Что касается взломов, то миссия Адрианы на удивление хорошо организована.
При ней шестеро охранников, равномерно распределенных по всему периметру комнаты, с мечами наготове. Если бы присутствовали только они, Хоук бы посчитал это довольно обычным вечером четверга, но присутствие троицы магов крови (плюс сама Адриана) смещает его оценку текущего уровня угрозы с «легкая опасность» на «полный пиздец».
Маги и охранники игнорируют его, когда он кричит, за исключением случайных вспышек глифов всякий раз, когда он становится слишком шумным, на вкус Адрианы, и поэтому Гаррет не может ничего сделать в тот момент, как маги крови сосредотачивают все свое внимание на Фенрисе.
Тот борется изо всех сил, когда их магия оборачивается вокруг него, темные завитки обвиваются вокруг его рук от запястья до локтя, и ещё два вокруг шеи. Один из магов с легкостью забирает меч беловолосого, бросая его через всю комнату, и жестоко стягивает магические путы на шее в момент, когда эльф проклинает их.
Лириум вспыхивает, эльфа потряхивает, привязанного к месту всего одним магом, стоящим позади, и двумя по бокам с каждой стороны, но он не может помешать им поставить себя на колени перед Адрианой, словно дикое животное, связанное, чтобы не напал на них.
Мужчина до сих пор понятия не имеет, кто она, но уже хочет собственноручно лишить ее жизни.
– В самом деле, – вздыхает Адриана, – я ожидала большего от тебя, эльф. Обычно ты сильнее сопротивлялся.
– Оу! – восклицает Хоук, прозрев. – Ты – она! Жестокая ученица!
Магесса прищуривается, обращая на него взгляд. Гаррет не совсем уверен, чего ожидает от кого-то, кто заставлял рабов голодать ради собственного удовольствия, но решает, что это определение вполне вписывается в ее характер.
– Я не знаю, в какой стае Вы были воспитаны, – язвительно говорит она, – но ученица Магистра Империи Тевинтер явно превосходит шавку Вольной Марки, именующую себя дворянином.
Мужчина, честно говоря, больше разозлился на предположительное оскорбление дворняг, чем на фактическое оскорбление него самого, встречая гнев магистрессы с улыбкой.
– Ничего себе, – говорит он, – не могу представить, почему твой хозяин отправил тебя в Киркволл. Должно быть, он опустошен тем, что расстался с тобой на такой долгий срок.
– Магистр Данариус ценит мои навыки, – холодно отвечает Адриана. – Он мой наставник, я – его ученица, а не рабыня. – Она смотрит на Фенриса. – В отличие от некоторых, о которых я могла бы упомянуть.
– Данариус мне не хозяин.
Протест беловолосого близок к рычанию, и Хоук с Адрианой удивленно переводят на него взгляд. Гаррет почти ждал, что он вновь закроется, встав на колени, вернется к сущности трусливого раба, которым был, когда они впервые встретились, и не может не гордиться уверенностью, звучащей в голосе эльфа.
– Разве нет? – спрашивает магесса. – В последний раз, когда я проверяла, ты был указан как его собственность. Свидетельство о праве владения в Зале Рекордов ошибочно? – Она ухмыляется. – Возможно, мне следует попросить тебя прочитать его для меня по возвращении.
Глаза Фенриса опускаются, а челюсть сжимается от стыда, и мужчина обращает внимание на себя, прежде чем она ранит его еще сильнее.
– Данариус проиграл его мне. Он не имеет права претендовать на него.
– Понятно, – невозмутимо отвечает магистресса. – Полагаю, у Вас есть акт передачи прав, чтобы убедиться, что Вы являетесь полноправным хозяином этого раба?
– Эээм, – раздумывая, тянет Хоук.
– Или контракт на пари? Хоть какое-то подтверждение сделки? – Она знает ответ, и ее улыбка становится победоносной. – Вы понимаете, что я, разумеется, должна тщательно все проверить. Мы же не хотим, чтобы Ваши заявления оказались недействительными. – Она с силой сжимает челюсть беловолосого, наклоняя его лицо из стороны в сторону, осматривая. – Ему становится так нелегко, если рядом нет кого-то, кому он может оказать надлежащую заботу.
Из того, что рассказывал ему эльф, Гаррет имеет хорошее представление о ее понимании «надлежащей заботы». И желание убить Адриану только усиливается.
Руки Фенриса связаны и магия по-прежнему держит его на месте, не давая сдвинуться, когда он рычит:
– Мне не нужна твоя «забота».
– Это не тебе решать, эльф, – отвечает она. – Ты принадлежишь Магистру Данариусу, как и раньше. Даже если бы сир Хоук владел тобой, я бы все равно оказалась здесь, чтобы потребовать с него долг.
Она произносит его имя так, будто он поросячье дерьмо, в которое она только что наступила, но вместо этого внимание мужчины сосредотачивается на последней части предложения.
