***
– Сегодня я чувствую себя гораздо лучше, – говорит Хоук, как только Андерс входит в комнату. – Мне очень повезло, что у меня такой талантливый целитель. – Так и должно быть, – соглашается маг, прежде чем быстро разрушить надежды Гаррета. – Ты все равно никуда не пойдешь. Мужчина падает на подушки. – Ты просто чудовище. – Стараюсь. – Я чувствую себя лучше, – указывает мужчина на всякий случай, если целитель прослушал в первый раз. – Я не могу оставаться в этой постели вечно. – Прошло всего четыре дня, – категорично говорит Андерс. Он подходит к кровати, откидывая одеяло, чтобы посмотреть на все еще заживающую рану. – Тебе нужно действовать не спеша и сосредоточиться на своей травме, а не устраивать погоню за этим эльфом. Хоук осознает, что дуется, но не может заставить себя поступать иначе. – Но я скучаю по этому эльфу. – Я знаю, – неожиданно говорит маг с большим сочувствием, чем ожидал Гаррет. – Ты делаешь все, что в твоих силах. Один из друзей Меррилль в доках видел, как он сел на корабль до Ферелдена, а Авелин и Варрик послали весточку своим знакомым. Он очень приметный… Я уверен, что они смогут отследить его перемещения, пока ты не поправишься достаточно для путешествий. Он делает что-то с раной мужчины. Вероятно, задействовав магию, но, поскольку в основном она похожа на толчки, Хоук предпочитает игнорировать ее. – А как же Изабелла? – предлагает он. – Если бы мы рассказали ей, она могла бы перехватить корабль и, возможно, привезла бы Фенриса с собой. – Я так рад, что ты перепрыгиваешь от пиратов к похищению, – говорит целитель. – Очень разумно. И совсем не опрометчиво. – Я… Я не это делаю, – отвечает Гаррет, немало обиженный. – В любом случае, это не считается похищением, если я пытаюсь помочь ему. – Это определенно не похоже на слова похитителя, – бормочет Андерс. – Кроме того, я уверен, что Фенрис будет не в восторге от того, что хозяин преследует его по всему континенту, чтобы вернуть домой. – Это… – Рану мужчины скручивает болью, когда он складывает руки на груди. – Я не его владелец. Он свободен. Голос мага сочится сарказмом, когда он делает шаг назад, вытирая руки: – Виноват, ошибся. Хоук моментально напрягается. – Я не… – Я знаю, – говорит целитель, и Гаррет не хочет смотреть наверх, чтобы не видеть жалость на его лице, когда тот продолжает: – Я знаю, что ты ему нравишься, но давай будем честны, Хоук, он всегда считал себя твоим рабом. Может, ему лучше сделать небольшой перерыв? Мужчина хмурится. – Рад видеть, что ты не предвзят. Андерс закатывает глаза, смешивая новую порцию зелья. – Признаю, было бы неплохо, если бы меня называли по имени более одного раза в месяц, но я говорю так не из злости. Когда проводишь многие годы своей жизни, кланяясь в пол перед людьми, требуется время, чтобы научиться снова ходить с выпрямленной спиной. – Значит, ты хочешь сказать, что я должен просто отпустить его? – спрашивает Хоук. – «Удачи в Ферелдене, надеюсь, ты любишь собак»? Маг улыбается. – Честно говоря, это не самая плохая из твоих идей. – Не самая, – соглашается Гаррет. – У меня было множество идей и похуже. – Ну, это, безусловно, не переплюнет те времена, когда ты выиграл одомашненного бронто у того барона. Мужчина улыбается этим воспоминаниям. – Перси был очень ласковым. – Он чуть не задушил тебя до смерти, пока ты спал. – Ты просто не знал его так, как я, – вздыхает Хоук. – Знаешь, фермер, которому я его отдал, до сих пор посылает мне письма с новостями о нем. Видимо, ему нравятся открытые поля. – Ну, если повезет, так будет и с Фенрисом, – говорит целитель. И прежде, чем Хоук может возразить, что беловолосый не большое рогатое и слишком дружелюбно вьючное животное, Андерс добавляет: – Не то чтобы он был животным, но, кажется, он счастлив освободиться от оков людей. Узнай от связных Варрика, чтобы следить за ним, если хочешь, но в противном случае просто дай ему пространство. Он решил уйти, и, если он действительно свободен, ты должен уважать его выбор. Гаррет вздыхает. Он проснулся меньше часа назад, но по прежнему хочет перевернуться на бок и спать еще как минимум сутки (а в идеале до того времени, как эльф чудесным образом не вернется). – Ты прав, – говорит он. Как бы больно ему ни было признавать это, в словах мага есть смысл. – Я должен отпустить его. Подтягивая одеяло до подбородка, он бросает сердитый взгляд по направлению к целителю. – Почему ты просто не мог быть хорошим другом и поддержать мой план похищения?***
– Я могу принести Вам еще? Погруженный в собственные мысли, Фенрис на мгновение не осознает, что барменша обращается к нему, а не к его хозяину. Ее улыбка тускнеет, когда он удивленно поднимает глаза и, прочищая горло, отвечает: – Нет, спасибо, я… Мне не нужно еще. – Хорошо, – говорит, она, улыбаясь, и вытирает стойку. – Дайте мне знать, если передумаете. Он кивает, дожидаясь, пока она отвернется, прежде чем посмотреть на объемную пену своего эля. Даже после трех недель наедине с собой, его все тревожит взаимодействие с людьми по собственному согласию, а не по воле владельца. Понятие свободы в реальности оказывается ужасающим, а на равнинах Ферелдена Фенрис чувствует себя более защищенным, чем ожидал. Это жалко, он знает, что разбазаривает мимолетный вкус свободы на страхи и сожаления, но, как ни старается, не может отказаться от этого. Он скучает по своей рутине. Дом Данариуса жил с военной точностью, и, даже находясь с Хоуком, беловолосый знал все до мелочей: когда спать, что есть, как одеваться и как лучше всего подчиняться. Он всегда быстро приспосабливался – черта, проявлявшаяся при необходимости. Данариус был по меньшей мере меркантилен, но приспосабливаться к отсутствию какой-либо власти над ним заняло больше времени, чем следовало бы (хотя с другой стороны, по крайней мере, он не может наказать сам себя за свои же неудачи). Он скучает по Данариусу. Нетрудно подумать о причинах, почему ему не стоит этого делать, но сиюминутные мысли все же продолжают посещать его. Когда он недооценивает расстояние до следующего города, все заканчивается тем, что эльф спит в дырявом сарае – он скучает по дворцу Данариуса; когда питается неаппетитной тушеной рыбой, то скучает по дорогой еде, которой магистр кормил его с рук; а когда местные жители толкают его с пути, бормоча «остроухий» – он скучает по интимному скольжению ладони Данариуса сквозь его волосы и голосу, шепчущему похвалу. Больше всего он скучает по Хоуку. Фенрис не чужд проявлять интерес по приказу, но он не помнит, чтобы когда-либо наслаждался физическим контактом так же, как до нападения Адрианы. Гаррет был осторожен с ним, сводил на ужин, спрашивая его мнение, относился к нему как к равному, так, будто беловолосый не упал бы на колени по щелчку его пальцев. Есть сотни вещей, связанных с мужчиной, по которым он скучает, но его улыбка в момент, когда Фенрис поцеловал его, находилась прямо в верхней части списка. – Привет, дорогуша… Тяжелый удар мясистой руки по плечу выталкивает беловолосого из воспоминаний. Он соскальзывает со стула, настроившись на драку, но немного расслабляется при виде пьяного крепкого паренька, прислонившегося к барной стойке рядом с ним. – Задница Андрасте. – У парня сбивается дыхание, и он протягивает руку, чтобы обвести