***
Они проводят время до заката, без каких-либо серьезных инцидентов с Фенрисом. Он ускользает, как только они добираются до столовой, но Хоуку удается следить за ним на расстоянии во время ужина и в течение всего оставшегося медленного дня на борту корабля. Фенрис кажется совершенно довольным, снующий между кухней и столовой, а затем в конце вечера смешивается с экипажем, поднимает паруса, драит палубы, выполняя другие задачи, связанные с судном, не обращая на Хоука особого внимания. С парой неприятных матросов, запуганных Гарретом, разговаривала уже Изабелла, с остальной же командой, кажется, не было совершенно никаких проблем, и Хоук уверен, что видел слабую улыбку эльфа во второй половине дня. С приближением вечера экипаж устал, но счастлив, располагаясь на ужине за столами. Слева от Хоука Варрик дошел до кульминационного момента в рассказе об орлесианском осле, но Гаррет моментально отвлекается, увидев Фенриса в узком коридоре, ведущем из столовой. Было слишком темно, чтобы разглядеть какие-либо детали, но их можно было легко додумать, когда он видит двоих мужчин, толкающих эльфа к стене. Хоук в одно мгновение поднимается на ноги, готовый вмешаться, наблюдая, как один из мужчин протягивает руку, чтобы погладить Фенриса по щеке, но Гаррет абсолютно не готов к внезапной вспышке голубого света, которая следует за движением. Кажется, все тело Фенриса разгорается, руки, ноги и даже лицо светятся белым в темноте коридора. Безмолвная тишина заполняет пространство, занятое моряками, когда они замечают происходящее, но эта тишина быстро превращается в ошеломленные вздохи при виде того, как Фенрис, казалось бы, погружает руку в грудь одного из мужчин. Тот мычит от боли, с недоумением хватаясь за руку, торчащую в груди, а Хоук слышит, как беловолосый холодно говорит: – Чувствуешь? Если еще хоть раз прикоснешься ко мне, я вырву его. – Хорошо, я понял! – умоляет мужчина. – Блять, пожалуйста… Кулак эльфа выскальзывает так же легко, как и вошел. Поблизости Хоук слышит ошарашенный шепот Изабеллы: «Задница Создателя», – до того, как матрос рухнул на землю, прижимая руки к груди и пытаясь выровнять дыхание. – Уходите, – приказывает Фенрис, кивая другу мужчины. В сияющем голубоватом свечении парень выглядит находящимся на грани обморока и, хватая товарища за рубашку, утаскивает его как можно быстрее. Эльф наблюдает за ними, разжимая пальцы, когда свечение исчезает, и направляется обратно в столовую. Там он быстро осматривает комнату, наполненную взволнованными пиратами. Судя по широко распахнутым глазам, Фенрис явно не собирался выставлять разговор напоказ. Он замирает и мечется взглядом по комнате, словно ожидает нападения со всех сторон, вздрагивая, когда коренастый парень, сидящий во главе стола, издает одобрительный возглас. Следует еще больше подбадривающих криков. Хоук оказывается не единственным, кто недолюбливал этих двоих матросов, и щеки Фенриса краснеют под раздавшиеся аплодисменты и смех, пробегающие по комнате. Его глаза на мгновение останавливаются на Гаррете, широко раскрытые и потерянные, но прежде, чем Хоук может сделать что-то, чтобы успокоить его, эльф сбегает. Аплодисменты постепенно стихают, а экипаж возвращается к своей еде, в то время как Хоук остается стоять на месте. Изабелла наклоняется, шепча Варрику: – Ты знал, что он сможет сделать нечто подобное? – Для меня это тоже новость, – отвечает гном, отпивая эль, и пихает Хоука локтем. – Я говорит тебе, что это плохая идея. – Ты