Дань пиратству

      Молчание было ответом. В той части трюма воздух не был особенно свежим, здесь пахло тиной и застоялой водой, которая всегда собирается на днище в любом корабле, а то долетали запахи и похуже. Встреченные матросы как раз тем и занимались, что выкачивали воду, нет-нет да косились на спустившуюся в царство морского хаоса женщину.       По ту сторону корпуса о дерево шумно бились морские волны, рассекаемые килем. Солнце, впрочем, светило на нос, и тонкие лучи, пробившись с трудом, обозначили геометрические правильные очертания скрытой двери без замка и явных петель, которую иначе, чем ножом, не откроешь.       — Уилл, — Элизабет снова позвала его, касаясь сырых стен корабля и отстраняя руку. — Уилл, если ты здесь, то нам нужно поговорить. Поговорить, а не спорить, — более убедительно сказала она, надеясь, что муж здесь, на деле говоря в пустоту. Она замерла, прислушиваясь ко всем звукам вокруг, а потом добавила: — Ты же знаешь, что я буду искать тебя. И не уйду из трюма, пока не найду. И начну допытывать каждого твоего матроса, — она говорила ровно, но слегка провоцируя, — а убеждать я умею, особенно, если злюсь.       И снова молчание, но потом скрытая дверь толкнулась к Элизабет, и ей в лицо угодили соленые брызги. Внушительная пасть «Голландца» нависала над водой выше ватерлинии, так что здесь в основном было сухо, но капли все равно долетали. Широкая пасть сужалась впереди, частокол клыков служил подобием стен. Сверху верхнее небо построили сплошным, так что ничего на голову не падало — весьма кстати, учитывая, что над ними располагался гальюн.       — Забирайся, — негромко, но каким-то неопределенным голосом отозвался Тернер, придерживая дверь, чтобы жена перебралась к нему. Потом привстал и потянул обратно, скрывая свое убежище от посторонних глаз. Взглянув на нее, опустился на место — в удобную выемку на «языке» морского чудовища, и устроился там полулежа, играя ножом, перебирая в пальцах правой руки, по ребру ладони которой виднелась узкая алая струйка, которую немедленно вытер о край черной рубахи.       Суонн никогда бы не догадалась, что ее муж мог прятаться здесь — мрачный и явно еще не отошедший от ссоры. Она не знала, как начать разговор, полностью растерянная и, кажется, сокрушенная, впервые ощущая от Тернера такую власть над ней — одним лишь взглядом вынуждая принять все его предложения, будто так и должно быть.       Тот знал свою жену слишком хорошо, чтобы понимать: никакие извинения не изменят бунтарской натуры Элизабет, а уж виноватой она себя и вовсе на его памяти не слишком-то чувствовала, даже когда отправила Воробья на смерть. Именно в тот день, застав их в поцелуе, хоть и неверно понятом поначалу, он понемногу начал осознавать, каким жестоким противником и беспощадным врагом стала королева пиратов, в которой ему до сих пор хотелось видеть не только отважную воительницу, каковой ее знал, но и самую обыкновенную смертную женщину, в которой души не чаял. Обе эти ее стороны обычно не конфликтовали между собой в его восприятии, но когда обращались против него — в нем просыпались его собственные морские дьяволы.       — Уилл, нам не стоило спорить, — начала она тихим голосом, опуская взгляд. — Я хотела защитить тебя, оградить от опасности, так же, как и ты, а в итоге… — она походила на девицу, которая пытается оправдаться. Взгляд искал, за что зацепиться, пока не наткнулся на размазанный кровавый след на ребре ладони. — Что это у тебя?       — Сейчас заживет. Даже боли не чувствуется. Совсем. Никакой, — подхватив нож, с неизменившимся выражением лица — весьма угрюмым и отстраненным, надо заметить — Уилл полоснул лезвием по основанию ладони, откуда немедленно ярким фонтаном брызнула кровь, и нисколько не дрогнул. Фонтанчик же иссяк почти сразу, а следом и рана сама затянулась — точно так же, как первая. Ни следа не осталось. — Значит, теперь мы все нечувствительны к боли, — понизив голос почти до шепота, подытожил он, но слова прозвучали так, будто стряслось нечто ужасное.       Она испытала смесь страха и удивления, когда кровь брызнула из раны, но выражение лица мужа не изменилось, как будто ничего и не было.       — Это не повод резать себя, — резковато сказала она, чувствуя, что начинает злиться на него снова. Нервно заправила прядку волос за ухо, глубоко вдыхая, она буквально рывком выхватила у него нож из рук, всем видом показывая, что возражений не потерпит. — Больше не будем спорить.       — Элизабет, эта демонстрация была для тебя, чтобы ты увидела, что на этот раз мы отняли у наших людей и нас самих, — сдержанно вздохнув, терпеливо объяснил Уильям, продолжая чувствовать неутихающее раздражение.       Почувствовав прикосновение жены, он помолчал, не зная, что сказать, чтобы не спровоцировать новый всплеск споров, хотя на языке вертелось много колких слов. Вместо этого он накрыл ее ладонь своей и устремил взгляд на лениво ворочавшееся море. Ловил себя несколько раз на желании высказаться, но вовремя успевал осечься. Переведя взгляд на Элизабет, мягко и в то же время бескомпромиссно потянул ее к себе, призывая полулечь рядом — для этого пасть мифического чудовища, украшавшего нос «Голландца», и впрямь оказалась устроена очень удобно.       Не препятствуя действиям мужа, она устроилась рядом с ним, чувствуя напряжение, потому что не знала, что от него ожидать.       — Я знаю, тебе есть мне что сказать, — слова ей давались с трудом. Казалось, еще секунда — и она вырвется и сбежит. — Но прежде чем ты скажешь это, мы поступим так, как ты решил, — на выдохе произнесла она. — Я доверяю твоему решению. Я доверяю тебе.       Перемену в настроении мужа она почувствовала сразу же: подняв бровь в удивлении, он выжидательно уставился на нее, забыв ненадолго о раздражении, потому что вещь, озвученную ею, он точно услышать от нее не ожидал.       — Ты передумала? Можно узнать причину? — он не спешил радоваться, зная, что жена обыкновенно имеет в виду тысячу разных нюансов, которые могут перевернуть то или иное с ног на голову в считанные мгновения. Надеяться же в общем и в целом он не отвык, но рассчитывать на сиюминутное исполнение желаний считал опрометчивым. С Элизабет во всем, что касается слов и поступков, вообще всегда приходится быть начеку.       В то же время не хотелось, чтобы она сочла его вопрос снисходительным или другим способом ее ущемляющим, поэтому плавным жестом прижал к себе чуть сильнее. Заметив нож, взял его снова и принялся задумчиво им играть — подальше от зоны досягаемости любимой супруги.       — Потому что доверяю тебе? — она взглянула на него коротко, почти незаметно, проверяя, в каком он настроении. И ей показалось, что Уилл сбит с толку, что ей было на руку, но отступить в своих словах она не была намерена, ломая свою гордыню и делая так, как решил Уилл. — Грейтцер и правда слишком опасный человек в этих морях. Возможно, приняв его предложение, ты не вызовешь волну преследований за нами, и это будет правильным ходом. Однако я надеюсь, что приняв его предложение, ты пойдешь на собственные уловки, в чем я, на самом деле, не сомневаюсь, — было трудно правильно сформулировать ответ для супруга, дабы он все правильно понял и, несмотря на ее согласие, учел и ее легкий нажим. Элизабет непривычно было видеть мужа таким, каким он был во время этой ссоры — откровенно злым, раздраженным и пугающим. А подобного она не помнила за ним никогда, да и было ли время?       Встретивший ее взгляд своими карими мужчина кивнул, принимая сказанное. Его серьезность стала рассудительностью, с которой он принялся рассуждать дальше:       — Вот именно, Элизабет. Давай будем считать, что Грейтцер знает от Беккета, что ты — королева пиратов. Так же как лорд, действующий в полномочиях, полученных от Короны — то есть, практически безграничных, — он может быть осведомлен об истории с ограблением банка на Сен-Мартене, во время которого несколько раз ловили Карину и Генри. А значит — использовать не только наши с тобой «проблемы перед законом» и нашу «плохую репутацию» — но и намекнуть, что в случае отказа от сотрудничества с ним лично и с Ост-Индской компанией пострадает наша семья. Что приведет нас к вражде, преследованию и, вполне вероятно, ко второй войне против пиратства.       — Что же теперь, отпустить тебя на службу к Грейтцеру? — она ошеломленно взглянула на него. — Только в том случае, если я буду на борту. Только он специально не пригласил меня на аудиенцию. Поставил ниже вас, чтобы… — из раздраженной она стала встревоженной. — Чтобы нас разлучить. Он еще ничего не предлагал, но я слишком боюсь того, что так и будет, — успокаивала она больше себя, нежели обоих, прижимаясь к мужу, ощущая его тепло и чувствуя, как ей становится спокойнее и вся та обида, злость и негодование в ее душе уходят прочь, оставляя лишь любовь и беспокойство за Уилла и Генри.       — В любом случае у нас есть собственные цели, о которых открыто вне суши лучше не говорить, — тон голоса Уилла стал еще чуть спокойнее, и теперь мужчина стремился помочь жене умерить тревогу. — Грейтцер — типичный аристократ, имеющий к женщинам пренебрежение, ничего удивительного. А тебе я обещал, что ходить по морю мы всегда будем вместе, как ты пожелала — помнишь? Я вот подумал, а не взять ли тебя с собой на аудиенцию к губернатору? Смит ничего не говорил по поводу причин, по которым я не могу взять с собой свою же жену. Грейтцеру придется с этим смириться, ведь напрямую запрета он не давал. Он лишь выразил личное мнение в уверенности, что разговор состоится между нами троими.       — Таких аристократов я знаю, — кивнула она, вспоминая отголоски прошлого и все фальшивые улыбки и лицемерия в высшем свете общества, в котором ей приходилось обитать с рождения. — Твоя идея мне нравится, — она слабо улыбнулась Уиллу, теперь легко это делая, понимая, что их ссора позади. — И проникать тайком не придется, — все еще улыбаясь, продолжала она. — Значит, лорду Грейтцеру придется смириться с тем, что жена Уильяма Тернера всегда рядом с ним, — она на мгновение уткнулась носом ему в шею, прикрыв глаза и вдыхая его запах. — Теперь всегда рядом с ним.       — Пусть смиряется, это его трудности, — отозвался мужчина, тоже не понимая, почему они оба не сумели сдержаться и почему принялись спорить. Может, не только Элизабет, но и он не пожелал слушать доводов дорогой половины вместо того, чтобы слушать только себя? К тому же помешали эмоции, которые порой не просто внутри себя сдерживать — в этом он слишком хорошо себя знал.       Удобно устроившись с супругой под боком, Уильям рассеянно смотрел сквозь оскал пасти на море, взрезаемое волнами, чувствовал щекочущие брызги. День шел своим чередом, вахту за вахтой отбивали склянки — его, капитанская, приходилась на ночь в этот раз, потому что в тех водах нужно быть начеку, а Уилл всегда самые сложные вахты предпочитал стоять сам. Он бы выспался как следует, если бы сон вдруг вернулся, а без этого часы текли за часами, а усталость не приходила.       То время, что осталось у них на двоих, они провели в обнимку, изредка переговариваясь и наблюдая за горизонтом, за волнами, что обдавали их брызгами соленой воды.       Стоило Уиллу решить встать, как Элизабет взволнованно положила руку ему на грудь, вынуждая откинуться назад и полулечь обратно.       — Не уходи, — попросила она, пользуясь замешательством мужа, и склонилась к нему, накрывая его губы поцелуем, целуя мягко, но чуть настойчиво.       В груди гулко бухнуло сердце и тут же заныло. Намереваясь уйти, Уилл повернул голову к Элизабет и замер, остановленный ее словами. Вздрогнул, будто разом переместившись на два года назад, когда на закате их особого дня должен был вернуться на службу. Тогда она точно так же просила остаться, как просила в иные похожие дни, зная, что выполнить ее просьбу не в его силах.       