Глава IX. Корабль-призрак
19 августа 2017 г. в 23:57
Она пыталась принять всю данную информацию разумно, размышляя над каждой деталью, ведь их жизнь действительно зависит сейчас от веры в подобные сказки. Элизабет молчала, мрачно глядя на пиратского барона, пытаясь обнаружить на его лице хоть какую-то эмоцию, в которой она бы усомнилась, но лицо мужчины выглядело нечитаемой маской. Кроме глаз — глаза до сих пор блестели, окутывая сказанное шлейфом опасности и тяги к приключениям, к которым Элизабет питала слабость. Будь она прежней двадцатилетней девчонкой, она бы уже сказала, что ждать незачем — но сейчас она не знала, что их ожидает.
— Как отыскать того, чего нет? — тихо проговорила она, вспоминая, что в их прошлом они всегда находили то, что было нужно. Но не без помощи Джека Воробья, у которого в голове всегда роились безумные мысли. — И что Танатос может потребовать взамен?
— Я посоветовал то, что знаю. Откуда мне знать, что потребует от вас древнегреческий бог? — пожал плечами капитан Тиг и легко спрыгнул со стола. Обойдя столешницу, он поправил шляпу на голове и поклонился Элизабет без всякой показухи. — Бухта в вашем распоряжении, если вам нужна стоянка, Ваше Величество. Удачи в ваших поисках.
— Спасибо, капитан, — Элизабет вынужденно коротко улыбнулась, провожая его взглядом до того момента, пока его спина не скрылась в темноте прохода, а рука Уилла не коснулась ее. Она взглянула на мужа в секундной растерянности, чтобы потом более-менее собраться с мыслями.
— Нам лучше вернуться в Порт-Ройал, — сказал Уилл. — Генри говорил, что перечитал все легенды на всех возможных языках, а Карина ориентируется по звездам, как сможет не всякий навигатор. Давай послушаем, что они скажут. Без крепкого корабля, раз уж у нас нет второго, на Край Света соваться смысла немного: даже если мы своим ходом и сумеем выплыть, будучи бессмертными и проклятыми — но что будем делать, если Танатос и впрямь снимет проклятие, лишив нас единственной защиты? Прежде чем планировать, нужно все хорошенько обдумать. Всей семьей обдумать: Генри как минимум заслуживает знать, во что нас втянуло.
— Мы можем их послушать, но втягивать в это? — она покачала головой, явно не желавшая впутывать сына в подобную авантюру. — Когда я отправлялась в путь, я думала, что смогу справиться сама, а не подвергну опасности всю свою семью, — она сжала руку мужа, взвешивая все за и против. — Я не знаю, — она легко, без грубости, но упрямо освободила руку из руки супруга, отстраняясь от него на пару шагов, пытаясь понять, что делать дальше. Плыть в неизвестность она хотела меньше всего. — Неужели нет другого варианта? — не оборачиваясь, сухо спросила она, удерживаясь от того, чтобы не ляпнуть что-нибудь о метке Калипсо — это то, что беспокоило ее не меньше всего происходящего.
— Если бы я не выследил тебя, Салазар мог бы убить тебя или забрать туда, куда скажет Калипсо, и все сложилось бы много хуже, — чуть резче, чем следовало, парировал Тернер, стараясь не заводиться от одной только мысли, что мог потерять любимую. Вздохнув, он произнес так спокойно, как мог, не желая раздувать новый спор: — Может быть, другой выход и есть. Но его надо найти, а без Генри мы можем искать слишком долго. И если скроем сейчас, как сможем быть уверены, что ему и Карине ничего не грозит? Они в потенциальной опасности уже потому, что враг знает о них, — он вернулся к жене и взял ее за плечи: — Я понимаю твое беспокойство как никто другой. Один раз Генри уже доказал, что ему по силам совершить невозможное. Он вырос и стал мужчиной, Элизабет. Он должен принять решение, не только мы.
Поджав губы, она развернулась к мужу, заглядывая в его глаза, видя в них твердую решимость настоять на своем. Она опустила взгляд, положив руку на медальон, что висел на его шее, трогая пальцами в предельной осторожности.
— Идем в Порт-Ройал, — сказала она скорее Уиллу, чем морякам, возвращая на него внимание. — Отдавай команду. Ко мне они все равно не прислушаются.
— Не в том случае, когда мы единогласны, — мягко отозвался Уилл, стараясь успокоить любимую в объятиях.
Без всякого иного знака с его стороны моряки двинулись на выход. Задержался только старпом:
— Дайте пару часов подлатать паруса, кэп, и мы будем готовы.
Тернер кивнул. В конце концов, часть команды сошла вместе с ним и Элизабет как раз для того, чтобы купить парусину и дерево для основательной заделки пробоин. Сейчас их роль в качестве свиты для королевы пиратов исчерпана.
— Если вернемся через три дня, я успею на прием к губернатору, — говорил Уилл, спускаясь с женой к причалу, где ждал «Голландец». Только что по трапу вкатили туда с десятка два бочек с пресной водой и вяленым мясом, еще от пятерых шел крепкий цитрусовый запах, а от двух пахло ромом. Не мешая погрузке, Тернер оперся на заграждение, отделавшее причал от воды, и посмотрел в даль. — Если повезет, то мне удастся его убедить.
Элизабет сначала не придала значению словам Уилла, спускаясь вместе с ним к причалу. Она перевела взгляд на мужа, останавливаясь и только сейчас понимая, о чем он говорит.
— Прием к губернатору? — ее брови сдвинулись. — В чем убедить?
Тернер вздохнул, собираясь с мыслями, но не предвидя по этому поводу бури. Кивнув на корабль, он отозвался:
— В том, что окажет неоценимую услугу Англии, если выдаст патент. Может быть, война с Испанией и закончилась, но в море не только они друг друга не любят. Я подумал, что это лучше, чем возить товары с острова на остров, — чуть усмехнулся. — Перевозок мне хватило до конца вечности, да и сейчас норовят их навязать, как ты видишь. Губернатор Смит то же самое предлагал.
Опешив от подобной новости, Суонн напряженно не сводила с него глаз. Ее не отвлекли даже возгласы моряков, занятых работой.
— Патент на что? — без эмоций спросила она, и глаза ее сузились. Если это не патент на перевозки, то нечто другое, более опасное, а то, что Тернер пришел к этому заключению без ее ведома и уже говорил с губернатором, весьма задело Элизабет.
— Каперский патент, — перемену в ее настроении мужчина почувствовал и сместил взгляд на нее, разворачиваясь спиной к перилам и опираясь на них. — Беспрепятственное право защищать корабли Его Величества от грабителей, топить врагов и иметь полную защиту Короны до тех пор, пока не трогаешь корабли своего государства. Помнишь, как Норрингтон вцепился в патент перед тем, как сдать Беккету сердце Дэйви Джонса? Но прежде, чем ты начнешь протестовать, я прошу тебя задуматься о том, что при всех наших приключениях у нас с тобой есть семья. Семья, о чьем будущем нужно заботиться. У нас есть «Голландец» — боевой галеон с дурной репутацией, который я лично не вижу ни в роли рыболовецкого судна, ни торговца. Так какая же работа, которая не приведет нас к проблемам с властями, ему подойдет лучше всего?
На долю секунды могло показаться, что Тернер предоставил достаточно аргументов для того, чтобы она приняла его идею, но тут же в их противовес Элизабет достаточно напряженно произнесла:
— Норрингтон мертв, — взгляд не терял тяжести. — Потому что был смертен. Если ты снимешь проклятие — а мы собираемся его снять, не так ли? — ты станешь таким же смертным человеком, как и все остальные. И даже если к этому времени нам удастся преобразить «Голландец» в неубиваемый корабль благодаря сказкам Хранителя Кодекса, то ты будешь весьма убиваем, Уилл. В том и дело, что у нас есть семья. У тебя, в первую очередь, есть семья. Предлагаешь мне снова ждать тебя без надежды на возвращение? — в ее голосе полыхнула злость, что прикрыла кольнувшую сердце боль. — Когда ты решил так поступить? Почему я узнаю об этом только сейчас?