– Подожди, какой долг?
– За стоимость людей Магистра Данариуса, – говорит Адриана. – Ваш пес убил десятки из них за последние несколько месяцев. Магистр вполне вправе потребовать возмещения.
Она морщит нос, оглядывая прихожую Хоука, и добавляет:
– И, поскольку эльф кажется единственной из присутствующих здесь вещью, имеющей достаточную ценность, я заберу его в качестве компенсации.
Взгляд Гаррета мечется между Фенрисом и магессой, он абсолютно сбит с толку.
– О чем ты говоришь? Фенрис не убивал ваших людей. Он…
Мужчина следит за виноватым выражением лица беловолосого. По-видимому, неуверенные опровержения были неверной тактикой, и магистресса с радостью подлавливает его.
– Так Вы не знали? – Она насмешливо глядит на эльфа. – Ты лгал своим людям, пес?
Фенрис не сводит глаз с пола, но Хоук вздрагивает от шока, когда охранник Адрианы направляется вперед, ударяя беловолосого по лицу.
Его голова склоняется в сторону, а глаза зажмуриваются, в тот момент как магесса приказывает:
– Отвечай, когда с тобой говорят.
– Прости, – говорит эльф, но его взгляд направлен на Хоука, а не магистрессу. – Данариус посылал за мной людей. Наемников. Я всегда заботился об этом.
– Не сказав мне?
Это выходит жестче, чем он предполагал, подпитываемый страхом, а не гневом, но Фенрис опускает глаза, извиняясь прежде, чем Гаррет может объясниться.
– Прости, – снова повторяет он. – Я… Я не хотел, чтобы ты сражался ради меня.
Острая физическая боль пронзает грудь мужчины.
– Фенрис…
Беловолосый не смотрит на него, и Хоук пытается узнать подробности у Адрианы.
– Сколько? – спрашивает он. – Сколько наемников послал Данариус?
Магесса сжимает губы в тонкую линию. Она не отвечает сразу, но по тому, как она смотрит на эльфа, как если бы оценивала угрозу, которую он представляет, Гаррет догадывается, что это впечатляющая цифра.
– Он послал достаточно, – говорит она в конце концов, и Гаррет не может сдержать смешок.
– Очевидно, нет, – отвечает он. – Недостаточно, раз Фенрис все еще здесь, а они кормят червей в могилах.
– Тогда нам повезло, что Магистр Данариус послал меня исправить это, – коротко говорит Адриана. – Раб поедет со мной. Если повезет, у меня будет шанс улучшить его поведение к тому времени, как мы доберемся до Минратоса. Дисциплина здесь оказалась, мягко говоря, невероятно слабой.
– Нет, – шипит Фенрис, бессмысленно дергая связанными магическими путами руками. – Я не вернусь к нему! Ты…
Охранник снова ударяет его, прежде чем тот может закончить. Магические нити вокруг его горла – единственное, что удерживает его в вертикальном положении, но магесса поднимает руку, останавливая стражника от второго удара.
Она обхватывает челюсть эльфа, наклоняя, пока они не встречаются глазами. Пальцы беловолосого нервно дергаются, но хватка магистрессы только усиливается, когда он пытается уйти от прикосновения.
– Прекрати извиваться, – приказывает она, – или я вырву тебе глаз.
Фенрис замирает неподвижно, дыхание становится панически рваным, и Адриана улыбается в знак одобрения.
– Вижу, ты не забыл мои уроки. Когда я отвезу тебя домой, ты будешь есть из моих рук, как послушный маленький щеночек, не так ли?
Беловолосый молчит, и она вздергивает его подбородок.
– Отвечай мне, раб.
Хоук едва может уследить за размытым движением, что следует за этими словами.
Он видит, как эльф дергается вперед, насколько позволяют удерживающие его путы, а затем наблюдает, как магесса отшатывается назад, прижимая ладонь к щеке, но только до тех пор, пока она не выпрямляется в полный рост, опуская руку, на которой Гаррет рассматривает кровь, стекающую по ее лицу.
Кровь окрашивает и зубы Фенриса. Пусть рана и неглубока, но мужчину подбадривает тот факт, что беловолосый еще борется.
Глаза магистрессы яркие от ярости, но голос остается ровным, когда она обращается к охраннику, стоящему рядом:
– Скаэвола, напомни мне приобрести подходящий намордник, прежде чем мы поднимемся на корабль.
– Ты не можешь так относиться к нему, – огрызается Хоук. Глиф воспламеняется, когда он подходит к краю, отталкивая его обратно внутрь, и мужчина сжимает руки в кулаки. – Он личность, а не чертов пес!
– Ненадолго, – обещает Адриана. – Скоро он вернется обратно на поводок своего хозяина. – Кровь капает с ее щеки, пачкая мантию, когда она снимает посох со спины. – Хотя, полагаю, в нынешней ситуации времени недостаточно, чтобы заново обучать его послушанию.
