Couple of Twins

[vance joy – riptide]

Приятный запах только приготовленного завтрака разносился по всей комнате. Поглаженная одежда ожидала своей хозяйки, покорно лежа на заправленной кровати. Солнечный свет, скрываемый серыми тучами, тенью лежал на полу, проходя сквозь окно. Назойливый звон будильника заставил Лорен открыть свои глаза. Она была готова ненавидеть новый день, пока не поняла, что все, что она должна была делать своими руками, уже в готовом состоянии. Для проверки реальности, Лорен ущипнула свою руку, тщательно протерла глаза, но все вещи остались на своих местах. Рядом с телефоном она увидела записку со словами о намеренно переведенном времени на будильнике, чтобы дать сестре выспаться, и просьбой не торопиться. После всех дней отсутствия Мишель Лорен все равно чувствовала себя измотанной, но даже так на ее лице появляется маленькая улыбка от осознания возвращения ее сестры домой. В попытке сохранять рассудок, Мишель решила занять себя делами, идущими на пользу. Конечно, она могла бы снова заливать в себя что-то вредное для организма, но даже это ей уже надоело. К тому же, она не бессмертная, хотя она не уверена, что это сильно ее волнует. Большей проблемой для нее было количество чувства вины на ее плечах из-за всех вещей, которые она вытворяла на протяжении последних неделей. Она не была хорошей сестрой, хорошей дочерью, хорошей подругой, хорошей ученицей. Она не была хорошим человеком. Особенно по отношению к Лорен, что тревожило ее больше всего остального. Делая что-то для Лорен, как этим утром, Мишель пыталась загладить вину, хотя она понимала, что этого не будет достаточно. Она допустила мысль, что никогда не сможет сделать столько, сколько будет достаточно, чтобы загладить вину, которую она испытывала, в основном, за саму себя. Она считала, что она виновата за себя; считала, что она всему виной; что она виновата во всем. Ей было прекрасно известно, что Лорен никогда не было наплевать на нее, и это всегда было взаимно. Лорен помогала своей сестре в самые паршивые моменты их жизни, когда казалось, что хуже уже быть не может. Но временами становилось как раз хуже. На протяжении последних нескольких лет Мишель чувствовала себя так, будто она не должна находиться в этом мире. Она не могла найти себе здесь совершенно никакого места, чтобы она ни делала, куда бы она ни подалась, с кем бы она ни общалась. Жизнь это просто не то, где ей нужно быть. В разные годы своей жизни Мишель использовала разные способы отвлечения, ухода от реальности, но каждый раз это было только временно, и рано или поздно, она возвращалась в мир. Помимо ее личных попыток отвлечься, Мишель пытались исправить посредством лечений, но это не было ее собственным желанием, и от этого не было никакой пользы. Она ненавидела принимать таблетки или лечиться, понимая, что ее пытаются изменить, сделать ее другим человеком, не тем, которым она является на самом деле. Лорен входила в список людей, вмешивающихся со стороны, поощряющих какое бы то ни было лечение, но Мишель всегда понимала, что это из благих намерений, хотя ее саму это немало злило. Как бы Мишель не надеялась, Лорен не понимала, что лучше не становилось. Хотя, быть может, она всегда понимала, но не прекращала бессмысленных попыток. Даже Лорен, поддержка и опора Мишель, бывавшая с ней всегда, не могла ничего сделать, и сама Лорен осознавала это, но ей было только хуже от этого. Вся жизнь Мишель была замкнутым кругом. В самые отчаянные моменты она уходила из реальности, но скоро возвращалась, и повторяла эти действия раз за разом. Человек, который всегда мог оказать помощь в тяжелых моментах, был бесполезен, когда помощь нужна была сильнее всего. И мало того, что Мишель конфликтовала с самой собой, она запиралась в себе, не позволяя другим людям влезать в ее проблемы, когда она не могла справиться с проблемами в одиночку. Ее проблемы всегда казались ей ее персональным делом, и она не позволяла никому, кроме Лорен, помогать ей. Но сейчас даже Лорен была бесполезна в этом смысле, и Мишель, казалось, в полном тупике. Она не совсем это понимает, но в тупик, по большей части, загоняет она сама себя, но она не может из него выбраться. И Мишель вернулась туда, откуда хотела сбежать. Она снова спит в общежитии, ходит на свои пары. Она, вроде бы, живет, но она не чувствует себя живой. С виду все вернулось на свои места, но Мишель словно не существовала на самом деле, передвигаясь призраком и отталкивая от себя всех окружающих, что не могло тем самым окружающим не причинять боли. Каждый холодный и безразличный отказ Мишель на предложения провести какое-то время вместе отдавался неприятным ощущением в груди Карлы, заставляя ее глаза опуститься в пол, а голос притихнуть почти до шепота. Карла совершенно не понимала, что происходит, и ей не было все равно. Несмотря на отторгающее все и вся поведение Мишель, Карла не собиралась прекращать какие-либо попытки узнать, что не так, даже если тем самым она каждый раз натыкалась бы на иголки Мишель, используемые ею для защиты самой себя от окружающих. Зависимость отсутствия Мишель и