большим пальцем лириум на подбородке эльфа. Но не придает особого значения тому, что Фенрис избегает прикосновения. – А ты красавчик, не так ли? Сколько ты стоишь? – Я не шлюха, – категорично говорит беловолосый, но тот просто смеется. – Тогда ты свободен? Парень крупнее эльфа, его изношенная одежда пахнет потом и элем в равной степени, и эльф переводит взгляд, когда человек придвигается ближе, а широкая ладонь опускается на бедро Фенриса. Прикосновение до стыдного привычно, но скорее от друзей Хоука, а не магистров Данариуса, которых он представляет, выпрямляясь и отталкивая парня. – Не для тебя, – твёрдо отвечает он. – Прочь с моего пути. Человек довольно пьян, так что ему требуется некоторое время, чтобы осознать отказ, но беловолосый и не ждёт ответа, отталкивая парня, и проходит мимо него к выходу. Холодный ночной воздух – приятное изменение, и он наблюдает, как дыхание вырывается изо рта облаком пара, когда эльф плотнее закутывается в плащ. Где-то в глубине маленькая часть него благодарна человеку за проявленный интерес. После того, как он опустился до домашнего животного у ног Адрианы, то не мог себе представить, что Хоук когда-либо посмотрит на него с чем-то, помимо жалости, но тот факт, что есть (пьяные и отчаянные) люди, которые будут смотреть на него с желанием, а не отвращением, странно успокаивает. Тем не менее, одиночество по-прежнему предпочтительнее, чем согревать постель незнакомцу, и когда он отправляется вдоль озера Каленхад, то решает, что может смириться с этой частью свободы.***
Варрик поднимает бровь, когда Хоук устало падает на стул посреди «Висельника». – Должен ли я спросить, как прошло свидание? – Нет, – угрюмо отвечает Гаррет, – но мы оба знаем, что ты все равно спросишь. – И очень тщательно, – соглашается гном, ставя свой стул рядом. – Может, начнём с того, чья кровь в твоих волосах. – Это Люциана, – говорит мужчина, пропуская пальцы сквозь волосы, чтобы обнаружить склеившиеся и похрустывающие пряди. – Имело место быть небольшое кровотечение. – Во время ужина? – Он пытался убить меня посреди ужина, – вздыхает Хоук. – Мог по крайней мере дождаться, когда подадут десерт. – У всех свои приоритеты, – грустно отвечает Тетрас. – Он объяснил причину повода для убийства или это просто из-за того, что ты слишком много шутил о выборе его гардероба? – Я просто пытался помочь ему, – протестует Гаррет. – Если бы я выглядел как сексуальный некромант из «Цветущей Розы», то предпочёл бы, чтобы люди сказали мне об этом. – Думаю, самое тревожное в том, что ты, посмотрев на него, увидел «некроманта-проститутку» и все же согласился на свидание. – Ты был тем, кто сказал, что мне нужно забыть о Фенрисе! Варрик награждает его жалостливым взглядом. – Ты знаешь, что есть и другие способы сделать это, верно? Мужчина прищуривается, и гном мудро продолжает: – Итак, была ли какая-то настоящая некромантия за ужином, или это была менее захватывающая попытка убийства? – Он пытался задушить меня, – говорит Хоук. – Это было очень скучно. – Хах, – Тетрас кладёт ноги на стол. – Есть идеи, почему? – Он был Вороном. Сказал, что его наняла Леди Бельмонт. – Черт возьми, Бельмонт? – Варрик проводит рукой по волосам. – Должно быть, слухи о её связях с Картой правдивы. Я должен Меррилль четыре соверена. Гаррет садится прямо. – Подожди, Карта? Я думал, она злится потому, что я пытался украсть её собаку. – Ты пытаешься украсть всех собак, – отмахивается гном. – Люди будут чувствовать себя оскорбленными, если ты этого не сделаешь. Мужчина не может с этим поспорить. – Так или иначе, – продолжает Тетрас, – по крайней мере, у тебя был насыщенный вечер? Из всех, кого я знаю, ты, наверное, единственный, кто переживает такое количество покушений. – Это даже не было весело, – уныло говорит Хоук. – Создатель, я скучаю по Фенрису. – Ты ещё жив, – отвечает Варрик. – И определённо справляешься без телохранителя. Гаррет вздыхает. Он устал и несчастен, его волосы неприятно пахнут без эльфа, который мог помочь с этим. – Я скучаю не по телохранителю, – говорит он. – Я скучаю просто по Фенрису. Он намного лучше Люциана. Гном похлопывает его по руке. – Признаю, даже несмотря на то, что он производит впечатление тени большую часть времени, все кажется более пустым без него. Мужчина скорбно соглашается, а Тетрас ещё несколько раз похлопывает его по руке. – У него все в порядке. В последний раз, когда я о нем слышал, он направлялся через Ферелден к озеру Каленхад. – Он подозрительно смотрит на Хоука. – Ты все ещё собираешься оставить его в покое, верно? Сколько раз ему хотелось отправиться в Ферелден, схватить Фенриса и триумфально вернуться с ним назад в Киркволл, слова Андерса въелись в мысли на последние несколько недель: вернуться или нет – это должен быть его собственный выбор, а не Хоука. – Я не собираюсь преследовать его, – обещает он. Подняв глаза выше головы Варрика, он заказывает у Корфа выпивку, добавляя: – Хотя не могу обещать, что не буду время от времени упиваться жалостью к себе. Фенрис закатил бы глаза, если бы был тут, но улыбка гнома наполнена сочувствием, когда он салютует своим элем и говорит: – Отступись, мой друг.***
Фенрис находится в Ферелдене шесть недель, прежде чем вступает в первый серьёзный бой. Он участвовал в большинстве потасовок с магами крови раз в несколько дней, парой работорговцев, горсткой стражников и с кем-то, кто, смотря на него, видит добычу, но он все же очищает кровь от меча, каким бы измученным за последние несколько недель ни был. Их было семеро, плюс ещё один маг, обученные и вооружённые намного лучше, чем ожидал Фенрис. К счастью, он выиграл, но тело ещё болит после затянувшейся битвы, лириум до сих пор зудит под кожей, когда он переводит дыхание. Он делает все возможное, чтобы очистить кровь с лица и доспехов, но не может заставить позаботиться об этом тщательней, когда люди обходят его стороной на дороге. На предплечье красуется глубокий порез, там, где один из работорговцев застал его врасплох, и он использует локоть, чтобы подтолкнуть дверь таверны, с нетерпением ожидая того момента, когда ляжет в постель на всю оставшуюся ночь. – Эй, эльф! Истощенному и рассеянному Фенрису требуется мгновение, чтобы осознать, что хозяин таверны обращается к нему. Он оглядывается, подняв брови, а мужчина кивает в заднюю часть помещения. – К тебе посланник. На один глупый миг беловолосый думает, что это может быть Хоук. Он отбрасывает эту мысль так же быстро, как она возникает (Гаррету есть, чем заняться, нежели преследовать сбежавшего раба), и эльф прижимает травмированную руку к груди, спрашивая: – Где? Хозяин таверны хмурится, оглядывая заполненную комнату. – Был здесь минуту назад. Должно быть, вышел, чтобы напоить лошадь, сказал, что было бы неплохо прокатиться. Подозрение щекочет под кожей Фенриса. – Чего он хотел? – Я похож на сенешаля? – огрызается мужчина. – По-моему, что-то о работорговцах? Подозрение немного угасает (беловолосый освободил много благодарных пленников за последние недели), но он все равно вытаскивает свой меч, выскальзывая из таверны, и направляется к конюшням за ней. Наступает ночь, небо превращается из серого в чёрное, а луна поднимается над озером. Факелы, стоящие вокруг конюшни, дрожат на ветру, глаза