Она ударяет Фенриса по ребрам, стягивая магические путы вокруг его горла сильнее, отчего тот начинает задыхаться.
– Полай для меня, пес. Покажи сиру Хоуку, каков ты на самом деле.
Беловолосый молчит, даже когда Гаррет ощетинивается.
– Ты гребаная…
Огонь вспыхивает на конце ее посоха до того, как мужчина может снова запротестовать, и он, открыв рот, наблюдает за тем, как она бьет другим концом по полу.
Клейма эльфа вспыхивают оранжевым светом, что горит ярче огня в камине, и Хоук отчаянно бьет по барьеру глифа, когда эльф кричит в агонии.
Магия не останавливается, жутко танцуя вдоль лириумных линий, обжигая, и крики беловолосого становятся все громче, в тот момент как он горбится настолько, насколько позволяют ограничители. Все его тело дрожит от боли, пальцы сжимаются в кулаки, а шея плотно втянута в плечи в бесполезной попытке укрыться от разрывающей магии, и, когда Адриана, наконец, останавливает заклинание, он практически падает на землю.
Его дыхание оглушающе громкое в тихой комнате, а пальцы Хоука зудят от желания протянуть руку и утешить его (или протянуть руку, чтобы убить магессу, что кажется более привлекательным альтернативным вариантом).
– Лай, – снова приказывает магистресса.
Она принимает предупреждающую стойку. Тем не менее, Фенрис возвращается в вертикальное положение, и его единственный ответ – пренебрежительный плевок в ее сторону.
За этим следует вспышка, сопровождаемая яростным потрескиванием электричества, и новый удар посохом по полу, а Гаррету остается лишь кричать:
– Нет!
На этот раз крик беловолосого обрывается, когда он беспомощно извивается под натиском новых заклинаний. Даже если бы маги не держали его на месте, бежать было некуда, пока магические путы находились поверх лириума на коже, и мужчина умоляет ради эльфа:
– Остановись! – просит он. – Создатель, ты убьешь его! Прекрати это!
Адриана взмахивает рукой, оставляя Фенриса в ореоле свечения.
– Это прекратится только тогда, когда он послушается.
Еще одна вспышка молнии срывается с кончиков ее пальцев. Беловолосый дергается, всхлипывая от новой боли, но Хоук хмурится, замечая какое-то движение краем глаза. Глиф под ним дрожит, когда магистресса отправляет молнию за молнией в беловолосого, и тогда Гаррет делает все свои движения медленными и ненавязчивыми, протягивая руку, чтобы проверить натяжение барьера, удерживающего его на месте.
Ладонь проходит через край круга, словно глиф был не более чем рисунком на полу.
Задыхающиеся крики эльфа слышны по всей комнате, когда голос подводит его. Молния не останавливается, мчась вдоль лириумных клейм, сворачиваясь в плотный шар у ног Адрианы, и мужчина использует преимущество отвлечения, когда та смотрит на Фенриса с жестокой улыбкой.
– Давай, пес. Ты помнишь, как это делается.
Хоук снимает свои кинжалы со спины, пока ее издевательства все продолжаются. Вес оружия в руках успокаивает и, меча их, он быстро молится Создателю, чтобы они нашли свою цель (в конце концов, если он может закинуть ключи на крышу, то должен быть и в состоянии метнуть кинжалы в парочку магов крови).
Он позволяет обоим клинкам лететь одновременно, по одному из каждой руки, и недоверчивая ухмылка расцветает на его лице, когда оба попадают в цель.
Один из магов, держащий поводок из магических пут на шее Фенриса, падает замертво, булькая кровью с ножом в шее, а маг, связавший руки беловолосого, падает спустя мгновение, неверяще глядя на кинжал, торчащий из груди.
Эльф сдвигается вперед, пошатываясь, в момент, когда молния исчезает вместе с путами, но прежде, чем сам Хоук сосредоточит внимание на оставшемся маге, Фенрис уже встает на ноги. Он все еще дрожит, обходя мага, но никакая остаточная боль не в силах замедлить его, когда он бросается к нему, сияя белым лириумным свечением.
Его кулак проходит сквозь грудь мага в одно мгновение, а Гаррет наслаждается шокированным вздохом Адрианы; беловолосый позволяет магу упасть на пол, и последнее из магических ограничений растворяется, когда он умирает.
– Стража! – кричит магесса. Призраки отделяются от пола при первом касании посоха, а мужчина перекатывается, поднимая свои кинжалы, когда она приказывает: – Убить Хоука! Эльфа постарайтесь взять живым.
Фенрис бросается к ней с яростным воплем, но Адриана поднимает барьер прежде, чем его руки сомкнутся на ее горле. Она ухмыляется, находясь в безопасности на данный момент, и беловолосый разочарованно бьет кулаком по защитному барьеру.
– Я убью тебя до того, как ты заберешь меня!
Магесса лишь смеется, подзывая стражников и призраков:
– Конечно, если вам придется его убить, пожалуйста, действуйте.