Он знал, что должен идти. Он никогда не пренебрегал своими обязанностями — кроме лишь одного, единственного раза, когда спас их сына. Он ломал голову, как объяснить ей, почему лицо его вдруг начала портить морская флора, и еще больше — над тем, почему признаки наказания вдруг исчезли. Ведь из-за этого он вовсе думал не сходить на берег. Но объяснять ничего не пришлось, и тайна Генри осталась тайной до недавнего времени.       — Элизабет… — хриплым полушепотом выдохнув, Уилл порывисто обнял супругу, чувствуя, как разрывается сердце.       — Мне всегда будет мало тебя, — призналась она, шепча ему на ухо. — Не уходи, Уилл, — просит она как всегда, но теперь знает, что у нее есть шанс задержать его, понимая, что муж, скорее всего, уйдет. — Хоть раз останься.       В голове вовсю роились мысли, и Тернер жалел, что до сих пор не придумано никаких средств, чтобы связаться с командой, помимо старого доброго крика. Но отсюда, из пасти, докричаться наверх, да еще против ветра, попросту невозможно. Ему ужасно не хотелось покидать удобного убежища — и в то же время он не мог подвергать корабль и команду опасности, ведь не прихоти ради самые сложные часы брал на себя.       Душа его вконец извелась, взвешивая все «за» и «против». Сердце отвратительно ныло.       Наконец он сказал, нежно поцеловав жену в лоб:       — Я все-таки должен идти, Элизабет. Я отвечаю за «Голландец» и каждого человека на его борту, — знал же, что она ответит отчаянием, и потому добавил, смотря ей в глаза: — Но в этот раз ты можешь пойти вместе со мной. Идем? Продолжим курс обучения.       Ответ ее вынудил тяжело вздохнуть, помрачнеть и опустить взгляд, но снова смириться. Так было всегда — она просила его остаться и каждый раз получала отказ, покуда Уилл всегда следовал своим обязанностям.       — Хорошо, — сухо согласилась она, слабо кивнув. Тут противостоять мужу было бесполезно — ничего бы не изменилось.       Выбравшись из трюма, Суонн взглянула на луну — та была готова пролить свой свет, слишком ярко освещая тонкие облака, что пытались скрыть ее, угрожая превратить всю команду в уродливые скелеты из самых страшных сказок. К Уиллу подошел Шаркман, докладывая обо всем, что было, пока он отсутствовал, а Элизабет предпочла удалиться к фальшборту, смиряясь с тем, что ее мужа снова позвал долг, который для него весомей, чем она.       Слушая отчет, Уилл краем глаза следил за женой, отчетливо чувствуя ее грусть. Он надеялся, что однажды сумеет ей объяснить, почему в море нельзя ставить личные желания выше безопасности корабля и команды, объяснить, что капитаном его делает отнюдь не только командование, а принятая добровольно ответственность. Что суть его должности — не в том, чтобы отдавать приказы другим, но в том, чтоб оставаться в ответе за каждый приказ, отданный им самим и его офицерами.       Опустив руки на фальшборт, женщина взглянула на темную воду пустым взглядом — волны мягко качали «Голландца». Освещенные отсветом от корабля, они позволяли увидеть кое-какие блики на своих маленьких гребнях, пока в какой-то момент взгляд не зацепился за что-то, мелькнувшее в воде необычным для волны цветом. Элизабет заинтересованно прошла в сторону кормы, не отходя от борта, наблюдая за мелькающим в воде бликом. Она хмурилась, пытаясь разглядеть получше то, что находилось в воде, пока наконец волны не позволили увидеть, что скрывали в себе — стеклянную бутылку.       — Там, за бортом! — тут же подала она голос. Уилл вернулся к отчету и сделал запись в судовом журнале, который перед сменой вахты принес старпом, собираясь уже встать за штурвал, когда услышал голос Элизабет. Взглянув на Шаркмана, он попросил того без слов постоять еще немного на мостике, а сам поспешил к жене, чтобы увидеть то, что заметила она, и крикнуть:       — Там бутылка! Дайте сеть!       Кто-то из моряков кинул сеть, Тернер бросил один конец за борт, зачерпнул воду и в итоге поймал находку. Вытянув на палубу, опустил на доски. Матросы, что собирались пойти на отдых, столпились вокруг.       Положив ее на доски, он размахнулся ножом, снятым с пояса, и резким движением разбил горлышко, через которое осторожно вытащил помятый листок. Несколько капель морской воды повредили бумагу, но в целом время обошлось с находкой вполне бережно.       Это оказалась карта. Очертания островов неизвестный художник изобразил достаточно точно, чтобы сделать их узнаваемыми. Вверху справа край изображенной береговой линии содержал по-соседству название: Пуэрто-Рико. Внизу слева шла стрелка, сопровождаемым загадочным словом «оЯм», а прямо по центру располагался небольшой остров, который кто-то окрестил загадочным именем «Исла Парадисо».       — Между Пуэрто-Рико и Ямайкой нет никаких островов, — наконец заявил мистер Коленико, оказавшийся в числе членов команды. — Нет и никогда не было. Я ходил по морям больше ста лет.       — Как странно… — тихо отозвалась Суонн, глядя на карту в руках супруга. — Но у этой карты есть. Исла де Муэртэ считался ушедшим под воду, а в итоге? Мы не узнаем, пока не проверим.       Уилл внимательно выслушал их и завершил веско и кратко:       — Сейчас нам этот остров никак не по пути. Он слишком далеко на востоке. Наша же первостепенная цель — достичь Ямайки, — изучив еще раз состояние карты, он не стал ее сворачивать, а решил отнести прямо в раскрытом виде в капитанскую каюту. Кивнув Элизабет, он попросил ее пойти с ним.       Кинув взгляд на команду и задержавшись мельком на Коленико, Элизабет проследовала за мужем, заходя в каюту последней и закрывая дверь.       — Как думаешь, что это за остров? Учитывая, что мы пережили за эти дни, на самом деле я не верю, что бутылка попалась нам по пути просто так, — шумно вздохнув, она прошла к мужу. — Море подвластно богине.       — Именно поэтому я не хочу, чтобы ты или я упоминали в море вслух то, что нам сказал капитан Тиг, — подойдя к столу, Уилл расстелил карту, собрав в кучу прочие бумаги и смахнув в ящик. — На суше мы в большей безопасности, чем на море, тут ты права. Нет, я не слышал об этом острове и никогда его не встречал. Надеюсь, он не окажется таким же, как Пелегостос, потому что в таком случае я не завидую аборигенам — у них точно случится несварение желудка, — Тернер усмехнулся, но помрачнел, вспоминая собственные приключения на острове каннибалов. Тогда выжить членам команды «Черной жемчужины» удалось далеко не всем… Он непроизвольно вздрогнул, вспомнив окровавленные кости, из которых были сделаны клетки, где когда-то и сам побывал.       Поддаваясь порыву утешить, Элизабет шагнула к мужу, обнимая его и прижимаясь скулой к его спине, стараясь выразить свою поддержку.       — Нам вовсе необязательно плыть к нему, даже если окажется нам по пути, — мягко сказала она. — У нас достаточно проблем и без этого острова. То, что бутылка проплывала мимо «Голландца», либо стечение обстоятельств, либо уловка.       — Наверняка так и есть, — он ответил новым кивком, позволяя себе дать слабину — самую малость. Приятное тепло его грело, отвлекая от причины тревог, так что он помолчал с полминуты и тихо вздохнул. — Давай не будем думать о карте, пока не вернемся домой: нам действительно не по пути ни на какой остров. Пусть полежит пока здесь, никуда не денется. Если помнишь, то кое-кому пора за работу. Ты присоединишься ко мне или хочешь отдохнуть после… — помедлил, подбирая подходящее слово: — Нашего бурного разговора? Уверена, что вытерпишь четыре часа? — он выразительно поднял бровь, задавая вопрос, тем не менее, с самым что ни на есть серьезным видом — если бы не эта бровь, она бы не заметила его усмешку.       Она же легкую улыбку на губах никак не скрывала, когда муж буквально вывернулся из ее объятий, при этом пропустив ее вперед — к двери каюты.       — По-вашему, мистер Тернер, я когда-то сдавалась так быстро? — ответом ему были лукавая улыбка, легкий, почти озорной огонек в глазах. Когда они оба поднялись на квартердек, она хитро прищурилась, тихонько дразня: — Жажду увидеть ваше мастерство, капитан.       — О нет, миссис Тернер, в этот раз штурвал будете держать вы, — наклонившись к самому уху жены, отозвался упомянутый капитан, и прежде, чем она смогла возразить, отошел к небольшому столу здесь же, на квартердеке, где придавленный небольшим деревянным ящиком лежал корабельный журнал, в который он принялся делать записи, усевшись на край стола и взяв журнал в руки, подложив под обложку какой-то брусок для жесткости и удобства.       Возразить она и правда не успела, в момент, кажется, растерявшись. Прежний вахтенный коротко взглянул на Элизабет, но штурвал передал, покуда приказ своего капитана слышал, и ей пришлось схватиться за пару шпаг колеса, чтобы вести корабль ровно по курсу.       — Что ж, капитан Тернер, — начала она, отводя взгляд от мужчины четко вперед, не теряя наигранного официального тона, — ценю ваше доверие. Приятно ощущать восхитительное чувство власти, контроля и ответственности. «Голландец» на удивление охотно поддается мне, покладистый. Вы хороший учитель, — последние слова она произнесла как-никак серьезно, стараясь концентрироваться на ведении корабля.       — «Голландец» знает, кого допускать до штурвала, а кому следует отказать. Ты ему нравишься, — отозвался Уилл, закончил дописывать и вернул журнал обратно под пресс. Погода по-прежнему стояла спокойная, хотя и облачная, а оттого по поздневечернему времени луны рядом не было. Глянув на небо, он произнес: — Ночь обещает быть мирной, но расслабляться не стоит. В этой части моря встречаются подводные скалы, подступающие ближе к самой поверхности. Сначала увидим клочок острова, на котором растет всего одно кривое мертвое дерево, так вот, когда это случится, дальше поведу я. За ним слишком опасно. Мы бы могли проложить курс подальше, но так увеличили бы путь, тогда как в Порт-Ройал нам нужно попасть как можно быстрее. Не волнуйся и просто смотри зорче вперед. Если не заметишь сама ничего, вслушивайся, не крикнут ли с марса — уж оттуда-то точно заметят.       — Тут не расслабишься, — призналась она, покуда как бы там ни было, она чувствовала внутри легкое волнение, ведь сейчас она вела корабль без помощи Уилла. Такие ощущения она еще не испытывала, но ей это нравилось. — Как бы мне не привыкнуть к штурвалу, — слабо усмехнулась она, на деле же полностью довольствуясь тем, что сейчас имела и зная, что теперь, если придется, корабль она сможет повести. За исключением, конечно, различных водовородов, подводных скал и прочего, когда те могут попасться на пути. — Ты говоришь, дорога опасна. Я не знала об этом, — вдруг обратилась она после нескольких минут долгого молчания. — Мы с отцом всегда плавали безопасным маршрутом. И теперь я хочу научиться обходить опасности так же, как и ты.       Он с тихой усмешкой ей улыбнулся и взял со стола карту, тоже придавленную от ветра грузом, на этот раз круглым камнем размером с кулак. Та изображала во всех известных подробностях акваторию между испанским Мейном и Ямайкой, на ней пестрели разнообразные рукотворные отметки и надписи, хорошо различимые в свете мачтовых фонарей.       — Для этого нужно ходить в море не год и не два. За день не стать настоящим капитаном, Элизабет. Мне пришлось учиться первые пять, и то я лишь освоил то, что знает каждый рядовой капитан, — он явно имел в виду первые годы службы на «Голландце», впрочем, говорил об этом сейчас почти что без горечи. — Отец и другие учили меня, ведь даже несмотря на месяцы, проведенные на корабле Барбоссы и других кораблях, я понятия не имел, сколько всего нужно знать. Это не только драть глотку, крича на матросов, — развернув перед ней карту, держа вертикально, поинтересовался: — Сможешь сказать, где мы точно находимся?       — Я понимаю, — отозвалась она, согласно слабо кивнув. — Но по крайней мере, узнать то, что я еще не знала, мне интересно, — она снова посмотрела на мужа: за все свои годы службы на «Голландце» Уилл действительно изменился, превратившись в настоящего капитана, и Элизабет, с детства видя много судов и их капитанов, была уверена, что он — лучший. Хотя бы потому, что свой долг перед командой и кораблем ставит выше всего. Даже порой выше нее. — Вдруг когда-нибудь тебе понадобятся лишние руки на штурвале? — она пробежалась взглядом по карте, замечая знакомые очертания Карибского бассейна и острова, который стал слишком родным. Взгляд зацепился за несколько пометок, двигающихся словно в одной линии. Она задумалась, а затем аккуратно указала на место в море, в юго-востоке от Ямайки. — Вероятно, здесь?       — Допустим. Как ты вычислила это? Или, — он чуть насмешливо, но без всякого превосходства или снисходительности, а так, по-доброму, усмехнулся, — просто указала туда, где больше нравится? — и сразу, не имея никакого желания потешаться над невежеством супруги, сам же ответил: — Смотри, вот эта линия — это наш курс, тут все верно. Но мы могли немного от него отклониться, теоретически — на деле это не так. Чтобы точно знать, где мы плывем, нужно учесть направление ветра, наше положение относительно ветра, узловую скорость, причем фактическую, при ясной погоде могут помочь звезды, хотя в разное время года и даже в разное время суток их положение меняется, но в целом всегда одинаково, поэтому их можно использовать. Теперь, на карте навигатор и капитан любого судна всегда отмечает любые особые приметы — помнишь, я говорил об острове с одиноким деревом? Когда увидим, сможем выправить курс, если сбились, заодно обойдем скалы. Если ты всерьез желаешь во всем разобраться, то я попрошу мистера Коленико тебе в этом помочь, — заключил Уилл, внимательно изучая жену.       — Всерьез желаю разобраться, — согласилась она, жадно впитывая информацию. — Я всегда серьезно подхожу к обучению, Уилл. Забыл? В фехтовании я была неплохим учеником, — она мягко улыбнулась и про себя ахнула, заметив справа и впереди очертания острова и дерева, о котором говорил Тернер. — Впереди тот самый опасный участок, — короткий взгляд на супруга. — Сделаем это вместе?       — Да. Позволь мне повести, — он мгновенно подобрался, сложил карту и сунул обратно под пресс, затем обошел Элизабет со спины и там встал, кладя ладони на свободные ручки штурвала. Рядом на длинной узкой тумбе-нактоузе крепился большой корабельный компас, на который капитан то и дело бросал взгляд. — Не применяй силу, просто касайся, — негромко добавил он ей почти что на ухо, что в другой обстановке послужило бы поводом отвлечься.       Натужно скрипели снасти и доски, выкрики стихли, даже ветра почти не слышали. Команда не мешала капитану, зная, что им нужно пройти гиблое место, и каждый попросту сосредоточился на своей работе.       Волны тяжело бились о борт корабля.       Уильям ушел весь в себя, даже позабыв о ставших обычным делом комментариях, которыми объяснял Элизабет смысл последовательности действий во время ее обучения. Глаза неотрывно сверлили даль горизонта, пальцы от напряжения побелели, губы сжались в ровную полосу — не до разговоров совсем.       Собранность Уилла передалась и ей. Элизабет замерла возле штурвала, оставив руки на его рукоятях почти в легком прикосновении, давая возможность мужу сделать все нужное. Она почти не дышала, выдавая свое напряжение, которое передалось благодаря Тернеру. Опасности не было видно, но сквозь слабый свет корабельных ламп она смогла заметить опускающеюся на воду полупрозрачную дымку.       — Спокойно, Элизабет, — не отрываясь от дела, щуря глаза в полумраке, подсвечиваемом только корабельными фонарями, Тернер продолжал вести «Голландец». Вдруг он резко крутанул штурвал так, что ручки больно ударили женщину по рукам, корабль дал крен влево, кто-то впереди что-то крикнул — а затем галеон выпрямился.       Криков внизу стало больше, пока на мостик не взбежал взбудораженный Шаркман:       — В трюме мелкая течь, капитан. Задели краем борта скалу.       — В этот раз воду плохо видно. Наверное, туман ее скрыл. Как быстро сможете заделать дыру? — по лицу Уилла ясно читалась досада.       — Заглушку уже ставят, воду откачаем. До Ямайки дотянем, а там сделаем мелкий ремонт, — отозвался старпом и оглянулся по сторонам. — Смотрите-ка, кэп, туман-то плотнеет. А до рассвета еще далеко.       — Ничего, справимся. Дальше море спокойно, — как можно спокойнее возразил Тернер и отпустил Шаркмана. Оставшись вдвоем с женой у штурвала, он быстрым скачком прыгнул к столу, схватил журнал и вернулся обратно, чтобы штурвал подхватить, и воззрился на руки Элизабет. Женщина не шелохнулась, не почувствовав боли.       — Чем спокойней море, тем гуще туман. Какая протяженность у этих подводных скал? — спросила она, продолжая соблюдать курс.       — Вижу, — отозвался Тернер, сидя на краю стола. Убедившись, что Элизабет держит крепко, он закончил писать в журнал, огляделся и, подумав, кликнул с палубы боцмана, чтобы тот отнес журнал и карту обратно в каюту: влага, как известно, плохо дружит с бумагой, а ее из-за тумана явно прибавлялось.       Вернувшись к супруге, Уилл разложил подзорную трубу и вспомнил, что не ответил на вопрос.       — Около мили. Но мы уже должны уйти в сторону, — произнес он и сосредоточился на созерцании морской глади. Которую было бы видно, не разрастись туман до самых бортов, норовя запутаться в мачтах. Тернер шагнул обратно к Элизабет, снова встал позади нее, прикрывая со спины, и негромко сказал: — Возьми теперь чуть левее. Ветер несет нас прямо в туман, поэтому нужно идти под углом к фордевинду, чтобы обогнуть его, — он снова взглянул на море и замер: сквозь плотный туман просвечивали рассыпавшиеся огни, каждый размером с хорошую голову. Морские «фонари» собирались со стороны носа и левого борта, но их свет, похожий на больное свечение болотной гнилушки, не попадал ни на палубу, ни на мачты, ни единого блика не бросал на белые паруса.       