Лето моих разочарований

Стайлз не хотел спускаться на завтрак, и причин для этого у него было предостаточно: начиная с мягкой удобной подушки, заканчивая классическим безвкусным омлетом, что подавали им в столовой по утрам. Но Стайлз себе немножечко врал и с приближением рассвета в нём разрастался ужас от осознания того, что дело вовсе не в кулинарных шедеврах поварих и даже не в тёплой постели: абсолютным злом, пустившим колючие корни, был Тео Рейкен, занимающий почётное первое место в длинном списке всех его бед. А его смазливое лицо, выразительные глаза, усмехающиеся губы, крепкие руки и тело — дальше по списку. Стайлз не просто не хотел видеть этого парня — он боялся его увидеть. И в большей степени его пугала собственная реакция даже на мысли о предстоящей встрече — сердце пускалось в пляс, стоило Стайлзу вообразить её.. Стайлз понимал, что Рейкен вряд ли убьёт его, если он замаячит на горизонте — это даже смешно; вряд ли Тео изобьёт его до кровавых разводов на лице — Стайлз же ничего ему не сделал, в конце концов. Стайлз опасался чего-то неизведанного и таинственного, того, что не давало ему всю ночь уснуть, что маячило на подкорке сознания чем-то волнительным, и что пока не удавалось сформулировать в слова. Выход из этой ситуации Стайлз видел предельно ясно: заточить себя в их со Скоттом комнате и не выходить оттуда, пока отец не выздоровеет и не заберёт его домой. Даже придумал, как он будет питаться: что помешает Скотту таскать для него еду так же, как это порой делает Рейкен для Лидии Мартин? План был отличным, Стайлз бы даже возгордился собой, если бы каждый раз при мысленных разговорах с самим собой не возникал образ Тео, его блестящие глаза, которыми он пригвоздил его к полу прошлым вечером, капельки пота и чёртова ухмылка, вызывающая в животе непонятный спектр эмоций. Стайлз едва слышно заскулил, когда воспоминания о том, что не предназначалось для его глаз, промелькнули в воображении красочными, колоритными отрывками, и перевернулся на бок, сжимаясь калачиком и укрываясь одеялом с головой, веря, что это поможет ему скрыться от преследующих его видений. Но тонкое одеяльце с него резко дёрнули, прохлада закралась под пижамную футболку, и пред взором Стайлза возникло безрадостное, хмурое ото сна лицо соседа по комнате. — И сколько ещё ты собрался лежать? Пора спускаться на завтрак, иначе твои булочки съест кто-нибудь другой. Я, например. — Я никуда не иду, — нервно проинформировал Стайлз и попробовал выдернуть одеяло из цепкого захвата, но Скотт только сильнее потянул его на себя и, совсем стянув с возмущенного паренька, утащил к себе, оставляя Стайлза без спасительного прикрытия от раннего холода и жутких, но зрелищных видений. — Эй! Верни на место! — Что с тобой такое, Стайлз? Почему ведёшь себя странно? Всю ночь ворочался, спать мне не давал. У тебя что-то болит? Стайлз решил проигнорировать компрометирующий вопрос и, с достоинством перевернувшись к другу спиной, сердито засопел и накрыл голову подушкой, чтобы Скотт не увидел горящих от стыда щёк. Скотт прищурился, заподозрив неладное. — Стайлз? Подушка чуть приглушала голос Скотта, пособничая в стараниях мальчишки пропускать мимо ушей слова МакКолла, а затем Стайлза лишили и её, и утренний яркий свет вновь заслепил глаза. — Ты что творишь?! Чего пристал ко мне? — с возмущением воззрился на друга Стайлз, пытаясь дотянуться и ударить Скотта ногой, но тот предусмотрительно отскочил в сторону. — Я волнуюсь за тебя, Стайлз. Ты как вернулся вчера в комнату, с тех пор и сам не свой… Ты боишься встретиться с Тео? Боишься, что он что-нибудь сделает тебе, потому что ты застукал его с Трейси? Но это же глупо. Или, может, ты просто влюбился? Скотт