Дверь в чужую жизнь

— Канда? Не ожидала тебя здесь увидеть… То самое чувство, когда хочется хлопнуть себя по лбу и прорычать на все кафе: «Только тебя тут не хватало!», но надо сдерживаться. Черт. Черт-черт-черт-черт, ну что за невезение такое? Почему Эмилия Галмар не могла появиться в другое время в другом месте, где меня, желательно, не будет? Обязательно моей бывшей портить всю малину в такой момент? — Тоже не думал, что встречу тебя здесь, — проворчал я, краем глаза смотря на Шпенделя. Тот словно почувствовал, что от этой дамы добра ждать не следует, и глядел на нее с явным беспокойством. Эмилия плюхнулась на соседний стул и спросила, взглянув на меня испытующе: — Канда, милый, ты ни с кем не хочешь меня познакомить? Ее голос звучал достаточно беззаботно, но было в нем что-то, что я понимал с трудом. Как будто Эмилия злилась на меня за то, что я торчу в кафе со Шпенделем, вместо того, чтобы проводить время с ней. Можете считать меня сволочью, но своей вины в ситуации с Галмар не ощущаю. Больше года назад я вышел из комы семнадцатилетним шкетом, которому на самом деле было девятнадцать, просто судьба решила слегка подчистить ему память. Эмилия стала моей пассией как раз в эти потерянные годы; о наших отношениях она рассказывала много, но влюбиться в нее заново не удалось. — Что со мной не так? Чего тебе все время не хватает?! — кричала обиженная и уже бывшая девушка, когда я объявил о решении расстаться. — Это эгоистично, Юу! — Эгоистично? — злился я. — Эгоизм — это говорить другому, что ты его любишь, когда никаких чувств на самом деле нет! — Но… Можно же хотя бы попытаться… — Я пытался, Эмилия. Честно пытался увидеть в тебе любимую женщину, но лишь сильнее убедился в том, что мы слишком разные. Ну получишь ты меня, сделаешь своим парнем, а дальше что? Ты захочешь любви, ласки, понимания, а я не смогу этого дать! — Юу… — Я не умею лгать. По крайней мере, когда дело касается чувств. Эмилия в тот день ушла, не проронив ни слова и даже не хлопнув дверью. Вроде бы когда-то я ее любил, но сейчас мне было искренне плевать. Хорошо это или плохо? Хрен его разберет. Но лучше так, чем иметь друг другу мозги и в конце концов все равно разбежаться. Молчание слишком затянулось, и, раз уж заварилась такая каша, я решил представить друг другу самых долбанутых людей всего Сан-Франциско. — Шпендель, это Эмилия, моя бывшая девушка, Эмилия — это Шпендель, мой… кхм… Шпендель. Атмосфера за столом из нейтрально-дружелюбной превратилась в нейтрально-напряженную. Эмилия со Шпенделем таращились друг на друга, как абсолютные гуманитарии таращатся на уравнение по матану — выразительное зрелище, с этим не поспоришь. Но вот Галмар протянула ему руку, улыбаясь во все тридцать два, и воскликнула: — Рада познакомиться, Шпендель! Я к вам присоединюсь, ты не против? Это, как сказал бы Глупый Кроль, не просто страйк — это страйкище какой-то. У Стручка была такая морда, будто ему предложили засунуть руку в кастрюлю с тараканами. — Нет, не против. А мне это… В туалет надо, — рассеяно произнес он и пулей вылетел из-за стола по направлению к уборной. Мы с Эмилией остались вдвоем и, кажется, мою башку сейчас ожидает головомойка. — Какой-то он странный, не находишь? — спросила Галмар. Да, странный, не спорю, но обсуждать это не собираюсь. — Какой уж есть, — пожал плечами я и неизвестно зачем съел одно из пирожных Стручка. Гадость какая, Господи. — А как вы с ним познакомились? — полюбопытствовала Эмилия. — Допрос с пристрастием? — съязвил я. — Нет, всего лишь праздное любопытство. — Я не намерен говорить на эту тему, так что поумерь его. Фраза прозвучала довольно грубо, отчего Эмилия недовольно сморщила носик. Поднявшись на ноги, она заявила, что ей тоже надо отлучиться на минутку, и гордой походкой удалилась в дамскую комнату. Я был не против, только за, и пока они не вернулись, пытался привести мысли в порядок.