состояния Лорен и Карлы легко читалась Камилой. Было очевидно, что Лорен переживает за свою сестру, но Камила не знала, что происходит в семье Хурэги. Лезть с расспросами к Лорен не было бы хорошей идеей, потому что если Лорен сама не рассказывает об этом, значит, она хочет оставить все это в рамках их семьи. Но это все равно не отменяет беспокойства Камилы за Лорен, ведь Камила прекрасно видела состояние Лорен из-за происходящего внутри семьи. Даже не зная, что можно было бы сделать, Камила старалась быть рядом хотя бы для моральной поддержки, чтобы показать, что Лорен не нужно справляться с чем бы то ни было в одиночку. Карла была полностью подавлена непрекращающимися отказами Мишель и ее равнодушием. Конечно, она не могла не думать, что между ними есть какие-то проблемы, но, заметив, что Мишель не проводит время совершенно ни с кем другим, эти мысли ушли из головы Карлы, ведь она поняла, что это, вероятно, проблемы именно у Мишель. Подавленное состояние Карлы, как бы та ни старалась, несложно читалось ее младшей сестрой. У Камилы не могли не появиться подозрения на не совсем дружеские отношения Карлы и Мишель. По крайней мере, Камила начинала думать, что у Карлы точно есть что-то по отношению к Мишель Хурэги, ведь иначе Карла не падала бы на кровать в обессиленном состоянии, не имея желания вставать с места, после очередной провальной попытки на совместное времяпрепровождение с Мишель. Чтобы как-то отвлечь свои мысли от Мишель Хурэги, Карла упорнее и больше занималась музыкой, чаще практикуясь в игре на гитаре. Ей просто нужно было чем-то себя занять, чтобы не прожигать бессмысленно все свое свободное время, проводя его никак. Погрузиться в музыку было самым безопасным и более-менее правильным решением в ее ситуации. Она старалась складывать слова в какие-то текста для будущих песен, но все попытки были тщетны из-за чувства полного застоя. Разумеется, Камила не была единственной, то замечал нежданные изменения. Все в их компании видели изменения, которые не были хороши для каждого. Элли, Дайна и Нормани знали еще меньше сестер Кабейо. Все, что им оставалось, это делать вид, что ничего не поменялось, чтобы не нагнетать другим поведением все еще больше. Все старались делать вид, что все в порядке, но многое не было в порядке. — Ты ведь тоже заметила, что с Хурэги что-то не то? — Камила понимала, что, если она не заговорит об этом, то Карла тем более не сделает этого. — Да. — Глаза Карлы были направлены на потолок, правая рука была под головой, а левая лежала на животе, когда ее левая нога свисала с кровати, а правая была согнута в колене. — Сложно не заметь, знаешь. — Тебе Мишель ничего не говорила? — На свою кровать села Камила, смотря на Карлу. — Мы с ней вообще почти не общаемся. Перекинемся парой слов на парах и все. А после них она будто пропадает куда-то. Какой-то привычкой Карлы стало пропадать вместе с Мишель, растворяться где-то в городе, а теперь этого не было. Ее жизнь стала такой пустой и скучной с момента изменений в Мишель. Отсутствие привычных действий выводило ее из колеи, потому что она совершенно не знала, что ей делать. Ее незнание заключалось не только в неимении привычных действий, но и в неведении о состоянии Мишель, что было для нее куда хуже. — А Лорен? Говорила тебе что-нибудь о Мишель? — Совершенное ничего. — Когда Камила и Лорен проводили время вместе, Лорен предпочитала говорить о чем угодно, но не своей сестре. — Волнуешься за нее? — Я не могу не волноваться. — Конечно, беспокойство возможно и в контексте дружбы, но из-за какой-то зависимости состояния Карлы и состояния Мишель, или плохое настроение Карлы из-за отказов Мишель, Камила не прекращала предполагать о чем-то большем в их отношениях. — Карла… — неуверенная в желании задавать этот вопрос Камила замялась на секунду и продолжила, когда Карла повернулась к ней лицом, — ты к ней что-то чувствуешь? До этого момента, Карла и сама не задумывалась об этом. То есть, разумеется, она мельком думала о таком, но она всегда отбрасывала такие мысли куда подальше, не хотя заострять внимание на таких вещах. Может быть, отбрасывание таких мыслей было каким-то отрицанием возможных чувств, которые могли бы испортить их дружбу. Но была ли дружба той вещью, которой хотела Карла в отношении к Мишель. Хотела ли Карла быть действительно другом Мишель, или же она хотела чего-то большего? В любом случае, даже если она и хотела большего, которое могло бы быть невозможно (нельзя ведь быть уверенным наверняка во взаимности, особенно, когда Мишель избегает Карлу), она предпочла бы быть другом Мишель, нежели быть ей никем. — Да. Признать это было лучшим вариантом, даже если не самым приятным. Предполагая это, Камила не рассчитывала на положительный ответ, который оказался не самым утешительным, что было заметно по погрустневшим глазам Карлы. Вместо каких-либо слов, Камила просто легла рядом с сестрой, милой улыбкой приглашая в свои объятья, которые были лучшим успокоительным для Карлы. Поверив обещаниям Карлы, что она будет в порядке, Камила начала думать о Лорен, которой сейчас, очевидно, хуже