– Фенрис!
Эльф поворачивается на звук собственного имени и ловит меч, который Хоук бросает в его сторону. Он немного пошатывается от его веса, что дает Гаррету хорошее представление о том, насколько заклинания магистрессы подействовали на него, но поднимает меч вверх, когда двое призраков протягивают свои руки с обнаженными когтями.
Это долгий бой. Они с относительной легкостью отбрасывают первую волну призраков, но по мере того, как их все больше и больше появляется по команде Адрианы, истощение замедляет темп сражения кинжалами для Хоука.
Фенрис становится все тише и тише, прорубая себе путь сквозь призраков, кишащих вокруг, каждая капля энергии сосредоточена на том, чтобы окончить бой, но когда из камина Гаррета появляется демон гнева, это лишь доказывает, что конец еще далеко.
Эльфа сбивают с ног огненные когти, и мужчина с паническим криком наблюдает, как меч беловолосого падает на землю поблизости.
– Нет!
Демон желания смеется от злого восторга. Мужчина едва одаривает его взглядом, тут же обезглавливая быстрым ударом, и мчится через всю комнату туда, где демон гнева нависает над эльфом.
Он искренне удивлен тем, что его усталые ноги вообще движутся, когда он прыгает, рыча, и погружает оба кинжала глубоко в спину демона.
Тот медлит, отшатываясь назад в попытке отбросить его, но Хоук цепляется за рукояти, ударяя снова и снова. Он может почувствовать жар напротив, угли, иссушающие подошвы сапог там, где его ноги прижимаются к спине, но реагирует на палящие ожоги, только когда демон погружается обратно в дымящуюся кучу пепла на земле.
В нескольких футах от него Фенрис снова держит меч в руках, пытаясь подняться на ноги, но они дрожат слишком сильно, чтобы он мог встать.
– Бесполезный эльф, – с презрением говорит Адриана.
В ее руках магический барьер, а Гаррет оглядывается, колеблясь, и разрывается между беловолосым и стоящим охранником, нападая, пока есть шанс.
– Данариус впустую потратил столько денег и времени на свою неразумную одержимость тобой, – говорит магесса, а темное заклинание вращается вокруг ее пальцев. – Больше я не позволю ему этого.
Заклинание слетает с ее ладоней, резкое и стремительное, направляясь прямо на эльфа, и выбор мужчины вовсе и не является выбором.
Когда заклинание попадает в него, – это не больно. Первое ощущение – скорее, толчок, чем ранение, потому что отбрасывает его через всю комнату, тяжело роняя на пол. Только когда он смотрит в потолок и делает новый вздох, все, наконец, становится ясно.
– Яйца Создателя…
Зажмуривание глаз не помогает уменьшить боль, поэтому он рискует взглянуть на место, откуда исходит болезненная пульсация.
Как выясняется, это неудачный выбор, и голова Хоука падает обратно на пол при виде открытой раны на боку. Он вполне уверен, что может разглядеть по крайней мере два из своих внутренних органов, но решает отказаться от дальнейшего просмотра и стонет:
– Черт возьми…
– Хоук!
Попытка повернуть голову отзывается болью, но он считает, что это того стоит, когда видит шок на лице Адрианы. Выражение лица Фенриса менее удовлетворительно, и прежде, чем Хоук может устроиться с комфортом, взгляд беловолосого превращается в убийственный, когда он смотрит на магессу.
Он спотыкается, пытаясь подняться, его ноги все еще слабы от воздействия заклинаний, но даже без опоры в виде меча он решительно встает.
Магистресса отступает назад, новые сгустки магии собираются на ее ладонях, и она говорит:
– Полагаю, я не должна удивляться. Ты всегда был глуп, эльф. Повезло, что ты стал служить кому-то столь же глупому, как и ты.
Ее улыбка не может скрыть страх при взгляде на Хоука.
– Какой дурак отдаст жизнь за раб…
Фенрис бросается вперед прежде, чем она закончит говорить. Заклинание соскальзывает с ее рук в момент, как она прикасается к барьеру, но не успевает поднять его вовремя, чтобы защититься.
Без барьера между ними столкновение сбивает их обоих на пол. Руки беловолосого сжимают ее горло, лириумные метки вспыхивают ослепительно ярким синим светом, когда он усиливает хватку, и Адриана сипло дышит, цепляясь за руки эльфа и дергая ногами в воздухе.
– Остановись! – задыхается она. – Тебе не стоит этого делать, эльф! Я могу…
Пальцы Фенриса впиваются в ее шею, выражая его отказ дослушивать начатое предложение. Следует быстрый резкий рывок и смачный хруст, после чего тело магессы обмякает, когда беловолосый отбрасывает её с разорванным горлом прочь.
Он встает на ноги сразу же, не удостоив ее и взглядом, как натыкается на Хоука. Его руки опускаются на бедро и плечо Гаррета, но глаза расширяются при виде раны.