ни разу не говорил, что это плохая идея, – парирует мужчина, сдвигаясь с места, и берет булочку. – Разве нет? – Варрик пожимает плечами. – У тебя настолько много плохих идей, что я уже запутался. – Ты невероятно хороший друг. – Взлетев вверх по лестнице вслед за Фенрисом, Хоук крикнул через плечо: – Только попробуй съесть мою курицу! На палубе довольно темно, впереди простирается море, а над головой пасмурное ночное небо. Факелы полыхают в темноте, и Гаррету не требуется много времени, чтобы разглядеть тонкий силуэт на фоне плеска темных вод. Ноги Фенриса болтаются между рейками, выложенными по бокам палубы, а голые пятки стучат по деревянному дну корабля, когда он смотрит на воду. Беловолосый не смотрит вверх, даже когда Хоук подходит ближе, но приносит извинения, прежде чем мужчина может придумать, как начать разговор. – Простите, хозяин. Ветер, довольно холодный, проходит по поверхности корабля, и Хоук чувствует дрожь Фенриса, опускаясь на пол рядом с ним, так же свесив ноги над водой. Он ломает булочку на неровные половинки и протягивает эльфу большую. – Вот. Беловолосый глядит на него с удивлением, но, тем не менее, принимает хлеб. Когда Хоук отщипывает кусочек и отправляет себе в рот, Фенрис следует его примеру, а мужчина наблюдает, как пальцы с белоснежными линиями погружаются в мякоть булочки. – Так это лириум, да? – Да, хозяин. – Хоук, – растерянно поправляет он. – Они болят? Фенрис сжимает свою пустую руку в кулак, заставляя лириум мерцать на костяшках. – Иногда. – И прямо сейчас? Эльф слегка пожимает плечами, кивая Гаррету. – Насколько все плохо? – Уже меньше, – уверенно говорит Фенрис. – Бывают дни, когда я едва могу его чувствовать. – Полагаю, нельзя от него избавиться? – спрашивает Хоук. – Хотя бы не ужасно неприятным способом, связанным с ножами. Если бы он не знал наверняка, то мог бы поклясться, что беловолосый улыбнулся. – Нет, – отвечает он, глядя на море. – Они будут на месте, пока кто-нибудь не вырвет их из моей плоти. – Получается, они придают тебе силу? – спрашивает мужчина. – Как сияние и… – он жестами показывает, как пробивает дыру в чьем-то теле, в сопровождении соответствующих звуковых эффектов. – Ну, ты знаешь. – Не думаю, что я описал бы их таким образом, – говорит Фенрис. Он близок к тому, чтобы дать задний ход, его глаза цепко следят за выражением лица Хоука, наблюдая за последствиями своего рассказа. – Но да. Они дают мне способности, которые мой хоз… Данариус очень ценил в телохранителях. – Это было, конечно, впечатляюще, насколько я мог оценить с места, на котором сидел, – отвечает Хоук. – Тебе представлялось много возможностей для их использования? Полагаю, многие люди желали Данариусу смерти. Губы Фенриса приоткрываются в слабом подобии улыбки. – Мне много раз приходилось защищать его, – отвечает он, взвешивая все сказанное. – Но метки чаще использовались для проведения демонстраций, чем для борьбы с реальной угрозой. – Демонстраций? – Бои, – уточняет эльф. – Против магов, воинов, рабов, демонов, Данариус хотел увидеть тех, кто сможет превзойти меня. – Демонов? – вздрагивает Гаррет. – Прости. Это звучит просто ужасно. Фенрис удивленно смотрит на мужчину. Его лицо освещают оранжевые всполохи факелов, находящихся на палубе, но лириум на коже остается призрачно-белым. – Я… Это было терпимо. Хоук наклоняется вперед, опираясь виском на деревянные перила. – Тебе нравилось быть в центре боевых действий? Беловолосый пожимает плечами. – Я научился наслаждаться