несмело улыбался, шуточной фразой попытавшись вернуть своему приобретённому другу обычное настроение и приободрить его, но Стайлз повёл себя иначе. Он воззрился на Скотта злобным, грозным взглядом, подскочил с кровати и, словно что-то доказывая, порывистыми, резкими движениями начал переодеваться. Скотт победно заулыбался — как-никак, но расшевелить Стайлза ему удалось. — И как ты такое вообще мог удумать? — нарушил угрюмое молчание Стайлз, выходя из комнаты, не в силах больше держать этот вопрос в себе. — Это же полная нелепость! Даже если бы случилось нечто из ряда вон выходящее, даже если бы Тео заставил Бэтмена передать мне личный «привет», даже тогда я не смог бы в него влюбиться! Скотт смущённо прокашлялся, выходя вслед за Стайлзом, и робко сказал в спину шипящего, словно маленький раненый змеёныш, друга: — Вообще-то я тогда имел в виду Трейси. Стайлз резко остановился и поражённо замер, уставившись невидящим взглядом в пространство перед собой. Скотт встал перед ним и виновато улыбнувшись, защёлкал пальцами перед карими глазами. Моргнув, Стайлз вперился в него злющим взглядом и заскрипел зубами. Как назло, в тот момент из шестнадцатой комнаты, впереди по коридору, потягиваясь и улыбаясь, словно довольный сытый кот, объявился Рейкен, причина всех переживай мальчишки. Стайлз мысленно взмолился, чтобы тот поплыл себе дальше, не оборачиваясь, но видимо, в этот день удача не являлась его ангелом-хранителем — Тео стремительно оглянулся и застыл. Пресыщенная улыбка на губах Рейкена медленно таяла, гасла на глазах, а взгляд становился задумчивым и глубоким; у Стайлза желудок стянуло в волнении, его точно закоротило от неизвестности, что хранил в себе этот новый, покрытый серой дымкой чертовщины взгляд. И от едва зримой улыбки. Скотту, стоящему рядом и наблюдавшему за ними обоими, показалось, будто парни схлестнулись в безмолвной битве — так пристально и неотрывно, затаив дыхание, словно боясь пропустить некий отклик, они смотрели друг на друга. Но Тео первым разрушил обманчивую иллюзию. Ухмыльнулся, выходя из транса, и как ни в чём не бывало, двинулся вперёд, дошёл до лестницы и помчался вниз по ступенькам. Скотт неловко прокашлялся, пытаясь выдернуть друга из оцепенения, но оторвать прикованный к лестнице взгляд удалось только двум мальчишкам, пронёсшимся мимо и задевших Стайлза своими конечностями. Во время завтрака Стайлз и слова не проронил, несмотря на попытки Скотта простимулировать его к болтовне. Он сидел, неестественно ровно держа спину, и смотрел только в тарелку либо перед собой, страшась увидеть Рейкена или взглянуть на Скотта, ставшего свидетелем его нелепой реакции на немое столкновение с Тео. И без того практически отсутствующее желание идти со Скоттом на последние в этом учебном году занятия отпало напрочь. Стайлзу было так стыдно за то, что он ошибся по поводу сказанной приятелем фразы о влюблённости, что впору было обратно запихивать в рюкзак свои вещи и бежать из приюта. Либо просить выделить ему другую комнату. Сославшись на смертельную боль в животе, Стайлз улизнул из столовой, пока МакКолл был занят едой. Он собирался вернуться к изначальной, почти проработанной схеме: запереться в комнате и не выходить оттуда до дня икс, но на переднем плане пока было желание влезть обратно в пижаму и улечься спать до самого обеда. Назло Скотту, который просил поддержки Стайлза на занятиях, себе и всему свету в целом. Но намерения его значительно подкорректировали: стоило ему подняться на третий этаж, как некто, подбежавший сзади, больно схватил его под локоть и потянул в сторону. Стайлз только открыл рот, собираясь издать громкий возглас протеста, а его уже довольно грубо приложили об стену и вжали