – сказал Зейн, поднимаясь и направляясь к двери. Замерев в дверном проеме, Малик обернулся. – Он так долго искал это деревце, – проговорил наемник, указав на бонсай пальцем. – Я всё в толк взять не мог, почему Найл всё время лезет в эти цветочные магазины, где точно ничего не может быть. Мы в тот день еле ноги от рапторов унесли, а он всё волновался, что не донесет тебе эту... игрушку. Дверь закрылась с легким щелчком, и Гарри вновь упал на кровать. Этот разговор был хуже всего на свете, настолько мучительный, что у Стайлса даже не было сил его переварить. Сейчас Гарри лишь хотел знать, что случилось и как именно погиб его Найл. А случилось вот что. В тот момент, когда Дин, Сет и Курт пустились с поляны наутек, особь нацелила свою голодную пасть на Джеффа, выпускающего очередь за очередью. И он, и Найл были готовы её отвлечь, чтобы ребята могли бы спастись, однако они выглядели не такой крупной добычей. Сразу три высоких упитанных наемника, которые к тому же не швырялись в нее своими пульками, показались ти-рексу гораздо привлекательней, и она стремительно развернулась, отшвырнув стреляющих по ней Джеффа и Найла хвостом. Джефф втемяшился в дерево и растянулся на поляне без сознания, в то время как Найл пролетел чуть дальше, кубарем покатившись по земле и оказавшись в овраге. Особь быстро нагнала бегущих наемников и с диким ревом схватила сразу двоих, Сета и Курта, с хрустом перемалывая их кости, пока Дин бежал так быстро, как никогда не бегал в своей жизни. Он сумел скрыться из виду раньше, чем жадная особь покончила со своим нехитрым обедом. Она не стала нагонять его, прекрасно зная, что в этом лесу всё, рано или поздно, пойдет ей в пищу. Тем более, чутье подсказывало ей, что где-то поблизости водится довольно крупный завропод. Она не знала, но чувствовала: травоядные очень нужны ей, чтобы в организме вырабатывалось ценное вещество, формирующее скорлупу яиц. На поляне остался лишь Джефф, лежащий без сознания, но особь уже не так интересовал этот человечишка, поэтому она прожевала его просто для проформы, перерубая острыми зубами веревочку медальона, и отправилась по следу. Трапеза была не окончена. Найл остался в овраге, куда его отбросил гибкий хвост особи: стукнувшись головой, он потерял сознание и пролежал в пыли и грязи довольно долгое время. Узкая щель послужила ему приличным укрытием, и наемник совсем не слышал, как лучший друг звал его. Он очнулся спустя час или два, голова была тяжелой, тело тоже будто налилось свинцом. Оно отдавалось болью, не давая толком пошевелиться. Никогда еще бренная оболочка не приносила наемнику столько неудобств, однако ему нужно было двигаться, нужно было найти команду, дать о себе знать. В темноте Найл попытался понять, что происходит, и где он находится, однако удар был очень сильным, тело — слабым и изнуренным, и Хоран провалился в сон раньше, чем сумел выбраться из оврага. Сон, застигнувший наемника врасплох, был глубоким — ему нужно было восстановить силы, и, конечно, Найл также не слышал, как под утро вертолеты тронулись с места, оставляя его в джунглях полностью одного без оружия, провизии и надежды выжить. Очнувшись уже после сна, Хоран с недовольством обнаружил, что его одежда полностью отсырела. Голова гудела, как после хорошей попойки, и Найлу пришлось потратить время, чтобы осознать, что произошло. По состоянию своей одежды он понял, что прошло не меньше восьми часов, и это натолкнуло наемника на неприятные размышления. Дураком Хоран не был никогда, потому у него сразу закралось подозрение, что выжившие — если таковые имелись — уже покинули побережье. Это заставило его нервно рассмеяться, но негромко, потому что Найл не собирался привлекать внимание хищников. Он, морщась