Во всякой ситуации перед человеком всегда встает один простой выбор: что он может сделать и чего не может. Этот урок, преподанный когда-то давно Джеком Воробьем, был одним из самых ценных, таким, который помог Уиллу стать тем, кто он есть.
Вспомнил о об этом и сейчас, выбирая между желанием поддаться раздражению или продолжать вести себя так, как будто они говорят о погоде.
— За три дня до твоего «побега». Я не был уверен, удастся ли затея, поэтому не стал говорить, чтобы не сглазить. Элизабет, я не собираюсь охотиться на враждебные корабли, чтобы топить их или грабить, но случись какая беда, в которой пришлось бы это сделать, патент оправдает меня. Это средство защиты. Не перетасовывай факты, пожалуйста: Норрингтон погиб, помогая тебе и твоим людям спастись от Дэйви Джонса, хотя мог последовать за тобой. Что касается меня, то любой корабль в море не защищен от проблем. Но если «Голландец» станет прочнее, то у его команды выжить будет больше возможностей, — помолчав, он посмотрел на нее: — Ты настолько боишься меня потерять, что желала бы запереть в доме до старости? Элизабет, это не выход. Что это за семьянин, который не сможет позаботиться и обеспечить своих близких?
— Поэтому ты, настолько боясь потерять меня, пошел на обман и вынудил принять проклятие ради бессмертия? — в тон ему ответила она, сверкнув глазами. — Я не желаю запирать тебя, но я хотела бы, чтобы мой муж нашел занятие поспокойнее, — она старалась сдерживаться, но получалось плохо: ее мужчины, что муж, что сын, тянулись к морю, так же, как и она, в то время как ей приходилось покорно ждать их на берегу, будто в заточении. И ей не по силам избавить Генри от тяги к морю: как бы она ни пыталась, он тянулся к воде, как и его отец. Как она сама. — Что это за семьянин, который, отплыв в море, может не вернуться? — вторила она, поджимая губы.
Уилл чувствовал ее злость, видел, что она себя сдерживает, понимал, что она уступать не желает — и не мог винить ее в слабости, потому что точно такие же страхи терзали его самого. Взяв жену за руки, он глубоко вдохнул, выдохнул и снова вдохнул, собираясь ответить:
— Да, Элизабет, именно поэтому. Я пошел на хитрость и пренебрег твоим мнением именно потому, что больше всего на свете боюсь потерять тебя и Генри. Я знаю, что схожие чувства раздирают тебя, и что-то мне говорит, что, не будь в тебе отвращение к проклятию, на самом деле где-то в глубине души знание о том, что оно защитит нас, немного тебя успокаивает. Я не прав? Это знание мне помогает, потому что с ним я могу быть уверен, что ты всегда вернешься ко мне — когда перестанешь окончательно злиться, — добавил он с горькой усмешкой. — Ты знаешь, что не меньше тебя я желаю нашей семье долгой, счастливой жизни. Ты знаешь, что ради семьи я согласен пойти на что угодно и пройти через какие угодно препятствия, чтобы быть с вами. Сколько от наследства твоего отца уцелело, Элизабет? Что мы оставим Генри и нашим потомкам — маленький дом да дряхлый корабль? Хватит бояться того, что еще не случилось — а иначе и жить-то вовсе не стоит, — на последних словах мужчина покачал головой, в то время как в его темных глазах ясно читалась отчаянная решимость.
Слушая его внимательно, она пыталась угомонить протест внутри себя, но никак не могла, слишком хорошо понимая, что ей вновь придется остаться одной. Слишком задетая словами мужа, Элизабет взглянула на него остро и резко, как самая настоящая пиратская королева, когда-то давно на «Черной Жемчужине» готовящая свою армию к бою.
— Бояться? — с вызовом переспросила она. — Я потеряла тебя на двадцать лет, а теперь ты вернулся, и тебя хотят забрать вновь. И ты сам себя ставишь под удар. Ты не замечаешь этого, но смерть действительно тебя тянет, — она перевела дух. — Я готова отправиться на Край Света, чтобы спасти тебя от той участи, что готовит тебе морская богиня. Ты обманул меня, потому что боялся, — она выделила последнее слово весьма четко и сухо, — боялся, Уильям Тернер. Так почему же твои страхи ты считаешь оправданными, а мои — нет? — она вскинула бровь, а во взгляде мелькнула еле уловимая дерзость. Глубоко вдохнув, Суонн произнесла: — Я не вправе запрещать тебе идти этим путем, если так желает твое сердце. Если ты видишь в этом выгоду для всей семьи и не желаешь идти другим путем, то иди, — Элизабет отвела взгляд в сторону, на крепость, что стояла за ними в своем молчаливом наблюдении, а потом вернула внимание на мужа. — Тогда и я не хочу оставаться на месте. Ты позволишь мне быть с тобой.
За эти несколько минут, которые она потратила на свою речь, сердце упомянутого Уильяма Тернера норовило остановиться по меньшей мере три раза, а когда Элизабет произнесла свое величественное «иди», то и вовсе едва ли не умерло. Когда же строптивая жена довела речь до конца, он не выдержал, подхватил ее руками, приподнимая, уткнулся носом в плечо и зашептал прямо на ухо:
— Ох, Элизабет, я не смогу без тебя ни дня, совсем не смогу, — подняв глаза, он посмотрел не отрываясь на нее снизу верх, но это не был взгляд человека, побежденного неопровержимыми доводами — нет, это был взгляд человека, который получил то, что желал, но в возможности получения чего не был уверен. До данной минуты.
Резкая смена настроения мужа сказалась и на ней, выбив из Суонн все остатки злости прочь, укрывая ее теплом приятных эмоций. Она даже немного опешила, смотря на мужа сверху вниз, обнимая за шею инстинктивно и искренне не сдерживая моментальной теплой улыбки, покуда в глубине души она боялась, что муж отвергнет ее желание быть с ним в море.
Склонившись к губам супруга, она оставила на них короткий поцелуй, чтобы совершенно другим тоном, более игривым, произнести:
— Если не сможешь, то дашь и полное командование на корабле? — спросила она, искренне ощущая радость и отметая прочь все их возможные проблемы, ведь и она в каком-то смысле получила то, что желала — быть с мужем. Всегда.
Он понимал, что она его дразнит, а потому чуть встряхнул, перехватывая поудобнее, и пошел с ней по трапу на борт корабля.
— Решили заполучить себе еще и «Голландца», миссис Тернер? Его капитана вам недостаточно? — и более серьезным тоном добавил: — Чтобы командовать кораблем, одного желания мало, Элизабет. Капитан должен уметь заменить собой любого члена команды, от первого офицера до последнего матроса. Если хочешь, я буду учить тебя. Для начала. Согласна?
Вокруг них суетилась команда, занятая последними приготовлениями, то и дело таращась на необычную картину: Уилл так и не отпустил супругу, неся этаким своеобразным трофеем. Сверху, с мостика, раздался зычный голос Билла Тернера, без сомнения, лучше других имевший возможность наблюдать эту картину:
— Готовы к отплытию, капитан Тернер! — и можно было поклясться, что в голосе старого пирата прозвучали какие-то особые ноты при взгляде на сына и невестку.
— Отдать швартовые, поднять паруса! Идем домой, — скомандовал Уилл, к тому моменту поднявшись на мостик, где наконец и опустил супругу на твердые доски. Его лицо выглядело серьезным, но в темных глазах определенно плясали черти.
— Мне достаточно капитана. Это все, что мне нужно, — мягко прошептала она. Понимание того, что они теперь окончательно вместе, наполнило душу радостью. — Но корабли я люблю и готова учиться.