в неё. Дезориентированный, Стайлз схватился за голову и разлепил веки, прилагая огромные усилия, чтобы сконцентрироваться на том, где находится и кто с ним рядом. В разуме, путанном из-за боли в затылке, за те несколько секунд, пока Стайлз приходил в себя, зародилась мысль, что неизвестным человеком мог быть Донован Донати, рискнувший таки ослушаться своего лидера и прибить его, пока никто не видит, или покалечить, руководствуясь своими извращёнными понятиями. Стайлз приготовился к мучительной и долгой смерти, но когда сумбурному без приёма таблеток сознанию удалось сфокусироваться, а боль притупилась, он увидел перед собой обеспокоенного Рейкена — причину всех своих бредовых мыслей в течение последних часов десяти, источника его бед и фактора, не дававшего уснуть ночью. В тот миг Стайлз пожалел, что неизвестным оказался не Донован. — Больно? — услышал он и почувствовал осторожное прикосновение к волосам на затылке. Для Стайлза тихий, участливый голос послужил катализатором и он, уже практически целиком находясь в своём уме и памяти, стал дёргаться, норовя выскользнуть из захвата и совершить побег прямиком на уроки к Скотту — единственному спасителю и лучику света, о котором он помнил в тот момент, но проход загородила сильная рука. Когда попытки оттолкнуть её не увенчались успехом — даже на дюйм не удалось сдвинуть, Стайлз обессилено привалился к стенке, и вжался в неё головой, обнаружив, в какой непосредственной близости их с Тео лица находились друг от друга. — Я-я ничего и никому не скажу, клянусь. Стайлз ничего не видел, у него временная слепота и потеря воспоминаний. Только не убивай. Тео склонил голову в лёгком интересе, но в серых глазах читалось сочувствие и даже некая жалость. С их первой встречи Стайлз зафиксировал в памяти, что Тео Рейкен ниже его ростом, и до сей поры это вызывало в нём недоумение и насмешку. Но сейчас, когда парень стоял к нему так близко и вальяжно-расслаблено, словно играючи, преграждал собой дорогу, Стайлзу казалось, будто Тео заполняет собой всё пространство вокруг и возвышается над ним не на один сантиметр. — Ты что, испугался меня? — после выразительной паузы поинтересовался Тео, возвращая Стайлза из мыслей в место, куда он его утащил — в небольшой промежуток между крылом девочек и мальчиков, почти напротив лестницы. — Да пошёл ты! — Стайлз отчаянно рыпнулся, но рука, прежде отрезавшая ему путь, упёрлась в часто вздымающуюся грудь, снова пригвоздив к стене. Показалось, что от прикосновения запылала кожа под футболкой, а сердце забилось в учащённом темпе, когда перед глазами промелькнули воспоминания о том, с какой жадностью эта ладонь сжимала нежную девичью кожу на бедре. Стайлз взволнованно облизнулся, не замечая, какой интерес разжигается в глазах напротив. — Котёнок, я не могу отпустить тебя так просто. Ты вчера увидел кое-что, чего тебе видеть не стоило бы. — Но я же пообещал, что никому и ничего не расскажу! Стайлз припомнил Скотта, которому выложил практически всё ещё прошлым вечером, кроме, конечно же, собственной, дикой реакции на увиденное. — Всерьёз думаешь, меня волнует, расскажешь ты кому об этом или нет? — Тогда что мы тут делаем? — не понял Стайлз. — Я так-то по делам шёл. На губах Тео появилась ухмылка, та самая, и ноги у Стайлза будто бы стали ватными. — Т-ты тут постой и пока сформулируй, что хотел сказать, а я, пожалуй, пойду, окей? — Нет. — Тогда что тебе надо? От припечатавшего «нет» закоробило, заиграло на нервах, и Стайлз инстинктивно принялся покусывать влажные губы. Тео будто бы заклинило на этом. Он с трудом оторвал взгляд, поднял его выше, всматриваясь в карие глаза. Зрачки в них расширялись, то ли от испуга, то ли от того, как сильно в