Дочь Диких Земель

      Серое небо было затянуто тучами, и не было даже намека на солнышко. Нереин сначала долго не могла уснуть, всю ночь проторчала у костра, и, поспав пару часов, проснулась только на рассвете. Алистер, за всю ночь так и не сомкнувший глаз, только молча поставил на огонь котелок с водой, — чтобы заварить чай. Нереин с благодарностью приняла этот жест заботы. Девушка никак не могла забыть взгляд той ведьмы, Флемет, кажется, — старухи из Диких Земель. Было такое ощущение, что они еще встретятся, и не раз, — а своим ощущениям девушка привыкла доверять. Рыжая эльфийка никак не могла взять в толк, что же такое грядет. Сердце будто сжало в тиски, и это чувство тяжести и скованности никак не хотело пропадать… Но… почему?..       В конечном счете, так ничего путного и не придумав, девушка решила просто плыть по течению, — пока что. Чай, заваренный Алистером, был очень вкусным, и успокаивал разошедшиеся нервы. Когда проснулись все новобранцы, а солнце поднялось над горизонтом почти на ладонь, к ним пришел Дункан. Где он был до этого и где провел почти всю ночь было не понятно, но факт оставался фактом.  — Алистер, через час все будет готово к Посвящению. Приведи их на каменный круг за Северной Башней… — сказал старший Страж, и ушел, тихо и с каким-то сожалением глядя на рекрутов. Алистер, вздрогнувший при упоминании о Посвящении, стал прятать взгляд, — что было странно. Раньше он всегда смотрел в глаза собеседнику, приятен тот ему был, или нет. Но сейчас — он отводил взгляд. Девушка знала, что с посвящением далеко не все так чисто, как кажется, а потому решила просто смириться, — в конце концов, дороги назад больше не было. Завтрак прошел в полном молчании, все как будто согнулись под тяжестью грядущего. Нереин этого не понимала, — от судьбы не убежишь, — так чего теперь трепыхаться? Алистер встал и наконец-то повел их на площадку для Посвящения.       Сама по себе площадка не быдла чем-то особенным — широкий каменный круг, окруженный едва ли полуметровым парапетом с массивными зубцами. Посреди всего этого, прилегая к стене, стоял каменный стол, испещренный рунами и сигиллами, напитанными магией. Так вот, что всю ночь химичили маги Башни… Поберегли бы силы для сражения, — Порождения не станут ждать, когда Круг Магов восстановит силы, и пойдут в бой тогда, когда им покажется удобным. Точнее, Архидемону…       На столе, слабо мерцая и источая эманации Смерти, стоял серебряный кубок. Высокий, с широкой подставкой, резной ножкой с очень тонкими гравировками, сам по себе напоминавший серебряную половинку кокоса, — с плещущейся внутри кровью. Нереин справедливо думала, что это — та самая кровь порождений Тьмы, которую они собрали в Диких Землях. В конце-концов, недаром же Стражей считали наполовину Порождениями, наполовину Людьми. Дункан, ждавший их там, оперся о край каменного стола. Когда все они пришли, и Нереин почувствовала, как вокруг этой площадки замыкается магический барьер, Дункан начал говорить.  — Присоединяйтесь к нам, братья и сестры. Присоединяйтесь к нам, сокрытым тенью, где мы бдим неусыпно. Присоединяйтесь, ибо на нас возложен долг, от которого нельзя отречься. И если суждено вам погибнуть, знайте — ваша жертва не будет забыта. И однажды мы все присоединимся к вам… — с этими словами Серый Страж протянул Чашу Давету. Сделав глоток, Давет скривился, и отдал Чашу Дункану. В следующее мгновение все сделали шаг назад…       Давет упал на землю. Его глаза закатились, оставив неприкрытыми веками лишь белок. Его тело содрогалось в конвульсиях, и по губам ползла кровавая пена. Хриплые рычания раздавались из горла рекрута, а его тело выгибало под немыслимыми углами. Хрустели кости, лилась кровь из прокушенного парнем языка. Наконец, он затих. Нереин наблюдала за этим со все возрастающим шоком — это… это как так?.. Джори же, даже не подумав узнать, а что, собственно, произошло, попятился.  — Не-ет… нет, я не стану, я не буду… У меня жена, ребенок… Что они скажут, когда я… Нет!.. — но, увы, выйти ему не дал магический барьер. Тогда Джори достал меч.  — Не стану! Не буду! Вы могли бы предупредить!..  — Джори. Все предупреждены об опасности посвящения. И ты — тоже.  — Но не настолько! — и Джори покрепче перехватил меч.       Нереин недоумевала. Неужели он не понимает, что шанс выжить — есть? Ведь и Дункан, и Алистер — они прошли через это, значит, пусть даже и мизерный, но шанс — все равно есть. И почему бы им не воспользоваться?.. Отрешенно смотря на корчащееся в конвульсиях тело Джори, пронзенного кинжалом Дункана, девушка сжала кулаки до побелевших костяшек. Выхода нет, дороги назад не предусмотрено планом эвакуации… Девушка хмыкнула, и, невольно морщась от ужасного запаха, взяла в руки чашу. Алистер смотрел на нее, нервно кусая губы. «Прокусит же», — мелькнула мысль, и исчезла на периферии сознания. Ну и ничего, ну и пусть. Сделав глоток, девушка едва не выронила чашу — благо, Алистер успел ее поймать. Внутренности сначала свело невероятным холодом, а потом обожгло жаром. Нер показалось, что сначала вся ее кровь превратилась в колючие и обжигающе-холодные кристаллы льда, а затем — что весь этот лед, застывший в ее жилах, стал жидким пламенем, и теперь выжигает ее изнутри. Пытаясь удержаться в вертикальном положении, на сведенных судорогой ногах Нереин сделала несколько шагов к каменному столу, на котором стояла чаша. Алистер только крепче сжимал кулаки и все сильнее кусал губы, наблюдая за этим. Глаза эльфийки упорно не хотели закрываться, и их жгло, как будто под веки насыпали песка с красным перцем.       Девушка содрогалась всем телом. Судороги сводили каждую мышцу, и свернувшееся калачиком тело, побелевшими пальцами цепляющееся за столешницу и почти висящее в таком состоянии, заставляло глотать злые слезы и маяться, сгорая от ожидания. Нереин не кричала, но из прокушенной в нескольких местах губы текла кровь, — заливая пол в огороженной барьером каменной башне-площадке. Эльфийка наконец-то не выдержала, и вместе с жутким воем, тело покинуло и сознание, погружая разум Нереин в спасительную темноту. Алистер, увидев это, подскочил к телу недавней новобранца быстрее молнии. Пальцы скользнули по гладкой, мокрой от пота и крови шее и нащупали слабый, но — наличествующий (!) пульс. Алистер облегченно вздохнул, и, аккуратно подхватив тело эльфийки на руки, понёс в сторону их палатки. Дункан только улыбался про себя, на лице сохраняя обычное свое серьезное выражение. Эти двое будут неразлучны и сильны вместе…       Алистер донёс тело Нереин до палатки и уложил, укрыв несколькими одеялами — в том числе и своим. Из засоленных волчьих шкур, принесенных из Диких Земель, интендант и две молоденькие эльфийки шили плащ-палатку для девушки. В нём ей будет тепло, сухо и уютно, — уж Алистер-то за этим проследит… наблюдая за спящей эльфийкой, вытирая ее тело от крови и пота и разминая сведенные судорогами мышцы, Алистер поражался красоте девушки. Ее совершенство — именно так и думал Страж, — не портили даже те немногочисленные уродливые шрамы, которые имелись на теле. Алистер с улыбкой закончил свои дела, и, снова обтерев тело Нереин мокрой тряпицей, с помощью молодой эльфийки-прислужки одел новоиспеченную Стражницу. Эти одежды он выбирал сам, надеясь, что Нереин не будет сердита, и — возможно даже! — поблагодарит его. Мягкое льняное нижнее белье на девушку одевала эльфийка. Длинную рубаху из мягкой оленьей кожи, с подкадкой из меха, Алистер надевал уже сам, равно как и такого же кроя теплые штаны. Одев сверху очищенный доспех девушки, который она, казалось, не снимала никогда, Алистер положил рядом с Нереин ее кинжалы, саблю-меч, посох, дорожный плащ, — и, развернувшись, встал.       