Стоило ей встать на твердую поверхность, она тут же оглянулась вокруг. Вся команда готовилась к отплытию. Несколько человек уже подняли якорь, а другие раскрывали паруса, и легкий бриз надувал их. Бухта Погибших Кораблей провожала молчанием.
— Пока у нас есть время, — обратилась она к супругу. — Научите меня, капитан Тернер?
— Научу, — кивнул Уилл и махнул рукой ближайшему матросу: — Принесите лоцию, — он прислонился к ограждению кватердека спиной и пустился в объяснения: — Мистер Тернер — наш рулевой, он находится там, где обыкновенно можно встретить капитана большинства судов. Всякий капитан обязан, в том числе, быть хорошим штурманом, которых существует две разновидности: собственно, штурман, ведущий корабль в открытом море, и лоцман, знающий побережье. Не всякий штурман знает работу лоцмана, как и не всякий лоцман — работу штурмана, но нам повезло, — добавил он.
Слышавший это старый пират почти неуловимо улыбнулся.
Тут как раз принесли лоцию — карту, на которой были нанесены берега Бухты Погибших Кораблей до мельчайших подробностей — каждый камень, выступающий из воды, каждый разбитый корабль, каждый риф. Уилл показал жене, каким именно путем пройдет «Голландец», чтобы не нарваться на неприятности своим днищем. Потом, взглянув на отца, встал за штурвал, от которого отошел, приняв лоцию, Тернер-старший, и поманил Элизабет.
— Сейчас слушай меня очень внимательно, — негромко сказал капитан, серьезно как никогда. — Положи ладони на штурвал, но не применяй силу. Поведу я — здесь очень опасный участок до самого выхода в море, но не бойся, я выведу, — я этими словами Тернер дождался, когда она исполнит требуемое, и положил свои ладони на ее, чувствуя дерево колеса лишь краем.
В ней разгорелись азарт и любопытство. За все те несколько лет, что она посвятила себя морю и приключением, она ни разу не стояла за штурвалом. Даже не касалась, предпочитая отдавать это дело тем, кто действительно знал в этом толк. Элизабет хорошо дралась, спорила, ругалась, требовала, любила, спасала и вселяла надежду, была даже капитаном и стала королем пиратов, но управлять кораблем она не умела, а потому подошла к штурвалу с трепетом. Осторожно положила руки на штурвал, почувствовав сверху ладони супруга. Как он и сказал, силу она не применила, устремляя уверенный взгляд вперед. Она не боялась. Наоборот — вдохновлялась.
— Или выведу я, — невзначай поправила она, не удержавшись от шутливой проказы. — Но не без твоей помощи.
— В один прекрасный день — выведешь. Но сейчас, прошу тебя, не спорь, — негромко возразил Уилл, стоя сзади. Уверенные руки мягко покачивали штурвал, направляя ход корабля, и Тернер вполголоса объяснял каждый маневр: — Берем чуть левее, чтобы обогнуть скалы, а через десять ударов сердца — крен вправо, чтобы уйти от затонувшего брига. Вот так. И сразу обратно влево, чтобы не встретиться с рифами. Пропустим что-то — пойдем на дно. Хорошо хоть, теперь не захлебнемся… Но без корабля застрянем надолго. Так, еще левее, здесь справа сломанная мечта с фрегата, может поцарапать киль…
Мало-помалу «Голландец» преодолел все «кости», застрявшие в Глотке Дьявола, и вышел в открытое море. Уильям позволил себе наконец выдохнуть.
— Неплохо справились, миссис Тернер, — улыбнулся он супруге. — Для первого раза. Дальше будет легче.
Он все рассказывал ей и рассказывал до самого вечера о ветрах, о выборе направления, о расчете скорости хода и времени. Когда отбили склянки на ужин, он кратко ввел в хозяйственные дела, научил, как посчитать количество припасов на весь путь, зная численность команды и расход на каждого члена, как выбрать продукты, какие именно и по какой причине понадобятся, зачем в трюме ром и как сохранить бочки с пресной водой от привкуса древесины.
К смене вахты Элизабет уже знала, что самих вахт четыре по шесть часов — по одной возглавить старпому, боцману, штурману и капитану — да, от вахты не отлынивал и сам капитан. Уилл обыкновенно отбывал вечернюю, первую после ужина, ту, что приходилась на закат. Погода, к счастью, стояла ясная, но облачная, так что призрачный свет проклятых не тревожил.
Элизабет весь день посвятила себя обучению, с жадностью впитывая новую информацию. Под вечер она полностью вымоталась и отправилась спать, пока Уилл нес вахту. Лежа в кровати, одна в капитанской каюте, она пыталась погрузиться в сон, но безуспешно. До его прихода оставалось еще пару часов, а потому она решила направиться в кубрик — занять себя каким-нибудь делом.
Стоило ей выйти на палубу, как ее встретило привычное оживление: каждый моряк был занят своим делом. Луна пряталась за облаками. Женщина метнула взгляд на Уилла, что стоял у штурвала, но, не поймав его взгляда, быстро спустилась в кубрик и дальше, к вахтенным, начищавшим пушки. С ее приходом они тут же встрепенулись, а один из них поинтересовался:
— Что-то случилось, миссис Тернер? — он кинул взгляд на ее голову, и тут же отвел глаза. Элизабет не оставила это без внимания, забывая о цели, с которой пришла:
— Что вы там увидели? — спросила она. — Вас смутила черная прядь?
Моряки переглянулись и с удвоенным рвением принялись за пушки. Это были новички в команде «Голландца», набранные всего неделю назад.
— Я никогда не видел подобного, миссис Тернер. Я считаю, это…
— Недобрый знак?
— Сродни клейму.
Элизабет осталась спокойна, лишь поджала губы и глубоко вдохнула воздуха. Словно этого разговора не было, она коротко бросила:
— Научите заряжать пушки, — и осталась на пушечной палубе на пару часов, стараясь потушить злость на Калипсо в заботе о смертельных мощных орудиях, что касались ее рук.
Вскоре она вышла на палубу, заметив, что вахта мужа закончилась. Поспешив удалиться с палубы из-за луны, Элизабет быстро зашла в каюту, буквально залетев так, словно ее кто-то гнал. Не успела дверь закрыться изнутри, как она прижалась к ней спиной, глубоко дыша. Она перевела дух, но с места не сдвинулась, пряча руки за спину и держа их на ручке двери, подобно беглянке, что вот-вот убежит.
— Ты не хочешь спать? — задала она вполне обычный вопрос, чуть склонив голову на бок и чувствуя, что спать сама она не хочет. — Я снова не смогла уснуть. Разве это не странно?
— Поэтому ты мчалась так быстро? Что-то случилось? — Уилл стоял у стола и развернулся к ней, держа бумаги в руках. На столе горели несколько свечных ламп, заставляя предметы и человека отбрасывать длинные тени в более густой, чем обычно, полумрак, возникший из-за того, луна на этот раз в окно не светила. Из-за этого взволнованное лицо капитана потерялось в тени, когда он повернулся.
На вопрос Элизабет он поднял бровь, отложил дела и стремительным шагом направился к ней, чтобы сграбастать в объятия и, сохраняя спокойный тон, спросить:
— А ты пыталась уснуть? Мне говорили, что ты в трюме, у пушек.
— Да, была. Решила научиться чему-то еще, — согласно кивнула Элизабет, и, хоть объятия мужа она приняла с удивительным накатившим чувством комфорта и тепла, где-то на отголосках сознания она бы предпочла бы так и стоять у двери, прижимаясь к ней спиной. Просто потому что полученная информация от матросов оказалась тревожной, но Уиллу лучше пока об этом не знать.
Не отвечая какое-то время и молча обнимая супруга, Элизабет мягко высвободилась из его объятий.
— Думала, что во сне скоротаю время до твоего прихода, но не получилось. У этого проклятия… Может ли наступить расплата так быстро?