***

— Эффектная у тебя бывшая, однако. Кто-нибудь, заткните этого Стручка. Упомянул ее имя всего лишь раз, а мне уже хочется его чем-нибудь стукнуть. — Эта тема для меня табу, — процедил я, ожидая вопросов, но Шпендель в который раз доказал, что завоевал мое шаткое доверие не просто так. Он молча шествовал рядом, не пытаясь влезть в душу и разворошить там все, за что я был ему безмерно благодарен. Идти вот так, рука об руку, было как-то… спокойно, что ли? По крайней мере, присутствие Шпенделя я не терпел, а вполне себе нормально принимал. — Эй, Канда, пойдем ко мне. Я тебе свою квартиру покажу. А вот это было внезапно. Очень-очень внезапно. — Не страшно тащить в дом человека, которого видел несколько раз в жизни? Я бы так рисковать не стал. Даже сейчас не собираюсь звать его к себе, потому что привык сомневаться во всех и ждать подвоха. Да и не хочется мне впускать туда кого-то другого! Общаться — это можно, но моя берлога — это моя берлога, когда я в ней, прошу не беспокоить. — Я в тебе уверен, так что все хорошо, — добродушно ответил Шпендель. Лукаво улыбнулся, схватил меня за руку и силком потащил за собой, приговаривая: — Пошли-пошли-пошли-пошли, мой дом тут совсем рядом! Протестовать было бесполезно — хватка у Шпенделя что надо, а уж упорства ему не занимать, но я все равно бурчал, ругался и активно выражал свое негодование, мысленно сгорая на костре любопытства. Где живет это седое недоразумение? Что оно видит, когда просыпается, и в окружении чего засыпает? Так я впервые оказался в его квартире.

***

Почему-то мне казалось, что у странных людей и квартиры должны быть странными, но дом Стручка оказался даже слишком обыкновенным. Светло-зеленые обои, старенький диван, застеленный тонким покрывалом, подушки в узорчатых наволочках, кружка с мультяшной мордой и куча всякой канцелярии на столе — пока Шпендель возился на кухне, я увлекся рассматриванием гостиной. На полке обнаружилась стопка дисков: какой-то мультфильм, пара культовых аниме и несколько дисков с музыкой, среди которых обнаружилась русскоязычная. Были здесь какие-то Слот, Флер и Высоцкий, и я искренне подивился тому, что Стручок, оказывается, такое слушает. — Вот уж неждан, — прошептал я и чуть кирпичей не наложил, когда послышался тихий прокуренный голос: — И не говори. Этот мальчишка сам по себе ходячая неожиданность. Резко развернувшись, я очумело уставился на незнакомца, который пристально за мной наблюдал, облокотившись о косяк балконной двери. Этот мужчина был высок и статен, а от его взгляда — ленивого, беспристрастного, но в то же время прожигающего насквозь — хотелось спрятаться. Рукава его белой рубашки были закатаны до локтей, открывая сильные, загорелые руки с длинными пальцами. От мужчины веяло каким-то аристократическим шармом, и в обители Стручка он казался серым волчарой, неведомо как дошедшим до Африки. — Ты кто? — спросил я настороженно. Человек склонил голову на бок и, глядя все так же внимательно, ответил: — Я-то знаю, кто я и что здесь делаю. Но вот что здесь забыл ты, мне совершенно непонятно… И тут я взбесился так, как не бесился уже давно. Некий хмырь говорит со мной таким тоном, будто я не Канда Юу, а какой-то бомжик, пробравшийся в квартиру к порядочному гражданину. Я хотел ответить ему сполна, но тут в комнате появился Шпендель. Изобразив на лице искренний ужас, он заорал так, что слышали, наверное, в Бэй-Вью-Хантерсе: — ТИКИ МИКК, КАКОГО ХРЕНА ТЫ НЕ В ЛОС-АНДЖЕЛЕСЕ?! У ТЕБЯ ЖЕ КОМАНДИРОВКА! Мать моя Гарри Поттер, вот это вопль! Даже Тики Микка проняло, хоть он и казался надменной бесчувственной глыбой! — Так это твой друг, Малыш? — поинтересовался он, а я заметно напрягся. Мне не понравилось то, что Микк назвал Стручка Малышом. Категорически не понравилось. — Да, мой друг! — огрызнулся Шпендель. — Канда, это Тики, мой долбанутый опекун! — Бывший опекун, позволь заметить, — добавил Тики. — Хоть Малыш и выглядит нежным подростком, ему скоро исполнится девятнадцать… — Ми-и-икк! Хватит паясничать! Я вообще-то гостя привел, а ты… — Все-все, уже ухожу, юноша! Все равно я хотел повидаться с Роад, так что не буду вам мешать, — проворковал Микк и продефилировал мимо нас в коридор, задевая Шпенделя локтем (на пару мгновений их взгляды пересеклись, и это тоже почему-то нервировало). Мы продолжали стоять истуканами до тех пор, пока за Тики не захлопнулась дверь, и лишь потом Шпендель пробормотал: — Прости за этот цирк, но я правда ждал его через два дня. — Как ты только его терпишь, — буркнул я. — Настолько неприятный тип, что хочется дать ему по роже. — Он неплохой, пусть и кажется высокомерным. Мы, по крайней мере, нашли общий язык. — Тч… — красноречиво высказался я и сделал то, чего Стручок не ожидал — дал ему подзатыльник. — За что?! — возмутился тот, смотря на меня, как на врага народа. — Чайник, Шпендель. Неужели не слышишь, как он, бедняга, надрывается? А где-то в глубинах кухни и правда звучали призывные вопли закипевшего чайника.