тот момент Стайлз пытался сконцентрироваться и не поплыть в мыслях; затопляли собой медовую радужку, и Тео это понравилось: ему пришлось по душе, что мальчишка перед ним нервничает и практически дрожит — реагирует на его присутствие так неподражаемо-искренне и так по-особенному. Он был готов сделать что-то безумное и шальное, поддаться порыву и добиться ответа. Ещё никогда в жизни он не желал прикоснуться к кому-либо так, так хотелось в тот момент прикоснуться к Стайлзу. Когда Тео отнял руку от груди мальчишки и поднёс её к его лицу, тот испуганно зажмурился, словно побоявшись удара, но когда его не последовала, он приоткрыл один глаз и увидел, каким странным и необычным взглядом на него смотрит Рейкен. — Я не обижаю маленьких, — чуть слышным, проникновенным голосом произнёс он. У Стайлза в груди затрепетало от этих интонаций, но слова, как обычно, вырвались раньше, чем он смог подумать: — Правда? Что-то я не заметил, чтобы ты сразу угомонил своего лучшего друга в тот раз, когда он предъявлял свои стрёмные претензии в моей комнате. Ты демонстративно пялился в никуда, пока всё не дошло до критической точки. — Но я же и не сказал, что спасаю маленьких. Стайлз прокашлялся, чтобы голос его звучал чуть громче, а не под стать Рейкену. — Знаешь, если что, это очень странная тема, чтобы обсуждать её в таком необычном положении, правда. Если тебе так скучно, можно было бы поговорить о том, какой ты крутой и хороший и за стаканчиком какао в столовой, либо ещё где-нибудь, либо вообще не заводить этот разговор, да, так даже было бы лучше. Твою славную характеристику… Он заткнулся, когда подушечкой большого пальца Тео коснулся его щеки и чувствительно, едва ощутимо провёл ею по вмиг порозовевшим скулам, затем выше, к уголку распахнувшихся глаз. Стайлз растерялся так сильно, что потерял способность говорить, потому не смог вымолвить ни слова, чтобы спросить, что и зачем делал Тео и чего он хотел этим добиться. — Вчера, когда ты заглянул в прачечную и увидел нас с Трейси. Что ты почувствовал? — Ч-что? Вот такого вопроса Стайлз точно никак не ожидал, а ласковые, мягкие прикосновение на лице выбивали почву из-под обмякших ног, не давали возможности сосредоточиться. Тео расплылся в улыбке, в такой милой и доброй, что Стайлз тут же почуял неладное и интуиция, сиреной заверещавшая в рассеянной голове, его не подвела. Его резко перевернули лицом к стене и вдавили в неё, и если бы Стайлз не успел выставить перед собой руки, то точно шмякнулся бы лбом об твёрдую поверхность. Было неудобно, шея неприятно тянула, а щеку, которой он припирал стенку, казалось, расплющило. Сзади прижались. Стайлз чувствовал чужое, мощное тело, ощущал, как вздымается грудь Тео, касаясь его лопаток. Ему даже почудилось, что он слышал на себе вибрацию его сердцебиения — так сильно Рейкен вжимался в него. Он прикрыл веки и судорожно выдохнул, когда горячее, жаркое дыхание коснулось его щеки и опалило ухо, а затем Стайлз не то услышал, не то прочувствовал раскалённый шёпот: — На чьём месте ты себя представлял тогда, Стайлз? Скажи мне. Стайлз сильно-сильно зажмурился, молясь, чтобы сейчас никто не прошёл мимо и не увидел, в какой позе они стоят. — Я не понимаю, о чём ты. — Я видел, как ты смотрел на меня вчера. Скажи, Стайлз, скажи это. — Нет, не правда, я никак не смотрел, я просто растерялся, поэтому и пялился. Отпусти меня, пожалуйста… Непозволительно мягкие губы быстро, почти невесомо дотронулись мочки его уха, прочертили влажный след короткими-короткими поцелуями выше, к кончику, и Стайлзу показалось, что Тео уткнулся носом в область за его ухом. Он не понимал, в какой реальности оказался и что вообще происходит, не мог разобраться, боялся он или нет