— Ты думаешь, что мы теряем то, что делает нас живыми людьми и превращает в неприкаянные души? — противиться желанию жены оставить дистанцию между ними он не стал, вместо того наблюдая за ней. Присев на край стола, Уилл поправил бумаги, чтобы не смять. — Насколько я знаю из рассказов Барбоссы и судя по тому, что он тебе говорил, вкус к жизни теряешь постепенно — в буквальном смысле, я имею в виду. Украв золото в первый раз, Гектор и его люди сначала потратили все до последней монеты, прежде чем заметили, что еда безвкусна, вода не утоляет жажду и… как там дальше, — Тернер неопределенно махнул рукой. — Как быстро это произошло, неизвестно, но потратили золото они вряд ли за день или даже за два. Мы плывем меньше суток. И в нашем случае взалкали мы вовсе не золота, а сокровища гораздо ценнее, — Уилл вздохнул и замолк, раздумывая над тем, проявлялись ли эффекты проклятия сами по себе в свой черед или их что-то спровоцировало. Он уставился на Элизабет, припоминая. — Ты ведь и в прошлую ночь не смогла заснуть, верно? Но до нее спала как обычно. Что же случилось между двумя ночами, в чем разница… — замолк, прерывая себя на полуслове.
Еще бы такое не вспомнить.
— Я же сам твердил, что наша ссора усиливает проклятье. Не в этом ли дело? — Уилл говорил привычно спокойно, как будто предмет обсуждения интересовал не больше погоды — затворника, что не выходит из дома. На деле же неприятное ощущение кольнуло и его, говоря, что догадка верна.
Она слушала его спокойно, замерев у окна, не поворачиваясь и наблюдая за движением облаков, подсвечиваемых яркой луной. Но слушала внимательно.
— Ссора разом отняла сон? — голос ее не дрогнул, но нотки волнения в нем послышались. — Как такое возможно? — она искренне недоумевала. — Чтобы проклятие чего-то лишило, нужно время… — она взглянула на мужа и сделала пару шагов к нему, заглядывая в глаза настолько, насколько позволяло освещение. — Уилл, Гектор потерял все в течение нескольких лет. Как мы могли бы потерять сон из-за ссоры в течение дня?
Уилл плавно слез со стола, мягко взял Элизабет за плечи, даже не заметив жеста.
— Спросим вахтенных, как они отдыхали. Есть у меня одна догадка, не знаю, может, я ошибаюсь, — он помедлил с пару мгновений, ища слова поточнее, и жену обнял крепче, продолжая смотреть ей в глаза. — Проклятие работает, когда алчешь сокровище, так? Не только золото — им может стать все, что для вора дороже жизни. Для меня такое сокровище — это ты, Элизабет, ты, отец и Генри. Моя семья. Во время ссоры с тобой мне казалось, что ты от меня отдаляешься — ужасное чувство, это все равно что из рук умирающего в пустыне вырвать флягу с водой. Умирающий начинает жаждать ее сильнее. Так же и я не мог позволить недомолвкам и отчуждению увести тебя прочь. Может быть, это чувство сродни с тем, что описывал Гектор: чем больше они тратили золота, тем хотели его больше — а наша ссора напоминала мне растрату душевных сил ради удержания того, что, мне казалось, теряю. А что почувствовала ты, когда мы ссорились?
Теперь Элизабет смотрела на него пораженно, чувствуя уколы совести в душе. Ведь Тернер действительно боялся ее потерять, даже отчаянно ссорясь.
— Тебя, — тихо сказала она, зная, что ответ ее звучит странно. — Я почувствовала, как ты изменился. Что прошло много лет прежде, чем ты стал таким, какой ты есть сейчас. Настоящий капитан «Летучего голландца». Морской дьявол, — она взглянула в его глаза, нервно прикусив нижнюю губу. — И я на тебя злилась. Но вместе с тем я желала тебя больше, — уголки губ дрогнули в улыбке, а аккуратные руки скользнули по мужским плечам. Суонн заглянула в глаза мужа: — Как ты мог думать, что я отдаляюсь? Я не смогу… Но тогда как же команда? Проклятие действует на каждого или отдельно? Ведь, по сути, команда Барбоссы тратила все одновременно, но наша команда не участвовала в ссоре.
— Узнаем, когда спросим матросов, — Тернер смотрел на нее, не отрывая взгляда, открыто и прямо. Темные глаза скользнули по лицу Элизабет, прошлись по скулам и опустились к шее — нарочито медленно и смущающе пристально. Собственные черты лица вырисовывались в теплом полумраке каюты, и это лицо не изменилось внешне, когда Уилл резко дернул, прижимая, супругу к себе. Обняв так крепко, что еще чуть — и сдавит похуже десятка корсетов, он прошептал прямо на ухо: — Прошу тебя, больше не делай так. Доверяй мне, Элизабет. Ты мне нужна больше, чем воздух, ты и есть для меня самый воздух.
От неожиданности она вздрогнула. Только бежать ей некуда, да и хочет ли она? Руки у Тернера всегда были крепкие, а потому сковали ее подобно оковам. У Суонн даже перехватило дух.
— Я не всегда бываю согласна с твоими решениями, — тихо и осторожно, будто она в хватке самого льва, прошептала Элизабет. Дыхание отчего-то сперло, тепло от тела супруга передавалось и ей, и воздух из легких вышел горячим, обжигая кожу на шее Уилла. — Но это не значит, что я не доверяю тебе, — она на секунду прижалась скулой к его щеке, будто мягко прося его сбавить обороты, покуда дышать становилось тяжело: то ли от его крепких рук, то ли от такой близости. — Где же твое доверие?
— «Если ты все время решаешь сама, как я могу тебе доверять?» Не эту ли фразу вы вспомнили, миссис Тернер? — напоминание тронуло лицо Тернера полуулыбкой. Хватку он ослабил — самую малость, исключительно нехотя, по-прежнему не собираясь выпускать упрямицу. Даже если сейчас главным образом упрямился сам.
Его дыхание грело кожу на шее Элизабет вместе с виском, откуда начиналась помеченная прядь, которую не хотелось ему замечать. Чуть подавшись к ней из-за разницы в росте, Уилл сказал ей на ухо тихо-тихо, почти шепотом:
— Я боялся, что ты сама мне не доверяешь, протестуя против решения, что я счел верным. Доверие — такая хрупкая вещь, Элизабет. Нам ли не знать? — промолвил совсем тихо и на грани слышимости продолжил: — Мое доверие к тебе там же, где сердце. Слышишь?
Глухой удар, еще один, подобно молотом по наковальне. Сердце ее мужа бьется в его груди. Элизабет на секунду прикрыла глаза, проглатывая сказанное мужем так, будто ее не задело, и постаралась отвлечься на шепот, что ласкал слух. Сейчас внимание было приковано к тому, что так мощно качало кровь по венам Уилла, глухим эхом отдаваясь легкой вибрацией. Для нее это было сродни чуду, ведь по груди проходил шрам, что позволил забрать то сердце, что сейчас далеко в сундуке.
— Сомневаетесь во мне, Уильям Тернер? — голос звучит спокойно, даже ласково, а руки вдруг скользнули по телу мужчины, отвлекая и не давая отвлечься на эту фразу, словно она пыталась приручить дикого зверя. Пальцы то и дело задевали оголенную кожу под разрезом рубахи, рисуя незамысловатые узоры на загорелой коже и возвращались обратно на ткань. — Я доверяю тебе. Доверяю больше, чем себе, — она мягко, почти невесомо, провела губами короткую линию до скулы мужа, обжигая и её горячим дыханием. — Ты можешь не сомневаться в этом, — с этими словами она достигла его уголка губы своими и отстранилась так, чтобы поднять темные глаза к его омутам дьявола. Дьявола с благородной душой. — Слышу, — наконец произносит она, вернув руку на его грудную клетку. — Больше никаких страхов?