эльфа привыкают, разглядывая человека, вытаскивающего флягу с водой из своего седельного мешка. – Ты тот, кто искал меня? Мужчина улыбается, поднимая взгляд. – Это я, эльф. Его акцент тевинтерский. Фенрис вспыхивает лириумным огнем, но внимание привлекают шорохи позади. Они сопровождаются шарканьем сапог и лязганьем доспехов со всех сторон от него, и беловолосый оборачивается вокруг, чтобы увидеть воинов и магов, выходящих из темноты отовсюду, вооружённые и явно обученные тому, как бороться с ним. Он насчитывает не меньше дюжины, все носят герб Тевинтера, и эльф проклинает собственную глупость, переходя в оборонительную позицию. Рука пульсирует от боли, тело все ещё восстанавливается от ярости последней битвы, но он скорее умрёт, чем отправится обратно в Тевинтер и… – Разве так приветствуют своего хозяина? Фенрис чувствует, как сердце замирает на секунду. Груз неудачи падает на него, сокрушая своим весом, отрезая крошечный путь к свободе, который он прорубал мечом, но уже может почувствовать призрачный ошейник, снова натягивающий поводок. Данариус стоит прямо перед ним, когда он оборачивается. Магистр выглядит старше, чем помнит беловолосый, с проседью в бороде и новыми морщинами на лбу, но нет никаких сомнений в его авторитете, и в том, как он ведёт себя, ощущается сила. И эльф лишь пытается не упасть на колени. – Нет, – рычит он, обращая меч против Данариуса, даже когда тот отступает назад. – Я больше не принадлежу тебе. Магистр лишь улыбается. – Ты всегда будешь моим, Фенрис. Так же, как и был раньше. – Нет, – повторяет Фенрис скорее для себя, чем для Данариуса. – Нет. Я не хочу... – Ты понятия не имеешь, чего хочешь, – отрезает магистр. – Посмотри на себя. Ты не подчиняешься моим приказам, остаёшься в Киркволле, убиваешь мою любимую ученицу – и ради чего? Твоего нового хозяина? – Я… – Тем не менее, ты бежишь от него точно так же, как бежал от меня, – продолжает он, сбивая грязь шелковой мантией, когда шагает вперёд. – Тебе не подходит свобода, Фенрис. Здесь ты лишь бешеный пёс, лающий на всех, кто проходит мимо, и я не собираюсь дожидаться, пока какой-нибудь ферелденский крестьянин потеряет самообладание и свернёт тебе шею. – Его голос становится мягче, а губы кривятся в улыбке. – Не после того, как я пришёл сюда, чтобы отвезти тебя обратно домой. Беловолосый сглатывает. Его ноги не слушаются, когда он пытается отступить, сжимая хватку на мече, а Данариус все приближается. – Со мной ты был в лучшем состоянии. – Слова магистра несут в себе ощутимый вес приказа, и у эльфа нет выбора, кроме как слушать. – Ты был силен, талантлив, опасающийся всех, кто ступал в моё поместье, и все снова может быть, как прежде. Фенрис качает головой, борясь с дрожью в руках, когда Данариус приближается. – Я был твоим рабом. – Ты был моим любимчиком, – ласково говорит магистр. – И являешься им до сих пор. Его пальцы проводят по лезвию меча беловолосого, точно так же проводя ими по чужой щеке. – Опусти оружие, Фенрис. Я не хочу, чтобы эти люди причинили тебе боль. Хоук купил ему этот меч несколько месяцев назад, вручив прямо в руки с застенчивой улыбкой, и Фенрис цепляется за это воспоминание на мгновение. Светлые глаза Данариуса становятся ледяными, удерживая взгляд беловолосого. – Опусти оружие, – приказывает он. – Или ты хочешь выбросить на помойку свою жизнь? Эльф колеблется. Он не хочет этого. Не хочет жить в доме Данариуса, приходить на любой зов или умирать в его руках, но этот выбор сделан той частью гордости, что у него осталась. Он хочет быть кем-то большим, чем просто очередным рабом, убитым магистром. – Нет. – Меч падает в грязь, и Фенрис не отрываясь смотрит на него, бормоча: – Я пойду с тобой. Ему не нужно смотреть вверх, чтобы понять – Данариус улыбается.***
– Сбрасывай. Оппонент Хоука снова впадает в уныние, когда тот добавляет выигрыш к уже существенной горстке монет. Варрик наклоняется, собирает и перетасовывает карты, спрашивая: – Что скажешь, Каддас? Хочешь вернуть себе часть достоинства? – Какое достоинство? – бубнит Каддас. – Он обчистил меня даже не напрягаясь! Гаррет не может с этим поспорить. Даже с некоторыми достойными призами на столе (на прошлой неделе он выиграл особняк, горное шале и невероятно большой изумруд) трудно вызвать у себя интерес к обычной игре. – Не смеши меня, – лжет гном. – Он под давлением, не так ли, Хоук? Ты заставляешь его потеть, друг. – Думаю, я просто съел слишком много жареной свинины, – признается мужчина. Каддас смотрит на него, сгребая оставшуюся горстку монет со стола, и вылетает ураганом из «Висельника». Тетрас даёт Хоуку подзатыльник, как только тот уходит. – Жареная свинина? Серьёзно? – Я не собирался лгать этому человеку. – Гаррет опускает голову, прислоняясь к стене, и говорит: – Знаешь, с этим больше нет проблем. Я чувствую, как эти навыки угасают внутри меня. – Спасибо за этот восхитительный образ. – Варрик занимает освободившееся место Каддаса. – Что ж, я бы предложил пойти куда-нибудь для смены обстановки… Мужчина мычит в раздумьях. – Я слыхал, Монтсиммард хорош в это время года. Отличный сыр. – …если не брать в расчёт, что в прошлый раз каникулы вышли не такими удачными, – заканчивает гном. – Что насчёт «Я больше не покину пределы Вольной Марки в ближайшее время»? – Тебе ещё нужно поработать над тем, чтобы впечатлить меня. – И всё же я помню, что ты на самом деле говорил, – отвечает Тетрас. – Ты в самом деле готов к новой поездке? – Всё было не так плохо, – говорит Хоук, опираясь подбородком на скрещенные руки. – В прошлый раз я нашёл Фенриса. – Ты не должен привыкать к приобретению эльфийских рабов каждый раз, когда уезжаешь отдыхать, – хмыкает Тетрас. – Попробуй собирать произведения искусства. Прежде, чем Гаррет может сказать, что на Фенриса гораздо приятнее смотреть, чем на любое орлесианское произведение искусства, дверь в таверну распахивается, впуская молодого юношу с растрепанными волосами, размахивающего письмом. – Сир Тетрас! Мужчина сдаётся, кладя голову на скрещенные руки, когда Варрик поворачивается, чтобы поговорить с новичком. – И тебе добрый вечер, Джимми. – У меня письмо для Вас, сир, – говорит Джимми, запыхавшись. – Дела плохи. Хоук практически чувствует, как гном поднимает брови. – Ты читал? – Конечно, – отвечает парень так, будто это должно быть очевидно. – Иначе как бы я понял, насколько быстро нужно его доставить? – Я… – вздыхает Тетрас. – Благодарю, Джимми. Слышится шелест бумаги, когда Варрик берет письмо, и Гаррет смотрит вверх, чтобы увидеть, как Джимми заглядывает ему через плечо и говорит: – Это насчет того эльфа, сир. Того, за которым Вы просили приглядывать Лив. Услышав это, мужчина садится прямо. – Фенрис? Юноша торжествующе глядит на него. – Точно! – Мой осведомитель передает, что потеряла его след, – говорит гном, читая письмо. – Он исчез, когда прогуливался у озера, но потом один из ее друзей заметил, что он направился к побережью и… Оу… Хоук наклоняется вперед. – Не похоже, что это позитивное «оу», Варрик. Выражение лица Тетраса мрачное, когда он поднимает глаза. – Он был с магом. В кандалах. Сердце Гаррета ухает куда-то вниз. – Данариус? – Друг Лив говорит, что он выглядел «злым, как черт», – отвечает Варрик. – Так что, да, я бы сказал, велика