Приказ она выполнила, плавно прокручивая на пару рукоятей право, стараясь быть внимательной и осторожной. Корабль легко ушел с изначально заданного курса, проходя чисто, без попаданий на какие-либо скалы. Но туман не собирался отступать: он обволакивал судно, стремительно, но мягко, словно завлекая в свои сети. Элизабет, как и Уилл, заметила впереди огоньки:       — Что происходит?..       — Понятия не имею, — пробормотал капитан, ободряюще накрыл на мгновение ладонью руку жены и шагнул, намереваясь спуститься на палубу с мостика: — Держи курс, Элизабет. Я посмотрю, что видно с носа. Не хватало еще потеряться.       Нетвердым шагом, тяжело опираясь о перила, Уилл сошел на палубу и направился мимо растерянных матросов к носу. Эта вахта состояла преимущественно из ветеранов, служивших у Джонса, но из-за необычности ситуации новички высыпали из трюма наверх. Переговаривались шепотом, еле разборчиво — на расстоянии шагов в пять и слов-то не было слышно.       Добравшись до грот-мачты, Уилл остановился, оглянулся по сторонам и продолжил было идти, но вдруг передумал и привалился к мачте боком. Кто-то подошел, что-то спросил, но он лишь отмахнулся.       — Уилл? — наблюдая за ним, позвала она слишком тревожно, чем того хотела. Ей стало не по себе. Она хотела было бросить штурвал и рвануть к мужчине, но поняла, что никто не сможет вести корабль, а ситуация слишком опасная. Пальцы от колыхнувшей тревоги сжались мертвой хваткой на шпагах штурвала.       Чья-то рука мягко коснулась плеча и с легким нажимом оттеснила ее в сторону.       — Я подменю вас, миссис Тернер, — заверил Билл Тернер, возникший точно из ниоткуда. Сменив ее, он уверенно крутанул колесо, чтобы лечь на новый курс, руководствуясь одному ему ведомыми соображениями.       Элизабет удивленно взглянула на Билла, будто он вовсе не был человеком — призраком, мороком, тенью, не более. Она отошла от штурвала, а потом, слабо кивнув в знак благодарности, рванула по лестнице вниз — на палубу.       Немногим ниже со стороны офицерских кают через порог, хлопнув дверью, вышли Маккус Шаркман и Джимми Легз — старпому и боцману хватило мгновения, чтобы оценить обстановку, и оба принялись наводить порядок на судне: первый сразу бегом спустился в трюм узнать, что там с пробоиной, второй начал раздавать команды матросам, веля проверить натяжение парусов и спустить еще два дополнительных, которые от слабого ветра почти не раскрылись. Вся эта суета проходила мимо капитана, который с виду просто стоял и смотрел за борт, всматриваясь через туман, рядом с ним вившийся особенно густо.       Добравшись до мужа, она резко встала перед ним, хватая на плечи и с беспокойством заглядывая в темные глаза.       Она услышала, как тяжело и хрипло он дышит, словно проталкивать воздух в легкие стало почти невозможной задачей. С каждым вдохом и выдохом к хрипу присоединялось сипение, будто в легкие затолкали морских губок, а в трахее оставили крошечный просвет. Опираясь на мачту, Уилл пытался дышать, продышаться, хотя в воздухе, даже в тумане, не висело никаких газов, которые могли бы вызвать столь странный эффект, да и наглотаться морской воды было некуда — вот же, все время ж стоял рядом с ней.       — Ты меня слышишь?       Ее охватывала легкая паника, грозящая перерасти в самую настоящую истерику: уж слишком сильно Уилл сейчас напоминал того Тернера, которого она видела умирающим на «Голландце» — он также ловил губами воздух, задыхался и не мог вдохнуть. Только лезвие из груди не торчало. У Элизабет моментально побелели руки, кончики пальцев стали холодными, лицо — белым. С широко раскрытыми глазами она смотрела на мужа и пыталась понять, что происходит, не в силах больше выдавить и слова. Руки на его плечах вцепились в него мертвой хваткой, но мужчина плавно спустился по мачте спиной, усаживаясь на доски, и Элизабет опустилась рядом с ним, не смея выпускать его из рук.       Корабль вдруг сильно тряхнуло, дерево натужно заныло, послышался треск — и с резким рывком, когда инерция бросила всех из стороны в сторону, «Голландец» застыл.       — Сели на мелководье! Тут остров! — заорал марсовой. Словно бы от этих слов туман начал медленно отползать, освобождая корабль, но возле грот-мачты его по-прежнему было много.       В конце концов, Тернеру встать удалось, хоть и не без помощи Элизабет, но дальше, обратно, он пошел сам. Добрался до трапа на квартердек и тяжело опустился на ступеньку посередине — сюда белесая хмарь уже не доходила.       — Скорее… обратно… в Порт-Ройал, — едва вытолкнув через горло несколько слов, он попробовал отдышаться, но успехом дело не увенчалось — натужный хрип через силу звучал страшно, не спасала попытка кашлем избавиться от того, что мешало в груди, куда, судя по ощущениям, поместили раскаленную печь. К тому времени туман почти совсем рассеялся, и как только последний клочок уплыл за борт, Уилл наконец-то смог вздохнуть. Гниловатых желтых огней к тому времени и подавно уже не видали.       С каждой минутой лицо перепуганной жены он видел четче, а еще через две нашел в себе силы оценить ситуацию и первым делом отдал несколько распоряжений, заметив рядом своих офицеров в полном составе:       — Выясните глубину подъема по ватерлинии, потом замерьте. Отошлите разведчиков осмотреть остров. Может… может, здесь найдутся дерево и свежий… источник воды. Возможно… заделать течь лучше здесь. Вести записи, докладывать мне по мере выполнения.       Голос Уилла с каждым словом, казалось, твердел, хоть и звучал ниже и более хрипло обычного, да шумное глубокое дыхание давало понять, что полностью он еще не справился с неожиданным приступом.       