всего из-за происходящего с Мишель. В памяти Камилы остались только очертания яркой улыбки Лорен и ее радостных глаз, ведь в последние недели она не была в силах для искренних эмоций, которые она выдавливала из себя только в случае необходимости в последнее время. Испытывая сильное желание помочь Лорен и вернуть обожаемую Камилой улыбку на лицо той, Камила решила отвлечь Лорен, полностью занимая ее мысли чем-то другим. Ей на время пришлось привлечь для этого других людей. Дайна и Нормани охотно согласились присмотреть за мольбертом и принадлежностями для рисования на улице, после помощи с принесением этих вещей туда. Камила выбрала наиболее красивое, по ее мнению, место в кампусе, с которого был отличный вид на здание университета, некоторые деревья с их пышной листвой и при выгодном для рисования заходящем солнце. По причине пропускаемых Лорен звонков, Камиле пришлось оббежать весь кампус, чтобы потом найти Лорен, которая забирала свой заказ в университетском кафе. — Камила? — Лорен удивленно смотрела на только что прибежавшую Камилу, которая в отдышке опиралась ладонями на свои колени. — Что-то случилось? — Спешка Камилы была непонятна Лорен. — Ты сейчас не занята ведь ничем? — Уже выпрямившись, Камила поправила пряди волос, спадавшие на ее лицо. — Нет, я минут пятнадцать назад закончила со всеми работами и сейчас свободна. — Отлично, тогда ты идешь со мной. — Схватив запястье Лорен, Камила потянула ее за собой, но ее пальцы опустились вниз и оказались в ладони Хурэги. — Ты объяснишь мне, что происходит? — Зная Камилу, Лорен сразу поняла, что ее планы по пребыванию в одиночестве вне кампуса (она хотела быть где угодно, но не в одной комнате с лежащей на кровати Мишель) полностью разрушены, и она надеялась, что это будет стоить того. — Когда дойдем, — Камила, идя впереди Лорен, обернулась на ходу, чтобы посмотреть той в глаза, — тогда и узнаешь. — Детская улыбка и слегка прикрытые глаза заставили Лорен без других вопросов следовать дальше. Своим поведением, которое всегда оставалось каким-то импульсивным, Камила напоминала сгусток энергии, неспособный иссякнуть. Слишком заботясь об окружающих ее людях, она всегда старалась помочь всем, придумывая для этого разные способы, выбирая нужный подход к каждому человеку. У нее словно был свой личный подход к каждому, кого она когда-либо узнавала, и ее знания в обращении с людьми были иногда удивительны. Замечая, что что-то не так с близкими людьми, Камила всегда старалась улучшить их какое бы то ни было самочувствие. Она была беспокоящейся, замечая каждые детали в изменении поведения ее друзей. Камила никогда не следила за чьим-то поведением, просто она была слишком опекающей. И в момент, когда Камила, переплетя их пальцы, вела одну из Хурэги за собой, Лорен поняла, как она благодарна, что Камила есть в ее жизни. Увидев Дайну и Нормани, стоявших у мольберта Камилы, Лорен задавалась еще большим количеством вопросов, но позволяла Камиле дальше вести, зная, что та все расскажет чуть позже. Переплетенные пальцы Камилы и Лорен сразу же бросились в глаза стоящей у мольберта парочки, что заставило их переглянуться, но они обе промолчали, но были уверены, что позже кто-то из них вспомнит об этом. — Мы можем идти? — Нормани знала, что если Камила и Лорен прибыли на место, то ей и Дайне больше тут делать нечего. — Да, спасибо большое. — По очереди Камила обняла их на недолгое прощание. — Всегда не за что, и удачи вам тут. — Взяв Нормани за руку, Дайна поспешила увести свою девушку оттуда, оставляя Лорен и Камилу наедине. — Ты притащила сюда все это, — попытки Лорен самой разобраться в происходящем, — чтобы рисовать? — Ну, мне помогли Дайна и Нормани, одна бы я в жизни сюда все это не принесла, — это было правдой, ведь один только мольберт был почти во весь рост Камилы, — но, да, чтобы рисовать. — Камила снова посмотрела на вид перед мольбертом, убеждаясь, что все стоит в нужном положении. — Мы будем рисовать вместе. — Что ты имеешь в виду? — Идея Камилы была не очень понятна, ведь как они могут рисовать вместе, если здесь только один мольберт и один холст. — Ты — будущий архитектор, и ты нарисуешь это здание, — она указала на здание университета, — и все, что тебе нравится, из того, что ты тут видишь. — Лорен продолжала внимать плану маленькой художницы. — А я, в свою очередь, по твоему рисунку буду наносить краски. — То есть, за мной — чертеж, за тобой — краски? — Именно так. — Камила утвердительно кивнула головой, радуясь, что Лорен прекрасно поняла ее мысль. — Ну, — Лорен осмотрела все принадлежности для рисования, — это, конечно, не мои специальные карандаши, но, — она сделала глоток своего чая и протянула стаканчик Камиле, — так тоже сойдет. Согласие Лорен и первые наброски рисунка на холсте дали надежду Камиле, что ее план сработал, и главное — ничего не испортить. Но, как казалось, все шло действительно хорошо: Лорен не отвлекалась на что-то постороннее и была полностью увлечена, что и нужно было Камиле. До этого момента Камила видела, как Лорен рисует, только на их уроках. Это был первый раз, когда Лорен рисовала