вероятность, что это был Данариус. Он кладет пару монет в руку Джимми и отпускает его с похлопыванием по плечу, прежде чем передать письмо Хоуку. В нем нет ничего, что бы Варрик не сказал, но увидев это в письменной форме, он чувствует себя намного хуже. – Я думал, что Данариус не пойдет за ним, – слабо говорит Гаррет. – Фенрис сказал, что он никогда не покинет Тевинтер надолго. – Фенрис лжет лучше, чем мы думали, – говорит гном. – Полагаю, это объясняет, почему он сбежал. – Зачем, чтобы Данариусу было проще его поймать? – Он знает, что несправедливо так говорить, как только произносит это вслух, и поднимает руку, проводя по лицу в разочаровании. – Задница Создателя, я мог бы помочь ему. Мы смогли бы защитить его, если бы он остался… Почему он сбежал в одиночестве? – Он сделал так, наблюдая, как протеже Данариуса чуть не убила тебя, – отвечает Тетрас. – Может быть, он не хотел смотреть, как тот завершит начатое ей. – Это… – Возвращаясь к поведению беловолосого той ночью, Хоук неохотно проглатывая свой протест, признавая: – Это похоже на Фенриса. – Знаешь, вы двое хорошая пара, – говорит Варрик. – Оба сильные, защищаете других и склонны к опрометчивым решениям – я должен написать книгу о вас. – Будто ты этого еще не сделал. – Гаррет поднимается на ноги. Свернув письмо на сохранение, он барабанит пальцами по спинке стула, пытаясь выяснить, где можно найти Изабеллу: в доках или «Цветущей Розе». Гном даже не удосуживается спросить, о чем он думает, натягивая пальто и пристраивая Бьянку на спине. – Наверное, пришло время для опрометчивых решений? – Они лучшие, – серьезно говорит мужчина, сейчас в нем больше энтузиазма, чем за последние несколько недель, когда он заявляет: – Пора набить Данариусу морду.***
Прошло много времени с тех пор, как Фенриса избивали. Однако, когда охранник наносит последний удар, это больно точно так же, как он помнит. Охранник не жалеет рук, нанося пару сильных ударов по плечам и спине по очереди, а Фенрис сжимает зубы, клонясь под силой ударов. Корабль кренится, роняя его окончательно, и только кандалы, прикрепленные к потолку каюты, останавливают его от падения на колени. Стражник использует эту возможность, чтобы быстро ударить тростником по босым ступням беловолосого, и эльф вскрикивает от боли, изо всех сил пытаясь встать на ноги ровно. После нескольких дней, проведенных в кандалах, будучи загруженным в трюм, как дешевый груз, он предполагал, что Данариус ждет, пока корабль не отчалит, чтобы выразить свое недовольство непослушанием Фенриса. И он был прав – едва корабль утром покинул порт, как его подвесили словно кусок мяса в одном из отсеков для хранения, – но любое облегчение от предсказуемости своего хозяина перевешивает агония, причиняемая руками стражников. Задняя часть тела ощущается так, будто он раскололся на куски, кожа потрескалась от ударов тростника, которым охранники с удовольствием охаживали его во второй половине дня. Тело лихорадочно горит, отмеченное выделяющимися пятнами синяков, покрывающими его от плеч до лодыжек, и, когда охранник кладет окровавленную трость на ящик и выходит, беловолосый позволяет себе расслабиться на мгновение, чувствуя боль, усиливающуюся с каждым вдохом и выдохом. Он должен это вытерпеть, напоминает эльф себе. Он все еще жив и, скорее всего, останется таким до тех пор, пока Данариуса не утомит происходящее, поэтому все, что ему остается делать, – дышать, пока его хозяин не решит, что он наказан достаточно. Дверь скрипит, открываясь. Не в первый раз за день Фенрис поднимает глаза в надежде увидеть своего хозяина, а не очередного охранника, жаждущего избить его тростью, но хмурится, когда видит двух матросов. Они выглядят необычайно знакомыми, но беловолосый не может вспомнить, пока более высокий из них не говорит с ухмылкой: – Рад снова видеть тебя, скорто. Глаза эльфа расширяются. Он вспоминает их с первого дня на корабле Изабеллы, двух матросов, которые пытались использовать его, и, дергаясь в своих кандалах, он так сильно скучает по Хоуку, что становится больно. Матросы кружат вокруг него, как акулы с холодными глазами и жестокими пастями, эльф скрипит зубами, когда низкий останавливается перед ним. – Похоже, нам с Леоном повезло, да, скорто? Фенрис прищуривается. – Вы работаете на Данариуса? – На данный момент, – отвечает Леон. – Эта пиратская сучка выгнала нас с корабля, как только мы покинули Киркволл. – Даже не удосужилась высадить нас в ближайшем порту, – добавляет его друг. – Ебливая пизда. Мысль о том, что эти двое были вынуждены сами плыть до берега, оказывается приятной, и беловолосый в очередной раз чувствует горечь от осознания, что никогда не сможет поблагодарить Изабеллу за это. – К счастью, – продолжает Леон, – Мы были в Ферелдене, когда магистр пришел набирать команду, чтобы доставить его в Тевинтер. Мы с Майло все равно бы взялись за эту работу, но потом услышали о привилегиях… Рука Майло скользит между бедер эльфа. Его ладонь останавливается, и Фенрис рычит, отстраняясь, насколько позволяют его оковы. – Отвали от меня! Леон быстро передвигается, хватая его за волосы, и откидывает чужую голову назад, приближаясь. Дыхание матроса обжигает щеку беловолосого, пряди волос пойманы в кулак, и эльф не может даже отвернуться, когда Леон говорит, насмехаясь: – Магистр сказал, что ты будешь послушной маленькой шлюшкой. Фенрис плюет ему в лицо. Он, если честно, не уверен, удивлен ли этим поступком матрос, но, даже когда тот отходит, чтобы с размаху ударить его в живот, беловолосый не жалеет о содеянном. – Остроухий кусок дерьма, – бормочет Майло, плюя в эльфа в ответ, а Леон вытирает лицо запачканной рубашкой. Слюна матроса попадает прямо рядом с носом Фенриса, и он пытается оттереть ее вытянутыми руками. – Неудивительно, что охранники магистра так хорошо тебя обработали. Беловолосый вскрикивает, когда Майло пинает его в бедро, а ботинок жестко попадает по его ранам. Ноги дрожат, когда он упрямо поднимается, не удостаивая мужчин ответом, лишь смотрит вперед, на деревянную дверь трюма. – Знаешь, – шепчет Леон ему на ухо, – в последний раз, когда мы виделись, я припоминаю, как ты протолкнул в меня всю свою проклятую руку. – Он постукивает пальцами по ребрам эльфа. – Ты помнишь это? Фенрис молчит, за что получает еще один удар в живот, сжимаясь от боли. – Я помню. – Отлично, теперь мы здесь, с тобой, – говорит Майло, – думаю, мы вернем тебе должок. – Он усмехается. – Немного иначе. Ладонь Леона скользит по его спине вниз, и беловолосый дергается от отвращения, чувствуя прикосновения руки матроса на своих обнаженных ягодицах. – Нет… Майло снова бьет его, прежде чем придвинуться ближе, перехватывая эльфа за челюсть. С руками, прикованными к потолку, и твердым, словно стена, телом Леона позади Фенрису некуда бежать, поэтому Майло глядит на него с ухмылкой. – Я бы сказал, что мы не сделает тебе больно, – насмехается он, – но ты ведь недостаточно глуп, чтобы поверить в это, не так ли? Леон позади хихикает, снова пристраивая руки на его заднице. – Даже не знаю, – протягивает он, – что может быть хуже того, что задумал для него магистр. Пальцы Леона опускаются ниже, находя кожу без клейм, и беловолосый закрывает глаза, пытаясь смириться с неизбежным. Майло вцепляется