— Остался один. Не мы начали все это, — он качнул головой, возвращаясь к прежней теме. — Наш долг как родителей — уберечь Генри. А в безопасности он будет лишь с нами. Защищенный проклятьем. Вот что я хотел до тебя донести. Ради него однажды я нарушил правила и поплатился за это… — он запоздало осекся, поняв что проговаривается, но слово, как ни забавно звучит, отнюдь не воробей. Отступать уже поздно.
Любой ценой защитить близких, спасти семью — так он сказал. Звучало это безумно, но Элизабет знала мужа и знала всю их семью: Тернеры никогда не отступят.
Женщина на мгновение замерла, а следом, взглянув на него с внутренней тревогой, спросила:
— Что значит «нарушил правила», Уилл? Как ты поплатился?
На этот раз удержать тяжкий вздох он не стал, прекрасно зная, чем заканчиваются недомолвки. С одной стороны, Элизабет будет в ужасе, но с другой… Поступок Генри самого Уилла привел в ужас, но в то же время где-то в глубине души он… гордился им?
— Начал обрастать ракушками, потому что отпустил Генри. Он… призвал «Голландец», нашел способ. Он привязал к ноге камень, можешь представить? — Уилл принялся расхаживать по каюте с выражением нескрываемой боли. — Двенадцатилетний мальчик, Элизабет. Мальчик, который очень хотел увидеть своего проклятого отца, чтобы подарить ему надежду, рассказав о Трезубце, — новый вздох оказался еще тяжелее. — Только живые не должны были подниматься на борт этого корабля до того, как был разрушен Трезубец. Я нарушил правило, вытащив его со дна… Наказал вернуться домой и забыть эти сказки, вообще держаться подальше от моря. Так он сказал, что найдет Джека. Я велел ему держаться подальше от Воробья… — усмешка вышла то ли горькой, то ли ироничной. — Конечно, он не послушался. Он же сын своих родителей, — взглянул на жену долгим взглядом. — Как там Джек говорил? «Кровь пирата у тебя в крови, с этим ничего не поделаешь»? И вот благодаря безрассудному мальчишке, который хотел спасти своего отца, я вернулся домой. Никого не напоминает? Он истинный Тернер.
Услышанное повергло в шок. Элизабет смотрела на него, не моргая, пытаясь принять информацию. По телу пробежал холодок. Знала ли она об этом? Не имела понятия. Генри часто бродил у порта, выпрашивая рассказать какую-либо сказку бывалых моряков. Кто же знал, что сын додумается до подобного, заставляя сейчас сердце матери похолодеть от ужаса.
— Он грезил мечтами вернуть тебя, — голос сел. Быть может, из-за нее сын отправился в море? Она старательно скрывала слезы от младшего Тернера по его отцу. В его возрасте Уилл также путешествовал по морям и пускался в авантюры, сражался бок о бок рядом с ней. Да и она сама была безрассудной девицей, отчаянной, с пламенем в крови, готовая пуститься в самое пекло. Определенно, Генри напомнил ей о том, какие они были с Уиллом. И к чему это привело в конечном итоге.
Она шагнула к мужу, вдруг резко обнимая его, поддерживая в этой ситуации и чувствуя, что не понимает, что испытывает. То ли страх за поступок сына, то ли толику ностальгии и даже такой же гордости, но гордость эта утонула в страхе за ребенка.
— Если он так поступил втайне от меня, — слова давались ей с трудом. Она хваталась за одежду мужа, пряча лицо у него в шее и шепча: — Что он может вытворить сейчас? Я боюсь, что если возьмем его с собой, он так же, как и его отец, решит жертвовать собой ради семьи, — одна рука с тканью рубахи супруга вдруг сжалась в кулак. — Он истинный Тернер.
— В том-то и дело, Элизабет, — голос мужа опустился до полушепота. Крепко прижимая супругу к груди, Уилл слышал, как колотится сердце, ощущая через ее тело. Крепкие руки прижали ее со спины, дыхание слышалось рвано, как будто ему стало трудно дышать. — Я тоже не хочу, как и ты. Защитить хочу, чтобы ему не пришлось проходить через все ужасы, что прошли мы.
— Пойдем. Узнаем насчет проклятья у команды, — несмотря на то, что стояла глубокая ночь, Элизабет почему-то была уверена, что большая часть команды вовсе не спала.
— Погоди-ка немного, — отстранившись, Тернер подошел к двери, вышел в коридор, после чего вернулся обратно. — Да, луна скрылась за облаками, идем.
На палубах и впрямь, несмотря на давно зашедшее солнце, царило оживление. По ночному времени людей было немного, но Уилл повел Элизабет дальше — в кубрик, где отдыхали отслужившие вахту матросы.
Кое-кто действительно валялся в гамаках, но многие играли в кости, сидя на бочках в кружок — в ту самую игру, где ставкой раньше шли годы службы, а сейчас играли на деньги. Еще кто-то что-то вырезал из дерева, другой чинил сеть в гамаке, третьи перебирали личные вещи. И повсюду гудели разговоры, которые, впрочем, прекратились, стоило Уиллу спуститься, но капитан лишь махнул рукой, и разговоры возобновились.
Спуститься под палубы просто так, чтобы пообщаться с командой, для нее было не то, чтобы в новинку, но на корабле мужа это было действительно чем-то особенным. «Голландец» преобразился снаружи и внутри, превратившись в достойный корабль, а не ужасающий пожиратель душ с такой же ужасающей командой, без слизи и рыбьих голов.
— Слишком оживленно, не кажется? — осторожно поинтересовалась она, взглянув на мужа. Шагнув к мужчинам, Суонн быстро привлекла их внимание, отчего те встрепенулись, кинув взгляд через плечо жены капитана на самого владельца судна и возвращая внимание на Элизабет. — Кто-нибудь из всей команды спал сегодня?
В ответ моряки запереглядывались между собой, зашептались, советуясь, стоит ли сказать прямо или лучше увильнуть от вопроса. Настороженные взгляды на Уилла им не помогли — тот спокойно наблюдал, не давая подсказок, так что прикрыться его приказом уже не выходило.
Неизвестно, сколько бы еще продолжалась игра в гляделки, если бы откуда-то из глубины не вышел Билл Тернер, который сказал:
— Сомневаюсь, миссис Тернер. Почти все говорят, что устали недостаточно для того, чтобы свалиться в гамак. Те же, кто решил подремать, думают, что сон не идет. Но мы-то с вами знаем правду, так? — Прихлоп шагнул ближе к Элизабет, но произнес это тише, после чего развернулся и скрылся опять в глубине.
— Значит, действует на всех, — обреченно и тихо произнесла она. — Но как?
— Возможно, это объясняется тем, что мы связаны, — мягко взяв жену за руку и смотря на нее, Уилл положил ее ладонь на монету, что висела на его груди. Говорил он тоже тихо, увлекая жену обратно к лестнице наверх. — Все они и ты заплатили кровавую дань и вернули монеты. Будь каждый проклят отдельно от прочих, он бы сразу освободился. Но нет, проклятие сосредоточено вот здесь, — своей рукой он осторожно сжал ее пальцы на бляшке. — Как и в тот раз, все в итоге сводится к моей крови, Элизабет. Когда ссоримся мы — моя кровь вскипает, и это усиливает действие проклятых чар. Похоже, что так.
Не сводя глаз со своей руки на груди супруга, ладонью укрывая монету от взгляда, Элизабет пыталась понять то, что услышала, правильно.
— Получается, хорошо, что сегодня ты вел достаточно спокойные переговоры с собственной женой? — поинтересовалась она, подняв взгляд на лицо Уилла, но усмешка исчезла, покуда мрачность ситуации гасила весь промелькнувший внутри неё свет. — Тогда придется сделать так, чтобы твоя кровь не вскипала, Уилл, — ласково начала она, так и не убирая руки от медальона и не сводя глаз с лица мужчины. — Даже если что-то вновь столкнет нас, ты же понимаешь, что я не отдалюсь от тебя?