при Камиле вне их занятий, к тому же по замыслу Камилы. Наблюдательная Камила видела разницу между рисующей Лорен на парах и рисующей Лорен сейчас. С виду казалось, что сейчас Лорен действительно получает удовольствие от процесса рисования, бегая глазами от пейзажа перед ней и проявляющимся изображением на мольберте. Ее брови не такие хмурые, но взгляд все равно остается сосредоточенным на работе. Пальцы не так уж и сильно держат карандаш, но линии продолжают оставаться изящными. Лорен знает, что, если бы Камила хотела, она могла бы нарисовать все в одиночку, но по какой-то причине, неизвестной для старшей Хурэги, она позвала именно Лорен. Но это заставляло будущего архитектора стараться сейчас больше, чем обычно, чтобы ни в чем не уступить художнице, которая сейчас просто наблюдает за появлением новых очертаний. Стараясь сделать все максимально хорошо, Лорен обращала внимание на малейшие детали, подробно все прорисовывая, обращая внимание даже на каждый цветок на газоне перед ними. Концентрируя все свое внимание именно на процессе рисования, Лорен была просто не в состоянии думать о чем-либо еще, кроме холста перед ней и Камилы, которая внимательно следила за всем из-за реального интереса во время ее первого наблюдения за рисующей Лорен. Краски и яркие цвета на рисунке всегда были далеки от Лорен, использующей в основном только грифель, создавая им разные оттенки серого. Неумение работать с красками и цветами в лучшем виде только повысило интерес Лорен к действиям Камилы, аккуратно красящей ее черно-белый чертеж. — Почему ты улыбаешься? — Маленькую улыбку Лорен заметила Камила, когда отвлеклась на краски в палитре. В голосе Камилы была какая-то игривость, пока ее щеки слегка розовели. — Ты милая. — Двумя словами, сама того не зная, Лорен участила сердцебиение Камилы до невозможного. — Спасибо. — Мягкий полушепот. Свободной левой рукой Камила заправила спадавшие пряди за ухо. Щеки налились еще большим румянцем. Уголки губ поднялись в полуулыбке, которую Камила пыталась контролировать. Ей нужен был самоконтроль, ведь на самом деле, ей хотелось кричать от счастья, потому что Лорен считает ее милой. Честность. В самом начале их знакомства Лорен пообещала себе быть честной с Камилой, ощутив насколько та невинна еще на первой их совместной вечеринке, не забывая комплимент Камилы глазам Лорен, в которых сейчас маленькая художница видела целую вселенную. Даже не задумываясь об этом, Лорен смогла почувствовать себя лучше, и это было благодаря Камиле, которая сделала столько для Лорен. Как минимум, Камила была рядом. И, возможно, Лорен чувствовала себя лучше из-за одного присутствия Камилы. Как минимум, Камила была рядом, что поникшая в последнее время Лорен сильно ценила. И, возможно, Лорен чувствовала себя лучше из-за одного присутствия Камилы. Камила была не единственной, кто старался помочь близким людям. Скорее всего, эта черта просто была в крови Кабейо. Мишель не выходила из комнаты весь день. Лорен была вынуждена сказать, что ее сестра больна. Этот день был с очередной попыткой Карлы пойти на сближение. Зная со слов старшей Хурэги, что Мишель в кровати и просто смотрит в стену, Карла хотела проведать ее. Она уже не рассчитывала вытащить ее куда-нибудь, она просто хотела показать, что она рядом несмотря ни на что. — Привет. — Аккуратно зайдя в комнату с гитарой в руках, она надеялась хотя бы на ответ, но его не последовало, как и просьбы оставить Мишель одну. Карла приняла это за хороший знак, не имея понятия, что у Мишель не было совершенно никаких сил выдавить из себя хотя бы одно слово. — Я знаю, ты не очень-то и любишь такую музыку, — Карла прошла вглубь комнаты, не слыша никаких возражений, и села на кровать Лорен, с которой была видна только спина Мишель под одеялом, — но я только научилась играть эту песню. Я просто хотела сыграть ее тебе. И Карла снова с Мишель, сколько бы та не отталкивала ее. Прожигая взглядом стену, не говоря ни единого слова в ответ Карле, а оставляя все только в своих мыслях, Мишель слушала внимательно каждое слово. Не говоря больше ни слова, Карла начинает играть первые аккорды песни. Если Карла только научилась, значит ли это, что она хотела, чтобы именно Мишель услышала эту песню от Карлы первой? Придает ли Карла на самом деле особенное значение этой песне, как подумала Мишель, услышав ее вступительные слова? Значит ли все это, что Карла хочет, чтобы Мишель была первой посвящена в особенные для Карлы вещи? Мишель не знает этого, но «да» — единственный ответ на эти вопросы. Не прерывая Карлу, Мишель слушает ее голос. Первые несколько строчек, пропетые Карлой, и Мишель даже не пытается избавиться от мыслей. Она признает, что скучала по голосу Карлы, пока пыталась изолировать себя от всех людей и остаться в полном одиночестве. После всех грубых отказов, Карла все равно пришла сюда, и это было странно для Мишель. Странно, что Карла не послала Мишель куда подальше, натерпевшись всех неприятных слов. Странно, что Карла продолжила попытки. Странно, что Карла здесь, как бы до этого Мишель не давала понять, что хочет быть одна.