в его челюсть упрямой сильной хваткой, а эльф фокусируется на воспоминаниях о руках Гаррета, наклонивших его голову назад, когда он расстегивал ошейник на горле Фенриса. Создатель, как же он соскучился по Хоуку. Делая все возможное, чтобы ускользнуть в воспоминания о прошлом, он почти пропускает скрип двери, но распахивает глаза, услышав крики. Сначала он видит только огонь. Майло и Леон отшатываются, взмахивая руками, когда над ними вспыхивает пламя, и желудок беловолосого сводит спазмом от вони горящей плоти. Дым поднимается столбом в момент, когда они валятся на колени, крики постепенно затихают, огонь льется им прямо в глотки, и к тому времени, когда их почерневшие тела падают на пол, не остается ничего, кроме пепла и костей. Данариус перешагивает через останки, подходя к эльфу. – Ты в порядке? – спрашивает он, обхватывая ледяными пальцами лицо Фенриса. – Они причинили тебе боль? Только в момент, когда беловолосый пытается заговорить, он понимает, как сильно его трясет. В глазах магистра больше заботы, чем он когда-либо видел и после нескольких часов боли и наказаний, в нем присутствует слабый намек на доброту. – О… Они не… Эльф замолкает, переводя дыхание. Данариус ненавидит, когда он заикается. – Я в порядке. – Животные, – с отвращением говорит магистр. – Я не должен был пускать их на борт корабля, но теперь они не смогут тебе навредить. Хоук не убил их. Мысль появляется неожиданно, но сквозь дымку боли и облегчения Фенрис не может решить, правильно или нет поступил Гаррет (Хоук не убил их; Данариус – убийца; Хоук не убил их; Данариус спас его). Данариус проводит большим пальцем по щеке Фенриса, морща нос от отвращения, когда видит плевок на его лице. Ожидая пощечины за непрезентабельный вид, беловолосый удивленно вздрагивает, когда магистр вытаскивает платок из-за пояса, вытирая дочиста его лицо. – Так намного лучше, – говорит Данариус, и эльф ненавидит себя за то, как успокаивается от одобрения. – Теперь позволь мне взглянуть на тебя. Фенрис молчит, позволяя магистру медленно обойти его полукругом. Он обнажен, абсолютно голый перед своим хозяином, этого достаточно, чтобы нагота больше не являлась для него постыдной, но он все равно закрывает глаза, когда Данариус осматривает рубцы, покрывающие его спину. И молится, чтобы к ним не прибавились новые. – Что ж, – говорит магистр, – это ужасный беспорядок, не так ли? Страх прошивает его насквозь при первом же признаке неодобрения, и беловолосый находит глазами окровавленную тростниковую палку, отвечая: – Простите, хозяин. Данариус хмыкает, вставая перед лицом эльфа, но никакого наказания, похоже, не предвидится. – Я не хотел, чтобы тебя так сильно избили. Рот Фенриса приоткрывается в шоке. – Хозяин? Магистр улыбается, убирая непослушные волосы с глаз раба. – Знаю, это было непросто для тебя, – говорит он. – Быть отнятым незнакомцем… Я могу только представить, насколько страшно тебе было. В какое замешательство он привёл тебя. Угроза, тщательно скрытая за беспокойством, слышится в его словах, но когда Данариус снова поглаживает его щеку, эмоции слишком глубоко, чтобы идентифицировать их. – Неудивительно, что ты сбежал в Ферелден, а не вернулся домой, – продолжает магистр, глядя на губы эльфа, – но во мне есть сочувствие. Или прощение. Он наклоняется, целуя Фенриса в лоб, прежде чем сказать со вздохом: – Ты должен быть наказан. Ты убил мою ученицу… И это не может пройти без последствий. Мы же не хотим подавать другим рабам подобную идею, верно? Это вопрос, и беловолосый даёт на него ответ, который тот ищет: – Нет, хозяин. – Я знал, что ты поймёшь, – ласково говорит Данариус. – Ты всегда был невероятно умным для эльфа. – Он снова оглядывает спину и ноги Фенриса, продолжая: – Это необходимо было сделать, хотя я сожалею, что это зашло дальше, чем должно было. Он отступает. Крюк, держащий кандалы беловолосого, щёлкает под пальцами магистра, и эльф падает, ударяясь коленями о деревянный пол. Движение тянет все раны, и он вскрикивает от боли, впиваясь ногтями в пол в попытке взять себя в руки. – Вверх, – приказывает Данариус. – Отдохнешь в моей каюте. Кивнув, Фенрис поднимается на ноги. Тёплая кровь стекает по рукам и бёдрам, где удары тростью разорвали кожу, но эльф спотыкается на ослабевших ногах, когда магистр движется к двери. – Ах, да, – говорит Данариус, – чуть не забыл. Повернувшись, он постукивает кончиками пальцев по подбородку беловолосого, и тот послушно задирает голову, позволяя магистру застегнуть на нем новый ошейник. Предыдущий был забыт, как только Хоук снял его, оставив валяться под каким-то столиком в таверне, словно мусор, и когда он чувствует знакомую тяжесть и поводок, прикреплённый к ошейнику, то не может решить, сердится ли он на Хоука за то, что снова оказался закован. Стыд омывает его, когда магистр ведёт его на негнущихся ногах через трюм, вверх, на главную палубу корабля. Небо над ними тяжелое, с большими облаками, горизонт грозит проливным дождём, но после этого краткого взгляда ввысь эльф не сводит глаз с пола. Вокруг слышатся шепотки и ухмылки, которыми обмениваются между собой члены экипажа и охранники, а щеки Фенриса горят от мысли о том, как он выглядит: скованный кандалами, избитый раб, ведомый на поводке в каюту своего хозяина. Данариус направляется к кровати, как только они попадают внутрь, оборачивая поводок вокруг одной из ножек прикроватного столика, и кивает на подножие постели. – Положи руки на матрас. Даже с пустым желудком беловолосому невыносима мысль о Данариусе, трахающем его вот так. Варианты ограничены подчинением или ещё большим количеством боли и принуждением, поэтому он наклоняется, опираясь ладонями о простыни, и закрывает глаза. Колени подгибаются от первого же прикосновения магии к коже. Лириум воспламеняется, заставляя заклинание сиять голубоватым светом, когда оно оседает на теле, и эльф зарывается лицом в простыни, пытаясь заглушить крики, когда магия копошится под кожей. Ему требуется мгновение, чтобы осознать, что это исцеляющее заклинание. Оно обходит рубцы, заживляя лишь серьёзные раны, но, в отличие от Андерса, магистр не стал прикладывать лишних усилий, чтобы уменьшить боль от воздействия магии на лириум, пока он действует. Фенрис пытается оставаться в сознании к тому времени, как он заканчивает, и, сгорбившись, трясётся у подножия кровати, когда Данариус гладит его рукой по волосам, говоря с гордостью: – Ну, вот, Фенрис. Разве тебе не полегчало? Болит только хуже, чем до этого, тело все еще горит, пока лириум успокаивается, но беловолосый все равно кивает: – Да, хозяин. – Хорошо. Его рука на мгновение зарывается в волосы эльфа, прежде чем он отходит, тихо ступая по толстому ковру. – Ты голоден, волчонок? На этот раз кивок совершенно искренний. Он едва ел с тех пор, как его поймали, питаясь объедками, брошенными в трюм, когда охранники вспомнили о том, что на самом деле его разрешено кормить, – но этого было достаточно, чтобы желудок урчал от голода. – Да, хозяин. Сидя за столом, Данариус поднимает бровь, и голод опережает его гордость. – Пожалуйста, хозяин, – просит он, – могу я поесть? Судя по улыбке магистра, он достаточно хорошо справился с мольбами. Данариус сидит в своём кресле, держа тарелку с едой на коленях, и