Хоук не может не улыбнуться.
– Неплохо, а?
Его губы не двигаются должным образом. Слова выходят невнятными, что заставляет Фенриса выглядеть еще более обеспокоенным, когда он отрывает кусок шелковой ткани с безжизненного тела мага и надавливает на рану Гаррета.
Мужчина взвывает. Нажатие шелка делает боль, кажется, раз в восемь хуже, и он цепляется за запястья беловолосого в тщетной попытке остановить.
– Что ты де…
Он точно уверен, что эльф говорит что-то в ответ, но не слышит из-за бешеной пульсации крови, стучащей в ушах. Голова вдруг становится легкой, как будто он слишком много выпил, и он смаргивает, когда потолок начинает темнеть по краям.
– Я отключаюсь, – предупреждает он. Ведь он полезный парень и чувствует, что должен держать Фенриса в курсе подобных вещей. – Пожалуйста, не паникуй.
– Хоук! – в голосе беловолосого значительное количество паники, но Хоук не может собрать достаточно сил, чтобы пожаловаться на игнорирование его просьбы. – Хоук, нет. Нет!
Что-то трясет его. Гаррет думает пятьдесят на пятьдесят, что это либо эльф, либо землетрясение, но веки слишком тяжелы, чтобы открыть глаза, дабы проверить. Голос Фенриса звучит все отдаленней, и в тот момент, когда тряска прекращается, ему оказывается слишком легко отпустить себя.
***
– Вылечи его!
– На случай, если это как-то ускользнуло от твоего внимания, то это именно то, что я пытаюсь сделать, – резко отвечает Андерс.
Хоук медленно выдыхает. Его разум затуманен, но в бурчании Андерса есть что-то приятное.
– Тогда пытайся лучше!
– Ох, простите, – саркастически говорит маг, – я и не знал, что ты внезапно стал магом и приобрел многолетний опыт целительства, когда я не видел.
Раздражение снова пробивается, когда он заканчивает:
– Я стараюсь, как могу. Обещаю, если не выйдет, то это будет не из-за отсутствия усилий с моей стороны.
– Он не может умереть. Ты не можешь позволить ему умереть, только не так. Умоляю.
Хоук не может понять, движется ли его рот, но учитывая его обычное участие в процессе исцеления, он вполне уверен, что это издевательство над Андерсом.
Гаррет не может вспомнить, кто умирает на этот раз, но поскольку тот кажется невероятно расстроенным то, вероятно, это кто-то важный.
– Не похоже, что ему нужно мое разрешение, – вздыхает Андерс. Мужчине не удается открыть глаза, чтобы удостовериться, но он уверен, что маг вытирает лоб тыльной стороной ладони. – Слушай, я делаю все, что в моих силах. Но он потерял много крови.
– Я знаю! Просто… Просто помоги ему. Исцели его. Сделай
что-нибудь!
– Ну, это объясняет, что вы нашли друг в друге, – бормочет целитель. – Полагаю, что ваши отношения были сформированы на почве общего неуважения к целительному искусству.
Хоук ухмыляется. Он не уверен, что на свете есть кто-то, кто может быть так же нетерпелив, как и он, когда дело касается исцеления, но уверен, что они поладят.
Гаррет все еще улыбается самому себе, снова теряя сознание.
***
Хоук просыпается, ощущая себя словно левитирующим.
Это приятное чувство онемения, невесомости и полета как такового, и он слегка разочарован, когда, открыв глаза, оказывается лежащим в своей постели, а не парящим на небольшом расстоянии над ней. Его разум в равной степени отстранен, но в момент, когда он шевелит пальцами рук и ног, окончательно просыпаясь, мысли разом возвращаются.
Воспоминания об Адриане и заклинании, раздирающем внутренности, одинаково неприятны, и Гаррет откидывает одеяло, чтобы оценить масштаб ранения. Это не больно, сказывается предполагаемое магическое воздействие, облегчившее боль, и он неуклюже оттягивает повязки, обернутые вокруг туловища, пока не получает ожидаемый приступ боли.
– Хах.
Удовлетворенный (и, честно говоря, впечатленный), что все еще жив, он оглядывается вокруг. На прикроватной тумбочке громоздилась внушительная куча окровавленных повязок, а у стены парочка шнурков для волос, которые доказывали, что Андерс определенно был здесь.
В комнате не наблюдается его личного присутствия, но мужчина улыбается, увидев свою нынешнюю медсестру.
Фенрис свернулся калачиком на стуле возле письменного стола. Он повернут лицом к кровати, но за время, пока Создатель знает, сколько Хоук был без сознания, голова эльфа опустилась во сне, подбородок упирался в грудь, а волосы застилали глаза.
Гаррет почти чувствует вину за то, что будит его, прокашливаясь.
Беловолосый мигом просыпается, моргая в замешательстве, но небольшое прочищение горла превращается в настоящий надрывный кашель до того, как он может сказать хоть что-то.