— Хотелось бы этому верить, — темные глаза смотрели почти не мигая. — И дело здесь не только в тебе, — сделав пару шагов, он заставил ее ощутить спиной корабельную балку. — Каждый раз, когда мы спорим, мне кажется, что мы друг друга попросту не знаем как следует: ты не понимаешь, что я за человек, а я — какая на самом деле ты, Элизабет. У нас было слишком мало времени, чтобы по-настоящему разобраться, но в том не наша вина. Я безумно люблю тебя, однако в тебе открываются грани, которые я увидеть не ожидал. Не потому, что эти грани в чем-то дурные, а именно что сперва видны не были. И я уверен, что ты чувствуешь то же самое обо мне.
Вынужденно ей пришлось отступить назад, самого того не понимая, как вновь отрезая себе все возможные пути к отступлению. Спиной Элизабет почувствовала балку, что одним лишь прикосновением вернула ее на борт «Жемчужины». Ситуация была иная, а потому дышать сейчас было куда легче, нежели тогда.
— Нас слишком надолго разлучили, ты прав. Я правда думала, что знаю тебя. С самого детства. С того самого момента, как увидела тебя в море. Мальчишка-кузнец, невероятно робкий и сдержанный, а после так легко превратившийся в пирата. Потом море забрало тебя на долгие годы. День, что мы виделись, был особенный, ты знаешь. Но сейчас, когда ты рядом, я понимаю, кто ты. Кем ты стал и как вырос, — она вновь взглянула на него. — И пока мне сложно понимать, каким ты можешь быть. Я… не ожидала, что в тебе может быть скрыто столько… темноты, — на этих словах она тут же мягко добавила: — И мне нравится эта темная сторона. Мне нравятся все твои грани, Уилл. Тем не менее, мой характер не позволяет тотчас принять это как есть и слушаться, ведь я слишком долго была без тебя.
— Морской дьявол и королева пиратов. Такого те дети из нашего прошлого, какими мы тогда были, никогда не смогли бы представить. В тебе скрыто не меньше темного, чем во мне, и я покривлю душой, если скажу, что что-то в тебе меня не устраивает. Что дальше, Элизабет? Куда еще мы зайдем и кем станем? — в глазах мужа плясали черти, а на губах играла улыбка. — Это вовсе неплохо, это часть удивительного приключения, которого не нужно бояться. Просто помни, что вы, моя семья — для меня все. Ради вас не жалко и землю перевернуть.
— Выше нас только боги, — тихо ответила она, и в глазах также отразились лукавые нотки, стоило ей заметить в глазах мужчины эту притягательную тьму с искрами тайны. — Я хочу узнать тебя ближе… — рука скользнула по медальону, что висела на шее мужа. Коснулась его легко и переместилась к цепочке, на которой она держалась. Осторожно, но настойчиво, Элизабет вынудила Уилла оказаться почти вплотную к ней, потянув за цепочку медальона, смотря четко в глаза. Расстояние между ними сократилось настолько, что можно было подумать со стороны, будто Суонн плотно прижата к балке. — Что нужно сделать, чтобы ваша кровь не вскипала, мистер Тернер?
— Пусть вскипает, только по-другому, — шепотом выдохнул он, оставляя горячее дыхание на щеке Элизабет, и прильнул к жене, намереваясь поцеловать. Их губы не успели соприкоснуться, потому что где-то над головой, на палубе загрохотал топот, а потом по лестнице стремительно спустился старпом, который разыскивал капитана:
— Кэп! — Уилл мгновенно подобрался и развернулся к своему заместителю, тот продолжил: — Капитан, на марсе видели судно. Идет прямо на нас, на сигналы не отвечает.
— Мы идем, — глянув на жену, бросил Тернер не без сожаления, но голос был твердый, мгновенно собранный. — Принесите трубу, пока будем подниматься. Не будем медлить.
Все-таки коснувшись своими губ Элизабет, он выдохнул: «Как не вовремя…» — и за руку потащил наверх, по дороге грохнув крышкой люка. Матросы, до того старательно делавшие вид, что их тут нет, чтобы не мешать разговору капитана с супругой, высыпали на палубу следом за ними.
Там первым делом Уилл уставился в подзорную трубу, которую потом передал жене:
— Флаг изодран, похож на французский. Огни горят, но на палубах никого.
Элизабет приняла подзорную трубу из рук Уилла, вглядываясь в таинственный корабль. Француз и правда двигался прямо по курсу, полностью игнорирую опасность столкновения.
— Ненормально, — шепнула Суонн себе под нос, отстраняя трубу от лица и передавая ее старпому. — Корабль-призрак?
— Уж лучше бы призрак, покуда идет прямо на нас, — вмешался тот.
Француз двигался медленно, лениво. Матросы, что пытались подать ему сигнал с «Голландца», кажется, его не волновали. Огоньки, рассыпанные на корме корабля, утопали в легком тумане, что начал появляться будто ниоткуда. Неплотным, но длинным слоем, туман обволакивал корабль, стелясь перед ним и успокаивая воду. Вокруг, кажется, наступил абсолютный штиль, и тишина начала давить своей тяжестью, пока ее не нарушили чьи-то множественные болезненные стоны, что гулким эхом, растворяющимся в воздухе, послышались вокруг, нагоняя мрачность. Все на палубе «Голландца» застыли, прислушиваясь ко всяким звукам, но, кроме поскрипывания судна, теперь не было слышно ничего.
Луна так и не смогла пробиться через тучи, подсвечивая их изнутри серебряным светом, а туман вокруг неизвестного корабля все сгущался.
— Посмотрим, что это такое, — Уилл оперся на планшир, всматриваясь вдаль, хотя без луны что-то подробно рассмотреть было трудно. Но его больше интересовал туман, чем само судно. Подозвав жестом старпома, он приказал: — Лечь в дрейф, спустить паруса, как подойдем с левого борта. Притянем кошками этот фрегат и исследуем его. Он разрезает волны, а значит, материален.
— Есть, капитан, — кивнул тот и ушел передавать распоряжения.
Покуда моряки суетились, готовясь к встрече с фрегатом, Уильям не сводил глаз с воды. Он словно к чему-то прислушивался, пока наконец не сказал:
— На корабле нет никого живого, Элизабет. Он весь переполнен смертью. Настолько густой, что будь это воздух, можно б разрезать ножом, — он на мгновение опустил голову и досадливо покачал, после чего легко хлопнул ладонью по дереву: — Знала бы ты, сколько таких покинутых кораблей в свое время я видел… — и первым направился к левому борту, за которым в поле зрения вплывал безмолвный корабль.
Она не успела ничего сказать ему, но успела почувствовать, что переполняет супруга, и эту тяжесть на его сердце желала бы разделить с ним.
— Уилл, мне жаль, — тихо произнесла она, понимая, что муж в свое время видел подобных картин предостаточно. И не просто видел, а брал к себе на борт души умерших.
Его напряжение ясно ощущалось подобно натянутой струне. Справа и слева от них уже взлетали крюки, чьи тросы подтягивали добычу, через несколько минут перекинули трап. Встав на нижнюю рейку, Уилл развернулся к команде:
— Мистер Шаркман, остаетесь за старшего, — он нашел взглядом старшего помощника, и тот кивнул. — Со мной пойдут миссис Тернер, а так же мистер Полифико и десяток с текущей вахты. Остальным — заниматься своим делом и ждать нашего возвращения.
Под нестройное «Есть, капитан» Уилл перешел на француза и помог Элизабет перебраться, так и не отпустив ее руки. За ними последовали бывший телохранитель Дэйви Джонса и десяток матросов, которым Тернер тут же отдал распоряжение:
— Обыщите все сверху донизу. Мы пойдем в рубку, поищем корабельный журнал.
Туман тем временем разползся так, что будто сковал два судна меж собой. Обстановка пугала и завораживала одновременно, но больше всего в Элизабет просыпалось любопытство.