говорит: – Очень хорошо. Иди сюда, малыш. Фенрис медленно двигается (ползком) вперёд, насколько позволяет длина поводка. Недостаточно близко, чтобы было удобно, но достаточно, чтобы магистр мог класть каждый кусочек еды прямо в рот беловолосого. Он с готовностью принимает все, губы обхватывают кончики чужих пальцев, принимая всё, что ему дают, и он вспоминает свою первую ночь в имении Хоука с полными тарелками еды, предложенными ему, сколько бы он ни захотел. Еда оседает тяжестью в животе, а Данариус встаёт, вытирая руки. Тошнота подступает к горлу от осознания того, что он пережил подобное снова, но эльф возвращает прежнее выражение лица, когда на него смотрят с улыбкой. Он больше никогда не увидит Гаррета, говорит беловолосый сам себе. И прямо сейчас он должен принять привилегии Данариуса, а не благотворительность Хоука. – Ты всегда становился счастлив, когда тебя кормили, – говорит магистр, похлопывая его по голове, прежде чем пойти к двери. Поводок не позволяет эльфу следовать за хозяином, но тот, похоже, не возражает, приказывая напоследок: – Останься. Я вернусь, когда захочу тебя. Фенрис склоняет голову в немом подчинении. Замок щёлкает, вставая на место, когда Данариус уходит, и беловолосый быстро отползает назад, сворачиваясь калачиком у подножия кровати. Его тело все ещё болит от магии, и, обнимая свои голые ноги, он вспоминает мягкий тёплый плащ Гаррета, которым он укрывался, как одеялом. И как бы бессмысленно это ни было, он все ещё скучает по Хоуку.***
«Зов Сирены» бороздит море уже три дня, когда они замечают плывущий корабль с цветами Тевинтера. Что касается Хоука, то он обеспокоен тем, что три дня – это слишком долго. Он остаётся на носу корабля, когда «Зов Сирены» приближается, уворачиваясь от шквала заклинаний, направленных магами с другого судна, отчаянно пытаясь рассмотреть, есть ли среди них Фенрис. К сожалению, поблизости не наблюдалось ослепительно белых волос, только злобные телохранители и такие же маги, и к тому времени, когда они догоняют тевинтерский корабль, Изабелла готова убить всех на борту, уклоняясь от взрывного магического огня в третий раз. Борода Гаррета немного опалилась от слишком близкого столкновения с огненным шаром, но эльф приоритетнее волос на его лице, так что он бросается через весь корабль, спеша на помощь пиратке. – Будут какие-нибудь советы по поводу морских сражений? Судно немного кренится, деревянные щепки рассыпаются по палубе, когда корабль сталкивается с бортом тевинтерского судна, и мужчина хватает ближайшую верёвку, чтобы удержаться в вертикальном положении, а Изабелла кричит: – Избегай острых предметов, ничего не поджигай и постарайся не утонуть. – И всё? – кричит Хоук в ответ. – И это все советы, которые я получу? Улыбка пиратки злая и ликующая, когда она мечет кинжал, попадая точно в грудь охранника. – Это все советы, которые тебе потребуются! Позади экипаж бросает верёвки, чтобы взять на абордаж тевинтерский корабль. Дождь из магических вспышек обрушивается на них, но маги моментально поднимают барьер, а Гаррет, уворачиваясь от ледяных осколков, пробирается по одной из досок, чтобы подняться на борт, как он надеется, корабля, на котором плывёт Данариус. Двое телохранителей бросаются на него, как только он спрыгивает вниз, и мужчина легко уворачивается. Импульс несёт его под их мечами, и обоими кинжалами, находящимися в его руках, когда он вскакивает на ноги, он наносит ответные быстрые удары. Варрик и Меррилль приземляются поблизости, нанося урон на расстоянии, в то время как Хоук заботился о тех, кто имел глупость приблизиться, и, бросая одного телохранителя за борт, он использует преимущество прикрытия, которое они обеспечивают, позволяя ему осматривать корабль. Изабелла и Андерс остаются на носу собственного судна, разбрасывая магов и охранников, но глаза Гаррета сужаются, когда он видит человека, стоящего на мостике. На лице Данариуса присутствует какая-то доля радости в момент, как он наконец замечает его. Прыгнув под изгибами магии Меррилль, мужчина сбегает по лестнице. Он поднимает глаза наверх, держа кинжалы наготове, а магистр по-прежнему наблюдает за ним, и Хоук резко останавливается, услышав зов Данариуса: – Фенрис! Беловолосый моментально появляется рядом с ним. Он все ещё жив, что для начала неплохо, и, быстро оглядев его, Гаррет рад отметить отсутствие каких-либо угрожающих жизни ран. Эльф худей, чем он помнит, хотя и не до такой степени, как в день их знакомства, а его волосы отросли за последние несколько недель и теперь почти доставали до плеч. Он одет в тёмную тунику, а не свои обычные доспехи, но когда лириумные клейма просвечивают под одеждой, мужчина считает, что в большей защите Фенрис не нуждается. На лице магистра появляется мерзкая ухмылка, а рука оборачивается вокруг задней части ошейника. Хоук честно не может решить, хочет ли он сначала стереть улыбку с его лица или отрубить руку. – Убей их, – приказывает Данариус. Слова сопровождаются жестом, указывающим на Андерса и Изабеллу, пока магистр продолжает смотреть на Гаррета с самодовольной ухмылкой. – Сделай так, чтобы я гордился тобой, волчонок. Мужчина не уверен, в курсе ли беловолосый, что он пришёл за ним, когда тот отвечает: – Да, хозяин. Он приходит в движение, как только магистр опускает руку, призрачный голубоватый силуэт пересекает палубу корабля. Данариус поднимает барьер вокруг себя, прежде чем Хоук может вонзить свои кинжалы в самое болезненное место, и тот выпускает разочарованное рычание, побежав за эльфом и вырубая охранников, встречающихся на пути. – Фенрис, нет! Стоящие у борта корабля целитель и пиратка поднимают свое оружие, но Гаррет с облегчением замечает, что они не атакуют, когда Фенрис приближается к ним. Он пылает лириумом, такой яркий и смертоносный, каким мужчина ещё его не видел, пробираясь через пару телохранителей, когда Андерс кричит: – Дыхание Создателя, Фенрис, остановись! Мы здесь, чтобы помочь тебе! Изабелла отшатывается, глядя на беловолосого через плечо, и вторит ему: – Хоук, это не было частью плана! Эльф, кажется, замедляет свое передвижение на секунду, а Хоук использует это преимущество, прыгнув между Фенрисом и его нынешними целями. Не самое изящное приземление, но оно обеспечивает должное отвлечение от его друзей,когда он выпрямляется в полный рост. Лириум на теле беловолосого внезапно мерцает, когда он ошеломленно останавливается. – Хоук? Даже после всего случившегося он по-прежнему звучит, как и раньше, его голос глубокий, грубоватый и совершенно не одобряющий действия Гаррета, и, вопреки всему, мужчина широко улыбается. – Привет, Фенрис. Эльф моргает, глядя на него, как будто ожидает, что он исчезнет в любой момент, и Хоук успокаивает его: – Клянусь, я не галлюцинация. – Как… – Он почти злится, спрашивая: – Что ты здесь делаешь? – Миссия по спасению, – говорит Гаррет. – Также по руководству. Ты же не думаешь, что я позволил бы этим идиотам прийти без меня, верно? Справа от него пиратка ударяет охранника в шею и оглядывается, обиженная: – Эй! – Данариус убьёт тебя. – Страх и беспокойство сквозят в его голосе, когда Фенрис умоляет: – Он сильнее Адрианы, он причинит тебе боль... Ты должен уйти. – Только вместе с тобой, – твёрдо отвечает мужчина. – Если