Этот кашель тянет рану, и мужчина откидывает голову обратно на подушки, ожидая, когда приступ пройдет. Фенрис тут же оказывается рядом, словно молния, со стаканом воды в одной руке и подушкой в другой, а Хоук позволяет ему придержать себя, принимая столь необходимый сейчас напиток.
– Всё прошло менее гладко, чем я себе представлял, – признается Гаррет. Во рту словно что-то сдохло, и он делает еще глоток. – Гладким было только проход заклинания сквозь меня.
Это не вызывает ожидаемую им улыбку беловолосого. Он садится на краю кровати и держит руки по бокам, на лице отчётливо поступает беспокойство, когда взгляд скользит по телу мужчины.
– Почему ты смотришь так, будто я умираю? – подозрительно спрашивает Хоук. Он снова всматривается в свою рану, внезапно обеспокоившись. – Подожди, я что, умираю?
– Нет, сир, – отвечает Фенрис. Гаррет хмурится форме обращения, но беловолосый продолжает, прежде чем он может спросить об этом. – Тебе нужен отдых, но сейчас все стабильно. – Он старается не встречаться взглядом с мужчиной. – Маг сказал, что тебе очень повезло.
– Как и всегда, – стонет Хоук, – слишком везуч, чтобы умереть. Не говоря уже о том, что чертовски привлекателен. – Рану обжигает болью, когда он подтягивается и вздрагивает, признавая: – Хотя, полагаю, в этом прелесть знакомства с целителем, которому я теперь должен услугу.
– Маг сказал передать тебе, что ты должен ему шесть услуг.
– Обрати внимание, я сказал, что он отличный целитель, а не отличный считарь. – крошечная улыбка мелькает на губах эльфа, и Гаррет снова глядит на беспорядочную кучу грязных бинтов, обеспокоенно спрашивая: – А что насчёт Ораны? Я давал ей выходной вчера, она в порядке?
– В порядке, – говорит Фенрис. – Она даже не видела Адриану. – Он колеблется, прежде чем продолжить: – Но ты дал ей выходной три дня назад. И был без сознания с тех пор, как был ранен. Я не… – Он сглатывает. – Потребуется время, чтобы ты окончательно исцелился.
Беловолосый признается:
– Ты чуть не умер, и это печалит меня.
Мужчина протягивает руку, чтобы успокаивающе сжать его ладонь. Эльф подпрыгивает от внезапного контакта, глядя на Хоука с удивлением, и тот хмурится, переводя тему со своей «почти смерти».
– А как насчёт тебя? – спрашивает он. – Как себя чувствуешь ты?
– Со мной все хорошо, – быстро говорит Фенрис.
– Точно, – протягивает Хоук. – Конечно. Все, кого я знаю, так или иначе были подвергнуты пыткам магистров и имеют неприятный синяк на лице.
Рука беловолосого непроизвольно прикасается к тёмному синяку на щеке, нанесенному охранником Адрианы, и он немного исправляет свой ответ.
– Всё будет хорошо, сир.
– Ты уже во второй раз называешь меня «сир», – подчёркивает Гаррет.
Он подтягивается вверх по кровати, но это того стоит хотя бы ради того, чтобы заглянуть в лицо эльфа, прячущего взгляд.
– Пожалуйста, скажи, что Варрик не поменял на это моё имя, пока я был без сознания. Меня вполне устраивало «Хоук».
– Нет, Хоук, - говорит Фенрис. – Прошу прощения за ошибку.
Мужчина вздыхает. Его голова немного кружится, в большинстве частей тела чувствуется небольшая боль, а полный облегчения поцелуй от беловолосого явно не предвидится. Слишком истощенный, чтобы самостоятельно разобраться в причине, он снова сжимает ладонь эльфа, спрашивая:
– Будь добр, расскажи, почему ты ходишь на цыпочках вокруг меня?
Фенрис недоуменно моргает.
– Хоук?
– На цыпочках, – повторяет Хоук. Свободной рукой он показывает, как выглядит это хождение (не лучшая его работа). – Потому что, честно говоря, я не ожидал, что мой невероятный побег из лап смерти заставит тебя так нервничать. А вообще, я рассчитывал на объятия.
Беловолосый молча открывает и закрывает рот, прежде чем ему удаётся придумать достойный ответ.
– Ты не злишься?
Гаррет абсолютно растерян.
– Из-за отсутствия объятий?
– Из-за меня.
Мужчина по-прежнему растерян.
– Разговор все ещё об объятиях или…
– Я должен был рассказать тебе о людях, посланных Данариусом. – Эльф вырывает свою ладонь из руки Хоука. – Если бы я предупредил тебя, если бы не лгал, тебя бы не… – Он мнётся, опуская глаза в раскаянии. – Прости меня.
