***
У Сяоджуна сбитое дыхание и почти нервный срыв. Он слишком не любит разговаривать с другими людьми. Даже если это знакомый человек. Даже если это Джехён. Но бесконечный звук вибрации от новых оповещений сводит с ума его гораздо жестче. - Хён, послушай, хён. Ты ведь говорил, что твой друг... разбирается во всем этом дерьме? - Разбирается. Но ты вроде как и сам умеешь не мало. Разве нет? - Я пытался, - у него срывается голос на гласных, и он впивается зубами в край ногтя, срывая часть пластины с кровью, боль хоть немного отрезвляет, заставляет сосредоточиться, - но у меня не получается. Хён... Я так больше не могу. - Мне приехать? Китаец замирает, чувствуя, как дыхание застывает где-то в горле, а сердце решает, что самым лучшим решением ситуации будет разломать грудную клетку изнутри. Он с ним почти согласен. Раз, кровькишкираспидорасило - и никаких больше проблем. - Д-да... Джехён где-то на другом конце города смеется в трубку, и от этого смеха внутри что-то ломается. В который раз, он уже не знает. Сбился со счета со своих тринадцати лет, когда хён ему казался каким-то титаном из греческих мифов, способным решить все его проблемы. Сказка сломалась через пару лет, но Сяоджун все равно так и не избавился от этого раболепного отношения. Даже когда у Джехёна появился Джемин. С фанфарами и оркестром, разломав привычную жизнь, как оказалось, только ему. Джехён раньше лавировал между своим лучшим другом, которого никому не показывал, и такими вот вшивыми малолетками, которых он вытаскивал из максимально дерьмовых ситуаций. Китаец был уверен, что Джемин точно такой же. Кто же знал, что эта уверенность - окажется самым чудовищным его заблуждением?***
Джехён хмыкает, разглядывая его темную квартирку (в которой он не был один год семь месяцев и двадцать пять дней), а Сяоджун чувствует себя максимально не в своей тарелке, комкая в пальцах край уже потасканной когда-то белой футболки. Старший тянет его за тонкое запястье к себе и обнимает, осторожно перебирая в пальцах пряди черных и отросших волос. Китайца простреливает болью и мучительным "я-скучал" вдоль позвоночника. - Как Джемин? - Мы снова сойдемся. Скоро, - Джехён выдыхает это ему на ухо, посылая стаи мурашек по нервным волокнам. Словно кожа к коже. И зачем все это. Это ломает его. Каждый чертов раз, как в первый. И он ведь не глупый мальчик. Играть в затворника далеко не глупая идея, когда это не игра. А ебучая реальность. От рук старшего слишком тепло и хочется вдыхать запах чужих сигарет от кожи вместо кислорода. Ничего ведь не случится, если он попросит себе всего одну поблажку. Он держался почти два года. Он держался два месяца с этим долбанным сталкером. Он заслужил. Сяоджун тянется к чужим губам и целует, прижимается ближе, цепляясь дрожащими пальцами за джехёновы плечи. Он знает, что его не оттолкнут. И не ответят. Всего лишь позволят делать это. И это унизительно. И почетно. Потому что Джехён пресекает такое моментально. Джисон под эгидой пубертатного возраста тоже пытался, но старший однозначно велел ему не страдать это херней. А ему он позволяет. - Зачем ты делаешь сам себе больно? - Джехён гладит его по волосам, когда от поцелуя остается только привкус чужих сигарет на губах. - Расскажи мне про Тэёна. Он сможет мне помочь? Китаец отходит на два шага сам и прячет перебинтованные пальцы за спину, нелепо и неумело переводя тему. Джехён скользит взглядом по его шее. И Сяоджуну кажется, что будь в нем хоть малейший градус алкоголя, он бы разделся только от этого взгляда.