от боли, исследовал свой овраг, обнаружил дробовик и свой рюкзак с порванными лямками и выругался. Пистолет лежал в кобуре, патроны были на месте и даже не вымокли. Рация тоже валялась недалеко, разбитая и непригодная для того, чтобы её использовать. К тому же, у наемника не было инструментов для починки, зато имелись иголки с нитками, чтобы привести рюкзак в порядок. Перед этим, правда, он отыскал себе кусты, чтобы отлить. Покончив с рюкзаком — работа не спорилась, потому что голова продолжала ныть, а руки и ноги всё еще были слишком тяжелыми — Найл выпил воды из бутылки, взвалил его на плечи и решил вернуться к побережью, чтобы убедиться, что вертолеты улетели. По пути он мельком обшнырял поляну, но не нашел на ней ничего полезного — похоже, вещи успели забрать и до него. Или, что было ужаснее всего, особь сожрала его людей вместе с рюкзаками. Мох помог ему выбрать верное направление, так что Найл почти не сомневался, что выйдет на верную тропу. На этот раз он вел себя тихо и при малейшем шорохе жался к деревьям или нырял в кусты. Раз мимо него пронесся незнакомый динозавр размером с лошадь, чьи острые зубы внушали естественный страх. После удара ти-рекса болел пресс, и Найл старался сосредоточиться на этом чувстве, вместо того, чтобы бояться. Вертолетов на побережье ожидаемо не было, и Найл на целую минуту застыл в нерешительности. Всё это время он тайно лелеял надежду, что команда не успела покинуть остров. Погода могла быть нелетной, вертолет мог забарахлить, Дин мог устроить истерику и попросить подождать хотя бы до вечера. Что угодно могло произойти и задержать отлет, но ничего не случилось. Товарищи покинули остров. Выживать одному в суровых реалиях этого полуострова было... невозможно? Нет, Найл никогда не был пессимистом. Сложно. Очень сложно. Практически, невозможно. Но малюсенький шанс всегда был, и Хоран решил плясать от него. Устроившись в тени небольшого скалистого пригорка, чтобы видеть лес, на случай, если придут динозавры, а также быть хоть немного защищенным от летающих ящеров, Найл вытащил из рюкзака немного вяленого мяса. Ему нужно было экономить еду, безусловно, но сперва следовало хорошо подкрепиться, поэтому в ход пошло всё, включая галеты и сухофрукты. Не побрезговал он и постным сахаром — Хоран отчаянно нуждался в глюкозе, чтобы восстановить силы и обдумать план действий. Итак, ему нужно было дождаться возвращения наемников: вытерпеть полгода, год или, совсем уж крайность, два года, пока они не вернутся большим числом, с огромным количеством оружия и военной техники. Конечно, им придется всё обсудить с правительством, они посовещаются (месяц, два?), и тогда на новую миссию верхи пошлют не небольшой мобильный отряд, а целую армию наемников и солдат. Ему останется только их встретить и попросить переправить на его базу. У него имелось немного еды и воды на первое время, а также небольшой запас оружия, чтобы охотиться на не очень крупную дичь. Найти воду легко, можно и росу собирать с широких листьев, если не будет подходящей реки, фрукты в лесу тоже найдутся, а уж когда закончатся патроны, накопать червей — не проблема. С солью можно съесть даже мертвую жабу, а если под рукой спички... будет даже вкусно. Со временем он научится высекать искры или поддерживать вечный костер, как древние люди. Однако в лесу по-прежнему водились хищники, ядовитые насекомые могли заползти к нему в уши, ужалить, пока он спит, не говоря уже о том, что всегда имелась вероятность сломать ногу (или руку) и просто застрять в непроходимой чаще, умирая от боли и невозможности дотянуться до съестного. Не стоило недооценивать и фактор одиночества. Гуляя по лесу в одного, Найл мог запросто сойти с ума, и тогда его шансы на успешное