Lady, running down to the riptide / Леди, бежавшая к бушующим волнам,

Taken away to the dark side / И оказавшаяся на темной стороне,

I wanna be your left hand man /Я хочу быть твоим единственным.

Даже сильно не стараясь, Мишель слышала появляющуюся дрожь в голосе Карлы на некоторых строчках песни, и это просто убивает ее. Мишель поняла, что все этого время доводила человека, который просто хотел помочь, хотел быть рядом. И правильно ли она поступала, запираясь в себе?

I just wanna, I just wanna know / Я просто хочу знать

If you’re gonna, if you’re gonna stay / Собираешься ли ты остаться,

I just gotta, I just gotta know / Я просто должен, я должен знать,

I can’t have it, I can’t have it any other way / Я просто не могу иначе.

Карла поет последние строчки. Губы Мишель приоткрываются от удивления из-за надломленности в голосе Карлы, что заставило ее почувствовать испуг в осознании надрыва голоса вследствие каких-то чувств. Сама для себя, Мишель решила, что открыться человеку, который хотел, чтобы ему открылись, не будет чем-то плохим. Не обращая внимания на учащенное сердцебиение и сильные бушующие чувства, Карла берет себя в руки с окончанием песни. — Спасибо, что выслушала. — Она медленно встает с кровати, набирая в легкие воздуха. Опираясь на одни звуки, Мишель понимает, что Карла собирается уходить. Но Мишель не хочет этого. — Полагаю, мне пора. — Карла успевает дотронуться до дверной ручки, когда Мишель набирается смелости. — Останься.