На корабле ощущалась тяжелая атмосфера. Даже воздух здесь был странным, дышать было весьма сложно. Но никого не было. Ни единого тела. Лишь тишина и спокойствие.
— Флаг изорван, но корпус цел, как и паруса… — тихо, осторожно, будто боясь нарушить покой, говорит она, окидывая капитанскую каюту взглядом: всё стояло на своих местах, ничто не было тронуто. Лишь свечи горели также, как и на «Голландце», молчаливо и печально наблюдая за новыми гостями и бросая свой свет на широкий стол, что был усыпан бумагами. — Что с ними случилось?..
Промозглый холод вползал в рубку, просачивался через малейшие щели в досках. Ежась, Уилл наклонился к столу и принялся осторожно их разбирать. Некоторые листы отсырели и слиплись, другие, напротив, крошились, словно от времени, и мужчина поднял брови, заметив одну странность, которой поспешил поделиться с женой:
— Это не француз. Корабль английский. Они подняли французский флаг, чтобы сойти за своих, и, смотри-ка, вот тут написано, что они шли к Фор-де-Франс, это на Мартинике. Но Англия и Франция — союзники, зачем менять флаг? Может быть, потому, что английского флага у них не было несмотря на то, что капитан писал по-английски?
— Может, пираты? — она коснулась одного из листов бумаг. Одернув руку и переведя дух, она перевела взгляд на более сухие бумаги, что больше крошились, нежели отдавали влагой и холодом. — Возможно, у корабля была два капитана, — начала она, кивнув на мужа. — Половина сыпется, некоторые влажные. Что, если он был захвачен? Но куда делись люди?
— Я бы сказал: определенно пираты. Давай найдем, откуда он шел, — осторожно листая журнал, Уилл вчитывался в расплывшиеся строки. — Последняя запись датирована прошлым годом, но она не последняя: от воды расплылись еще несколько, а фонари на мачтах говорят о том, что в них еще не успело сгореть все масло. Люди пропали совсем недавно…
Последние слова он прошептал и, осененный идеей, погрузился в бумаги, надеясь отыскать подсказки. Рядом с журналом по столу расстилалась карта, и в глаза Элизабет бросилась тонкая красная линия на этой карте, тянущаяся от Кюрасао до Мартиники.
— Кто-то им встретился в море. Или что-то, — сухо и тихо сказала она, коснувшись рукой линии на карте, в этот же миг ощущая, как в голову врывается тревожное чувство, а ее сын мелькает на этом корабле некой тенью, пытаясь с остальными спастись от неведомой силы. Суонн на секунду перестала дышать, с трудом одернув руку. Она инстинктивно коснулась темной пряди на голове, что расползлась от корня почти что до кончика локона, выделяясь на фоне более светлых волос. — Не могли же они пропасть просто так. Этот корабль не может быть ловушкой? — внезапно спросила она, переводя взгляд на Тернера.
Порывистость движений Элизабет заставила Тернера резко к ней развернуться и инстинктивно обнять в желании уберечь от всего дурного.
— Ты что-то заметила? — на лице Уилла читалась тревога, ему уже и самому перестала казаться хорошей идея разведать о судьбе злосчастного корабля. Он наконец заметил карту с обозначенным маршрутом и пуще нахмурился, проведя пальцем линию от нарисованной немного к западу. — Это судно шло здесь… а здесь мы попали в шторм. Не так уж далеко, если задуматься.
Суонн будто укуталась в объятиях мужа, спасаясь от холода, что был на палубе. Прижимаясь щекой к груди Уилла, она проследила взглядом за движением его руки, стараясь не поддаваться страхам.
— Шторм? — переспросила она, и во взгляде мелькнула хорошо скрываемая тревога. Она подалась к карте, внимательно изучая, но не трогая. — Только что было видение, — ничего не утаивая от мужа, начала она. — Стоило коснуться карты, как в голове возник образ Генри. Что он был здесь, — с трудом произнесла она, отстраняясь так, дабы видеть лицо Уилла. — Но его здесь не было. Не могло быть. Я знаю это, но метка…
— Вот почему ему лучше быть с нами. Калипсо знает, что он наше уязвимое место, — пробормотал Уилл, поглаживая жену по голове и чувствуя внутри ярость. — Пойдем, узнаем, что остальным удалось выяснить. Здесь мы вряд ли что-то найдем.
Быстрым шагом покинув рубку, Тернер вывел жену на палубу, где сновали матросы с «Голландца». При виде капитана старпом поспешил отчитаться:
— Похоже, корабль попал в бурю, капитан. Паруса и палуба высохли, но в трюме еще стоит вода. Видимых пробоин нет, да и потрепало совсем немного.
— Шлюпки на месте? — спросил Уилл, выискав взглядом люк трюма и вновь возвратив внимание докладчику.
— Все до единой, кэп. Мы подумали, что вам лучше увидеть все своими глазами, — добавил Шаркман и посторонился, давая дорогу к откинутому люку, ведущему в брюхо пиратского корабля.
— Только не спускайся туда, — попросила она весьма тихо и осторожно, подходя к люку. Суонн замерла напротив лестницы, конец которой уходил в непроглядную тьму.
Оттуда веяло особенным холодом, еще более леденящим душу и устрашающим. На палубе вдруг опять все замерли, и повисла тишина. Давящая, жуткая и такая, что закладывает уши. Элизабет захотела обернуться к мужу и спросить, в чем дело, но не смогла сдвинуться с места, завороженная тьмой, исходящей из нутра корабля. Луна вдруг сумела выскользнуть из облаков, бросая свет прямо в тьму, и в ее свете Суонн заметила камзол, мирно покоившийся на одной из бочек.
— Уилл, там… — она наконец смогла обернуться, но рядом никого не было. Все будто покинули корабль. Сердце тут же заколотилось, но Элизабет держала себя в руках, зная, это лишь морок, не более. Но стоило ей взглянуть в глубь корабля вновь, как она заметила спускающегося туда мужа, за которым немедленно рванула.
Когда она очутилась внизу, густой туман уже полностью пропитал злосчастное судно, подсвечиваемый будто бы лунным светом — таким холодным казалось пламя от масляных ламп, до сих пор дававших свет. Впереди мелькала широкая спина Тернера, который, как оказалось, успел уйти достаточно далеко. Туман свивался впереди и позади него клубами, точно верный пес, ластящийся к хозяину, поднялся между супругами и вдруг шарахнулся в стороны, открывая взору сумрачное помещение, наполненное телами. Неподвижные люди с первыми и последними признаками разложения громоздились повсюду: кто в спальных гамаках, кто за столом, кто у ящиков с припасами — кто где, застигнутые за теми же занятиями, какими были заняты люди на «Голландце» всего около часа назад, когда Тернеры спустились к ним. Точно такие же люди — даже окружающая обстановка двух кубриков очень сильно походила друг на друга.
Неподалеку от стола с мертвецами, взирая на них, чуть наклонив голову, стоял Уилл. При виде жены он взглянул на нее глазами черными и мертвыми, а туман, танцующий у него под ногами, ринулся к Элизабет, точно мешая пройти.
В ужасе она взглянула на Тернера и почувствовала, что сердце пропустило удар. Его взгляд был пустым, неживым и отчужденным, словно это был не он вовсе.
— Уилл? — позвала она вопросительно, но голос настолько сел, что она только слабо и тихо шепнула его имя. Она сделала несколько шагов к нему, не скрывая удивления, что хорошо смешалось с ужасом, застывшим в жилах. — Что происходит? — но не трупы людей напугали ее. Глаза мужа были страшнее любого видения.
— Команда на этом корабле погибла, — отозвался непривычно громким голосом он и огляделся вокруг с сожалением. — Некому о них теперь позаботиться. Неприкаянные, они попали в мертвые воды, каждый из них — но никто им не укажет пути, — туман уже почти наполовину переполз на сторону Элизабет, другая половина слишком ясно вырисовывала очертания Уильяма, в мертвенном свете нисколько не менявшегося, в отличие от нее. Видя, что супруга рвется к нему, он взглянул на нее так резко, что буквально пригвоздил к месту. — Живым не место на мертвом корабле, Элизабет. Возвращайся.