Первый инстинкт Гаррета – сказать ему не извиняться. Это будет выглядеть словно попытка давить на него, но учитывая, каким несчастным выглядит Фенрис, он считает, что должен сделать больше, чем быстрая отговорка.
– Извинения приняты.
Беловолосый склоняет голову ещё сильнее, в мгновение ока падая на колени, но мужчина поднимает его.
– Ты прав, – честно говорит он. – Ты должен был сказать мне, что Данариус посылает людей за тобой, но ты извинился, и я прощаю тебя. Больше не за что извиняться.
– Но Адриана…
– Адриана оказалась невероятно неприятным человеком, – перебивает Хоук. – Просто до омерзительного ужасным. Скорее всего, она все равно нашла бы путь сюда вне зависимости от того, знаю ли я о наемниках Данариуса или нет.
Эльф качает головой.
– Она приехала только потому, что я здесь.
Гаррет пожимает плечами.
– Это не первое покушение на убийство, которое видел этот дом. Кроме того, – поддразнивает он, – что ты предлагаешь? Выгнать тебя?
Фенрис виновато опускает взгляд в пол, а мужчина чувствует себя так, будто его ударили.
– Я не выгоню тебя, – говорит он, пытаясь подобрать подходящий тон голоса, чтобы передать, что это никогда не произойдёт. – Ни за что. Если хоть кто-нибудь явится, чтобы украсть тебя, им придётся иметь дело со мной.
– Хоук…
– Я имею в виду, мне может понадобиться пара недель, чтобы подлечиться, но после этого я приму вызов любого желающего.
– Не надо, – просит беловолосый. – Ты не можешь пострадать из-за неприятностей, которые я учинил. Я твой телохранитель, Хоук, твой раб, ты не должен рисковать своей жизнью ради меня.
– Эй, – отвечает Хоук. – Во-первых, ты не раб.
– Ты слышал, что Адриана…
– Адриана – задница, – говорит Гаррет. – Была задницей. Мне плевать, что там написано в какой-то бумажке в Тевинтере. Ты здесь, со мной, и это все, что имеет значение. – Он снова ловит чужую руку. – А во-вторых, я вполне способен решить, ради кого хочу рискнуть жизнью, большое спасибо. – Мужчина улыбается. – Думаю, до сих пор это прекрасно работало.
– Ты чуть не умер.
– «Чуть» здесь ключевое слово. – Живот скручивает, когда он поднимает руки вверх, но Хоук игнорирует боль, шевеля пальцами. – Видишь? Я живу, чтобы ещё похрапеть.
Эльф качает головой, но Гаррет рад видеть его улыбающимся.
– Ну, так что, – продолжает он, сползая по подушкам, – есть ли ещё какие-то нелепые обстоятельства, которые мне нужно изъяснить, или мы можем приступить к нежным объятиям? Возможно, вздремнуть.
– Нет, – тихо говорит Фенрис. – Больше никаких объяснений. – В его голосе слышится странная печальная нотка, но он выпрямляется, спрашивая: – Я могу что-нибудь сделать для тебя? Еда, стакан воды, свежие бинты?
– Я уверен, что довольно откровенно выразил свои намерения по поводу объятий, – отмечает мужчина. Он поглаживает кровать рядом с собой, устало улыбаясь беловолосому. – Иди сюда.
– Ты ранен…
– Я верю, что ты будешь со мной нежен, – дразнит он. – Кроме того, это большая кровать. Гораздо удобнее, чем этот стул.
Он снова похлопывает по простыни, пытаясь выглядеть одновременно заманчиво и жалостливо.
Это смелая стратегия, и он не уверен, что это вполне честно, но все равно засчитывает как победу, когда постель прогибается под весом эльфа, ложащимся рядом с ним.
Сначала тот держится на расстоянии, оставаясь настолько далеко, насколько позволяют размеры кровати, но не требуется много усилий, чтобы уговорить его придвинуться ближе. Повернуться на бок не представляется возможным, потому он остаётся лежать на спине, сонно моргая в полог над кроватью, когда Фенрис растягивается рядом с ним.
Держать глаза открытыми становится все сложнее, особенно с беловолосым, плотно прислонившимся к его боку, тёплым, худощавым и спокойным, так что Хоук говорит вслух в попытке остаться бодрствующим.
– Я имел в виду именно то, что сказал, – бормочет он. – О борьбе за тебя. У меня уже давно чешутся руки ударить Данариуса по лицу. – Эльф смотрит на него, а Гаррет проводит большим пальцем по синяку на его щеке, спрашивая: – Как думаешь, он приедет? В смысле, сам, не только лакеи?
– Нет, – отвечает Фенрис слишком быстро, прослеживая тонкий шрам на груди мужчины, и добавляет: – Он не покинет Тевинтер на такой долгий срок. Не ради меня.
– Последний в длинном ряду его ужаснейших выборов, – вздыхает Хоук. – Они проводят парад в Тевинтере, когда он принимает правильное решение?