кто-то и пострадает сегодня, то это он. – Хоук смотрит туда, где Андерс обездвиживает телохранителя ударом по голове и перекидывает его за борт корабля. – А возможно, и его прихвостни. Плечи беловолосого напряжены, когда он смотрит вверх, чтобы увидеть Данариуса, вызывающего призраков на мостике. Меррилль и Варрик разбираются с ними так же быстро, как они возникают, и Хоук пожимает плечами. – Он не выглядит таким уж сильным. – Ты не понимаешь. – Лириум мерцает в ужасе, когда он снова кидает взгляд на магистра. – Он может… – Нет, – уверенно отвечает Гаррет. – Он ничего не сделает мне, и уж точно не тронет тебя. Этот ублюдок не покинет корабль живым. Эльф не отступает, когда тот делает шаг вперёд, потому мужчина осторожно формулирует свои слова в вопрос, а не приказ, попробовав ещё раз: – Так как насчёт этого? Ты хочешь помочь Данариусу получить то, что он заслуживает? Он едва удерживается от триумфального вскидывания кулака вверх, потому что Фенрис неуверенно кивает. Появляется ещё больше телохранителей, встающих на их пути, когда они снова пересекают корабль, и охранников, которые, похоже, не извлекли никаких уроков из того, что стало с ныне покойными коллегами. Хоук отталкивает одного из них, нанося рубящий удар по предплечью, прорезая доспехи, и выбивает клинок из чужой руки, но, даже когда он делает паузу, чтобы возить второй кинжал между ребер человека, беловолосый не замедляется ни на секунду. Он оставляет след из мёртвых тел магов и охранников с разорванными глотками и торсами позади, и в момент, когда Гаррет догоняет его на лестнице, обе руки Фенриса окрашены красным до запястий. Последняя молния слетает с кончиков пальцев Данариуса, поворачивающегося к ним лицом. Он почти не обращает внимания на мужчину, холодные глаза сосредоточены исключительно на Фенрисе, когда он говорит с неодобрением: – И это после того, как я оказал тебе такое милосердие. Ты разочаровал меня, раб. Магия малинового цвета потрескивает в его ладонях. Рядом с Хоуком беловолосый в страхе делает шаг назад, лириум затухает до белого, и он умоляет: – Нет… Гаррет понятия не имеет, как действует это заклинание, но увидев, что сотворили заклинания Адрианы, он не уверен, что когда-либо захочет узнать. Это не самое изящное и героическое вмешательство, но его кинжал погружается глубоко в плечо Данариуса, оказав предполагаемый эффект. – Ты… Магистр отшатывается назад, ошеломленный неожиданным ударом, и магия рассеивается в одно мгновение. Он падает на палубу, заливая мантию кровью, и яростно вырывает клинок, а из-под палубы вырывается новая волна призраков, прежде чем мужчина может его добить. Из-за их численности обезоруженный Хоук отпрыгивает, вытаскивая меч близлежащего трупа. Он не особо привык сражаться таким оружием, но, поднимаясь на ноги и поворачиваясь в сторону надвигающихся призраков, он считает, что это не самое плохое оружие из тех, что он когда-либо сражался. (Этой чести удостоилась одна очень несчастная рыба-меч.) Один из арбалетных болтов Варрика прошивает насквозь голову демона гнева, маячившего прямо за ним, а поток магии Меррилль убирает двух призраков справа, и Гаррет фокусируется на тех, кто поднимается по лестнице слева. Он честно не уверен, что его тактика выходит за рамки слепого махания мечом, но что бы мужчина там ни делал, призраки вопят, падая под натиском лезвия. Отсекая голову очередного призрака, Хоук бросает взгляд через плечо, на Фенриса, но не верит своим глазам, когда видит, как тот шагает по направлению к еще живому Данариусу. Эльф раскален добела, свет лириума достаточно ярок, способный повредить глазам Хоука, когда он проходит сквозь тени, словно они не более чем вода. На его лице присутствует мрачная решимость, и, когда Данариус остаётся на месте, мужчина понимает, что магистр совершил свою последнюю ошибку. На его месте Хоук определённо бы сбежал. – Ты жалкая маленькая шлюха, – выплевывает Данариус в своей ледяной манере, уступающей место чистой ярости. – Я спас тебя. Я создал тебя, а ты в свою очередь променял меня на какую-то шавку! Фенрис не замедляет своего продвижения, и Гаррет, уничтожая последнего призрака, улыбается при виде Данариуса, запоздало делающего шаг назад. – Он – ничто, – насмехается магистр. – Он не сможет дать тебе ничего, по сравнению с той силой, которую я даровал тебе. Он понятия не имеет о твоей ценности. И будет разбазаривать все, что я вложил в тебя. – Его взгляд сосредотачивается на мужчине, и в нем нет ничего, кроме отвращения. – Он понятия не имеет, что делать с таким рабом, как ты. Рука беловолосого достаточно тверда, когда накрывает горло Данариуса. Он поднимает его с земли так высоко, что ноги магистра беспомощно дергаются в воздухе, когда эльф рычит, огрызаясь: – Я не раб! Другая его рука проскальзывает в грудь Данариуса, нисколько не колеблясь, как было в случае с Хоуком, и он встречает широко распахнутые глаза магистра, добавляя: – Больше нет. Звук сердца Данариуса, вырванного из тела, – незабываемый для Гаррета. Сердце падает из окровавленных пальцев Фенриса, катится по раскачивающейся палубе корабля, а тело магистра падает рядом через минуту, только когда беловолосый позволяет ему упасть. Бой на палубе позади них останавливается, предоставляя место для победоносных аплодисментов. Отсутствие панических криков Андерса мужчина может расценивать с уверенностью как наличие у остальных минимальных повреждений, придерживая собственную травмированную руку, и выпрямляется. Лириум беловолосого всё ещё светится, даже когда Хоук подходит ближе. Он отпрыгивает прочь из зоны досягаемости, подняв окровавленные руки в позиции где-то между атакой и обороной, рыча: – Не надо. Я имел в виду именно то, что сказал ему. – Эльф тяжело сглатывает, пристально глядя на меч Хоука. – Я не хочу сражаться с тобой. – Ну, это хорошая новость, – говорит Гаррет. – Я почти уверен, что ты сейчас протрешь мной пол. Его легкомысленная попытка разрядить обстановку проваливается, когда Фенрис продолжает. – Я убил Данариуса не для того, чтобы обменять одного хозяина на другого, – предупреждает он. – Я не буду твоим рабом. Мужчина замирает на месте. Он может увидеть кровь, переливающуюся на клиниках Изабеллы, ждущей наверху лестницы, слышит топот ног Варрика на мостике позади и, встречая взгляд беловолосого, молится не испортить всё к чертям. – Фенрис, я никогда не хотел, чтобы ты был моим рабом. Глаза эльфа широко распахиваются, лириумное свечение исчезает, и он ошеломленно спрашивает: – Ты не хочешь владеть мной? – Стопроцентно, нет, – отвечает Хоук. – Я пришёл сюда освободить тебя, а не похитить. Я хочу, чтобы ты был свободен в выборе собственного жизненного пути, что бы ни случилось. Фенрис неверяще пялится на него, вопросительно приоткрыв рот, а Гаррет лишь улыбается. – Тебе не нужно решать прямо сейчас, – говорит он. – Просто делай шаг за шагом. Куда ты хочешь отправиться для начала? Беловолосый не отвечает, и мужчина предлагает ему: – Я имею в виду, я могу помочь тебе добраться до Ферелдена, если тебе там понравилось? – Я… Я не знаю. – Без гнева, направленного на него, эльф выглядит совсем потерянным, бормоча: – Я не осознавал, куда иду, в момент, когда уходил. Я просто хотел увести Данариуса подальше от тебя. А Ферелден