выживание сводились к минимуму. В голове почему-то возникли худые бледные плечи, рассеянная полуулыбка, будто бы незаинтересованные глаза, хитро поглядывающие на него в отражение. А потом сразу возник запах моющего средства, бытовой химии, мыла. Губы чуть потеплели, словно коснулись чего-то горячего. Ярче всего вспыхнули волнистые волосы, что так легко спадали с плеча на спину. «О, нет, приятель, – подумал Найл, зажмурив глаза и встряхнув головой, как будто это могло помочь ему. – Сейчас не время. Я тоже скучаю, но если не выберусь, скучать тебе будет не по кому». Это была одна из немногих тяжелых мыслей за многие годы. Даже сидя в тюрьме Найл обычно не думал о плохом. О своем выборе он не сожалел. Найл всегда знал, что поступил правильно, и просто шел по той дороге, которая возникала под ногами, как по самому прочному мосту. Как сказал Зейн? У них были плохие карты. Игра поменялась, и их карты возросли в цене. Что же сейчас? – Игра снова поменялась, – заключил Найл вслух, заворачивая сухофрукты в герметичный пакетик. – Мои карты скверные, даже очень. Однако... кто сказал, что я не могу выполнить задание один? «Ты придурок», – моментально возразил бы Гарри и был бы прав, но Найл не собирался действовать без четкого плана. У него было время, чтобы понаблюдать за здешним миром. Он мог бы найти место гнездования, узнать, когда особи покидают свои яйца, когда они агрессивны, а когда не очень, а потом устроить рейд. Это заняло бы больше времени, но всё-таки начать с чего-то следовало. Он ведь не просто Робинзон Крузо — дело не только в выживании, у него есть конкретная цель. Значит, следовало сесть в засаду. Хорошенько узнать своих противников, примериться к их жизни, а потом застигнуть врасплох. Найл не мог ориентироваться по ящерам, живущим в городе — они охотились не в своей среде, растущий уровень воды отвлекал даже этих тварей, хотя перемещались динозавры увереннее, чем люди. Что было важнее всего — они не рисковали откладывать яйца в городе. Для этого летающие ящеры выбирали удобные скалы, а наземные — лесные чащи. Поэтому они начали с самой удобной местности, которая на поверку оказалась не такой простой. Если бы у него был динамит, который они привезли на вертолетах, можно было уничтожить сразу несколько гнезд за раз, но придется топтать яйца по одному. Что ж, если это единственный выход... – У Джордана и Шоу в рюкзаках было взрывное вещество, – пробормотал Найл, застегивая молнию. – Возможно, у Тайлера тоже. Команда Зейна не в счёт. И так, у нас есть число вероятных событий, при которых я нахожу или не нахожу взрывчатое вещество, – заключил Хоран. – Все три рюкзака целые, валяются где-то в кустах. Два рюкзака в порядке, один потерялся, съеден, испорчен. Один рюкзак цел и невредим, остальные растоптаны или уничтожены. Ни одного рюкзака нет, их все забрали или съели. И так, вероятность найти взрывчатое вещество, три к четырем, – подытожил он. – Однако... всего рюкзаков было четырнадцать, – проговорил Хоран задумчиво и вновь покосился в сторону деревьев, где сейчас шумели птицы. – Минус мой рюкзак и рюкзак Дина. Двенадцать. При условии, что я в принципе нахожу что-то, вероятность обнаружить среди поклажи взрывчатое вещество три к десяти. Не так плохо. Другой в его ситуации сказал бы, что всё даже хуже, чем плохо. Но Найл должен был выжить, ему было к кому вернуться. Кудрявый мальчик завянет без его света. Вариант с плотом он даже не рассматривал — в море водилось слишком много хищных тварей, не говоря уже о том, что у него не хватило бы припасов переплыть океан, а также пресной воды и нужных сведений о судоходстве. Оставалось исследовать лес и ждать спасения. Местные жители наверняка все были уже съедены, крупные