любыми свободными действиями. Лучше быть выставленным на всеобщее обозрение в бою, чем на конце поводка. – Я надеялся, что тот случай с поводком был единичным, – признается мужчина. – Всего лишь теория. Фенрис хмурится. – Какая теория? – Что Данариус ужасен всего на восемьдесят процентов, – говорит Хоук. – Из всего услышанного могу судить, что он твердо стоит на стопроцентном уровне, хотя я согласен снизить планку до девяносто девяти, если он любит собак. – Он всегда считал их отвратительными, – отвечает эльф. – Он предпочитал животных, которые были более… контролируемы. По его рукам пробегает дрожь, сопровождая сказанное, и Хоук сглатывает, когда он осознает, какое место занимал Фенрис в доме Данариуса. – Ну, в таком случае он злодей на все сто процентов, – говорит Хоук. Фенрис не смотрит на него, и мужчина протягивает руку, чтобы погладить эльфа по плечу, тихо говоря: – Ты ни за что не вернешься к нему, я обещаю. То есть, я имею в виду, ты свободный эльф, насколько я могу судить. Беловолосый дрожит, не отрывая взгляда от волн, и Гаррет отстраняется, оставляя между ними чуть больше пространства, и спрашивает: – Тебе холодно? Эта броня не выглядит особенно ветрозащитной. – Я не… – начинает эльф, удивленно смотря, как Хоук снимает свой плащ. Он достаточно тепло одет, поэтому холодный ветер немного раздражает, но легкий холод – малая цена за то, чтобы увидеть ошеломленный взгляд на лице Фенриса, когда Гаррет накидывает плащ на его плечи. – Хоук, я не… – Просто дам его тебе взаймы, – говорит Хоук. – Пока не доберемся до Киркволла и не купим тебе новую одежду. Я не собираюсь заставлять тебя одеваться только в замысловатые шарфы или что-то в этом роде. Фенрис продолжает удивленно глазеть. – Разве я не упоминал, что плох во всех этих рабских штучках? – смущается мужчина. – Чем скорее мы доберемся до Киркволла и освободим тебя, тем лучше. Эльф по-прежнему смотрит в недоумении, но, тем не менее, плотнее закутывается в теплый плащ Хоука. Он слишком велик для него – и даже немного великоват для самого Хоука, – с декадентским пушистым воротником, который закрывает нижнюю часть ушей Фенриса, когда тот удобней ютится в нем. Босые ноги беловолосого болтаются над водой, а лириум поблескивает в темноте. Тишина оседает в течение долгого времени, нарушаемая лишь стуком волн, разбивающихся о деревянный борт корабля, и Хоук расслабляется, глядя на звезды. – Хоук? – этот вопрос раздается неожиданно, и мужчина смотрит на Фенриса, нервно спрашивающего. – Я сделал что-то, что рассердило тебя? – Что? – Я… Я пытался повиноваться, – голос эльфа подрагивает, несмотря на плащ. – Я знаю, что ты не хочешь меня, но я могу помогать. Я могу служить, как ты только пожелаешь. – Воу, – потерянно говорит Гаррет. – Притормози. Почему ты думаешь, будто я недоволен тобой? – Ты продолжаешь говорить об избавлении от меня, – Фенрис сутулится, скрючиваясь еще сильнее. – Я знаю, что вы не любите рабов, Сир, но я могу быть полезен. – Мне не «не нравятся рабы», – отвечает Хоук. – Мне просто не нравится, когда они есть, или те, кто занимается работорговлей, – он вздыхает. – Фенрис, я хочу освободить тебя, не избавиться. – Почему? – Это звучит оборонительно, словно сама эта идея каким-то образом его оскорбила. – Ни один магистр не стал бы избавляться от ценного имущества без причины, если только раб не дефектен. – Ну, к счастью для нас обоих, я не магистр, – легкомысленно говорит Хоук. – А ты, определенно, не собственность. Фенрис