Сна у молодого серого Стража не было ни в одном глазу. Он решил пройтись по лагерю, прогуляться проветрить голову. Проходя мимо палаток и костров, кивая знакомым и не очень людям, рассматривая ставшие лица в вялых огненных отблесках костров, Алистер думал, — а что же будет дальше?.. Хорошо, если Нереин очнется и придет в себя до решающего сражения… а если нет? Если нет — то что тогда? Главное, чтобы она очнулась абсолютно адекватной… Алистер помнил тот случай, — то, чего он так боялся, случилось с тем Новобранцем, который проходил посвящение вместе с ним. Он, так же, как и Нереин, не сразу потерял сознание, и все его тело сводили судороги. А когда он очнулся… человека в нем не осталось, — был только голодный, жадный до крови Порождений зверь, неспособный на адекватные мысли. Его загрыз Мабари, один из тех, что потерял хозяина в сражениях. Алистер боялся, что и с эльфой произойдет что-то такое… он не мог, не хотел даже допустить малой толики возможности того, что так оно и будет. Это был бы его персональный кошмар, — ведь за те полтора месяца, что они провели бок о бок, он успел привязаться к этой взбалмошной, гордой девушке с командирскими замашками и длинными дергающимися ушками. Алистер остановился позади королевского шатра, за огромным каменным валуном, и присел на какой-то пень. Отсюда, с холма, на многие мили вперед простирались земли Коркари. Там кишмя кишели дикие звери, порождения Тьмы, — там жили две странные девчонки-ведьмы со своей старухой-ведьмой, матерью… Там, за этими стенами, за пределами пока еще спокойного Остагара, собиралась Смерть, приняв множество обличий и истошно воя он неудовлетворенной жажды крови.       К Алистеру подошел молодой король. Только он, да, возможно, Аннора, знали Алистера по-настоящему. То, что пришлось пережить ему, родному брату короля, — не пожелали бы никому. И тем не менее, Алистер все еще был способен искренне улыбаться, дружить, любить…  — Думаешь об этой эльфе-новобранце? — спросил Кайлан, кладя руку на плечо брата и присаживаясь рядом.  — Ага, — кивнул Алистер и грустно усмехнулся. — Я боюсь…  — Чего? — вскинул бровь Кайлан и улыбнулся брату. — Все будет хорошо.  — Не знаю, Кай, не знаю… она ведь может проснуться зверем, таким же, как Мак-Койр. И у меня не поднимется рука ее убить… Или же, во время последнего сражения, — я могу потерять её. Я не знаю, она… слишком мне нравится, я стал почти зависим от нее! Это нормально? — и он посмотрел в глаза брату.  — Это нормально, — улыбнулся король. — Это называется «любовь», — когда боишься, что что-то случится с дорогим тебе человеком, и не можешь представить своей жизни без него. Когда готов сделать все, — даже отдать ее другому, — лишь бы она была счастлива и ей было хорошо…  — У тебя с Аннорой — так же?  — Увы, но нет. Но и у меня есть любимая, за которую я и воюю, и готов отдать не только свою жизнь, — весь мир положить готов к ее ногам, если она того так пожелает.  — Знаешь, наверное, ты прав. Нереин… она особенная.  — Да, ты прав, братец… — Кайлан встрепал Алистеру шевелюру, как делал в их редкие встречи в детстве. — Тянет наш род на эльфиек, правда?.. — и он улыбнулся. Алистер только кивнул, и потер кончик уха, грубо сшитый когда-то давно в детстве. Полуэльфам иногда отрезают уши вообще, а вот им с Алистером повезло — еще при рождении их всего лишь укоротили и зашили, сделав похожими на человеческие… Алистер улыбнулся, хитро посмотрев на брата.  — И не думай даже! Не скажу! — отвернулся Кайлан, и его плечи тряслись от едва сдерживаемого смеха.  — Да ладно! — Алистер ткнул брата в плечо кулаком, и тот едва не свалился с пня. На поляне за королевским шатром зазвучал нервный, немного натянутый смех, и тихий разговор двух братьев продолжился, закончившись лишь с самым рассветом.