наводнения смыли с побережья города, Найл оставался наедине с лесом, природой, что было не так плохо, потому что тут, по крайней мере, не лили бесконечные дожди. Не то чтобы влага сильно ему надоела — просто мешала выполнять свою работу, как следует. Наемник не нуждался в особом комфорте, он мог спать и под открытым небом, положив под голову камень, питаться самой обыкновенной пищей, без изысков, вместо того, чтобы являться на кухню и требовать дефлопе. Дождь не давил на него психологически — его психика была полностью устойчива. Однако, наблюдая иногда за Гарри, Найл замечал, как тревожит его ливень, и вот уже этот фактор имел значение. Он вновь вышел на тропу, проложенную вчера, вдохнув влажный воздух полной грудью. Теперь, когда Найл был один, ему следовало полагаться на себя, поэтому он стал оставлять засечки ножом. Позволить себе хлебные крошки Хоран не мог. Во-первых, галеты были не бесконечны, во-вторых, их могли сожрать муравьи и птицы, и тогда бы он запутался. По этим же следам его могла выследить особь. Или кто похуже, ведь не одним ти-рексом живы джунгли. Если первый день стал кошмарным, второй мог стать еще хуже. Чаща была полна разнообразных звуков. Шум крыльев стрекоз, веселое чириканье птиц, истошные крики обезьян, заунывный вой игуанодона. Последний звучал вполне уместно, словно он всегда жил в этой чащобе, а вот присутствие Найла казалось чужеродным. Его тяжелые ботинки мяли траву, в рюкзаке он нес пластик, в который были завернуты его припасы и медикаменты. Кажется, Найл нес разрушение этим джунглям самим фактом своего существования. Между тем они были прекрасны. Найл никогда в жизни не видел таких великолепных деревьев, чьи вековые стволы невозможно было обнять даже взрослому мужчине. Здешние папоротники оказались настолько пышными, что у Хорана даже не получалось сразу обойти их, разнообразные цветы потрясали воображение, а маленькие птицы, что кружили вокруг них, выглядели сказочными феями. Каждую из этих крошек хотелось зарисовать, хотя Найл не держал в руках цветных карандашей с младшей школы. Его мальчики погибли. Весь его отряд, не считая Зейна, которому он поручил руководить отрядом «F». Еще оставался Дин, если он добежал до безопасного места, и особь не погналась за ним. Отряд «E»... вряд ли кто-то сумел спастись, потому что когда они появились на поляне, особь уплетала Аарона. Бедный Ник! Ему было всего девятнадцать. Он мечтал о многом, так смело заглядывал в будущее, и ради чего? Чтобы особь растоптала его, раскрошила своими зубами? Вряд ли. И умер мальчик, так и не познав любви, хотя очень её хотел. Если бы не хотел, другое дело. Но бедный юноша искал у него и Зейна ответы на вопросы, значит, у него был кто-то, кому бы он хотел раскрыть свои чувства. Память услужливо подкинула Найлу образ молодой медсестры, которая делала им прививки за пару недель до миссии. Ник краснел, натянуто смеялся, без конца уступал всем свою очередь, избегал прямого взгляда этой девушки. Ник, должно быть, решил проверить свои чувства временем, но не успел. Злость, обычно не жгущая Найлу грудь, невольно захлестнула наемника. Ник был одним из немногих, кто действительно хотел вернуть человечеству «былое величие». Он не хотел умирать. Найл знал, что Джефф потерял жену и двух дочек. Ему было совсем нечего терять, он пошел в наемники, чтобы его жизнь принесла пользу хоть кому-то, но Курт, Сет, Шоу... Они были не просто пушечным мясом, на том лишь основании, что их выпустили из тюрьмы. Да, Найл знал опасных преступников, отпетых негодяев, но даже они не должны были исчезать вот так, в огромной зубастой пасти. – Как мужчина, – сбивчиво прошептал Найл, устремляясь вглубь чащи. – Я не могу допустить, чтобы Вы погибли напрасно.