Словно удар хлыстом прозвучал перед ней, вынуждая замереть на месте, слегка вздрогнув. Элизабет смотрела на Уилла широко раскрытыми глазами. Его глаза, зеркала души, холодные и темные…
Суонн протестующе покачала головой.
— Нет, — слабо отозвалась она, не собираясь отступать. Ей было не по себе. Воздух вокруг колол своим холодом, туман связывал ноги, пригвождая к месту, но все это было не таким важным по сравнению с тем, что она хотела сделать: забрать мужа с собой. — Нет! — громче произнесла она, и в глазах попыталось полыхнуть протестующее пламя. — Ты тоже живой, Уилл, — она сделала еще один шаг к нему, и туман нехотя отполз назад, но приблизиться ближе она не решилась, не понимая, почему, лишь заглядывала в любимые глаза слишком отчаянно и с надеждой. — Пойдем со мной.
— Нет! — теперь он возвысил голос в протесте. — Не живой, Элизабет! Ты забыла, как меня сразила рука Дэйви Джонса? Трезубец Посейдона не освободил меня окончательно — а знаешь почему? Я могу ступать по земле, но если бы проклятие исчезло совсем — то ты бы стала вдовой! Я бы снова лежал мертвецом на «Голландце», потому что мое сердце не билось, когда Джек пронзил моей рукой чертово сердце из сундука!
Под мертвенным светом тумана и корабельных фонарей, слишком ярко осветивших, лицо мужчины, шея, торс, руки и все остальное начали осыпаться прахом, клочки истлевавшей на глаза одежды, словно хлопья пепла, кружась, ложились на выбеленные временем кости, на которые распался его скелет. Десяток мгновений — и на дощатом полу остались лежать лишь ветхие кости, в которых блеснуло что-то золотое, в чем угадывалась последняя монета проклятого ацтекского золота.
Каждое слово било точно хлыстом, а Элизабет до сих пор не могла поверить в то, что видит и слышит. Застыв на месте, она вдруг стала такой же бледной, как луна, в непонимании смотря на супруга, полностью сбитая с толку.
— Уилл… — то, что она увидела далее, вынудило сердце разбиться на тысячу осколков. Оцепеневшая, она не могла сдвинуться с места, не веря в то, что только что произошло. — Нет, нет, нет, — словно в бреду шепчет она, а на её глазах рассыпаются кости супруга. — Уилл! — голос внезапно прорезался и из тихого стал звонким, отчаянным и паническим. Суонн рванула к месту, где стоял Тернер, опускаясь на колени возле костей, боясь их тронуть руками — не веря, до сих пор не веря. — Нет, не может быть… Не может быть! — голос сорвался. Дрожал и грозил превратиться в истерику.
Трясущей рукой в спешке Элизабет коснулась монеты ацтекского золота, что лежала меж костей, и взяла, сжимая в руке. На ощупь она казалась совсем настоящей…
— Уилл, прошу тебя, это неправда! — отказываясь принять данную реальность, Суонн почувствовала, как глаза начинают гореть, дыхание становится рваным, а туман вокруг сгущается, застилая кости перед ней плотным слоем, вытягиваясь ей за спину. И она, через силу сведя с них стеклянных глаз, наполненных горячей влагой, оглянулась через плечо, чтобы заметить силуэт Калипсо, что в легкой дымке улыбнулась ласково и опасно одновременно.
— Теперь ты поняла, кому он принадлежал? — мелодичным тоном интересуется она, а Элизабет чувствует внутри себя нарастающую злость наравне с отчаянием.
Крадущейся походкой темнокожая богиня подошла ближе, чтобы получше рассмотреть сломленную горем смертную. Говорила она мягко, сочувствующе.
— Когда Трезубец был уничтожен, сила, даровавшая Уильяму вечную жизнь, исчезла. Твой сын об этом не имел никакого понятия, верно? Не знал, что в стремлении вернуть отца — убьет его? История имеет занятное свойство повторяться, не так ли? — Калипсо обошла кругом сидящую. — Снимая проклятие с команды Барбоссы, Уильям знал, что тем самым убивает своего отца, томящегося где-то на дне океана. Мучился целый год, пока не встретил Тернера-старшего на «Голландце», да и то винил себя в том, что косвенно толкнул того в рабство Джонса. Но твой сын избавлен от подобных мук совести, потому что не знал ничего. А я — знала и потому вдохнула в твоего мужа жизнь и отпустила на берег, чтоб побыл он с тобой и сыном. Даже простила ему нарушенное правило, — богиня описала еще один круг и остановилась напротив Элизабет, чуть наклонясь, чтобы коснуться подбородка смертной и приподнять ей голову к себе: — Хочешь, я верну его еще раз?
Она пропитывалась словами богини как ядом, что отравлял медленно, растягивая приближение смерти. Чувствовала, как застывает в жилах кровь, понимала, как мышцы хоть и напряжены, но скоро расслабятся полностью в полном бессилии. Ощущала покалывание в сердце, будто его медленно вырезали с каждым новым словом Калипсо. Элизабет молчала, судорожно втягивая воздух. Горячая слеза коснулась нежной кожи щеки, обжигая своей дорожкой. К такой реальности она не была готова, но реальность ли это?
— Ты лжешь, — прохрипела она осипшим голосом, стиснув зубы в оскале. — Все твои слова — ложь. Ты не могла забрать его. Ты не можешь вернуть его, — она резковато вырвалась из хватки Калипсо. — Я не поверю тебе, — женщина смотрела на богиню, сжимая в руках медальон мужа, полностью опустошенная, но упрямо сопротивляющаяся. — Это в моей голове, — твердо произнесла она. — Не больше… — и она хотела в это верить изо всех сил.
— Тебе не впервой терять его и не впервой ждать каждые десять лет. Но, кажется, подобное условие тебя не устраивает и ты предпочтешь принять решение за него, как он принимал за тебя? Ты предпочтешь его смерть даже смутной надежде? — широкая улыбка играла теперь на губах ветреной богини, и та встала. — Ты так горячо обвиняла Уильяма в том, что он тебя не спросил, хочешь ли ты стать проклятой. Теперь тебе решать за него. Что ты выберешь: потерять его, считая смерть мороком, либо дать ему право на жизнь, но снова ждать «вашего дня»? А если это не морок? Если — взаправду? — Калипсо посматривала женщину, возвышаясь, с интересом. — Ты сможешь жить, понимая, что отказом убила любимого?
— Убила? — от поступившей истерики ей захотелось усмехнуться, но вместо этого она смотрела на богиню отчужденно, сводя тонкие брови в хмуром выражении лица, где хмурость эта превращалась в отражение внутренней боли. — Ты в моей голове, Калипсо. Я повторюсь: я не забыла, кто я есть, — она хотела было коснуться рукой прядки волос, отмеченной богиней, как почувствовала, что в руке находилась золотая монета, еле уловимо блеснув бликом под тусклым светом корабельных ламп. Суонн пораженно уставилась на ацтекское золото, будто видя впервые. — Я не решаю за него, я не теряю его… — прошептала она, крепко сжав в руке монету, подняв взгляд обратно на богиню. — Это морок. Ты пытаешься добиться своей цели, не так ли? Не отступаешь, — она слабо покачала головой, уступив место внутри полной пустоте и слабости, но взгляд был тверд и решителен. — Я потеряю его при любом твоем варианте. Хочешь, чтобы я подвергала мужа страданиям вновь ради одного дня? Хочешь вернуть его на службу… но не можешь. Убирайся прочь, — последние слова она произнесла очень устало. — Я не отдам его в твои руки, уж пусть он умрет, но будет свободен…