был… – Он слегка пожимает плечами. – Это просто Ферелден. Варрик шагает вперёд, усмехаясь. – Ну, это можно считать лучшим комплиментом из тех, что я слышал когда-либо. – В его голосе сквозит удивительная искренность, когда он говорит: – Знаешь, в Киркволле для тебя всегда найдётся место, если ты этого хочешь. Мы скучали по тебе, малыш. Фенрис смаргивает, глядя на всех пятерых с удивлением. Никто не противоречит словам гнома, но сердце Хоука замирает, когда беловолосый качает головой. – Я… Я не могу. – Он взглядом находит Гаррета, продолжая: – Я не хочу, чтобы меня удерживали. Пиратка вздыхает позади него. – Хоук, если его прогнал твой безбожный храп… – Это не из-за храпа, – говорит мужчина, рискуя подойти на пару шагов вперёд. – Или, по крайней мере, не полностью из-за храпа. – Он посылает эльфу самую успокаивающую улыбку. – Я понимаю. Тебе необходимо немного пространства после всего этого, и ты, определённо, заслуживаешь его. Фенрис немного успокаивается, и Хоук более уверенно чувствует, что идёт в правильном направлении, и продолжает, ободряя: – На самом деле у меня, возможно, есть решение. То есть, если ты всё ещё хочешь вернуться в Киркволл. Беловолосый смотрит на него в замешательстве, и Гаррет объясняет: – У меня было несколько хороших карточных партий на прошлой неделе. Выиграл изумруд, горное шале, пару козлов, несколько безделушек. Слева Варрик резко покашливает. – И особняк, – заканчивает мужчина. – Ещё один в Верхнем городе, через несколько улиц от меня. Какой-то принц купил его, как летний дом, но, как выяснилось, никто не горит желанием отдыхать в Киркволле. – Потому что это своего рода дыра, – любезно подсказывает Изабелла. – Думаю, он действительно хотел избавиться от него. Предстоит небольшая работа над ним, но это неплохое место, – говорит Хоук. – Ты мог бы остаться там? – И ты не подумал упомянуть этот пустой особняк в разговоре с парнем, который живёт в Клоаке? – бубнит Андерс себе под нос. – Очевидно, ты можешь украсить его, как захочешь. – Гаррет предпочитает игнорировать целителя (он может купить ему отдельный особняк попозже). – Ты можешь приобрести какую-нибудь мебель, повесить парочку картин, пополнить запасы винного погреба. Знаешь, сделать это место своим. Глаза эльфа подозрительно сужаются, когда он скрещивает руки на груди. – И что мне нужно сделать в обмен на такую щедрость? – Ничего! – быстро отвечает мужчина. – И уж точно ничего опасного и неприятного. – Фенрис выглядит ещё более подозрительным, потому Хоук использует альтернативный подход. – Ты мог бы платить арендную плату? Беловолосый моргает. – Арендную плату? – Не слишком большую, – отвечает Гаррет. – Но теперь ты свободен. Я не говорю, что ты по-прежнему должен оставаться моим телохранителем, но если когда-нибудь вдруг захочешь убить парочку бандитов, то будешь иметь право на долю награбленного. Или ты мог бы получить работу охранника или посмотреть, нуждается ли Корф в помощи в «Висельнике»… – Думаю, Корфу не помешает помощь, – говорит Меррилль. – В любом случае, у тебя будут собственные деньги, – продолжает мужчина. – Ты можешь использовать их для аренды особняка или любого другого жилья. – Он одаривает эльфа улыбкой полной надежды. – Как тебе такое? – Хорошо, – голос Фенриса звучит еле слышно, глаза не отрываются от пола, но улыбка Хоука становится шире, когда беловолосый распрямляет спину, поза меняется с покорной на решительную, даже если щеки его горят от стыда. – Спасибо, – говорит он, оглядываясь на остальных. – Я не думал… – Не за что, – прерывает его Изабелла, избавляя от неловкости, и плечи эльфа облегчённо опускаются. Она перемещается ближе к нему, дружески похлопывая по плечу вместо привычных объятий, прежде чем присесть, срезая кошель с монетами с трупа Данариуса. – Пойдёт для одного гигантского «торта-извинения», – подмигивает она Фенрису. Тот краснеет, но на губах его расцветает крошечная улыбка, а пиратка тем временем сбегает вниз по лестнице, обращаясь к команде: – Что случилось с мародерством? Похоже на то, что никто не слушал, чему я вас учила. Варрик смеётся, следуя за ней на палубу, рядом идут Меррилль и Андерс, а Гаррет делает ещё пару шагов навстречу беловолосому, понижая голос, когда они остаются одни: – Ты в порядке? – Я жив, – пожимает плечами эльф. – Это больше, чем я ожидал. Мужчина улыбается, обходя растерзанное тело Данариуса, но Фенрис отступает, стоит ему приблизиться достаточно, чтобы коснуться его. – Прости, – тихо говорит беловолосый. – Тебе не стоило приходить сюда ради того, кто не даст тебе то, что ты хочешь. – У меня есть то, что я хочу, – признается Хоук. – Данариус мёртв, а ты в безопасности. Это все, ради чего я пришёл. Эльф недоверчиво вскидывает брови, а Гаррет поднимает руки в защитном жесте. – Я имею в виду, – говорит он, – то, что ты возвращаешься в Киркволл, уже бонус. Мне больше ничего не нужно. На один паникующий момент он думает, что заставил беловолосого плакать, но успокаивается, когда эльф просто качает головой, говоря грубым голосом: – Почему ты всегда так добр ко мне? – Я же говорил, – с ухмылкой отвечает мужчина, – меня не зовут «Добрый Сударь» без причины. Это вызывает такую желанную улыбку эльфа, когда он говорит: – Никто никогда не называл тебя так. Хоук счастливо улыбается. – Я знал, что есть причина, по которой я по тебе скучал. Ему приятно видеть расслабившегося Фенриса, и он преодолевает расстояние между ними, показывая на чужую шею. – Могу я снять это? Беловолосый кивает, оставаясь молчаливым, когда руки Гаррета приближаются к пряжке ошейника. Кожа, мягкая и эластичная, падает в ладони мужчины, и глаза эльфа встречают его. Дыхание Фенриса тёплое, оно прямо напротив челюсти Хоука, и когда он задерживает взгляд на губах беловолосого, то изо всех сил пытается думать о чем угодно, кроме поцелуя, который они разделили несколько недель назад на пороге возле его имения. Кажется, болезненно легко сделать этот последний шаг, но когда эльф, напрягаясь, отступает, Гаррет более чем счастлив, что был избавлен от принятия столь опрометчивого решения. – Прости, – говорит он, проводя рукой по волосам. – Я идиот. – Нет, – отвечает Фенрис. – Во всяком случае, не прямо сейчас. Мужчина усмехается. – Спасибо? Улыбка беловолосого мимолетна, когда он выпрямляется. – Я… Ты дорог мне, Хоук, – признается он. – Но я не могу сделать этого. Не сейчас. – Всё в порядке, – говорит Хоук, не в силах сдерживать растерянное недоверие на лице. – Я понимаю, я… – Он делает паузу, пытаясь восстановить немного своего достоинства. – Думаю, всё же немного неуместно целоваться рядом с трупом. Даже если это Данариус. Слова вызывают неподдельную улыбку эльфа, с удовлетворением смотрящего на тело магистра, и Гаррет, наконец, решает, какое из опрометчивых решений он хочет принять. – Поэтому, когда мы вернёмся в Киркволл и все уладится, – осторожно начинает он, – как ты отнесешься к ещё одному ужину «больше, чем друзья»? В идеале без засады злых магистров на этот раз. Глаза Фенриса расширяются, но лицо озаряется восхитительной улыбкой, когда он отвечает: – Было бы прекрасно. Сердце Хоука почти выдаёт облегчение, заполнившее его, но восторг возрастает только тогда, когда Фенрис твёрдо добавляет: – Но не в том месте рыбалки.