Когда офицерский состав разошелся с неизменным «Есть, капитан», мужчина позволил себе откинуться головой о боковые перила и из-под полуприкрытых ресниц посмотреть на супругу:       — Сердце ноет, Элизабет. Будто клинок Дэйви Джонса — клинок моей же собственноручно выкованной для Норрингтона шпаги — снова пронзает насквозь. Только как это может быть, я же перековал ее в струны для скрипки…       Не сводя глаз с Уилла, она слушала каждое его слово, которое давалось ему с трудом, и пыталась понять, почему это произошло только с ним. Однако мысли разом вымело из головы, стоило супругу наконец озвучить то, что ей самой показалась. Она даже резковато убрала руку от лица мужа, нахмурено глядя на него и тут же отводя взгляд.       — Сердце ноет, — повторила она для себя, пытаясь понять, что к чему. — Это подействовало только на тебя, Уилл. Остальных не коснулось. Меня не коснулось… — она подалась вперед, но не наваливаясь на мужа, а просто приближаясь к нему еще ближе, кладя руку на его грудь, чтобы чувствовать, как под ладонью бьется сердце. — С ним все в порядке, ведь… — она вдруг подобралась, будто поняла очевидное, на деле же теряясь в сомнениях. — Ведь с ним ничего нельзя сделать, ты же бессмертен, Уилл. Только вот я не знаю, что с сундуком, и… нет. Это виноват туман. Он вился возле тебя.       — Может, потому и подействовало лишь на меня, потому что в сундуке спрятано только мое сердце, — поморщившись, Уильям сел поудобнее, хотя это стоило ему нового всплеска боли, на удивление ясной. — Мы не знаем, что можно с ним сделать… Почему оно вообще не сгнило, когда Трезубец был сломан. Причем тут туман — я не знаю. Но точно знаю то, что нам надо поскорее вернуться домой. Ведь если кто-то нашел сундук… то этот кто-то мог встретить и Генри.       — Да, но Уилл, мы сели на мель… Нужно домой. Не знаю, кому понадобился сундук, но чтобы его найти, надо приложить немало сил. Если с Генри что-нибудь случится, я обещаю, что не буду вести ни с кем переговоры.       — Мы могли затеряться в тумане, потому что нашим курсом — до ближайшего острова полдня пути, и этот ближайший остров — Ямайка. Но на самом деле по всему Архипелагу полно таких мелких клочков, на которых никто не обитает. Утром будет понятнее, куда нас занесло. Слушай, Элизабет… — он нахмурился, потом собрался с силами и кое-как встал, не выпуская ее руки из своей. — Что-то я устал. Черт, а ведь четыре часа еще не прошли.       — Я тебя подменю, Уильям, — подал голос Билл, так и не оставивший штурвала. — Постою за тебя, а ты отдохни. Потом сочтемся, чтобы все было правильно.       Задрав голову наверх, Уилл взглянул на старого пирата.       — Спасибо, отец. Обязательно, — повернув голову к Элизабет, он покачал головой. — Так и хочется лечь и провалиться без снов. Пойду, запишу все в журнал и, пожалуй, действительно отдохну. До тех пор, пока люди не вернулись с новостями, нет смысла тут маячить всю ночь.       — Пойдем, — кивнула она, начиная уводить Тернера к каюте. — Ты отдохни, а я спущусь на остров — быть может, узнаю что-то новое и интересное. Быть может… причина тумана скрыта в острове.       От такого заявления Тернер замер как вкопанный, затем повернулся к ней, уже переступая порог общего коридора за дверью, и ответил категорически:       — Нет, Элизабет. Останься на «Голландце»: я с ума схожу, когда не вижу, что с тобой все в порядке. Люди вернутся, расскажут, что видели, а дальше посмотрим. Рисковать тобой я не стану.       Где-то в глубине души она была готова к отказу, и уговаривала себя не вступать в спор, тем более, когда он только что пережил такое.       — Тебе правда надо отдохнуть. Ты измотан, — тихо проговорила она, когда они зашли в каюту, где она помогла опуститься на постель. — Уилл, со мной все будет в порядке.       Потянув жену за руку, он побудил ее устроиться рядом, чтобы тут же обнять. Помнил, что спать они больше не могут, а потому шепнул ей: «Пригляди за мной» — и закрыл глаза, уткнувшись ей носом в макушку. Все еще натужное дыхание не спеша приподнимало и опускало грудную клетку, в которой пойманной птицей стремительно колотилось нечто живое, словно отдельно и независимо от всего организма.       Она удобно устроилась рядом с супругом, обнимая его, снова положив руку ему на грудь. В его объятиях она успокаивалась. Удары сердца капитана «Голландца» сообщали ей о том, что он живой. И сердце его — живое.       Дыхания стало почти неслышно, толчки крови под рукой тоже поутихли заметно.       Элизабет собиралась вновь что-то сказать, но взгляд упал на Уилла, зацепился за спокойное выражение его лица, и слова пропали. Убедившись, что с ним все в порядке, она аккуратно подошла к двери каюты, еще раз беспокойно оглянувшись — муж мирно лежал на кровати. Тумана рядом не наблюдалось, а дыхание оставалось ровным. И это было лучшим моментом, чтобы попытаться разобраться, что происходит.       Она вышла на палубу, взглядом ища тех, кто способен доложить о ситуации. Во внимание попал боцман.       — Есть какие-нибудь новости? — поинтересовалась она, кидая взгляд в сторону острова.       — Еще разведчики не вернулись, — откликнулся тот, и Суонн подошла к борту. Там, всего в нескольких сотнях метров, виднелась неясная полоска суши.       — Приготовьте еще шлюпку.       — Капитан хотел, чтобы вы остались, миссис Тернер. Я слышал, как он об этом сказал перед уходом, — Джимми Легз испытующе таращился на нее. Выглядел он при этом довольно-таки жутко, впрочем, не хуже, чем во времена службы Джонсу. Однако в нем все равно осталось немало звериного и кровожадного, хотя при нынешнем капитане он не зверствовал, разве что отработки назначал потяжелее.       — Разумеется, — согласилась она, взглянув на боцмана. — Но капитану в этом месте плохо, разве непонятно? Сколько у нас шансов выбраться с мели?       — Капитан отдал распоряжения, миссис Тернер. Команда заделывает течь и исследует остров. О вас же он выразился весьма ясно, — терпеливо напомнил офицер. — Если хотите внести изменения в план, вам следует обсудить это с ним.       