лишь качает головой. – Ты владеешь мной. – Я не хочу владеть тобой! – отвечает Гаррет. – Создатель, я едва могу выживать большую часть дня, не говоря уже о том, чтобы быть ответственным за чужую жизнь. Эльф на секунду приоткрывает рот, и тут же захлопывает его. От него веет разочарованием, пальцы вцепились в колени, а Хоук наклоняется ближе, оставляя между ними пару дюймов, и тихо говорит: – Я не собираюсь выбрасывать тебя на улицу, если это то, о чем ты беспокоишься. Я могу дать тебе денег, я даже могу помочь тебе найти работу, если ты этого хочешь… Но я не хочу владеть тобой, Фенрис. – Он наблюдает за его реакцией, после чего спрашивает: – Ты мне веришь? Фенрис старается не встречаться взглядом с мужчиной. Его молчание – достаточный ответ, и Хоуку необходима минутка, чтобы переварить все это. Несмотря на то, что большую часть своей жизни он тратил деньги, он почувствовал укол боли (правда, совсем не шокированный) от того, что Фенрис совсем не доверяет его обещаниям свободы. – Хорошо, – осторожно говорит Хоук, стараясь удерживать спокойный тон. – Наверное, для начала мне стоит заслужить твое доверие. – Я не понимаю, – тихо признается Фенрис. – Ты говоришь, что хочешь освободить меня, но я раб. Твой раб... Я в твоем распоряжении... И все же ты ни о чем не просишь меня. – Когда он поднимает взгляд, свет факела делает его глаза еще черней. – Я не понимаю, как тебе угодить. Последний кусочек головоломки встает на свое место, и Гаррет прямо говорит: – И ты боишься, что будешь наказан, если не сможешь угодить мне. Судя по тому, как эльф скрючивается, Хоук попал в самое яблочко. В целом, это довольно смущающе-очевидный вывод, мужчина вздыхает, ероша свои волосы. Он не совсем уверен, что утешительные объятия подходящий ответ, но уже поздно, и у него совсем нет других идей. Фенрис напрягается, когда Хоук двигается ближе, лириумные отметины вспыхивают на мгновение, чтобы снова исчезнуть в тот момент, как Гаррет обнимает его за плечи. Он тощий даже с дополнением в виде мехового плаща Хоука, и вздрагивает, когда мужчина заглядывает в большие зеленые глаза, обрамленные прядями белоснежных волос, и успокаивающе трет спину эльфа круговыми движениями. – Я понимаю, что хочу многого, прося поверить, что освобожу тебя, – говорит Хоук. – Что ты скажешь, если мы начнем с малого? Я не наказывал тебя вчера, верно? Брови Фенриса хмурятся. – Нет? – И не наказывал тебя сегодня. – Ты этого не делал, – соглашается Фенрис. – Так как насчет того, чтобы предположить, что я не собираюсь наказывать тебя завтра, независимо от того, что бы ты ни сделал? – предлагает Гаррет. – Как думаешь, ты сможешь справиться с этим? Беловолосый смотрит на него в течение довольно продолжительного промежутка времени, прежде чем со всей серьезностью кивнуть. – Да, Хоук. – Отлично, – с улыбкой говорит Хоук. – Первые шаги малыша. Фенрис придвигается к нему по мере того, как поднимается ветер, и мужчина уточняет: – Просто, чтобы ты знал, я не собираюсь никогда наказывать тебя за что-либо: избиение людей на самом деле не в моем стиле… Но я понимаю, что хочу слишком многого, прося тебя поверить в это. Губы эльфа подергиваются в улыбке, и Гаррет усмехается в ответ. – Что-то не так? – Просто не ожидал, что ты будешь настолько добр, – признается беловолосый. – Люди не называют меня «Добрый Сударь» без причины, – веселым голосом бодро говорит Хоук. Фенрис выглядит, мягко говоря, скептически, и мужчина добавляет: – Вообще-то, они в основном называют