этих прикосновений, но отчего-то он был уверен в том, что Тео, несмотря на их положение, несмотря на удивительные, необыкновенные действия с его стороны, не причинит ему вреда. Это была единственная истина, которую Стайлз точно ведал в тот момент. — Я и не держу тебя, глупый. Его действительно больше не удерживали; Стайлз сам цеплялся короткими ногтями в стену, вжимался в неё ладонями, стыдясь оглянуться. Тёплая рука залезла ему под футболку, легонько, не настаивая, огладила поясницу, поднялась выше, скользя по лопаткам. Подушечками пальцев Тео осторожно, заботливо пересчитал позвонки; Стайлз лихорадочно перевёл дыхание, и смешок от щекотки против воли вырвался из его уст. Его снова, как тряпичную, безвольную куклу перевернули, выбив воздух из лёгких, и улыбка вновь появилась перед его глазами, сводя с ума. — Зачем ты это делаешь? — спросил Стайлз тихо-тихо. Но внезапно коридор стал наполняться шумом, голосами остальных ребят; кто-то поднимался по лестнице, потому Тео оставил заданный вопрос без ответа. Улыбка исчезла, являя вместо себя кривоватую, наглую ухмылку, и он, по-хозяйски поправив на мальчишке футболку, двинулся прочь, оставляя Стайлза в одиночестве. Стайлз хотел немедленно броситься к Скотту, на уроки, чтобы прийти в себя в компании единственного друга, но не мог сдвинуть с места ноги. Он лишь поднял к лицу ладони и только сейчас заметил, как сильно его перетряхивает, и как сильно дрожат его руки. Тео вновь возник из-за угла и, увидев, что мальчишка продолжает стоять на том же месте, где он его и оставил, в пару шагов преодолел расстояние между ними и, схватив его за шкирку, потащил в комнату в конце коридора. — Не пугайся ты так, я всего лишь проверял. — Проверял что? — спросил Стайлз, когда его уже втолкнули в его собственную комнату. Тео зашевелил губами, собираясь что-то сказать, но передумал; едва заметная морщинка залегла между тёмных бровей, а затем он напоследок, словно котёнка, потрепал Стайлза по голове и вышел из комнаты, на этот раз действительно оставив его одного. Стайлз обессилено привалился к шкафу и, съехав вниз, крепко обнял колени и спрятал в них пылающее лицо.

*******

На уроках Тео Рейкен отличался рвением к знаниям и особым прилежанием, что, например, до сих пор оставалось весьма странным для того же Донована. Но Тео, в отличие от него, по исполнению восемнадцати лет собирался покинуть это место. Алан Дитон, директор приюта, на протяжении многих лет твердил и обещал, что факт того, что они обучаются не в обычной городской школе, а здесь, не станет помехой для поступления в колледж — при старании и хорошей учёбе. Что, в принципе, уже подтвердили некоторые воспитанники приюта, уехавшие в другой город на учёбу. К этому стремился и Тео; он хотел покинуть Бейкон-Хиллс, поступить в колледж, устроиться на вечернюю подработку и начать самостоятельную жизнь, подальше от этого чёртового города. Потому он исправно делал уроки, хорошо учился, влюбил в себя всех учителей, даже Харрис, пожалуй, главный зануда приюта относился к нему лояльно. Также, по мере возможностей и степени капризности Лидии, Тео помогал и ей, когда девочка отставала по успеваемости, пропуская занятия из-за частых заболеваний — она осталась единственной, о ком он искренне заботился, словно о младшей сестрёнке, и единственной, для кого он желал лучшей жизни. Но в последний день занятий этого учебного года Тео Рейкен витал в облаках, не слушал объясняемый материал и был рассеян, и это не осталось без внимания учителей. Впрочем, они списали массовую несобранность учеников на приближение каникул и не относились к детям строго. Но никто не знал, о чём думал Тео. Все его мысли занимала лишь утренняя встреча со