Элизабет глубоко вдохнула, после чего сделала шаг в сторону Легза и, приблизившись к нему, отчетливо процедила сквозь зубы:       — Если с капитаном что-то случится благодаря вашей идеальной выдержке и послушанию, вам будет лучше покинуть корабль. Оставаться на корабле и ждать, когда вернутся разведчики — а их не было долго — она не хотела, а потому периодически кидала взгляды на караульных, рассчитывая свои шансы ускользнуть так, чтобы ее не заметили. Одернув себя, она моментально собралась, услышав, как смотровой закричал:       — Они возвращаются! — все внимание тут же устремилось к борту, где сквозь легкую дымку к кораблю плыла пустая лодка, мирно покачиваясь на волнах.       — Что за чертовщина? — переговаривался с кем-то еще кто-то, и тот ему отвечал:       — Понятия не имею. Матерь Божья, ты посмотри! — и указал на подплывшую лодку.       В которой темнели багровые лужи, а других следов отсутствовавших разведчиков не было.       — Разойдитесь! — Маккус Шаркман без церемоний оттеснил зевак от фальшборта. Перегнувшись больше, чем на половину, он помрачнел. — Поднять шлюпку. Миссис Тернер, — старпом обернулся к Элизабет. — Что с капитаном? Нужно ему доложить.       — Я доложу, — окинув команду взглядом, женщина развернулась, возвращаясь в каюту.       Бесшумно заходя в помещение, Суонн взглянула на Уилла, видя, что он также лежит на кровати. Это почему-то вызывало в ней волну беспокойства, и она, быстро подойдя к супругу, села возле него, мягко позвав.       — Уилл?       Со стороны по-прежнему создавалось полное и безоговорочное впечатление обычного сна. Капитан даже не переменил позы во сне. Дыхание оставалось спокойным, неспешным и глубоким — так обычно спят очень уставшие люди, особенно если до того пару дней им пришлось бодрствовать без малейшего отдыха. Про таких говорят: из пушки не разбудишь. Словом, человек всего лишь устал и спокойно себе отдыхает.       Вот только не просыпается.       Элизабет на долю секунды испытала жуткое ощущение какой-то потери. Ее рука в спешке соскользнула к груди мужа, проверяя наличие ударов — они были. Не зная, что делать, женщина поджала губы, вглядываясь в дорогое лицо и принимая решение, которое в этот момент посчитала правильным, а главное — безопасным для Уилла.       Добравшись до палубы, она поймала на себе вопросительные взгляды всей команды.       — Он еще не в состоянии командовать. Поэтому дает право командовать мне, — она взглянула в сторону поднятой окровавленной шлюпки и, подобравшись, решительно произнесла: — Кто самый смелый — вперед, со мной на остров. Нужно узнать, что там произошло. Остальные — пожалуйста, джентльмены, сделайте все, чтобы «Голландец» ушел с мели, пока мы на острове.       Команда толпилась на палубе, высыпала из трюма, люди прекратили работу, те, кто отдыхал, тяготились бездельем. Дождавшись Элизабет, они все уставились на нее. Первый в ее сторону шагнул Маккус Шаркман — именно он командовал на «Голландце», когда этим не занимался сам капитан.       — Миссис Тернер, при всем уважении, у вас еще нет необходимого опыта, чтобы полноценно заменить капитана. Но если он поручил вам со всем управиться, то я вам помогу. Мы последуем первоначальным приказам: заделаем течь и исследуем остров, тем более, что группа, посланная на разведку, пропала. Позвольте я выберу девятерых вам в помощь — больше шлюпка не вместит.       — Я вполне способна выбрать сама, — отчеканила каждое слово Суонн, быстро переводя взгляд на оставшихся, зацепившись взглядом в толпе за хорошо знакомый силуэт.       — Билл Тернер, я бы взяла вас, но мне нужно, чтобы вы остались здесь: никто, кроме вас, не сможет присмотреть лучше за Уиллом, — на губах мелькнула улыбка, а следом она кивнула нескольким матросам, стоявшим ближе к ней. — Кто хочет спасти часть команды, выходите вперед — и за дело.       — Миссис Тернер, позвольте дать вам совет: когда нужно выбрать для какого-либо дела людей, капитан — любой капитан — назначает для этого сам, руководствуясь знанием, каким делом занят каждый из членов команды и скажется ли его, этого члена, отсутствие на жизнеобеспечении корабля в целом. Если же дать людям выбор, то мы так и к следующей ночи вряд ли управимся, поскольку согласия не достигнем, зато упустим время. Я рекомендую обратить внимание на абордажную команду и выбрать себе спутников среди них, — Шаркман не стал указывать на то, что даже сама перспектива рассмотреть вопрос о выборе в команду высадки корабельного штурмана, по совместительству, единственного лоцмана, являлась серьезной ошибкой.       Команда хранила серьезное молчание и выжидала. Никто и не думал даже тайком усмехнуться, хотя шушукающие новички едва не сдержались, но посмотрели на ветеранов и вовремя успели заткнуться.       — Прекрасно, мистер Шаркман, — с улыбкой ответила она на поучительную речь. — Я ценю ваш опыт и ваши советы. Но времени на уроки нет. Как вы заметили — у нас тут кровавая лодка, а корабль на мели. Либо вы сами собираете тех людей, который могут быть полезны и проходят по всем вашим правилам, либо я делаю все сама.       В ответ старпом просто кивнул, никак не показывая, что принял к сведению что-либо большее, чем сухую суть речи Элизабет. Напротив, проходя мимо нее, Шаркман тихо, чтобы слышала только она, ввернул:       — Сразу бы так, миссис Тернер.       Выйдя на середину, он оглядел собравшихся и, тыча в определенных, назвал девятерых для нее в сопровождение — все из старой команды, ветеранов. Другим принялся раздавать указания, зеваки засуетились, на корабле вновь закипела жизнь. С левого борта готовили шлюпку, возле которой у фальшборта собирались отобранные люди, успевавшие вооружиться.       К Элизабет неслышно подошел Билл Тернер, который успокаивающе сказал своей невестке:       — Я присмотрю за ним, — и растворился в толпе.       — Шлюпка готова! — наконец отчитались Шаркману и Элизабет, и девять новых разведчиков принялись садиться в нее.