меня «Эй, ты, сукин сын!», но обычно это происходит потому, что мне проиграли в карты, – он поджимает губы. – Или потому, что я украл их завтрак. Не зови меня так, пожалуйста. Беловолосый, определенно, улыбается. Гаррет отчаянно сопротивляется желанию отпраздновать, лишь похлопав его по спине. – Итак, теперь, когда мы договорились, что никого не будут наказывать в ближайшее время, что бы ты хотел сейчас сделать? – он подтягивает одну ногу обратно, шевеля пальцами, чтобы вновь чувствовать замерзшую конечность. – Я собираюсь спуститься вниз, чтобы попытаться спасти то, что осталось от моего ужина, но ты можешь остаться здесь или просто лечь спать, чего бы ты ни захотел. – Я бы хотел остаться, – отвечает Фенрис, глядя, как Хоук вскакивает на ноги. – Если это дозволено. – Нет проблем. Ты знаешь, где меня найти, если что-нибудь понадобится. Эльф начинает стягивать плащ, но мужчина останавливает его, перехватывая за руку. – Оставь его. В столовой теплее, чем здесь. Во всяком случае, в нем ты выглядишь намного привлекательнее. Фенрис вскидывает брови. – Привлекательнее. Хоук направился обратно к столовой. – В наименее покровительственном смысле этого слова? Неуверенный взгляд беловолосого тоже очень мил, и Гаррет кашляет в кулак, продолжая: – Я просто собираюсь… Знаешь. Поесть. Там. Внизу. – Он прочищает горло. – Хорошего вечера, Фенрис. Он готов поспорить, что эльф провожает его взглядом весь оставшийся до лестницы путь, но так велико искушение обернуться назад и проверить, и Хоук решает, что он ни за что не должен был принимать ту ставку.***
Несмотря на заранее высказанную просьбу, большая часть его курицы загадочным образом исчезла к моменту, когда Хоук спустился вниз. Изабелла и Варрик поклялись в своей невиновности и непричастности к произошедшему, подкрепив слова парой кружек поистине ужасного эля, которого оказалось более, чем достаточно, чтобы ослабить Хоука на весь остаток вечера. После напряженного дня, проведенного в выяснениях отношений типа «раб – хозяин», Гаррет счастлив просто расслабиться, бредущий в свою каюту в буквальном смысле слова. Предвкушая сон – в нормальной кровати, а не в сомнительном гамаке, в котором он спал в прошлом плавании, – Хоук нетвердой походкой заходит в каюту, останавливаясь, когда видит свой плащ, валяющийся мятой кучей у подножия кровати, с пучком белых волос, выглядывающих из-под него. – Фенрис? Судя по времени реагирования, эльф крепко спал. Но, даже несмотря на это, он подскакивает и, инстинктивно встав на колени, сонно говорит: – Хозяин? Как бы ему ни хотелось будить Фенриса, мысль о том, что тот спит на жестком полу, закутавшись лишь в плащ Хоука, чтобы согреться, была еще хуже. Довольно легко понять логику беловолосого – это место я занимал при Данариусе, хозяин, я не мог лечь на вашу постель, хозяин, я не против спать на полу, хозяин, – но Хоук слишком устал и выпил слишком много эля, чтобы заморачиваться насчет этого. – Иди в постель, Фенрис, – говорит он, вздыхая. – Там более чем достаточно места для двоих. Эльф моргает, все еще полусонный. – Но я думал… – Не заставляй меня нести тебя, – прерывает Хоук. – Будь уверен, я сделаю это. – Он понимает, что отсутствие трезвости сейчас его главный недостаток. – Или, по крайней мере, попытаюсь это сделать. Наверняка это может плохо закончиться. Пожалуйста, не заставляй меня пытаться. Беловолосый в одно мгновение встает на ноги. – Да, Хоук. Он послушно следует за Гарретом, когда тот берет его за руку