Стайлзом, с сыном шерифа, того самого, кого на его глазах пришиб по голове лучший, к досаде Тео, друг. Стайлз оказался здесь только по их вине, и это несколько омрачало эмоции Тео, которые он испытал, находясь со Стайлзом там, у стены. Он не мог перестать думать о том, что произошло на третьем этаже, когда он специально вылетел из столовой вслед за ним, вдогонку: мысли снова и снова возвращались к слабому, трепещущему мальчишке в его руках; к собственному порыву и желанию к нему прикоснуться и прижаться. Это было противоестественным и анормальным — никогда прежде Тео не испытывал влечения к физиологически такому же человеку и не было ни единого повода усомниться в своих предпочтениях. Но в тот момент, когда они стояли наедине друг с другом, казалось, нет ничего вернее и правильнее стремления притронуться к этому мальчишке. К концу всех уроков Тео замучила жажда выкурить несколько сигарет за раз. Он один из первых покинул класс, но похлопав по карманам шорт и не найдя в них картонной пачки, тихо выругался и вбежал в жилой корпус, намереваясь вернуться в комнату за сигаретами. Но когда он поднимался вверх, перепрыгивая через две ступеньки, кто-то взволнованно окликнул его. Тео остановился и, взявшись за перила, сделал несколько шагов назад, вниз, навстречу бледной и растрёпанной Эрике. Было видно, что совсем недавно она плакала — на щеках поблёскивали высыхающие слёзы. — Тео! — девочка подбежала и, приблизившись к нему, схватилась за его майку, тяжело дыша. — Там Лидия! Она… ей плохо! Я не знаю, что делать! Конец фразы она уже кричала ему в спину, побежав следом. — Она говорит очень странные вещи, мне страшно, Тео! Когда они ворвались в комнату, Лидия была на кровати, лежала на спине; цепляясь ручками за простынь, широко распахнув глаза и открыв рот, она смотрела на потолок, но, услышав или почувствовав, что теперь она в комнате не одна, повернула к ним голову и взглянула мимо Тео, на Эрику: — Будь осторожна, прошу тебя… Эрика с Тео переглянулись. Прочитав в глазах светловолосой девочки испуг, он рванул к кровати и, осторожно подняв Лидию на руки, понёс в больничное крыло. — Найди Дженнифер или Харриса, хоть кого-нибудь! Пусть спустятся в больничку. Эрика послушно кивнула и, порывисто вытерев рукой щёки, побежала в другую сторону. Пока Тео нёс Лидию на руках, она шептала, беспрестанно повторяя одни и те же слова: — Она в опасности… будь осторожна, Эрика… в опасности… Девочке вкололи успокоительное и оставили в покое, дав возможность отдохнуть и поспать. Лидия была бледной, губы потеряли присущую им яркость, волосы казались блеклыми, а одна из заплетённых косичек расплелась и спутанным комком лежала на подушке. Девочка выглядела болезненной, но обманчиво-умиротворённой, и от этого у Тео сжималось в волнении сердце. Уже несколько лет у Лидии не наблюдалось таких сильных приступов, порой её мучили только ночные кошмары и головные боли, на которые она постоянно жаловалась и из-за которых не усваивала учебный материал, но таких припадков не было уже давно. С тех пор, как умерла она… За дверью послышалась какая-то топотня и гул голосов. Тео встрепенулся, когда дверь в маленькую палату отворилась, и за ней показались мордашки некоторых воспитанников приюта, с любопытством заглядывающих внутрь. Но лицо, сразу бросившееся в глаза Тео, было обсыпано родинками, и, кажется, у хозяина этого лица был сломан нос — вокруг виднелись тёмные следы запекшейся крови, а сам Стайлз смотрел прямо на него, широко раскрыв медовые глаза, и выглядел довольно уморительно. Тео бы улыбнулся, но маленькая ладошка в его руке чуть сжалась, привлекая его внимание к Лидии. — Будь осторожна... — вновь прошептала девочка, едва шевеля губами во сне.