***

      Она спала. Она спала, и ей было хорошо, ведь дыхание ее было — в унисон с землей, породившей ее, и небом, отдавшим часть свою ее свободной и вольной душе. Она спала, и все было прекрасно, ведь она видела сны о далеких землях, откуда она пришла… Но потом пришла боль. Боль, ворвавшаяся в мозг, разорвавшая в клочки серого безжизненного тумана прекрасный сон, и разъевшая ее бессмертную, могучую душу. Эта боль отравляла, принуждала, гнула к земле, к чьим-то ногам, гордую и непокоренную голову. Эта боль поглощала, заполняла все собой, и отвертеться от нее не было никакой возможности. Это пугало, это манило… Она уже не понимала, где — ее мысли, а где — те, что порождает боль. Мозг плавился, как металл в огненном горне, и распадался на миллиарды частиц разум. Она теряла себя в этой обжигающей, всепоглощающей боли, способной только на то, чтобы склонять ее, гордую дочь крылатых небес, к земле. Она начала забывать… Начала забывать, что это значит — летать наперегонки с ветром, дышать с землей в унисон, нестись навстречу собратьям, отдавая всю себя — полету, и дышать пламенем, сжигающим все и всех на своем пути, — но не на тех, кто добр и храбр, а в сторону тех, кто посмел обидеть этот милый мир и этих крошечных созданий, которые не летают.       Боль поглотила ее без остатка. Она растворилась в ней, и теперь она вся была — боль. От кончика шипованного и бронированного хвоста до чувствительного носа и когда-то янтарных, теперь же черных, с фиолетовыми искрами, глаз. От кончика крыла — до малейшей чешуйки на ее теле, она вся стала этой болью И даже её пламя, в лучшие времена греющее и оберегающее, стало этой болью, поселилось прямо под сердцем, и не отпускало, фиолетовыми миазмами зла отравляя бессмертную душу. Ее не стало, — и тогда пришел первый из них. И боли стало немного меньше. И тогда она стала звать их, еще и еще, до тех пор, пока боль не ушла — чтобы вернуться злобой. Им сделали больно. Им сделали плохо, тем, кто забирает ее боль! Они голодны, они болеют, они жрут друг друга и злы на все, что их окружает, — потому что у них отобрали все, превратив в кровожадных чудовищ. И только рядом с ней заглушается та боль тот пожар, что горит в их сердцах и умах… Она взревела и ударила крыльями. Пусть. Пусть они поднимутся! Все, до единого! и напомнят сбросившим оковы подчинения, кто она такая — и зачем приходила когда-то в этот мир! Пусть поднимаются!!! — и она взревела, так, как не ревела еще никогда, призывая их одного за другим, призывая подняться — и утолить жажду, залить боль реками крови, сжечь и разрушить дотла то — и тех, кто причиняет боль!..       Они пришли. Они пришли к ней — и идут на её зов, поднимаясь из самых глубин, выползая из самых глубоких нор, тут, под старым зданием с бело-серыми стенами, где живут те, кто причиняет боль. Она оттолкнулась лапами, — и не смогла взлететь. Ярость затопила сердце…       Нереин выбросило из тела Архидемона и она, уже со стороны, наблюдала, как трое гномьих разведчиков подползают к краю огромной бездны. По дну этой бездны, подняв огненные факелы, шагали сонмы Порождений Тьмы — стройными рядами и не очень, что-то шипя, ворча, шепча, крича… Они создавали тот непередаваемый, ужасный и зловещий звук, который всегда появляется в Подземных Тропах перед Мором — и уходит только с гибелью Архидемона. Когда-то эта драконица действительно была красива… когда-то. Сейчас же, зараженная скверной и испытывающая ужасную боль, мертвая — но не убитая, она парила над армиями Порождений Тьмы, отобравших у нее эту боль и подаривших недолгий покой. Некогда красивая чешуя алого цвета сейчас стала мертвенно-синей, с фиолетовыми прожилками. Плоть и шкура гноились и небольшими кусочками отваливались, тут же пожираемые Порождениями. Фиолетовое пламя источало смрад, и оплавляло вековые камни подгорных троп. Разведчики отползли и покачали головами. Так нельзя… так нельзя… Нереин в последний раз взглянула на Архидемона, и каким-то образом приблизилась к ней, когда, неожиданно, Архидемон повернула голову к Нереин — и, посмотрев ей в глаза полным ярости и бешенства взглядом, дохнула огнём…       Нереин проснулась с криком на губах, подскочив на импровизированной постели. Три одеяла вмиг слетели с нее, и холод пробрался под одежду, покрыв мурашками всю кожу. К ней мгновенно подскочил Алистер, с тревогой заглядывая в ее глаза — и видя там лишь испуг, шок и неверие. Алистер обессиленно плюхнулся рядом с эльфийкой — и она посмотрела ему в глаза. Он только отвёл взгляд, немного краснея, — и что-то пробубнил.  — Что? — переспросила он хриплым голосом. Он покраснел еще больше.  — Тебе Архидемон снился? — спросил Алистер, протягивая эльфийке флягу с водой. Она благодарно кивнула ему, отпивая мелкими глотками едва теплую воду.  — Да…  — Он всем снится. И еще будет снится, — Алистер поежился. В тусклых отблесках костра Нереин заметила синие круги под глазами и общее уставшее состояние Алистера. Но не обратила на это особого внимания.  — Нас ждут Дункан и командующие… Как только придешь в себя — подходи к нам, — сказал Алистер, и тихо встал, не оборачиваясь и не смотря ей в глаза. Нереин только улыбнулась, задумчиво смотря вслед Стражу.       Едва собрав себя по кусочкам, она встала. Мышцы, на удивление, не ощущались «пролежнями» — наоборот, были в легком тонусе. Голова не болела, только очень хотелось есть. У костра, на камнях, стояла глиняная плошка с кашей и мясом — оставленная Алистером. Нер осмотрелась. Рядом с ней лежали кинжалы, меч, посох — и сверток, похожий на плащ. Она быстро оделась — сверток таки оказался плащом, — экипировалась, и с гордым видом пошла к костру, на ходу доедая кашу с мясом — неприхотливую, но питательную еду. Глотая почти горячую кашу и озираясь по сторонам, девушка размышляла: сколько же она проспала, и что им сейчас предстоит?..       …если бы она только знала…       Дункан, категорично заявив, что они еще не готовы для сражения в рядах основной армии людей, сказал, что они пойдут другим путем. Их путь лежал в Сторожевую башню — чтобы зажечь сигнальный огонь и дать знак людям тейрна Логэйна, что можно атаковать. Рассчитывалось, что время, нужное для поднятия на вершину башни, как раз совпадет с временем нужной атаки. И Алистер, и Нереин были недовольны, но сказать слово поперек Стражу, главенствующему над ними было выше их сил. Они лишь угрюмо кивнули Сражение начиналось через час… У них было слишком мало времени. Взяв у магов сумки с чарами облегчения веса и магией пространства*, они за полчаса сложили все свои пожитки в них, а Алистер, пробурчав что-то про «всякий случай», уложил еще и недельный запас припасов. Что же, лишним не будет… С тяжелым вздохом они направились к мосту. На другой его стороне стояла нужная Башня, а смрад порождений Тьмы достигал уже даже тех, кто стоял на мосту. Орда стояла под стенами Остагара, и Решающее Сражение начиналось — без их непосредственного участия.