и ведет в сторону кровати. Отогнув одеяло, Хоук толкает Фенриса в правильном направлении и приказывает: – Ложись. Спи. Фенрис глядит с подозрением, но соглашается. Он стягивает свои леггинсы и безрукавку, а Хоуку требуется некоторое время, чтобы рассмотреть извивающиеся линии татуировок. Он слишком устал, чтобы подглядывать дальше, и вместо этого накрывает эльфа одеялом, прежде чем отойти, снимая свою одежду, и надевает пижамные штаны. Гаррет чувствует взгляд беловолосого, когда укладывается в постель рядом с ним, но изо всех сил сопротивляется искушению обернуться и посмотреть на него, после чего зевает, закрывая глаза. – Ночи, Фенрис. В принципе, молчание беловолосого должно было оказаться признаком чего-то неладного, но только до тех пор, пока кровать не проминается, а сам он оседает на бедра Хоука, только тогда мужчина понимает, в чем проблема. Фенрис прикасается своими губами к его прежде, чем Гаррет успевает открыть глаза, странно сочетая уверенные и робкие прикосновения, а Хоук приглушенно мычит в удивлении. Беловолосый седлает его, опираясь холодными руками о чужие плечи, и сдвигает бедра, чтобы потереться о него, а Хоук стонет, хватая эльфа за предплечья, и отталкивает его. Лириумные отметины мерцают, постепенно затухая в замешательстве. Фенрис выглядит оскорбленным отказом, что совершенно не помогает Гаррету сохранять решимость, уверяя себя, что все это плохая идея. – Это плохая идея, – объявляет он и сразу же разочаровывается, потому что даже произнесенное вслух не делает сказанное более убедительным. Фенрис не двигается, просто сидит, выглядя одновременно печальным, великолепным и потерянным, и Хоук, не удержавшись, проводит рукой по его лицу. Возможно, он выпил больше эля, чем думал. – Так, ладно, – говорит он, подцепляя бедро эльфа, и достаточно легко перекладывает его обратно на кровать. Фенрис отскакивает, приземляясь, и мужчина привстает, готовый прочитать лекцию о неизбежных предложениях секса в подневольном состоянии. – Единственное, что мы будем делать в этой постели – спать, – продолжает он. – Я не собираюсь трахать тебя. Не представляю, насколько еще яснее сказать тебе об этом. Он почти уверен, что Фенрис выглядел бы менее ошеломленным, если бы Гаррет просто ударил его по лицу. – Это не значит, что ты не привлекателен, – быстро дополняет Хоук. – Я имею в виду, ты очень красивый и абсолютно мой тип, но… – он фыркает на вторую часть предложения, и, садясь, оглядывается на эльфа. – …это просто плохая идея. – Раз ты так говоришь. На губах беловолосого расцветает крошечная ухмылка, но этого оказывается достаточно, чтобы мужчина почувствовал себя менее ужасно в сложившейся ситуации. – Ну, как правило, я стараюсь избегать плохих идей, – поясняет он. – Конечно, не всегда успешно, но мое намерение имеет большее значение. Итак, как насчет того, чтобы просто лечь спать и никогда больше не говорить об этом? – Хоук сглатывает. – Кому угодно. Особенно, Изабелле. Беловолосый кивает. – Да, Хоук. – Отлично. – Он зевает, падая обратно на подушку. – Не стесняйся пинать меня, если я вдруг захраплю. – Да, Хоук, – говорит Фенрис с необоснованным энтузиазмом. Хоук смеется, когда эльф растягивается настолько далеко, насколько позволяют размеры кровати, и протягивает руку, похлопывая его по плечу. – Спокойной ночи. Фенрис хмурит брови, а Хоук перекатывается на другой бок, закрывая глаза, и не может не задаваться вопросом, был ли это первый раз, когда кто-то пожелал Фенрису хороших снов.