– Да, – зевает эльф. – Последний был девять лет назад, когда он перестал носить оранжевый и фиолетовый вместе.
Смеяться мужчине труднее, чем он ожидал, потому он откидывает голову назад со стоном, когда рана снова даёт о себе знать. Опуская взгляд, Хоук замечает, что Фенрис смотрит на него с беспокойством.
– Я могу как-то помочь, если тебе больно?
– Я в порядке. – Это дикое преувеличение, но беловолосый не настаивает, позволяя Гаррету гладить его по волосам. – Мне просто нужно немного поспать.
Эльф смущенно соглашается, положив голову на плечо мужчины, и тот не может удержаться от того, чтобы поцеловать его в лоб. Он чувствует, как Фенрис вздрагивает от удивления, прежде чем расслабиться; глаза Хоука закрываются, когда беловолосый наклоняется, целуя его щеку в ответ.
Эльф шепчет что-то ему в плечо, незнакомые слова обволакивают кожу, как поцелуй, и Гаррет улыбается приятным интонациям странного языка.
– Что это значит?
– Спасибо, – говорит Фенрис, – и пожелание добрых снов.
Мужчина улыбается.
– Звучит лучше, чем когда говорю я. – Он широко зевает, слишком уставший, чтобы заботиться о приличиях, и обвивает плечи беловолосого рукой. – Спокойных снов, Фенрис.
Он довольно близок к тому, чтобы заснуть, так что не может сказать, чудится ли ему печаль в голосе эльфа, когда тот шепчет:
– Спокойной ночи, Хоук.
***
Когда Хоук просыпается следующим утром, солнечный свет озаряет комнату, и Андерс с непроницаемо серьезным лицом делает все возможное, чтобы перетащить его обратно в тень.
– Ты восхитителен, – говорит Гаррет, потирая глаза. – Кто-нибудь говорил тебе об этом?
– Каждый день, – бубнит маг, сматывая свежую повязку в рулон. – Как поживает невероятно тяжелая рана кишечника?
Мужчина усмехается, глядя на полог над кроватью.
– Ты только что ответил на свой вопрос. – Постель рядом пустует, и он поднимает голову, смотря на целителя. – Фенрис пошел завтракать? Ты проследил за тем, чтобы он хорошо питался, пока я был без сознания?
– Я был немного занят тем, чтобы остановить смертельное кровотечение, – указывает Андерс. – Кстати, добро пожаловать в мир живых.
– Благодарю, – искренне говорит Хоук. – Фенрис сказал, что все не так плохо.
– Вижу, он разделяет твой дар преуменьшения, – сухо отвечает маг. – Тебе очень повезло – я видел, как десятки людей умирали и от меньших травм.
– Я очень живучий.
– Как таракан, – бормочет целитель. Он улыбается обиженному сопению Гаррета и кладет повязки у подножия кровати, продолжая: – Ты все еще должен отдыхать. Ты пережил худшее, но мое исцеление не может помочь полностью – ты должен позволить своему телу восстановиться должным образом.
– Я могу это сделать, – зевает мужчина. – И совсем не против, чтобы меня холили и лелеяли.
– Пообещай мне, что не будешь торопиться, – твердо говорит Андерс. – Я не для того тратил свою магию, чтобы ты переоценил свои способности и пустил по ветру всю мою тяжелую работу.
– Я обещаю, – легкомысленно соглашается Хоук.
Маг опускает глаза, сжимая пальцами клочок бумаги, и улыбка Гаррета моментально исчезает.
– Знаешь, думаю, это первый раз, когда ты дал мне серьезную медицинскую консультацию, – говорит он. – Или, по крайней мере, медицинский совет, который не включает в себя удары меня же по голове и настояния, что я должен быть меньшим идиотом, – он старается говорить непринужденно, но уходит не туда, и беспокойство оседает в его словах. – Что это с тобой?
– Ты обещал не спешить, – напоминает целитель. – И я поддержу тебя во всем.
Мужчина подскакивает, игнорируя острую боль в ране.
– Что произошло?
Андерс вздыхает:
– Комната Фенриса была пуста, когда я пришел этим утром.
– Пуста? – Хоук мгновенно садится прямо. – Кто-то вломился? Его похитили?
– Нет, если только они не похитили вдобавок и все его вещи, – отвечает маг. – Не было никаких признаков борьбы, только это на кровати.
Он передает Гаррету бумажку. Почерк определенно принадлежит беловолосому, он немного корявый, пара букв написаны задом наперед, но все же довольно разборчиво на оборванном клочке бумаги, и сердце мужчины сжимается, когда он читает послание.
«Прости меня, Хоук».
Слишком много всего вертится у Хоука на языке: отрицание, сомнение, протест, что это просто не может быть правдой, что Фенрис никогда бы не ушел, ничего не сказав ему. Андерс наблюдает за ним молчаливо и сочувственно, а Гаррет отпускает все свои обманчивые ответы, пряча лицо в ладони.
– Блядь.
